Понимая, что пока Зелимхана поддерживают известные суфийские авторитеты Чечни и Ингушетии, поймать и ликвидировать его невозможно, военная администрация края с согласия Его Императорского Высочества подвергает аресту и ссылке несколько десятков чеченцев и ингушей, в числе которых оказался ряд известных на Северном Кавказе религиозных деятелей. Так, 25 ноября 1911 году Главнокомандующий войсками Кавказского военного округа издает распоряжение о высылке на пять в Калужскую губернию таких известных религиозных авторитетов Северного Кавказа: Баммат-Гирей-Хаджи Митаева, Сугаип-мулла Гойсумова, Чим-Мирза-Хаджи, Балтал-Хаджи Белхароева, Кана-Хаджи, Абдул-Азиза Шаптукаев (Докку-шейх), Магома-муллу, Омар-Хаджи Андийского. Эти авторитетные религиозные деятели были объявлены пособниками разбойника Зелимхана, а потому их деятельность признана вредной для общественного порядка и спокойствия в крае.
Эта акция вызвала недовольство и возмущение мусульман края. В адрес военного командования, царя шли непрерывные письма с требованием вернуть безвинных шейхов. Так, через год после ссылки был возвращен в Чечню Докку-шейх. В ссылке в Калужской губернии осенью 1914 года умерли два знаменитых для своего времени шейха: Баммат-Гирей-Хаджи и Батал-Хаджи.
Экзикуции, репрессии, осуществляемые царской властью из-за деятельности Зелимхана, все больше озлабляли горцев. Глухое недовольство у чеченцев вызывало аресты и ссылки высшего слоя духовенство, что они оценивали как целенаправленную борьбу против ислама. В силу своей антинародной сущности и репрессивной природы военная администрация края не была настроена на диалог с чеченцами, неформальным духовенством, на достижение мира в крае. Политические, революционные события в Дагестане, Чечне, Ингушетии, Кабарде в начале ХХ века, широкое участие них горского крестьянства, демонстрировали явное неприятие царского режима.
Общественно-политическая и религиозная ситуация на всем Северном Кавказе после февральской революции приобрела сложный, противоречивый характер. Здесь активизировались различные политические и религиозные партии, организации, которые бурно обсуждали вопрос о новом политическом устройстве народов Северного Кавказа. Выдвигались разные, а порою и диаметрально противоположные, общественно-политические и религиозные идеи. К их числу относились как монархические, социал-демократические, национал-патриотические сугубо религиозные идеи социального устройства северокавказских этносов. Носители этих идей принадлежали к самым разным слоям гоского общества.
Одной из доминантных идей, получивших распространение среди горской верхушки, была идея возрождения единой и неделимой России. Ее сторонниками являлись в основном генералы и офицеры, выходцы из горской социальной верхушки, получившие за свою службу массу всевозможных привилегий: М. Халилов, Э. Алиев и др. После развала царского самодержавия среди части горской национал-патриотической интеллигенции, преследовавшей цель объединения Кавказа, были: Г. Баммат (Дагестан), А.-М. Чермоев (Чечня), В.-Г. Джабагиев (Ингушетии), А. Цаликов (Осетия), П. Коцев (Кабарда), Б. Шаханов (Балкария) и др. Эти деятели предприняли попытку создания объединенного государства кавказских горцев – Горскую Республику. В среду горской интелегенции проникали социал-демократические идеи, носителями которых являлись Д. Коркмасов, А. Тахо-Годи и С. Габиев (Дагестан), А. Мутушев и Т. Эльдарханов (Чечня), оказавшиеся в лагере большевиков.
В сложных и противоречивых социально-политических процессах, протекавших на Северном Кавказе после февральской революции, активную роль играет мусульманское духовенство. 17 апреля 1917 года в Грозном известные чеченские шейхи накшбандийа, как Дени Арсанов, Сугаип Гойсумов, Абдул-Вагап-Хаджи Аксайский провела съезд чеченского народа, в работе которого приняли участие 10 тысяч делегатов. Съезд проходил под лозунгами национального самоопределения и утверждения шариата. Как отмечает Д. Гакаев, на этом съезде был избран: «Чеченский национальный Совет во главе с социал-демократом А. Мутушевым, высказывался за созыв съезда представителей горских народов Кавказа и провел выборы делегатов на этот съезд» . На съезде по вопросу создания суверенного государственного образования в Чечне столкнулись две политические позиции.
Национальная интеллигенция выступала за создание светского демократического государства, в то время как духовенство отстаивало идею создания государства основанного на шариате. Позже эти парадигмы, отражающие идеологическую ориентированность национальной интеллигенции и духовенства, не раз столкнутся в бурных политических процессах в Чечне. Аналогичная ситуация складывается в Дагестане, Ингушетии, Кабардино-Балкарии и Карачево-Черкесии. Идея проведения съезда горских народов Кавказа высказывалась представителями горской интеллегенции. Причиной, побудившей к проведению съезда, падение царского самодержавия 3 марта 1917 года.
Первый съезд горских народов Кавказа состоялся 10 мая 1917 года во Владикавказе. На этом съезде избирается Временный Центральный Комитет (с ноября 1917 года «Горское правительство»), возглавляемый представителями горской интелегенции. Мусульманское духовенство всячески противодействовало формированию в мусульманских регионах Северного Кавказа светских общественных институтов. Тем не менее, на съезде формируется светский орган – Центральный Комитет Союза горцев Кавказа во главе с А.-М. Чермоевым. При формировании этого органа, его руководителя интересы национальной буржуазии горских народов, интеллигенции и духовенства Северного Кавказа совпали.
В целях реализации этой идеи духовенство Дагестана и Чечни в дагестанском селении Анди провели второй съезд горцев Северного Кавказа. Вдохновители этого съезда были аварцы Н. Гоцинский и Узун-Хаджи и они добивались учреждения Северо-Кавказского имамата и провозглашения Гоцинского его имамом. Дагестанцы из числа интеллигенции, стоявшей на позициях установления Советской власти, недовольные ходом съезда покинули его, тем самым, сорвав его работу.
В годы Гражданской войны на тереке, в борьбе против Деникинцев, значительную роль сыграл Узун-Хаджи. По справедливому утверждению Ефрема Эшбы, движение было «особенно в первой своей стадии, массовым национально-революционным движением, направленным против деникинцев» . На почве поддержки Гоцинским белогвардейцев, в частности сговора заключенного с белым генералом Бичераховым, Узун-Хаджи отходит от него. Белогвардейцы в представлении Узун-Хаджи ассоциировались с царской властью, к которой он, как и все крестьянские массы Северного Кавказа, питал ненависть. Чеченцы восстали против Деникина, который задался целью реставрировать царский режим с его политикой удущения «инородцев», «туземцев».
Командование добровольческой армии высокомерно относилось к Узун-Хаджи, считало его «полуумным стариком, окружившим себя бандаю разных проходимцев и разбойников с лозунгом шариат на устах…» Временными союзниками Узун-Хаджи в борьбе против Деникина стали большевики, формально выражавшие в этот исторический период интересы трудящихся масс. Когда А. Деникин под лозунгом единой и неделимой России во главе с добрармией стал покорять горцев Северного Кавказа, то Узун-Хаджи объявляет ему газават.
Активное участие в антидиникинском движении сыграл Али Митаев, сын шейха Бамат-Гирей-Хаджи. Образ жизни и личный пример отца, идеи освободительной борьбы против царизма и, такой ее формы как абречество, а также суфийские идеи, воспринятые от отца, формировали в нем качества, позволившие ему выдвинуться на роль лидера народа .
Али Митаев, судя по некоторым документам Департамента Полиции МВД Российской Империи, выевленными нами в Государственном архиве РФ, принимал участие в нападении Зелимхана на Кизлярское Казначейство. Помощник начальника Терского областного жандармского управления писал в департамент Полиции МВД Российской империи, что «после ограбления Кизлярского казначейства 27 марта 1910 года ко мне поступили агентурные сведения о том, что в этом ограблении принимал участие житель села Автуры, Веденского округа, Али Митасов (позже жандарм уточняяет настоящую фамилию Али Митаев – В.А.)» . По этому делу жандармы дважды обыскивают Али Митаева: первый раз 19 и 20 июня 1910 года в гостинице «Гранд-Отель» в городе Грозном, второй раз – в селении Автуры. При первом допросе «ничего предосудительного обнаружено не было». Но в день допроса его заключили в городскую окружную тюрьму.
30 августа 1910 года главный жандарм Терской области полковник Устинов сообщает в Департамент полиции, что по агентурным сведениям Митаев «причастен к разбойной шайке абрека Зелимхана, ограбивший Кизлярское Казначейство, а потому он полагал бы, в виду крайней вредной деятельности обвиняемого Али Бамат-Гирей-Хаджиевича Митаева, 19 лет, выслать из пределов Кавказского края в одну из Северных губерний Российской империи под гласный надзор полиции, сроком на два года, с воспрещением, по прибытии им срока высылки, вернуться в пределы Кавказского края» . Но эта ссылка не состоялась. После февральской револиции в России Али Митаев вместе с представителями северокавказской горской интеллигенции, принимает участие в образовании независимого государства. В период гражданской войны на Тереке он возглавляет борьбу чеченцев против Деникина, стремившегося ликвидировать влияние большевиков в Грозном. Али Митаев и преданные ему мюриды оказывали решительное сопротивление белогвардейцам. Разгром белогвардейцев в Чечне спас большевиков от поражения.
В местной исторической науке советского периода не показана организаторская роль Али Митаева, направленная на разгром белогвардейцев. Но зато он представлен в качестве организатора контрреволюционного переворота не только в Чечне, но и на всем Кавказе. Ему приписываются тесные связи с контрреволюционным казачеством, меньшевистским правительством Закавказья, эмигрировавшими в зарубеж врагами советской власти.
Али Митаев имевший огромное влияние на народные массы Чечни, в 1923 году по настоянию секретаря Северокавказского Крайкома партии А.И. Микояна и председателя ревкома Чеченской Автономной Области Т. Эльдерханова был введен в состав Чечоблревкома. По поручению чеченского ревкома он охранял железную дорогу. За короткий промежуток времени ему удалось обеспечить безопасное продвижение поездов по территории Чечни, что не удавалось сделать грозненскому ОГПУ. Тем не менее, в 1924 году органами ОГПУ он был арестован и переправлен в Ростов-на-Дону. Одной из причин ареста являлось то, что Али Митаев выступал против политики экономического ограбления чеченского крестьянства под лозунгом продналога. Но в официальном обвинении утверждалось, что Митаев готовит контрреволюционный мятеж против Советской власти. В течение целого года искусственно фабрикуется дело Али Митаева, в котором доказывалась его связь с белогвардейцами, меньшевиками, азербайджанскими иттихадовцами, турецкими эмиссарами и другими противниками советской власти.
По делу Али Митаева проходят большое количество людей, в числе которых – представители чеченского и ингушского духовенства. После жестоких пыток чекистов в 1925 году Али Митаев был расстрелян. Можно считать, что с расстрела шейха Али Митаева в Чечне начался процесс массового физического уничтожения чеченского духовенства, которое обвинялось в контртерреволюционной, антисоветской деятельности. Большевики развернули террор против мусульманского духовенства, которое было их союзником в борьбе против белогвардейцев.
С утверждением советской власти многие бывшие красные партизаны, представители духовенства, политические деятели Чечни, начиная с 1925 года, подвергаются репрессиям, массовому физическому уничтожению. В 20-30-х годах ХХ столетия в Чечне и Ингушетии произведены расстрелы самых авторитетных представителей духовенства, национальной интеллигенции, политических деятелей, выросших в годы советской власти, многие из которых были связаны с суфийскими братствами. В 1937 году из Дагестана, Чечни, Ингушетии выселяются в Среднюю Азию свыше 1 тыс. так называемых кулацких хозяйств, в числе которых находились известные религиозные авторитеты, последователи тарикатов. В том же году, по утверждению Абдурахмана Авторханова, в Чечено-Ингушетии было арестовано в пределах до 14 тысяч человек, большинство из них расстреляны в чекистских подвалах, а другие – надолго сосланы в Сибирь .
По сводкам НКВД, объективность которых очень сомнительна, к ноябрю 1938 года Чечено-Ингушская республика была окончательно очищена от «врагов народа» – националистов, кулацко-мульских элементов, в число которых попало немало совершенно безвинных людей. В последующем абсолютное большинство из репрессированных советской властью представителей чечено-ингушского духовенства было реабилитировано. Это видно по архивным карточкам ОПГУ-НКВД на лиц, осужденных в 1937 году к различным мерам наказания, в том числе к высшей мере, тройкой при НКВД ЧИАССР. В их числе – немало последователей «секты Кунта-Хаджи», якобы проводивших «антисоветскую агитацию, маскируя религиозной догматикой». Подобная запись встречается на многих отмеченных выше карточках. Почти все «сектанты», якобы проводившие «антисоветскую агитацию», в конце 80-х годов XX столетия в Чечено-Ингушетии соответствующей государственной коммиссией, в составе которой находились предствители партийных органов, прокуратуры и госбезопасности, реабилитируются. Многие из них были посмертно реабилитированы.
Политические репрессии, вызванные неприятием чеченцами бесчеловечных методов коллективизации, целенаправленное уничтожение органами ОГПУ-НКВД духовенства, лучшей части национальной интеллигенции, государственных деятелей чеченского, ингушского народов, как врагов советской власти, порождали среди части чеченцев антисоветские настроения. Наряду с физическим уничтожением верующих, власть вела поистине преступную борьбу против религиозных деятелей, преследовала их, создавала всевозможные общества безбожников, разрушала или превращала мечети в зернохранилища, клубы. Насильственно навязывая новый образ жизни, грубо вторгаясь в веками сложившиеся традиционные духовные и социальные отношения горцев, а порою, подвергая их разрушению, советская власть порождала глухой протест, а иногда и открытые антисоветские выступления чеченского крестьянства, часто возглавляемые суфийскими авторитетами. Такие выступления имели место в Чечне в 1928, 1930, 1932 годах.
Накануне войны СССР с Германией в Чечено-Ингушетии вспыхивает восстание под руководством адвоката Хасана Исраилова, как будто бы, преследовавшего цель ликвидировать советскую власть и создать независимое государство на Северном Кавказе под протекторатом Германии. Духовным лидером антисоветского движения, возглавленного Хасаном Исраиловым, считают муллу Джаватхана Муртазалиева, ученика и личного друга Н. Гоцинского, приверженца накшбандийского тариката. Раскулаченный в годы советской власти, преследуемый чекистами, он со своей семьей скрывался в горах Чечни примерно двадцать пять лет. Когда советская власть в 20-х годах стала уничтожать чеченское духовенство, мулла Джаватхан пишет письмо Сталину и обвиняет его в создании государства безбожников и предсказывает его скорую гибель. Чекисты приклеили на него ярлык – враг номер один советской власти в Чечне. Скрывавшегося от репрессий советской власти, Джаватхана, членов его семьи, родственников и преданных ему мюридов, западный политолог Абдурахман Авторханов почему-то относит к «партизанскому движению», сущестовавшему два десятка лет в горах Чечено-Ингушетии . Как такового партизанского движения в Чечено-Ингушетии не существовало. И так называемые лидеры этого движения являлись советскими гражданами, получившими образование и соответствующую идеологическую подготовку. Но преследуемые чекистами, некоторые из них уходили в горы, где находили возможности временно скрыться от репрессий.
«Характерной чертой повстанческо-партизанского движения Чечено-Ингушетии за последнее десятилетие являлось то, что вместо бывших духовных авторитетов – мулл и шейхов – во главе его постепенно становились люди чисто светские и политически вполне разбирающиеся во всех тонкостях как советской колониальной политики на Кавказе, так и ее империалистически экспансивных устремлений в мировом масштабе» , – утверждает Абдурахман Авторханов. Эта особенность смены религиозной элиты светской и политически грамотной, воспитанной самой советской системой, объясняется просто.
Авторитетных чеченских мулл и шейхов, советская власть ликвидировала как чуждый элемент, а им на смену пришли отдельные представители национальный кадров, недовольные национальной политикой партийных и советских органов, особенно политическими репрессиями и экономическим давлением на народ в 30-е годы, широко практиковавшиеся в Чечено-Ингушетии. Такими представителями советских национальных кадров являлись профессиональные юристы Хасан Исраилов и Майрбек Шерипов. Осенью 1937 году они подверглись аресту как «буржуазные националисты», но из-за отсутствия фактов, доказывающих их преступления против советской власти, они были освобождены в 1940 году. Преследуемые НКВД ЧИ АССР, они перешли на нелегальное положение, перебрались в труднодоступные горы Чечено-Ингушетии, где и начали подготовку к антисоветскому мятежу.
На основе детального анализа архивных документов, связанных с «восстанием» Хасана Исраилова, Х.А. Гакаев пишет, что «под давлением сложившихся обстоятельств и, не видя путей выхода из них», Х. Исраилов и М. Шерипов пытаются объединить разрозненно действовашие повстанческие группы, «не имевшие четко определенных политических программ, и направить их действия в определенное военное русло» . Замысел объединения мелких «повстанческих групп», скрывавшихся в горах Чечено-Ингушетии, не реализовался, ибо для этого не было «ни политической, ни военной базы» . Им удалось 28 октября 1941 года поднять вооруженный мятеж в Галанчожском, Итум-Калинском, Шароевском и Шатоевском районах. «Восставшие разогнали органы Советской власти и ликвидировали колхозы в ряде населенных пунктов.
Однако вовлечь в восстание население этих районов и обострить политическую обстановку в республике, как этого хотелось руководству НКВД, Исраилову и Шерипову не удалось» . Но значительная часть населения горных районов Чечено-Ингушетии, мятежников не поддержало: когда мятежники и их руководители, обращались за помощью, то не находили у населения поддержки и они выдворялись из селений. Вопреки утверждению А. Авторханова никакой массовой поддержки в горах Чечни и Ингушетии «восстание Исраилова» не имело. Оно было подавлено 3-6 ноября 1941 года , а Хасан Исраилов убит в 1943 году на территории Шатойского района. В том же году были арестованы мулла Джаватхан, его родная дочь и брат, расстрелянные в последующем в подвалах НКВД ЧИАССР. По утверждению нашего информанта Хас-Магомеда Муртазалиева, очевидца всех главных событий связанных с восстанием Х. Исраилова, лично Сталин поручал Берия ликвидировать Джаватхана вместе со своей семьей.
Чеченский историк В.И. Филькин, работавший секретарем Чечено-Ингушского обкома КПСС, непосредственно принимавший участие в ликвидации бандгруппировок писал, что «усилиями партийной организации, коренного населения, органов НКВД в 1941-1942 г. бандитским группам на территории вышеуказанных районов был нанесен сокрушительный удар» . Таким образом, деятельность антисоветских повстанцев во главе с Х. Исраиловым еще до начала войны оказалась, сведенной к минимуму.
Вместе с тем важно отметить то, что все еще много неизвестного и противоречивого в данном восстании. Есть основание полагать, что оно было искусственно организовано энкэвэдэшниками. Такой точки зрения придерживается историк Х. Гакаев, тщательно изучившего архивные документы Чечено-Ингушского обкома партии. Бывший третий секретарь обкома партии, историк В.И. Филькин, касаясь темы бандитизма в горах, не раз утверждал, что НКВД ЧИ АССР не раз докладывало в обком партии, о готовящихся в горах антисоветских восстаниях. Каждый раз непосредственная проверка этих «сигналов» показывало их несостоятельность, лживость. Этой же позиции придерживался З. Мальсагов, возглавлявший в те годы истребительный батальон, созданный для борьбы против немецкого десанта. Оперативно выдвигаясь к месту предполагаемого НКВД восстания, он не находил никаких следов его подготовки. Но тем менее сведения о «восстаниях» в горах Чечни, с указанием количества людей, нанечсенном ими ущербе местное НКВД отсылало в центральный аппарат данного ведомства.
Именно из лживых цифр о массовом бандитизме чеченцев и ингушей в период Великой Отечественной войны, состоят архивы НКВД СССР, находящиеся в так называемой «особой папке Сталина». В своих многочисленных публикациях, основанных на этих некритически воспринимаемых документах, Н.Ф. Бугай приходит к выводу о правомерности депортации чеченцев, ингушей, балкарцев, карачаевцев и других репресированных народов. Выполняя социальный заказ, Н.Ф. Бугай замалчивает бесконечные провокации, нарушения прав граждан, страшные преступления совершенные ОГПУ-НКВД в Чечено-Ингушетии в отношении чеченских и ингушских этносов с первых же дней становления советской власти.
Аналогичную позицию высказывает В.А. Тишков, утверждая: «Местное население оказывало разные формы сопротивления режиму (советской власти – В.А.) в том числе открытые выступления и дезертирство из Красной армии, в которой многие чеченцы не хотели служить, особенно когда началась война с Германией в 1941 году» . Эта – явно претенциозная оценка, приуменшает значение участия чеченцев в войне с фашистской Германией, мало соответствует действительности.
Так, в ходе двух призывов на войну, осущестленных среди чеченцев, на фронтах советской армии воевали 8 % солдат и офицеров из числа чеченцев и ингушей. Дезертирство советских граждан из рядов советской армии в первые годы войны с немецами, как известно, было широко распространено, что во многом объясняется неудачами советских войск, экономической и военной неподготовленностью СССР к войне. Совершенно не ясно о какой «национальной кавалерийской дивизии», из которой дезертирвало 850 человек, идет речь? Об этом не знает и Н.Ф. Бугай, которого цитирует В.А. Тишков. А тем временем более 20 тыс. чеченцев и ингушей находилось на фронте, 300 чеченцев в первые дни войны защищали Брестскую крепость и гибли геройски. На фронтах Великой отечественной войны десятки чеченцев были представлены к высшим правительственным наградам, но из-за их этнической принадлежности они не были им вовремя присуждены. Благодаря поисковой деятельности родственников, погибшим героям-чеченцам присуждаются до сих пор.
Вместе с тем, важно отметить и то, что, поддавшись провокации Чечено-Ингушского НКВД и НКВД СССР, руководители искусственного организованного восстания, о которой шла речь, нанесли колоссальный вред своему народу. Они предоставили репрессивным органам повод для физической и политической расправы над народом. Бездарное руководство ЧИАССР, возглавляемое в то время Ивановым и С. Молаевым, проявило бессилие в борьбе против немногочисленных бандитов и дезиртиров, орудовавших в горах Чечено-Ингушетии. Именно, как бездеятельность, «сдачу позиций антисовестким элементам», рассматривает политическую деятельность руководства Чечено-Ингушетии бывший первый секретарь Дагестанского обкома КПСС А. Даниялов.
По его мнению, высылка чеченцев и ингушей могла не состояться, если бы партийное и советское руководство ЧИАССР «относилось к своим народам с полным доверием и ответственностью» . «Вместо этого с приближением фронта, те, кому было доверено воспитание напселения и борьба с антимобщественными явлениями и их носителями, стали панически преувеличивать отрицательные факты, которые имели место среди местного населения – дезертирство, бандитизм и др.» , – пишет в своих воспоминаниях А. Даниялов. В отличие от своих соседей руководство Дагестана такую работу проделало среди своего населения, что спасло его народы от сталинской депортации. Полагаю уместным привести и еще одно высказывание А. Даниялова. В своих воспоминаниях он пишет: «Разговоры о том, чеченцы-бандиты готовили встречу Гитлеру и предательство Советской власти, является следствием многократного преувеличения отдельных фактов» .
Сосланные в ссылку, мусульмане гибли от холода, голода, болезней, и были лишены не только юридических, но и элементарных человеческих прав. Число погибших чеченцев в результате депортации составило более 30% от общего их числа. В трагические дни горя и бесправия депортанты не ждали милости от сталинско-бериевского режима, и в своих молитвах обращались к Богу, пророку и своим устазам, находя в этом моральное успокоение, приобретая надежду на лучшее будущее. Благодаря суфийским братствам чеченцы и ингуши не забывали свои обычаи, традиции и не поддавались ассимиляции.
В середине 50-х годов в Казахстане, к имевшимся чеченским суфийским братствам, добавляется новый вирд основанный Вис-Хаджи Загиевым, являвшийся ответвлением братства шейха Чим-Мирзы. Остались не исследованными факторы, способствовавшие возниковению этого вирда. Преследования верующих не прекращались и в местах депортации. Суфийские авторитеты подверглись арестам и в местах депортации и отправлялись в повторную ссылку в сибирские лагеря. Эти меры пораждали среди чеченского духовенства антисоветские настроения.
Вернувшись из ссылки, чеченцы и ингуши первым долгом восстанавливали кладбища своих предков, зияраты шейхов и устазов, часто отодвигая на второй план, восстанавление своих жилищ. Партийные органы, КГБ Чечено-Ингушетии осуществляли жесткий идеологический и политический контроль над деятельностью вирдовых братств, преследовали активистов, заключали в тюрьму, подводя под их деятельность статью о тунеядстве, принуждали к публичному покаянию.
По всей ЧИАССР закрывались зияраты, сносились чурты (надгробные памятники – В.А.), воздвигаемые родственниками на местах гибели верующих. Муллы, подпольно обучающие детей чтению Корана, преследовались и подвергались аресту. Иные партийно-советские руководители свои просчеты в работе, невыполнение производственных планов, оправдывали высокой религиозностью мусульманского населения, «тунеядством» вирдовых братств и их лидеров. Идеологическая борьба с вирдовыми братствами и всемерное ограничение их влияния на общество занимало основное место в планах партийных органов автономных республик Северного Кавказа. Через многочисленные идеологические структуры, учебные заведения, лекторские группы, подготовку большого количества кадров по атеизму, осуществлялась масштабная атеизация общества. Многие представители интеллигенции становились жертвами этой политической культуры.
Отношение суфийских братств к коммунистическому режиму не было однозначным. Некоторым из них приходилось сотрудничать с властью, другие составляли скрытую оппозицию, будучи латентно враждебными, коммунистической идеологии. А. Беннигсен, в конце 70-х годов, отметил: «Суфийские ордена являются подлинными массовыми антисоветскими организациями, наиболее непокорными и опасными противниками советского режима, вероятными центрами религиозных и националистических движений в мусульманских районах СССР» .
Это слишком резкое высказывание, но доля истины в ней бесспорно содержится. Если не полностью, то частично она отражало негативное отношение суфийских братств к куммунистической системе. В 70-80-х годах ХХ столетия мусульмане Северного Кавказа не имели возможности строить мечети в населенных пунктах, свободно исполнять свои религиозные потребности, посещать зияраты святых, что естественно порождало недовольство политикой подавления ислама.
В конце 80-х и в начале 90-х ситуация в отношении ислама, деятельности суфийских братств заметно изменилась. В это врямя в связи с демократическими процессами на Северном Кавказе начался бум строительства мечетей, открытия религиозных школ за счет средств спонсоров. Многие руководители местных органов власти в связи с преобразованиями, протекающими в стране, начали терять авторитет среди населения, что принуждало их искать поддержку у лидеров религиозных объединений. А в ряде случаев под воздействием религиозных авторитетов просходила смена начальников разных уровней. Неформальные религиозные авторитеты, группы превращались в реальную политическую в силу, что имело место в Дагестане, Чечне и Ингушетии.
2.4. ТАРИКАТ ШАЗИЛИЙА
Тарикат шазилийа в мусульманском мире связан с именем Абу-л-Хасаном Али аш-Шазили (1196-1258), который родился в магрибанском селенении Хамарат. Считается, что его генеология восходит к Фатиме – дочери пророка Мухаммада. Он получил широкую известность в Северной Африке, от Марокко до Египта, приобрел своих последователей в Сирии и Аравии. Этот шейх отличался большой человечностью, обладал глубокими знаниями суфийских учений, личным опытом постигал духовное совершенство, обладал необыкновенными качествами духовного наставника, высокой духовной проницательностью.
Как бродячий аскет аш-Шазили не имел учеников, посвященных в определенную систему правил и обрядов, но его учение было продолжено его учениками, благодаря чему тарикат шазилийа приобрел популярность в Магрибе, где власти и общество отвергнули его основателя. Последователи этого учения не носили особой одежды, скажем, хирку (специальная шерстяная накидка), они не одобряли народные культы. Для этого сторонников шазилийа аскетизм не означает жизнь полную лишений, отказ от всего земного. Наоборот, бедность для них это – внутреннее состояние верующего. Суть учения шазилийа в его индивидуалистической системе, требующей, чтобы человек добивался внутреннего совершенствования. Шейх аш-Шазили все время читал Коран, считая, что чтение придает истинность словам, облегчает приобретение средств жизни и оберегает от зла.
В конце ХIХ и в начале ХХ века этот тарикат получил распространение в Дагестане, благодаря шейху Сайфулла-кади Башларову (1853-1919). Крупный знаток суфизма на Северном Кавказе М.А. Абдуллаев в своем основательном исследовании пишет, что он родился в сел. Ницровка Лакского района дореволюционного Дагестана. Еще в детские годы проявились его способности к познаниям. В Астрахане, где проживал его отец ювелир-оружейник Сайфулла заканчиват трехгодичное мусульманское татарское медресе, пять лет учиться в русской школе. Вернувшись в Дагестан, отец Сайфуллы дает ему возможность продолжить мусульманское образование. Наряду с чисто религиозными науками, он изучает философию, математику, естествознание, этику, психологию. Кроме того, в нем проявились и лингвистические способности, в общей сложности, судя по утверждению М.А. Абдуллаева, он знал десять языков, среди которых были арабский, персидский, турецкий, русский, а также некоторые языки, относящиеся к группе тюркских языков.
Находясь в ссылке в Саратовской губернии Сайфулла-кади, через немецких колонистов изучил медицину, приобрел навыки медицинской практики, усвоил немецкий язык. Вернувшись из ссылки, он в течение двух лет практикуется как врач во Владикавказе. За это время изучает и осетинский язык. Свою врачебную практику продолжает в Ростове-на-Дону, куда он переехал в 1891 году, где четыре года работал врачом железнодорожной больницы. Врачебную практику он продолжает и в г. Астрахань, куда переехал на постоянное место жительство. Здесь, в 1903 году, соответствующая комиссия выдает ему документ, подтверждающая его квалификацию врача и дающая право работать в пределах Российской империи.
Затем он переезжает в Уфу, где преподает в медресе, через три года отправляется в Челябинскую губернию к знаменитому шейху Зейнуллах Расулу, который, после шестимесячного обучения, присвоил ему звание мюршида накшбандийского тариката Поволжья, Сибири и Средней Азии и вручил переходящий «халат-хирку», якобы принадлежащий четвертому халифу Али .
Но тяга к суфийскому учению принуждает его к посещению мусульманских стран Вростока, где он имел встречи с известными теологами и суфиями. Его биографы утвеждают, что Сайфулла получил посвящение в мюршиды трех тарикатов: накшбандийа, кадирийа и шазилийа. По мнению М.А. Абдуллаева, шейх Сайфулла «принимал участие в реформаторско-возрожденческом движении ислама в России», в 1905 он избирается «в руководящие органы Союза мусульман России» .
В 1909 году Сайфулла-кади приглашаеся в Дагестан в качестве муфтия. За участие в антиписарском движении, возникшем в Дагестане в 1913 году, в связи с попыткой царского правительства заменить арабское письмо русским, он был сослан в очередную ссылку в Казанскую губернию. Вернувшись на родину, после начала первой мировой войны он продолжил свою деятельность в качестве муфтия Дагестана. Шейх Сайфулла, относившийся сочувственно к людям, осущестлял широкую благотоврительную деятельность.
Он не оставался в стороне от социальных, политических, духовных процессов, протекавших на его исторической родине. После февральской революции он становится членом Дагестанского военно-революционного комитета, возглавив отдел духовных дел . На заре советской власти он выступил против Н. Гоцинского, восставшего против утверждения в крае нового строя. При личной встрече с Гоцинским Сайфулла-кади объяснял ему, что ни он, ни его сторонники не смогут противостоять большевикам, набирающим большую силу в России и противодействие им привидет к уничтожению цвета дагестанского народа .
М.А. Абдуллаев подчеркивает, что на протяжении всей своей жизни Сайфулла-кади «отстаивал ислам, но в толковании его догматики исходил из учета реальной социальной действительности и достижения науки» . Сайфулла-кади подходил к исламу и тарикату с позиций социокультурных и научных трансформаций, протекавших в обществе. Словом, можно сказать, что он остро ощущал влияние социальных изменений на духовные ценности и традиционный образ жизни мусульманских народов России и кавказских горцев.
По этому поводу М.А. Абдуллаев пишет, что Сайфулла-кади поддерживал новые веяния в исламе – реформацию и джадидизм и находился в дружеских отношениях с вдохновителем реформаторского движения в Дагестане Али Каяевым, с которым у него совпадали политические позиции . Перу Сайфулла-кади принадлежат книги, статьи, письма, отражающие различные стороны ислама, науки, которые требуют дальнейшего изучения . По утверждению современного шейха тариката шазилийа Саида Чиркейского: «Сайфулла-кади сказал, что в Дагестане изо дня в день будут процветать Шазилийский Тарикат» .
Окончательное утверждение тариката шазилийа в Дагестане связано с именем Хасана Кахибского (1852-1937) – ученика Сайфулла-кади. По мнению дагестнаких исследователей Хасан Кахибский считается наставником накшбандийского, шазилийского и кадирийского ветвей тариката. Как отмечает И.Х. Сулаев, обязанности распространять тарикат на него были возложены Сайфулла-кади Башляровым, который перед своей смертью в 1919 г. просил Хасана Кахибского увеличить число мюридов, объясняя ему, что времена меняются, наступает период разброда и разложения, а потому он, засучив рукова, должен распространять тарикат, что будет его газаватом в смутное время .
В возрасте 90 лет по доносам агентов НКВД в 1937 году он был арестован и расстрелян по обвинению в руководстве подпольной контрреволюционной группой и кулачеством и в использовании религии против советской власти. Кроме того, он обвинялся и в том, что систематически проводил контреволюционную пораженческую пропаганду, имел намерение установить письменную связь с Америкой, чтобы сообщить положение в СССР .
Его перу принадлежит арабографический текст «Хуласатул адаб» («Суфийская этика»), изданный в 1905 год в типографии Мавраева (г. Темир-Хан Шура, нынешний Буйнакск). В нем он изложил свое понимание суфизма. В русском переводе этого текста утверждается, что эта книга, предназначена для тех, кто вступил на путь тариката, разъясняются различия между тарикатом и шариатом, а также изложены восемь положений, которых обязан знать и владеть мюрид. Их можно отнести к восьми этапам тарикатского пути, которых должен пройти мюрид, избравший путь. Это – намерение, рабита, адаб (правила этики, уважения – В.А.) в присутствии шейха, адаб в разговоре, адаб в служении, подготовка сердца для получения света от Всевышнего, выполнение вирда, исполнение зикра .
Хасан Кахибский считает, что искренность намерения – основа веры. В своих советах, предназначенных мюридам, он пишет, что нельзя стать последователем шейха «с надеждой, что он поможет вам в получении места в Раю и убережет вас от огня Ада» . Призывая мюридов иметь чистые намерения служить Всевышнему, он предостерегал их от саблазна подвергать испытанию шейха, у которого они учатся.
Ко второй ступени суфийского обучения относится рабита, означающая очищение сердца мюрида от всех мирских помыслов и мысленное сосредоточение на мюршиде, то есть учителе. Духовно соединяясь со своим наставником, мюрид получает излучение от него, заполняющее его сердце. Удерживая этот свет (файиз – араб.), он познает Аллаха. Таким образом, по мнению Хасана Кахибского, рабита – лучший путь для самостоятельного познания Бога. Без освоения этой ступени пути невозможно освоение зикра – очередной этапа богопознания. Поскольку зикр – упоминание имени Аллаха устами верующего, то мысли в силу их неуправляемости невольно перескакивают с одного на другое, а поэтому не могут контролироваться. Но, освоивший ступень рабиты, подчиняет свое сердце «духовному состоянию, концентрируясь при этом на возникающем… всеобъемлющем чувстве приближения к познанию Аллаха» . Хасан Кахибский утверждает: «Некоторые мюриды, находясь в этом состоянии, слышат ритм своего сердца, который каждым ударом выстукивает одно единственное слово: Аллах» . Достигнув совершенства на ступения рабиты, мюрид будет в каждом издаваемом шуме слышать это слово.
Важное место в учении Хасана Кахибского уделено, также как у Джамалэддина Казикумухского, Кунта-Хаджи, любви мюрида к мюршиду. В свою очередь духовный наставник, с точки зрения суфийского учения, всегда держит в поле зрения своего ученика независимо от преград, времени, места и расстояния . Истинные мюриды ни на мгновенье не забывают о взгляде Шейха, считает Хасан Кахибский, и «любовь к мюршиду учит истинной любви к Пророку, любовь к которому есть любовь к Всевышнему .
В трактате «Хуласатул адаб» особое внимание уделяется получению от духовного наставника бараката (святости), файиза (света), что возможно как явным, так и латентным (скрытым) путем. В первом случаи мюрид должен смиренно сидеть перед своим наставником, «словно беглый раб, возвращенный к своему хозяину», обратив свое сердце к сердцу шейха. Латентный путь – эта наивысший адаб, состоящий в том, чтобы находится возле мюршида с очищенным от мирских забот сердцем . Смирение и любовь к шейху – суть скрытого пути. Без знаний и помощи шейха невозможно приблизиться к Богу. Хасана Кахибский утверждает: «Если при встрече с Шейхом вы почувствуете в своем сердце дрожь, то знайте, что перед вами один из истинных аулия» .
Суфийский трактат советует сторониться от заблудших людей, как от огня, предлагает питаться только дозволенным и отдалиться от недозволенного, так как от еды зависит образ жизни человека . В своем учении шейх шазилийа предлагает верующему служить Аллаху так, словно он постоянно стоит перед лицом смерти .
Следующая ступень на пути к Всевышнему – умение вести разговор с шейхом. И вести его нужно пониженным голосом, избегая недозволенных речей. Мюрид обязан у шейха всегда спрашивать совет в предпринимаемом деле. Мюриду необходимо всегда возвеличивать шейха, как придворные возвеличивают своего хана.
Пятый этап пути к Богу – адаб в служении шейху. Служение шейху – эта милость для мюрида. Запрещается откладывать исполнение воли шейха. Мюрид не должен сомневаться в том, что делает и требует его шейх. На шестом этапе мюрид должен подготовить сердце к получению файиза. Сердце мюрида должно быть наполнено жаждой познания Всевышнего и безмерной любви к нему. Чтение зикра – необходимо, чтобы постоянно поминать Аллаха. При достижении мюридом длительного состояния рабиты шейх может освободить его от необходимости чтения зикра.
Основой тариката считается сконцентрированное внимание, взгляд в сердце , в шуме которого должны слышаться слова: Аллах, Аллах, Аллах. Сердце мюрида находиться в постоянной связи с мюршидом. Мюрид обязан практиковать молчание, говорить только то, к чему обязывает Шариат. Ему необходимо уменьшать свой рацион питания, употребление мяса, уменьшать время на сон, практиковать уединение. Он всегда испытывает страх перед таинством Всевышнего.
Перечисленные нравственно-религиозные положения, изложенные в суфийском тратктате шазилийского шейха Хасана Кахибского – начальные ступени, которые должен освоить мюрид-ученик, вставший на путь тариката.
Тарикат шазилийа в современном Дагестане распространяет шейх Саид-афанди Чиркейский. Он самый известный среди действующих шейхов современного Дагестана, обладающих правом распространять тарикаты накшбандийа и шазилийа, передавать их своим ученикам. Его последователями являются представители многих дагестанских народов. В совместных радениях или зикрах (упоминание имени Аллаха) шейх Саид Черкейский собирает наряду с шазилийцами, накшбандийцев и кадирийцев. По его мнению, нет принципиальной разницы между этими тарикатами, ибо все они – пути ведущие верующего к Богу.
В своем суфийском трактате «Маджмау, ат уль-Фава, ид» («Сокровищница благодатных знаний») он дает ответы на различные вопросы, касающиеся деяний мусульманина, ценности наук, смысла шахады, вопросов запретного и дозволенного, почему среди мусульман Дагестана нет единства, разрешается ли давать взятки, можно ли писать Коран на русском языке, нужна ли мусульманину исламская партия, кто такие ваххабиты, можно ли совершать намаз за ваххабитами, в чем различие между тарикатом и шариатом и др. В числе, поставленных в книге Саида-афанди Чиркейского вопросов имеются как вопросы догматического характера, так и вопросы, имеющие современный религиозно-политический характер.
К числу наиболее ценных из обязательных для мусульманина деяний Саид-афанди Чиркейский относит веру во Всевышнего, Его Пророка и во все присущие Аллаху атрибуты . Самой ценной наукой, считает данный шейх, является «наука о Единобожии (таухид)» , посредством которой осуществляется познание Бога. К числу запретных по шариату дяний он относит курение, поскольку оно «причиняет вред религии, наносит ущерб семейному бюджету и оказывет пагубное воздействие на здоровье человека» . Ссылаясь на аяты Корана Саид-афанди, пишет, что мусульманину «запретным является все, что принисит вред здоровью, семье или обществу, что нечисто по своей природе и не приносит пользы» . Разрешенным является то, что приносит человеку пользу.
Отмечая существующие среди мусульман Дагестана раздоры, он призывает к согласованности действий между Духовным управлением мусульман этой республики и государственными структурами. Саид-афанди призывает дагестанцев «не слушать речи тех людей, которые говорят о необходимости свергнуть государственный строй и призывают к военным действиям (газавату)» . По его мнению, война ради власти и богатств не является истинным газаватом, это – раздор, запрещенный шариатом. «Брать и давать взятки является запретным (харам)», – считает этот дагестанский шейх. По его определению «взяткой называют то, что дается с целью обратить истину в ложь или ложь в истину» .
Саид-афанди утверждает, что «писать Коран буквами русского алфавита и читать нельзя» . При этом он уточняет, что Коран, написанный на одной стороне листа арабскими буквами, а на другой, где опубликован его смысловой перевод на русском языке, читать не запрещено. Шейх Саид-афанди считает, что противником создания исламской партии является тот, кто питает к исламу самые враждебные чувства. Он заявляет, что, начиная с сознательного периода своей жизни, принадлежал к исламской партии. А это означает, что он старался выполнять все предписания Ислама, имана и следовать по пути шариата. По его мнению, чтобы «объединить или собрать мусульман воедино, необходима партия» . Саид-афанди считает, что какая-то часть Конституции Дагестана должна соответствовать Корану и сунне.
Особое значение в трактате Саида-афанди отводится вопросам, касающихся ваххабитов, их идеологии и деяниям. Ваххабитов он рассматривает, как заблудших людей и вводящих в заблуждение других и сеющих раздоры . В тексте он останавливается на пересказе содержания книги «Воспиминания английского шпиона», посвещенная истории зарождения ваххабизма в Саудовской Аравии и описанию неблаговидных деяний зачинателя этого течения Мухаммада абд аль-Ваххаба. Саид-афанди после этого приходит к выводу, что ваххабиты – это «люди, оказывающие помощь врагам Ислама, основу чего заложил этот человек» . Ваххабиты, по его мнению, «люди, которые внушают окружающим, что их речи правдивы, но в действителтьности же их деяния неверны» .
В тексте своего произведения Саид-афанди приводит различные свидетельства, подчеркивающие поверхностное отношение ваххабитов к обрядовой стороне ислама. Он отмечает, что ваххабиты подвергают клевете и нападкам последователей суфизма, считая их людьми нововведений, заблудшими, скрытыми кафирами. В свою очередь шейх шазилийа вскрывает пороки ваххабитов: «Их не устраивает ни то, что бытие создано из нура (свет, сияние – В.А.) нашего Пророка, ни мовлиды, в которых он восхваляется» . Их не устраивает посещение могил Пророка, авлия, предков, раздача милостыни за их души. «Они не хотят верить и в то, что авлия могут обладать способностью совершать чудеса, знаниями сокровенного и что они встречаются с Пророком» .
Между шариатом и тарикатом, по его мнению, нет принципиальных различий. Шариат, по образному выражению Саида-афанди, сравним с кораблем, тарикат – с морем, а истина (хакикат) – жемчужиной, добываемой из моря . Далее он приводит следующее толкование шариата, тариката, хакиката и маарифата. Шариат – слова, првозглашаемые устами, тарикат соблюдение телом того, что провозгласили уста, хакикат – состояние души, которое возникает в результате соединения шариата и тариката, маарифа – познание Аллаха посредством истинных знаний . Без шариата нет тариката, даже, если шариат возможен без тариката.
В этих рассуждениях современного суфийского шейха Дагестана устанавливается тесная взаимосвязь между экзотерической и эзотерической частями проявления ислама, между знаниями явными, которые дает шариат и знаниями тайными, приобретаемыми через тарикат, мистическое познание Бога.
В данном параграфе главы нами преследовалась цель показать основные этапы эволюции шазилийского тариката в Дагестане, выявить его теоретические положения, изложенные шейхами Сайфулла-кади, Хасаном Кахибским и Саидом Чиркейским (Саидом-афанди ал-Чиркави). Все это позволило раскрыть особенности функционирования суфийской культуры в современном Дагестане.
Главный редактор газеты «Нуру-ль-Ислам» М.М. Гаджиев, подчеркивая значительную миротворческую роль шейхов шазилийа, пишет, что после октябрьской революции в России имамы тариката Сайфулла-кади и Хасан-афанди фактически предотвратили гражданскую войну в горном Дагестане. Их авторитет был высок и Нажмуддин Гоцинский, противник советской власти, объявленный имамом, оказался бессилен мобилизовать на борьбу с ней значительные силы горцев, что предотвратило большое кровопролитие и спасло жизни тысячи мусульман . По его мнению, такой же позиции придерживаются нынешние шейхи тариката, много делающие для сохранения мира и согласия в Дагестане. Как отмечает А.З. Шихсаидов: «Суфийские братства в Дагестане продемонстрировали, особенно в последние годы, свою жизнеспособность, миролюбие, стойкость в защите единства народов Дагестана» .
Именно последователи тариката шазилийа в Дагестане, мюриды шейха Саида афанди Черкейского сыграли именно такую роль, они всячески противостояли идеологии и практике так называемого «северокавказского ваххабизма», лидерам которого был Багаутдин Кебедов. В Чечне аналогичную роль сыграл кадирийский тарикат и его последователи, возглавляемые А.-Х. Кадыровым.
Таким образом, следует признать, что последователи суфийских тарикатов шазилийа и кадирийа в Дагестане и Чечне, а также их современные лидеры играют значительную роль в сохранении духовно-культурной и этнокультурной идентичности местных мусульман, являются реальной силой, противостоящей проявлениям религиозного радикализма и экстремизма северокавказских ваххабитов.
ГЛАВА 3. ВАХХАБИЗМ И СУФИЗМ: СОЦИОКУЛЬТУРНАЯ НЕСОВМЕСТИМОСТЬ
3.1. СОЦИОКУЛЬТУРНЫЕ ПРЕДПОСЫЛКИ ПОЯВЛЕНИЯ ВАХХАБИЗМА НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ
Прежде чем непосредственно перейти к сущности ваххабизма и его северокавказского варианта, как представляется, важно рассмотреть социокультурные предпосылки, сложившиеся на Северном Кавказе накануне распада СССР и в постсовестский период. Общественно-политическая и духовно-культурная ситуация, сложившаяся на Северном Кавказе, накануне распада СССР отличалась устойчивостью, хотя в этом регионе сохранялись ряд острых социально-экономических и этнополитических проблем, зародившихся в годы советской власти. Горбачевская перестройка показала ограниченность политической организации советского строя, отсутствие демократии и гласности, объективную необходимость в экономическом, политическом и идейном обновлении общества. Однако перестроечные процессы, призванные радикально обновить социокультурную реальность в советском обществе, стали приобретать радикальные формы.
Рубрики: