Вестник Академии наук Чеченской Республики, № 1 (48), 2020

УДК: 94 (470.6) DOI: 10.25744/vestnik.2020.48.1.011

К ВОПРОСУ ОБ ЭТНИЧЕСКОЙ КАРТИНЕ
В ТЕРСКО-СУЛАКСКОМ МЕЖДУРЕЧЬЕ В XIV-XVHI ВВ.

© З.А. ТЕСАЕВ

Академия наук Чеченской Республики, г. Грозный

Аннотация. В статье рассматривается этническая картина Терско-Сулакского междуречья, включая территорию Ауха и Салатавии, в период позднего средневековья и нового времени посред¬ством изучения миграционных процессов, отражавшихся на демографии и этнической пестроте рассматриваемого региона и связанных с социально-политическими факторами. Путем анализа имеющихся материалов указывается на последнюю треть XVIII в. как на время начала аваризации Салатавии и начало XVII в. – как первый этап заселения Терско-Сулакского междуречья кумыками и засулакскими ногайцами под руководством Султанмута, сына Чопана-шамхала.
Ключевые слова: Аух, Салатавия, Эндирей, Терско-Сулакское междуречье, Алмак, Дылым, Сул- танмут, Чечня, средневековье.

Для цитирования: Тесаев З.А. К вопросу об этнической картине в Терско-Сулакском междуречье в XIV-XVIII вв. // Вестник Академии наук Чеченской Республики. 2020. № 1 (48). С. 72-86. DOI: 10.25744/vestnik.2020.48.1.011.

Данная статья является ответом на ранее пу¬бликовавшийся на страницах издания «История, археология и этнография Кавказа» материала Ш.М. Хапизова [1], посвященного вопросу этни¬ческой составляющей Терско-Сулакского между¬речья в I–II тыс. н.э. Субъективность публикации автора и ее явная политическая направленность обуславливает необходимость разъяснения под¬нятых в ней стержневых вопросов для недопуще¬ния ошибочных выводов в научных кругах.
Рассуждения Ш.М. Хапизова в аннотации статьи относительно того, что Ауховский район сформировался лишь в 1943 г., а в 1944 г. «…этот процесс был прерван депортацией аккинцев и че¬ченцев…», демонстрируют как автор, во-первых, пытается отделить аккинцев-ауховцев от осталь¬ного чеченского этномассива и, во-вторых, жела¬ет дискредитировать саму идею восстановления Ауховского района в составе РД за «кратковре¬менностью» его юридического существования. Как пишет автор, район просуществовал «менее полугода», а решение «о восстановлении Ауховского района. было принято без учета мнения значительной части местного населения», т.е. аварцев и лакцев, переселенных на земли депор¬тированных чеченцев в 1944 г. [1, с. 390]. Уже этих утверждений достаточно, чтобы убедиться в том, что данная статья политизирована, а ее цели, впрочем, как и методология, – ненаучны, но по¬литически мотивированы.
Аух как административная единица суще¬ствовал в составе Имамата Шамиля в 1840–1859 гг. На карте подвластных Шамилю горских народов, «составленной 27 [числа] месяца мюгаррама 1274 г. эхиры / 6 сентября 1857 г. хри¬стианского летоисчисления» обозначено «наибство Авух», в составе которого обнаруживаются Акташ-Аух (ныне – Ленинаул), Юрт-Аух (ныне – Калининаул), Качалик-аух (ныне – Новокули) и др. Кроме того, в Аухе, согласно приведенным данным, управлял наиб Хето (Хоту Мамаев), а наибство могло выставить 200 конных и 330 пе¬ших воинов. К примеру, Салатавия, в которой управлял наиб Муртазали, выставляла 140 кон¬ных и 160 пеших воинов [2, л. 1]. После присо¬единения Северо-Восточного Кавказа Аух вошел в состав Российской империи в качестве Ауховского участка Кумыкского округа, входившего в Терскую область [3, с. 9], тогда как Дагестанская область существовала обособленно.
Образование Горской республики в составе СССР ставило вопрос о будущем Хасав-Юртовского (бывшего Кумыкского) округа, где прожива¬ли чеченцы и кумыки. Кумыки округа стремились объединиться с правобережными, дагестанскими, кумыками, а чеченцы-ауховцы – с Чечней (Горская АССР). На предложение разделить округ между двумя республиками ауховцы ответили отказом и требованием сохранить целостность округа, по¬скольку в противном случае часть их восточных земель отошла бы к Дагестанской АССР. Однако решение съезда ауховских чеченцев о сохране¬нии округа было истолковано Хасав-Юртовским ревкомом как «…желание [аккинцев] остаться в Хасав-Юртовском округе, т.е. в составе Дагестан¬ской Республики…». Эту «интерпретацию» реше¬ния съезда чеченцев округа поддержал коман¬дующий Кавказской Трудовой Армией В.С. Му¬ромцев, руководивший комиссией по установле¬нию границы между обеими республиками. 12 апреля 1921 г. во Владикавказе чеченцы-ауховцы, видя спекуляции по поводу предыдущего реше¬ния съезда, объявили о желании присоединиться к Горской республике, однако волеизъявление че¬ченцев округа было проигнорировано. В итоге в сентябре того же года состоялось присоединение Хасав-Юртовского округа к Дагестанской АССР при нарушении соответствующих процедур в принудительном порядке [4, с. 690]. Такова реаль¬ная юридическая сторона вопроса. Ранее данный округ никогда не состоял в составе Дагестана.
Территория Терско-Сулакского междуречья наделяется чеченцами территориальным (Ара-Акка, или Ара-Аьккха) [5, с. 45, 77, 350-351] и субэтническим (Iовхар [Мохк]) названиями. Весьма примечательно свидетельство Вильгель¬ма де Рубрука: «Аланы на этих горах (Северо¬Восточный Кавказ. – З. Т.) все еще не покорены, так что из каждого десятка людей Сартаха дво¬им надлежало караулить горные ущелья, чтобы эти Аланы не выходили из гор для похищения их стад на равнине, которая простирается между владениями Сартаха, Аланами и Железными Воротами (Демир-Капу, или Железные ворота, т.е. Дербент. – З. Т.), отстоящими оттуда на два дневных перехода, где начинается равнина Аркакка (выделено нами. – З. Т.)» [6, с. 169]. Не составит особых усилий увидеть в «Аркакка» че¬ченское название «Ара-Акка».
Б.А. Калоев отмечает закономерность по¬стоянного стремления чеченцев повторно занять плоскость после очередного нашествия кочевни¬ков: «Чеченцы, сильно страдавшие от безземелья в горах, не раз предпринимали попытки заселить плодородные равнины; это бывало, вероятно, и до монгольского нашествия (выделено нами. – З. Т.), и особенно в последующее время» [7, с. 42]. Но самые главные доводы лежат в антич¬ных источниках. Считается, что название об¬ласти Аух восходит к наименованию одного из гуннских племен — аугар/авгар (VI в. н.э.) [63, с. 93]. Однако, вероятнее всего, это мнение оши-бочно, если учесть, что Геродот (V в. до н.э.) упоминает в числе скифских племен «авх[ат]ов» (-ат – этноформант), т.е. аух[овцев] («История», IV, 6), локализуемых на Кавказе и связываемых с областью Аух, или «Авх», Валерия Флакка (I в. н.э.; «Аргонавтика», VI, 60) [8, с. 24, 247, 250; 9, с. 167]. Также оно упоминается у Плиния Секун¬да Старшего (I в. н.э.; “Естественная история”, IV, 88; VI, 22) [8, с. 212, 220].
Если же сослаться на самого Ш. Хапизова [1, с. 398], согласно которому «Аух», или (аварск.) «ГIавух», – это дагестанские формы наименова¬ния чеченского термина Аьккха, то это, в контек¬сте сказанного выше, и вовсе выступает главным контраргументом собственным утверждениям автора. Наконец, отметим, что, согласно послед¬ним генетическим исследованиям (междуна¬родная группа исследователей), из 86 народов- претендентов на скифское наследие, чеченцы оказались самым близким к западным скифам (вспоминаем скифское племя «авх[ат]» на Кавка¬зе) этносом по результатам mtDNA-исследований [10, с. 7-8, 15]. Уже этого было бы достаточно, чтобы завершить данную дискуссию. Однако, наперед угадывая вероятность дальнейших спекуляций на данную тему, мы предлагаем крат¬кий экскурс в историю заселения «Саламеэра, Эндирея и Ауха» кумыкскими (XVII-XVIII вв.) и аварскими (кон. XVIII-XX вв.) переселенцами устами самих дагестанцев.
Особый акцент Хапизовым делается на мыс¬ли, что Алмак был некогда центром «микрореги¬она», существовавшего до XIV в., и населяли его аварцы. Ш. Хапизов пишет: «…до конца XIV в. центральным поселением данного микрорегиона являлся крупный аварский город Алмак. В кон¬це XIV в. известный завоеватель Тимур Барлас в ходе нескольких походов опустошил эту тер¬риторию. В результате население было частично истреблено, а частью укрылось в горной Аварии. В XV-XVII вв. происходил постепенный возврат этого населения на прежние места жительства. В 1763 г. в этот микрорегион началось переселение из Ингушетии и западной Чечни» [1, с. 390].
Ш. Хапизов, цитируя А.-К.-А. Бакиханова в его повествовании о разрушении Алмака Тиму¬ром и значимости этого города в конце XIV в., од¬нако, игнорирует ту часть цитаты, которая указы¬вает на чеченское, но отнюдь не аварское его про¬исхождение [1, с. 398]. А.-К.-А. Бакиханов пишет: «Эмир Теймур, покорив кумыков, обитающих между Тереком и Сулаком, прошел по земле Мичикич (Чечня; мичигич/мычигыш – кумыкское и кабардинское название чеченцев. – З. Т.), на город Алмак (ныне деревня в Салатавском окру¬ге), который имел семь тысяч домов, а ныне здесь всего сто домов (текст выделен нами. – З. Т.)» [11, с. 80]. Кроме того, Гасан ал-Кадари пишет, что Тимур «…вторгся оттуда (Терско-Сулакского междуречья. – З. Т.) в Чечню и разгромил быв¬ший там город Алмак, имевший семь-восемь тысяч домов (текст выделен нами. – З. Т.)» [12, с. 51]. Их цитирует Б.Г. Алиев, который, между прочим, указывает на тухум «Харайчу», прожи-вающий в Алмаке [13, c. 100, 185]. Тухум, или тайп, Харачой — этнические чеченцы. Согласно результатам ДНК-исследований, харачойцы отно¬сятся к гаплогруппе L3 ^1с) и являются боковой линией большого аккинского генетического дре¬ва [14; 64; 65]. Примечательно, что Р.И. Идрисов, уроженец села Дылым Казбековского района РД, салатавец, указывает на факт основания Алмака тухумами, или тайпами-общинами, «Хорейчо ва Чункури», т.е. чеченскими тайпами Харачой и Чунгарой (последний так же, как и предыдущий, относится к гаплогруппе L3 и является произво¬дным от дишнинцев, а ранее – аккинцев) [14; 15, с. 38; 64; 65]. Поэтому неудивительно, что в до¬кументах XIX в. Алмак порой называется ауховским селом [67, с. 1119]. Родовые и одноименные поселения общин Харачой и Чунгарой (после их переселения из пределов нынешнего Галанчожского района ЧР) [17, с. 2-7] расположились в Ичкерии [5, с. 273-280; 18, л. 7].
Помимо харачойцев и чунгаройцев в составе алмакцев автор называет «гъалгъалал (ингушал)», т.е. ингушей-галгайцев и др. Также Р. Идрисов сообщает, что в источниках 1812 г. указывается на чеченоязычность алмакцев [15, с. 169]. Более того, в чеченском обществе есть род, который носит имя села Алмак и сообщает о своем про¬исхождении из Алмака, откуда он был вынужден бежать из-за разгрома, устроенного каким-то противником (по-видимому, Тимуром). На вы¬ручку алмакским чеченцам, сообщает предание, прибыло ополчение из Ичкерии, которое, однако, было вынуждено вскоре вместе с остатками раз¬битых алмакцев вернуться обратно. Алмакцев, привезенных в Ичкерию, расселили по три семьи на каждое ичкеринское село [19]. Чеченский род Алмакхой относится к тайпу-общине Курчалой (примечательно, что горные аулы Курчали и Чун- гур, выходцы из которых связываются с Алмаком, расположены на расстоянии менее километра) [18, л. 7] и по результатам ДНК-исследований генетически относится к этому тайпу, а вместе с ним — к чеченскому этносу [14; 64; 65]. Как и ранние авторы, Р. Идрисов констатирует факт принадлежности Алмака к чеченцам в годы на-шествия Тимура [15, с. 168]. Здесь следует отме¬тить, что на карте 1809-1817 гг. [66] Салатавия (все левобережье Сулака), в том числе и Алмак, отображена как составная часть Чечни.
Наконец, Б.Г. Алиев, а также Д.А. Дадаев, ссылающийся на первого, пишут: «Земли Алмака доходили до реки Ярыксу и до Гумбетовских гор. Это был крупный населенный пункт, где было 7-8 тыс. хозяйств.
Название произошло от тюркского слова «Алмахъ» – «взятие». Назывался он городом и несколько раз разрушался завоевателями. По¬следнее разрушение связано с приходом сюда Тимура. Впоследствии селение было восстанов¬лено переселенцами под старым названием. Пер¬выми здесь поселились отец и два сына его из сел. Хорочой (село Харачой Веденского района ЧР. – З. Т.), которые спасались от кровной мести. Отца звали Колели, сыновей – Коллерды и Келомот. Вслед за ними стали перебираться в Алмак люди из Гумбета и других аварских обществ. Так образовалось новое селение, которое было на¬много меньше, чем старое (текст выделен нами. – З. Т.)» [16, с. 35-36; 20, с. 41-42]. В топонимии Алмака и окрестностей также обнаруживаются чеченские названия. Д.А. Дадаев перечисляет их: «…Гьойли — чеченское слово — в переводе озна¬чает «ровное место». Квериман — чеченское сло¬во. Это место за речкой Акташ от подножия гор до конца урочища Гьойли. В селении Алмак очень много названий, взятых из нахской группы языков: 1. Хьоринзо – грушевый сад, 2. Борзу – отрог волков, волчье ущелье» [16, с. 55].
Сердцем нынешней Салатавии справедли¬во можно назвать Дылым – центр Казбековского района РД. Какова же его история? Р.И. Идри¬сов указывает на чеченские топонимы в черте и округе села: Кьанирзо, Ганирзо (чеч. ирзо – лес¬ная опушка; термин используется в чеченской топонимии: села Чурч-ирзо, Бешил-ирзо и др.) [5, с. 326, 344], Барзу (чеч. барз – холм, курган; используется в чеченской топонимии: «Барзиэ» в Махкетах, «Моллин барз» в Старых Атагах и т.д.), ХIашдин кIажа (чеч. кIажа – пята; термин используется в чеченской топонимии: РогIун-кIажа, Занкь-кIажа и др.) [5, с. 341, 348], КIажа и пр. При этом автор указывает на тухумы-тайпы Дылыма, в числе которых «КIежал» и «Билитали» [15, с. 169]. Последний ассоциируются с чечен¬ским тайпом Билтой, или Билит.
Краевед из Дылыма Д.А. Дадаев пишет: «Исторические сведения о Дылыме содержатся и в работе археолога Исакова М.И.: «Упоминание о Дылыме мы находим в конце XIV века, когда завоеватель Тимур, разгромив предводителя Зо¬лотой Орды Тохтамыша, все свои силы направил на завоевание Дагестана» (текст выделен нами. – З. Т.)». И далее: «В письменных источниках Дылым впервые упоминается в 1617 г. Интересным является описание Б.Г. Алиева о происхождении Дылыма: «Два брата и сестра из Согратля заку¬пили землю у чеченцев. Звали братьев Гебек и Айма на горке Айма-Тала…» …От первых пере¬селенцев образовались три тухума: Билит тайпа (от чеченцев), Будунисилал (от согратлинцев), а Кеженисел были выходцами из Ботлихского рай¬она. Представители этих тухумов до сих пор жи¬вут в Дылыме (текст выделен нами. – З. Т.)» [16, с. 23-24; 20, с. 45]. Таким образом, чеченцами, у которых был куплен участок согратлинцами, ис¬ходя из факта упоминания чеченцев-билтинцев в списке первопоселенцев Дылыма, были те самые чеченцы Билтой.
Согласно М.А. Дадаеву, Дылым стал «…цен¬тром заселения эмигрантов из всех уголков Да¬гестана» [16, с. 24]. Автором приведен список из 22 сел (10 – горных). Причем начало заселения Салатавии инородцами М.А. Дадаев относит к концу XVIII в. В частности, он пишет: «Основа¬ние селения Гуни началось в конце XVIII века в период заселения Салатавии нынешними жи¬телями (текст выделен нами. – З. Т.)» [16, с. 29]. По-видимому, речь идет о времени религиозно¬-политической деятельности шейха Мансура (1785-1791 гг.) [21, с. 59-61].
Интересна также чеченская этимология то¬понимов Дылыма и окрестностей. Рассмотрим их в интерпретации дылымовцев: «Ишал (в пере¬воде с чеченского – место, где вода, стоячая вода, болотистое место, по легендным материалам). На этом месте был маленький населенный пункт, ху¬тор с таким названием. Аних (в переводе с че¬ченского означает лекарственная, целебная вода, полезная вода). Название действительно связано с водой, родником, которая находится на этом месте. КIажал – есть две версии названия этого места. Первое то, что в период начала освоения села Дылым пришла семья из селения КIеж – кIеженисел. Те, которые жили здесь до них, ори¬ентировочно белтийцы (чеченцы) (т.е. те же че¬ченцы Билтой. – З. Т.), будунисел их (кIеженисел) приняли и выделили им место. Вторая версия – слово кIажал в переводе с чеченского – место, где сажают кукурузу. Вполне возможно, что че¬ченцы, а именно белтийцы, (чеченцы Билтой. – З. Т.), на этом месте сажали кукурузу, а с прихо¬дом кIеженисел дали им это место (текст выделен нами. – З. Т.)» [16, с. 52-53].
Следует также отметить, что селение Билит (на месте южной окраины бывшего Старого Аксая, или Билита [39, л. 14]), или Тухчар, фигури¬рует и на карте военных действий 1877-1878 гг. как «Бильт-Аух», т.е. «Ауховский Билта» [22, л. 1-3]. Кроме того, владения тухума-тайпа-общины Билтой при имаме Шамиле, согласно содер¬жанию карты владений Шамиля, включались в наибство «Авух», т.е. Аух [2]. То есть к числу ауховцев приписывали население билтойских сел Билта (горный Билит), Iалхан-эвла (Алхан-аул; квартал в составе Ярыксу-Ауха, или Новокули, или ГIачалкъа), Аташ-отар («Оташ») [5, с. 341, 356, 373, 375, 402; 18, л. 7] и др. Все они включались номинально в ара-аккинский, или ауховский, союз [5, с. 352] и воспринимались ауховцами в качестве соплеменников, т.е. «аккинцев». Яркий пример: билтоевец Алхан (основа¬тель Алхан-аула) фигурирует у А. Сулейманова как «аккинец», а с. Билт-Аух – как основанное «аккинцами» [5, с. 373]. Таким образом, «ауховцами» были не только собственно аккинцы, про¬исходящие из нынешнего Галанчожского района ЧР (горная Акка), но и ичкеринцы.
Нам также известно, что одни из самых вы¬дающихся дылымцев-героев времен Кавказской войны были этническими чеченцами и говорили по-чеченски. Эти дылымцы-билтой, или билит (белтойцы), поддерживали связи со своей ме¬трополией, горным чеченским аулом Билит (чеч. Билта) вплоть до 1944 г. Одним из них был наиб Салатавии, сподвижник Шамиля Гебек, который говорил по-чеченски [16, с. 77]. В одном из сра-жений, 1 сентября 1857 г., Гебек получил тяжелое ранение. «Зная в каком состоянии находится Гебек, – пишет Д. Дадаев, – друзья решили отвезти его в с. Гендерген, что в Чечне. Там жила сестра Гебека, Апи, которая была замужем за Темиргере – сыном чеченского наиба Хату (речь о наибе Ауха Хоту Мамаеве. – З. Т.)» [16, с. 80]. Гебек скончал¬ся в 1857 г. в Чечне и был похоронен в селе Гендерген. Рядом с ним похоронены его сестра Апи и брат Умар, «…который также погиб за веру и независимость» [16, с. 81]. Отцом Гебека и Умара был Хаджибек – также наиб Салатавии, погиб¬ший в 1845 г. и похороненный в чеченском селе Саясан. Брат Хаджибека, Даци, погиб в 1832 г. вблизи села Гимры, находясь с имамом Гази-Магомедом. Брат Даци и Хаджибека, Султанбек, «…погиб в 1839 г. на Ахульго, закрыв своей гру¬дью имама Шамиля от вражеского залпа». Нако¬нец, вышеупомянутый Умар – брат Гебека, также бывший наибом Салатавии, погиб в 1854 г. [16, с. 84-85; 23, с. 164-167, 175-177]. Все перечис¬ленные были чечено-говорящими этническими чеченцами, несмотря на то, что сегодня Салатавия авароязычна.
Столь твердое положение тайпа Билтой в Салатавии неслучайно. Согласно Б.Г. Алиеву, еще до похода Тимура на Кавказ в Салатавии жили «ногайцы», под которыми, очевидно, под¬разумеваются тумены – жители монгольского военно-административного округа Тумен/Демен, возникшего на оккупированной территории Терско-Сулакского междуречья в XIII-XIV вв. [24, с. 91]. Известно, что «тумены», или «тюмены» (наследники золотоордынского владычества в регионе), действительно причислялись позднее к ногайскому народу (в качестве общества) [25, с. 237]. Б.Г. Алиев пишет: «Из-за постоянных на¬падений чеченцев они (тумены. – З. Т.) остави¬ли селение (имеется в виду Дылым. – З. Т.)» [20, с. 45]. Далее следует приведенное ранее упоми¬нание «Билит-тайпа» в качестве первопоселен¬цев Дылыма. В этой связи М.С.-Э. Баширов и Э.Х. Хасмагомадов пишут: «Билиттайпа – это, без сомнения, представители чеченского тайпа билтой. Следовательно, билтоевцы овладели указан¬ной местностью не позже эпохи Золотой Орды, вытеснив оттуда каких-то тюрко-говорящих по¬селенцев, отличных от кумыков, которых аварцы хорошо знают. Большинство исследователей ко¬лонизацию Ичкерии и прилегающей местности выходцами из Аргунского ущелья датируют XV в. Это означает, что билтой представляли более древнее вайнахское население в этих местах. Тогда и переселение аккинцев предстает в ином свете и может быть датировано, как минимум, до- тимуровским временем» [26, с. 26].
Дылым находится у подножья горы Гебек- кхала. «В окрестностях Гебек-калы, – пишут ав¬торы, – есть еще один топоним, заслуживающий внимания – Ишал – так называется местность у подножия Гебек-калы, образовавшаяся в результа¬те оползня одновременно с озером Горенжо» [26, с. 27; 27, с. 69]. Ранее мы уже указали на чечен¬скую этимологию названия Ишал и ее значение – «болотистая местность». На этом «совпадения» не прекращаются. Ранее упомянутый гидроним Шавдан (чеч. речка, родник) также расположен на горе Гебек-кала: речка вытекает с вершины и впадает в Сулак. Гидроним «Шавдан», как и озе¬ро Горенжо, отражены на карте 1877-1878 гг. [22, л. 1-4]. Наконец, сама гора Гебек-кала носит имя чеченца Гебека, поселившегося здесь вместе с братьями Умаром и Усманом, как пишет об этом А.Н. Грен [26, с. 29]. Чеченской «Гебек-калу» на¬зывает также и дылымский краевед Р.И. Идрисов [15, с. 168]. Название Гебек-кала, очевидно, явля¬ется позднейшим. На это указывает тот факт, что в «… «родословных списках» от 1834 г. фамилия эндирейских узденей Эльжуркаевых отмечена как вышедшая из Гебек-калы. Причем, – пишут авторы, – если верить приведенной здесь же ро¬дословной Эльжуркаевых, – из Гебек-калы высе¬лился их четвертый предок по имени Гебек» [26, с. 30; 28, л. 3 об.].
Что же касается изначального имени горы, то на этот счет у нас есть собственные полевые дан¬ные, собранные со слов дылымцев, они подтверж¬даются следующим утверждением упомянутых исследователей: «…Руслан Караев еще в 1972 г. в с. Дылым слышал от местного старожила-аварца, что первые поселенцы аварского происхождения появились в этих местах лет двести назад (т.е. в последней трети XVIII в.) (данное утверждение совпадает с приведенными данными дылымца М.А. Дадаева. – З. Т.) по причине нависшей над ними угрозы голодного мора. Чеченцы, состав¬лявшие население Дылыма, разрешили попавшим в беду соседям заселить свои пустующие земли. Со слов этого же информатора, аварское название Дылым появилось в результате искажения чечен¬ского «Дэйлам» (чеч. Дай-лам – Гора отцов; т.е. гора Гебек-кала. – З. Т.)» [26, с. 30]. Учитывая же тот факт, что самое раннее присутствие чеченцев Билтой в пределах нынешнего Дылыма просле¬живается не позднее, чем с XIV в., употребление термина «Дай-лам» (Гора отцов) в отношении главной высоты в округе села весьма логично. Заметим, что ситуация с «Гебек-калой» сходна с положением горы Казбек, которая получила свое название от имени князя Казбека (его деревня располагалась у подножия горы) [29, с. 149], но в документах, скажем, XVI-XVII вв., именовалась «Шат-лам» (чеч. Ледник-гора), или «Шат-гора» [30, с. 152; 31, с. 424].
Рассмотрим сведения, касающиеся плоскост¬ной части Терско-Сулакского междуречья. В 1708 г. калмыцкий хан Аюка заключил с астра¬ханским губернатором П. Апраксиным договор «…о преследовании Чеченцев…» и отправке «… людей своих с сыном своим Чапдержапом или со внучаты, 5000 человек или больше…» (вместе с казаками) «…в ту войну на Чеченцев…» «…за прежнее их злодейство и Терское разорение…» [32, с. 419, 421]. Терское разорение – это нападе¬ние на крепость Терки, располагавшуюся в пре¬делах Терско-Сулакского междуречья [33].
С.Г. Гмелин, описывая маршрут своей ис¬следовательской группы вдоль берега Каспий¬ского моря (1769-1771 гг.), приводил данные, касающиеся населения, проживавшего в крае: «Десятого числа по утру в седьмом часу выехали мы уже на семь сажень глубины и около четвер¬того часу по полудни увидели остров Чечень. Он наименование свое получил от живущих в горах Чеченцев, кои пристают к оному для ловления рыбы… (текст выделен нами. – З. Т.) [34, с. 2, 8]. М.Д. Чулков, также приводил еще два названия упомянутого острова, удостоверяя нас в объективности чеченской этимологии названия: «остров Чечня» и «остров Цецен» [35, c. 2(92), 4(94)]. Также автор сообщал: «Жилища Чечен¬цев простирались прежде сего от гор, недалеко от Эндери находящихся (Салатавия. – З. Т.), до самого моря; но понеже они в прежние време¬на Гребенским и Донским Козакам, отгнанием их лошадей и скота, много вреда причиняли, то в 1718 г. командированы были на них несколько тысяч человек донских Козаков, которые всю их землю опустошили и многих порубили; а про¬чие потом в горах опять построились и в 1722 г. Российскими подданными учинились… (текст выделен нами. – З. Т.)» [35, с. 477-478]. Также о близости острова Чечень и моря к чеченцам в XVIII-XIX вв. писал И.В. Равинский: «…Чечен, лежит против обиталища Чеченцев, по близости Аграханского залива, и мыса, называемого Учь» [36, с. 13-14]. Таким образом, картина не меня¬лась на протяжении XVIII-XIX вв., за исключе¬нием перерывов, связанных с событиями первой четверти XVIII в.
После событий 1718 г. чеченцы возобновили свои поселения на плоскости. Однако уже в 1722 г. Петр I прибыл на Кавказ в рамках Персидского похода. Русская флотилия подошла к Аграхану 27 июля 1722 г. [37, с. 25]. Как писал Е. Максимов, чеченцы «…нанесли бригадиру Апраксину пора¬жение около нынешнего укрепления Воздвижен¬ского. За это поражение чеченцы жестоко попла¬тились». Под расплатой разумелось нашествие Аюк-хана по приглашению Петра I и последую¬щее очередное опустошение плоскости [38, с. 26]. А.П. Берже утверждал, что чеченское ополчение в союзе с отрядом Уцмия разбило конницу Пе¬тра во время ее движения вдоль Качкалыковского хребта, а также, как уже было отмечено, «…бригадир Апраксин был разбит около нынешней кр. Внезапной, а рейтеры Петра Великого сбро¬шены с кручи сильным натиском горских пле¬мен». Как следует из сообщения о «жестокой плате», а также из свидетельств кумыкских пре¬даний, «виновниками» данного происшествия у нынешнего Эндирея (где и располагалась прежде крепость Внезапная) были чеченцы. «Чтобы на¬казать за это горские племена, – писал А. Берже, – Петр Великий пригласил Калмыцкого Хана вторгнуться за Терек с своими ордами. Ряд кур¬ганов обозначает путь, по которому следовали полчища Аюки, а в двух верстах от старой Вне¬запной крепости показывают большой насыпной холм, где стояла ставка Калмыцкого Хана» [3, с. 105]. Здесь, однако, А. Берже соединяет воеди¬но два разных сражения: удар чеченцев по кон-нице бригадира Ветерани и сражение горского ополчения под предводительством каракайтагского уцмия Ахмет-хана под Утемышем [37, с. 26, 28].
Более подробно удар чеченского войска по бригадиру Ветерани описывает В. Потто: «Петр оставался здесь (у устья Сулака. – З. Т.) несколько дней в ожидании конницы [Ветерани], которая, по доходившим до него слухам, много потерпела при переходе через Кумыкскую плоскость; гово¬рили даже о ее поражении чеченцами… Дело в том, что часть нашей кавалерии, посланная для занятия Андреевской деревни, иначе – Эндери, находившейся около нынешней Внезапной кре¬пости, встречена была неприятелем, засевшим по сторонам пути в густом лесу и, по оплошно¬сти командовавшего ею бригадира Ветерани, по¬несла чувствительную потерю в людях. Пора-жение Ветерани, – заключает В. Потто, – живет поныне в преданиях кумыкского народа, которые говорят, что рейтеры Петра Великого были сбро¬шены с кручи сильным натиском чеченцев. Ку¬мыки и теперь показывают это место на обрыви¬стых берегах Акташа. Чтобы наказать за это гор¬ские племена (чеченцев. – З. Т.), Петр пригласил калмыцкого хана Аюка вторгнуться за Терек со своими ордами (текст выделен нами. – З. Т.)» [37, с. 26-27]. Таким образом, надо полагать, что русская конница была предводительствуе¬ма бригадиром Ветерани и двигалась с запада на восток вдоль Терека, а затем Качкалыка в на¬правлении Эндирея для занятия последнего, где и подверглась нападению чеченцев. 23 августа Петр прибыл в Дербент. «Здесь Петр получил из¬вестие о новых беспорядках в Дагестане (термин «ДегIаста» употребляется чеченцами для обо-значения своей Отчизны. – З. Т.). Чтобы пога¬сить мятеж в самом начале, – сообщает В. Потто, – Петр приказал тогда же сделать новую экспе¬дицию в горы, и атаман Краснощеков, ходивший на этот раз с донцами и с калмыками, истребил решительно все, что только еще оставалось там от прежнего погрома. Дагестан присмирел (текст выделен нами. – З. Т.)» [37, с. 26-30].
О том, что в селении Эндирей проживали че¬ченцы и именно они были подвергнуты «жесто¬кой расплате», сообщали и кумыкские источники XIX в. Так, Д.-М. Шихалиев отмечал: «Должно, однако же, прибавить, что кумыки не сохрани¬ли ничего о столь важной борьбе родоначальни¬ка князей их (Султанмута. – З. Т.) с русскими; они только помнят предание, что при Андрееве не¬однократно были русские и калмыки, но, кем именно эти неприятели были оттуда изгоняе¬мы, решительно не знают (текст выделен нами. – З. Т.)». В своем комментарии к данному тезису исследователь отмечал: «Близ Андреева, над воровскою балкой, возвышается огромный курган, называемый Аюка-тюбе, по имени калмыкского хана Аюка, осаждавшего некогда Андреев; есть урочище Калмык-Откен, ниже Андреевского Караагача, чрез который войска этого хана про¬ходили. Если память эта принадлежит знамени¬тому Аюке, современнику Петра Великого, то в походе императора на Персию участвовало 20 тыс. калмыкской конницы, ему подвластной…» [40, с. 200]. При этом мы уже убедились в том, что Аюк-хан боролся с чеченцами. Столкновения чеченских отрядов с регулярными царски¬ми войсками ознаменовали эпоху длительной антиколониальной борьбы. М. Гаммер, цитируя Дж. Бадли, пишет по этому поводу: «Теперь рус¬ские владели побережьем Каспия до самого Аста- рабада, однако вглубь прилегающих земель не вступали. Однажды такую попытку предпринял кавалерийский отряд, посланный захватить го¬родок Эндери [Андреевский], чеченцы разбили его. «То было первое столкновение регулярного русского войска с этим племенем в его родных лесах, ставшее зловещим предзнаменованием того, что имело в бесчисленных случаях на про¬тяжении последующих 130 лет. (текст выделен нами. – З. Т.)» [41, с. 15].
Отмечая этническую принадлежность насе¬ления Эндирея, офицер царской России Н.С. Се¬менов (XIX в.) писал: «В жителях Эндрея и всех мелких аулов самого верхнего пояса плоскости, населенных по преимуществу отпрысками чечен¬ского племени, явно проявляются черты характе¬ра их родичей – чеченцев» [25, с. 234]. У А.П. Ер¬молова читаем: «Наибольшей смелостью в набе¬гах на Кавказскую линию отличались Чеченцы… Грозная рядом укреплений соединена была с кре¬постью Внезапною, построенною вблизи знаме¬нитой чеченской деревни Эндери» [42, с. 2]. В другом источнике: «На правомъ фланге сей лиши есть отдельная кр. Налчикъ, въ земле большой Кабарды, а на левомъ также отдельныя крепости: Внезапная и Эндери въ земле Чеченской» [43, с. 140]. Наконец, Хуан Ван-Гален сообщает: «На следующий день конвой прибыл в окрестности Андреевского, столицы чеченских владений» [44, с. 358].
Первое появление кумыков в нынешнем Эндирее относится ко времени жизни Султан-мута – сына Чопан-шамхала. Вот что пишет об этом царский офицер кумык Шихалиев: «Шамхал кумыкский Андия (он же Чопан-шамхал, он же Абумуслим) [40, с. 197; 45, с. 54–60; 46, с. 137–138, 157] в XVI столетии разделил свое владение на уделы между сыновьями. Один из них, Султанмут, не получил от отца должной себе части, потому что считался чанком, рожденным от черкесской узденьки из фамилии Анзоровых. Султанмут, обиженный этим отказом, с братьями своими, рожденными от его же матери, Муцалом и Ахметханом, переселился в Чир-юрт, где нашел несколько семейств сала, или салатавцев, вероят¬но, зашедших с речки Саласу, где было главное их поселение, был принят ими с радушием, и, судя по услугам, ими ему оказанным, должно по¬лагать, что они и прежде были друзьями или аталыками этого князя (текст выделен нами. – З. Т.)» [40, с. 197–198]. Далее автор сообщает: «Дело в том, что когда Султанмут прибыл в Чир-юрт, там жили Риконинские выходцы, предки нынешних сала-узденей, а в вышеупомянутой записке сказа¬но, что эти выходцы происходили из Анди. Впро¬чем, и Рикони (Риквани – село в 4 км от Анди. – З. Т.) есть отселок Андийский» [40, с. 197]. Наконец, Д.-М. Шихалиев уточняет: «Сала, или салатавцы, предки нынешних кумыкских салаузденей, вышедшие из находящейся за Гунбетовским хребтом деревни Рикони. считаются в родстве с ауховцами и принадлежат к Вашандароевской их фамилии (Вашиндарой – чеченский тайп [5, с. 441]. – З. Т.); подобно тюменам и гуенам, Сала составляют ныне в Андрееве особый квартал» [40, с. 194]. Итак, «Сала», или основатели аула Сала-юрт (на побережье речки Сала-су), были этническими чеченцами из тайпа Салой (проис¬ходящего из Вашиндароя).
Что связывало Султанмута и чеченский тайп Салой, к помощи которого он прибег? Шихалиев пишет, что Султанмут, «…возмужав и быв лишен наследия, вспомнил приверженцев отца своего и своих, прибыв в Чир-юрт, нашел там несколько из семейств, обласкал их и был взаимно обласкан, и потомков его, в лице нынешних сала узденей, возвели на ту благородную степень значения, в которой они теперь находятся» [40, с. 197]. В чем же заключалась «приверженность» чеченцев Сала к Чопан-шамхалу – отцу Султанмута? Пре¬жде чем ответить на этот вопрос, поинтересуем¬ся, что было известно Шихалиеву об аккинцах, ококах и времени их появления в Аухе: «Ауховцы сами себя называют акки и происходят от аккинцев, близ Военно-Грузинской дороги живущих, часть из них еще в глубокой древности посели¬лась в Терки, и потомки их в Кизляре до сих пор именуются аух-аул, или акочинцы (текст выделен нами. – З. Т.)» [40, с. 195].
Итак, ауховцы, они же акки, ококи, или ако¬чинцы [46, c. 143, 146], вновь заселили Аух при известных обстоятельствах в XVI в. Что же мож¬но сказать о связях аккинцев и Чопан-шамхала? Как сообщается в источниках, часть чеченцев аккинского общества под предводительством Янбека переселились «под гору Казбек» (южные отроги которой в XVI в., как и сейчас, были под¬властны Грузии; здесь проходит вышеупомянутая Военно-Грузинская дорога), откуда затем ушла в Цоринское ущелье. Однако здесь «калмыками» (в данном контексте речь идет о кабардинцах) было разбито 200 семей поселенцев, что вынудило их уйти к реке Мичик в Ичкерии. Здесь они вновь подверглись удару «калмыков», были вытеснены в верховья рр. Яьсса (Аксай) и БургIалт (Яман- су) к с. Бона-юрт (Ахар). Вновь подвергшись на¬падению «калмыков», Янбек и его подопечные «ушли к горе Д…» (гора Дайлам, или Гебек-кала, расположенная у с. Дылым и Сала-юрт). Далее «хан Турецкий» «Абу-Муслим» отправил при¬ветственное послание Янбеку, а затем состоялось сражение с «калмыками» на р. Сала-су. «Река стала красной от крови, – сообщается в записях Н.Г. Волковой. – Янбек был убит. Остался его сын Майд» [47, с. 99].
В одной из арабоязычных рукописей (перевод Висарпаши Ибрагимова) сообщались подробно¬сти контактов «Абу-Муслима» и Янбека. Соглас¬но тексту хроники, после четвертого нападения «калмыков» на Янбека «Шамхал Казикумухский» отправил к нему с посланием гонца. «Шамхал», убедившись в том, что Янбек мусульманин, за-ключил с ним союзный договор. После совмест¬ной атаки союзников на противника с двух сто¬рон, «калмыки» оставили «на поле боя 3 тысячи убитых» и отступили. «В этом бою, – говорится в хронике, – погиб руководитель аккинцев Янбек. Командование взял на себя его сын Майда. Война продолжалась еще долго, но, наконец, врага из¬гнали» [47, c. 100-101].
Известно, что в 1560 г. кабардинские князья, заручившись поддержкой Ивана Грозного, орга¬низовали поход на Северо-Восточный Кавказ и, в частности, в Страну чеченцев и Казукумухское шамхальство [30, с. L]. Исходя из собранных данных, именно этот поход описан в хронике как время совместных действий Янбека и «Абу-Муслима» (Чопан-шамхала) против кабардинцев-«калмыков» [46, с. 138-139] с последующей гибелью Янбека и переходом управления мусуль¬манской общиной чеченцев (аккинцев) к Майду. В пользу такого вывода выступает свидетельство документов об очередном походе кабардинского князя Мамстрюка (вновь при поддержке русских) весной-летом 1566 г. на владетеля «Майта» [30, с. LXII]. В русских документах сообщается о прибытии в 1558 г. в Московское царство посла от «шевкала» с просьбой, «чтобы царь защитил их от Черкесских князей» [30, с. LII]. Кроме того, в 1557 г. русское подданство приняли малокабар¬динские князья, т.е. кабардинцы, проживавшие на Тереке. Княжеский посол Канклыч Конуков, явившийся в Москву, просил, чтобы царь «…при¬казал Астраханским воеводам подать им помощь против их недруга Шевкала…» [30, с. XLIX; 46, с. 137-138]. Появление же Янбека в Аухе и вос¬становление Юрт-Ауха (ныне – Калининаула) состоялось в 1546 г. [46, с. 130-133; 47, с. 101]. При этом, согласно Н.Г. Волковой, процесс переселе¬ния чеченцев-аккинцев в Аух был повторным, а основание села относится к 1451 г. [46, с. 134; 47, с. 101]. Следовательно, возобновление при¬сутствия аккинского общества в Аухе не только состоялось в XVI в., но и не осталось не замечен¬ным ни кабардинской, ни кумыкской сторонами.
Наконец, тот же Шихалиев сообщает об об¬стоятельствах появления Султанмута, а вместе с ним и кумыков, в Эндирее (Терско-Сулакском междуречье): «Затем, наставшие в России смут¬ные времена после 1605 г., когда русские оттесне¬ны были к Койсу, не позволили Терским воеводам воспрепятствовать быстрому распространению населения Андреева и Аксая… Упрочив за собою полученный удел (речь идет о земле, полученной Султанмутом после битвы на Караманском поле, где чеченцы поддержали кумыкского князя [40, с. 199]. – З. Т.), Султанмут не замедлил пересе¬литься из Чир-юрта на урочище Чумлу (к югу от Эндирея. – З. Т.), в 3-х верстах выше Андреева, лежащее на правой стороне Акташа. Примеру его последовали все вышедшие с ним из-за сала кумыки, салатавцы (чеченцы тайпа Салой. – З. Т.), о коих было уже сказано, что они пред¬ки сала-узденей, гуены (чеченцы тайпа Гуной. – З. Т.) и тюмени (засулакские ногайцы. – З. Т.). Из Чумлов сыновья Султанмута (но не сам Сул¬танмут. – З. Т.), Казаналп и Айдемир, со всем на¬родом переселились в нынешний Андреев (текст выделен нами. – З. Т.)» [40, с. 200].
После разгрома Кази-Кумуха турками в 1582 г. [46, с. 192, 198, 209, 229; 48, с. 24-25] наследники Чопан-шамхала бежали с гор ближе к плоскости на север. Как пишет Шихалиев, «…Чобан-шамхал умер в Буйнаке… Эльдар избрал своим местопре¬быванием Буйнак и Тарки, Магомет (Буммат) – Казанищи, Андия – Кафыр-Кумык, Гирей – Гели, и управляли своими уделами независимо друг от друга; но общий правитель, или шамхал, изби¬рался поочередно из этих четырех домов…» [40, с. 197]. В ауховской хронике повествуется о по¬явлении в Кафыр-Кумухе «шамхала». Учитывая то, что Андий, явившийся в Кафыр-Кумух, так¬же назван Шихалиевым шамхалом [40, с. 197], содержание хроники может помочь разобраться в некоторых пробелах: «Из Шама (шамхальства; речь идет о Кази-Кумухе. – З. Т.) пришел человек по имени Шамхал. Он остановился в местности Капир-Кумух. К нему пришли представители аккинцев Бекхий и Токхий и спросили, кто он такой и откуда пришел. На это Шамхал ответил, что он пришел из Шама со своими людьми в поисках лучшей земли и не знает, чья эта земля, есть ли здесь хозяин… По просьбе Шамхала, аккинские представители дали ему землю с границей р. Сулак. …Заплатив за землю, Шамхал остался меж¬ду морем и горой (вероятно, Гимринский хре¬бет. – З. Т.). Аккинские представители сделали это, исходя из того, что между ТоргIал (Торкали, Кумторкали. – З. Т.) и ГIойсу (Сулак. – З. Т.) не было аккинских селений» [52, с. 75]. Факт пребы¬вания чеченцев у правого берега Сулака, о кото¬ром и идет речь в хронике, был приведен самим Д.-М. Шихалиевым (сала, гуены). Итак, посколь¬ку Султанмут прибыл на левый берег Сулака из Чир-юрта, то и земельный конфликт у него должен был быть с Андием – самым близким к Сулаку и Чир-юрту сыном покойного шамхала. Этим объ¬ясняется утверждение Шихалиева о том, что «…Султанмут был брат Андия, а не сын» [40, с. 197].
Известна также история и обстоятельства появления Султанмута в Чир-юрте. Н. Дубровин пишет: «Кумыки сами следующим образом рас¬сказывают о заселении Кумыкской плоскости (прежде именовавшейся Чеченской [38, с. 26]. – З. Т.). Шамхал Тарковский Чобан… (т.е. Чопан- шамхал. – З. Т.) имел от одной из жен своих, кабардинки, из семьи узденей Анзоровых, сына Султан-Мута (текст выделен нами. – З. Т.)» [49, с. 621]. Итак, как видно, история заселения ку¬мыками левобережья Сулака вновь связывается с Султанмутом. Далее читаем: «После смерти отца законные сыновья шамхала, рожденные от равного брака с дочерью Уцмия Каракайтагского, не признавали в Султан-Муте равноправно¬го им брата, и заставили его бежать в Кельбах, нынешний Xир-Юрт, где в то время, по пре¬данию, жили три богатые семейства гумбетовцев, вышедшие из деревни Рикони (Салой, или сала, как писал Шихалиев, явились в Салатавию через Гумбет, расположенный между Сала-тау и обществом Анди, где и находится село Рикони; кроме того, первопоселенцами в Гумбете счита¬ются основатели аула Аргвани – чеченцы тайпа аьргIаной; аргванийцы крепко связывают свое происхождение с общепризнанной родиной че¬ченцев – Нашхой [25, с. 209-222; 50, с. 17-32; 51, с. 4-37]. — З. Т). Там Султан-Мут терпел край¬нюю бедность и сам должен был заниматься полевыми работами. Курган на урочище Кокрек (ныне село. – З. Т.), близ Балтугая, где Султан-Мут занимался хлебопашеством, и поныне на¬зывается Султан-Мут-Тюбе.
Не имея надежды получить удел от братьев с доброго их согласия, Султан-Мут решился принудить их к тому вооруженною рукою. Он объявил об этом риконинским выходцам (т.е. посоветовался с чеченцами салой. – З. Т.), кото¬рые, одобрив его намерение, посоветовали ему отправиться в Кабарду и при помощи своих род-ственников по матери набрать войско, с которым, явившись в шамхальство, потребовать от братьев удел, следуемый ему по наследству. Султан-Мут отправился в Кабарду, при помощи Анзоровых успел набрать войско и явился в шамхальство. Он встретился со своими братьями у урочища Темир-Кую (темиров колодезь) (ныне — село Темиргое в 23 км к востоку от Чир-юрта в пределах, бывших, по-видимому, подконтрольными Андию. – З. Т.), и силою заставил их уступить себе часть владе¬ния… братья, устрашенные его успехами, пред¬ложили покончить ссору и обещали уступить ему удел. Султан-Мут согласился и получил в потом¬ственное владение землю по правый берег Сулака, от горячих источников между Чир-Юртом и Миатлами вдоль по Сулаку, до речки Таркали- Озень… (согласно данному описанию, речь идет о безжизненных землях вдоль хребта Каратюбе между Чир-юртом и Кум-Торкали. – З. Т.).
Все предания гласят, однако же, единоглас¬но, что на уступленном ему пустом пространстве Султан-Мут заложил первую деревню, в месте теперешнего Чир-Юрта (ранее было сказано, что Султан-Мут бежал в Кельбах, или Чир-юрт; сле¬довательно, здесь речь идет о возвращении Сул¬танмута в Чир-юрт к чеченцам салой. – З. Т.), где и поселился с пришедшими с ним кабардинца¬ми. Увлеченные славою об его храбрости и уме, стали селиться на этой плоскости выходцы, по преимуществу из шамхальства, и перенесли сюда свой язык, нравы и обычаи, за которыми исчезла кабардинская народность (т.е. началось окумычивание местного населения; текст выде¬лен нами. – З. Т.)» [49, с. 621-622].
Рассмотрим содержание ауховской хроники: «У шамхала была жена из Г1ебарта (Кабарды; т.е. Анзорова. – З. Т.). Она родила ему трех сыновей (Султанмута, Муцала и Ахметхана. – З. Т.). Дети от ханского рода Абрият не хотели, чтобы дети от кабардинки были такими же (в правах), как и они. Потом между этими двумя семьями нача¬лась ссора, возникла ненависть. Убежали они в сторону Г1ебарта, где жили их братья по матери. Дошли они до Индра. Князья из Индра остано¬вили их, сказав: «Живите около нас, будьте на¬шими князьями. Если потомкам шамхала вы не нужны, вы нужны нам». Они остались с ними». В другом списке читаем: «Дети кабардинки ушли к братьям по матери и пришли в Индри. Здесь сель¬ские главари обратились к ним: «Оставайтесь с нами, мы сделаем вас нашими оьзда (т.е. узденя¬ми местных князей. – З. Т.). Если вы не нужны потомкам шамхала, вы нужны нам». Потом они остались» [52, с. 74]. Под «Индри» хроника подразумевает Чир-юрт, или Кельбах, поскольку факт расположения изначального, первого, Эндирея на месте Чир-юрта незыблем (это следу¬ет не только из материалов, приведенных самим Ш. Хапизовым [53, л. 2], но и из нашего анали¬за [54, с. 30-38], в частности, из того факта, что Эвлия Челеби, посетив «Эндирей» в 1666 г., недвусмысленно указывает на его расположение у правого берега Сулака) [55, с. 114; 56].
Таким образом, хроника, даже как второсте¬пенный источник, полностью соответствует при¬водимым в материалах XIX в. данным. Что же ка¬сается нынешнего «Эндирея-2», то он на протя¬жении не менее нескольких столетий назывался Гуной-гIала, или Гуен-кала. Н.С. Семенов пишет: «В ногайских песнях, воспевающих ханов Золо¬той Орды XIV и XV столетий, селение Эндрей называется Гуэн-кала, т.е. Гуэнская крепость». Кроме того, исследователь добавляет, что тюмен¬цы, т.е. ногайцы Эндирея, «…гуэнцев считают выходцами из чеченского аула Гуни» [25, с. 237]. Относительно Гуной-гуэнцев [54, с. 31-32] и эт¬нического состава Эндирея достаточно подроб¬но пишет Н.С. Семенов [25, с. 236-239]. Сейчас же продолжим рассмотрение вопроса о начале переселения кумыков и окумычивания Терско- Сулакского междуречья в XVII в.
Итак, после разрешения земельного спора с братьями Султанмут осел в Индри, или Чир- юрте, у местных чеченцев салой. Отметим также, что под основанием Султанмутом «Чир-юрта» может подразумеваться закладка поселка Ниж¬ний Чир-юрт (Дарагаби) [16, с. 39]. Надо сказать, что одним из чеченских «князей», поддержавших Султанмута и упомянутых в ауховской хрони¬ке, был ауховский предводитель – сын Янбека, Майда (Маадий). Как пишет А.А. Адилсултанов, «…большая часть аккинцев-пхьарчхоевцев (здесь имеется в виду группа хуторов, метрополией ко¬торых были Акташ-Аух, или Пхьарчахошка, и Юрт-Аух [46, с. 133-137]. – З. Т.), во главе кото¬рых с конца XVI почти до середины XVII в. (по нашим данным, в 1560-1638 гг. [46, с. 133]. – З. Т.) стоял Маадий, сперва в отдельных случаях, а за¬тем все шире стала поддерживать противников России (в том числе и Султан-Мута)» [52, с. 89]. «Согласно полевым данным, – продолжает автор, – изгнанный из шамхальства Султан-Магмут по¬лучил поддержку части населения Ширча-Аьккха /Пхьарчахошка-Аьккха/ (правильно – Ширча-Акка; см. монографию [46, с. 141-148]. – З. Т.) во главе с Маадием. После поселения Султан- Магмута в Чир-Юрте и выделения ему земель по правому берегу Сулака Маадий со своими людьми участвовал в съездах кумыкских феодалов, помо¬гал Султан-Магмуту в проведении переговоров с братьями и др. дагестанскими владельцами» [52, с. 83].
Дальнейшее развитие событий также отраже¬но Н. Дубровиным: «…Султан-Мут, сделавшись обладателем кумыкских владений, позаботился прежде всего избрать для своего жительства дру¬гой, более удобный, пункт, и этим пунктом было избрано урочище Чуенлы, что в 3-х верстах выше нынешнего укрепления Внезапного, как замеча¬тельное по своему крепкому местоположению. В эту новую свою резиденцию Султан-Мут пере-селил не только многих засулакских своих под¬данных (собственно так называемых кумыков), но гуенов (чеченцы гуной. – З. Т.), живших на горе близ Миатлов (в Салатавии. – З. Т.), и тю- менов (т.е. ногайцев. – З. Т.), обитавших по пра¬вую сторону Сулака, составив таким образом не только значительное народонаселение, но и по-стоянное войско. По смерти Султан-Мута, на¬следовали ему два его сына: Айдемир и Казана- лип. Гуены, к счастью кумык (т.е. чеченцы Гуной не прекратили поддержку семьи Султанмута; причину такого акцента на гуэнах мы увидим далее. – З. Т.), поступили к Айдемиру, а тюмены, с остальной половиною кумык, поступили под власть Казаналипа, с особенными дарованными Султан-Мутом правами в рассуждении поземель¬ной собственности, сохраненными ими и по насто¬ящее время. Эти два брата, с общего согласия, в трех верстах ниже урочища Чумлы, на р. Акташе, избрали место для своего нового жительства, куда и переселились со всеми своими подвласт¬ными; место это называется в настоящее время аулом Андреевым (текст выделен нами. – З. Т.)» [49, с. 623].
Из сказанного здесь ясно складывается кар¬тина, согласно которой кумыки и ногайцы были переселены на левый берег Сулака Султанмутом в начале XVII в. По всей видимости, речь идет о 1605 г., когда Султанмут участвовал в разгроме Плещеева и Бутурлина вместе с кабардинцами и чеченцами, поддержавшими его [57, с. 47–48]. Первоначальное их место пребывания было рас¬положено в урочище Чумлы, что означает «ки¬зил». Становление «Эндирея-2», как видно из текста, происходило в два этапа и получило это имя, Эндирей, дублируя название «Эндирея-1», т.е. Чир-юрта (перемещение ойконима вместе с населением). Причем сам Султанмут так и не рас¬положился в нынешнем Эндирее. Теперь следует уточнить, какой именно участок Эндирея был владением чеченцев Гуной. Во-первых, Н. Се¬менов сообщает: «Гуэны, или гуэнцы, также мно¬гочисленные и также имеющие своих предста¬вителей во многих селениях плоскости, в свою очередь, считают себя аборигенами страны…» [25, с. 237]. Далее читаем: «Около аула (Эндирей. – З. Т.) находится площадь, обрамленная осы¬павшимся от времени рвом, которая и доныне называется местным населением гуен-гала» [25, с. 457]. Мы посетили это место, обнаружили ров и участок, где прежде располагалась средневе¬ковая крепость. При обследовании местности с эндиреевскими жителями [58] выяснилось, что крепость располагалась на границе вышеупомя¬нутого урочища Чумлы. Таким образом, кизило¬вая роща Чумлы являлась владением чеченцев гуной. Наконец, сам Шихалиев пишет: «Гуены, вышедшие из отдаленного нагорного Нашахойского общества (в верховьях левого притока Ар¬гуна, называемого Чент). Они имели свой аул на неприступной скале, близ нынешних Миятлов и занимались полевыми работами на левом бе¬регу Сулака, при выходе оного из гор. Ныне они, подобно тюменам, составляют в Андрееве осо¬бый квартал и находятся в родстве с известною в чечне фамилией Гунай (текст выделен нами. – З. Т.)» [40, с. 194]. Это и объясняет особый ак¬цент на гуэнах, который прослеживается в источ¬никах. Таким образом, переселение Султанмута в Чумлы состоялось благодаря этой чеченской общине.
В упомянутой ранее ауховской хронике также описываются сведения, касающиеся поселения Султанмута в Чумлы. В частности, А.А. Адилсултанов, цитируя рукопись, пишет: «Группа горцев из общества «Салатой» (т.е. чеченцы салой, или сала. – З. Т.) обратилась, как повествует далее аккинская хроника, к аккинцам с просьбой дать им небольшой участок земли для постройки села; им предоставили участок в местности Астий Дукъ (или Астий-Ирзе) (буквально: Кизиловый хребет, или Кизиловая опушка; речь идет о первом эта¬пе – заселении Чумлы. – З. Т.). Потом салатавцы еще раз попросили дать им землю на ровном месте, чтобы построить мельницу и село: на этом месте они построили селение Индри (второй этап – переселение сыновей Султанмута. – З. Т.), где долгое время жили вместе с аккинцами (текст выделен нами. – З. Т.)» [52, с. 76]. Здесь под са- латавцами, очевидно, имеются в виду чеченцы салой из Чир-юрта, метрополией которых был Сала-юрт, располагавшийся на противополож¬ном берегу Акташа напротив Юрт-Ауха между последним и современным Дылымом.
В последующем поддержка Султанмута че¬ченцами и непосредственно Майдом неоднократ¬но спасала ему жизнь. Так, в 1610 г. после напа¬дения шамхала Гирея и терских казаков Султан¬мут вместе с Ботаем – племянником Шихмурзы Окоцкого – бежал, «…стал был жити в горах в Окоцких кабаках». Но уже в 1611–1612 гг. Султанмута настигли и «…с Салтан-Магмутом и с уздени его и с Окоцкими людми бились и ис каба¬ков его изогнали ж» [30, с. 536]. Затем Султанмут вместе с братом Муцалом, хотя и дал «шерть» на верность России, однако прятался в «Мичкизе» (чеченские земли в бассейне реки Мичик) из опа¬сения преследования казаками и шамхалом [30, с. 536–537]. В конце 1614 – феврале 1615 г. Султанмут вместе с поселившимся по приглашению чеченцев у Сунжи Турловым (один из трех бра¬тьев) [46, с. 333–338], «мичкизскими и с окотцкими людьми» (т.е. с чеченцами Мичика и Ауха) вновь явился в Аух, однако уже в феврале был разбит терскими казаками [59, с. 49–50, 53–54].
В 1617 г., как сообщают источники, Султан¬мут вновь бежал в «крепи в Старые Окохи», т.е. в Юрт-Аух, или Ширча-Акка (букв. Старый-Акка) [60, с. 63, 70]. В документах от 1629 г. за автор¬ством хунзахского нуцала (по-видимому, Умма- хан) «в Кумыках» (отметим, что в 1613/14 г. Головин называет «Кумыцкой» землей Тарки, Таркалы и Карабудах-кент, т.е. правобережные засулакские земли) [30, с. 538] вместе упомина¬ются «Мегдей и Салтан-Магмут» [59, с. 90]. Та¬ким образом, Майда (Маадий), или Ма1да (тот же «Магда», «Мегдей»), не перестает покровитель¬ствовать Султанмуту. В нашей монографии [46, с. 137–141] мы указываем на то, что столь силь¬ная мотивация Маадия в противостоянии с Рос¬сией (а от того и в поддержке Султанмута) была обусловлена старой враждой и гибелью его отца Янбека в сражении на речке Саласу от рук во¬инов русско-кабардинской коалиции. Наконец, в 1634 г. Султанмут снова бежит «в крепкие места на горы», т.е. в «крепи» Старого Окоха, из-за пре¬следования его другим братом, шамхалом Ильда¬ром [52, с. 91; 59, с. 73-75].
Из всего сказанного ясно, что начало заселе¬ния Терско-Сулакского междуречья состоялось при Султанмуте – сыне Чопан-шамхала, бывшего в крайне тяжелом положении и поддержанного аборигенами края, чеченцами, что не единож¬ды спасало его от неминуемой смерти. Однако в 1634 г., после смерти Ильдара, шамхалом избра¬ли Султанмута, который уступил это место сыну, Айдамиру, по старости лет. Вместе с тем после того, как семья Султанмута обрела власть, Айда-мир взял курс на сближение с Россией и погиб в 1641 г. в сражении против мурз Казыевой Кабарды и Малого Ногая в интересах Москвы [59, с. 132-137, 151-159].
Невзирая на многолетнюю поддержку и союз с руководителем ауховцев Майдом, привлекшим к поддержке Султанмута чеченцев не только Ауха, но и западных областей, семейство послед¬него вероломно убило Майда, что привело к кро¬вопролитному конфликту [46, с. 256-263].
А.А. Адилсултанов, цитируя ауховскую хро¬нику, пишет: «Во время одного из посещений Ма- адия кумыкские князья пригласили его поехать с ними в Кабарду. Там их приняли гостеприимно. На обратном пути «они остановились на берегу Ямсу (Яман-су, река. – З. Т.) для отдыха и ве¬черней молитвы. Маадий разделся, снял оружие и доспехи и начал молитву. Когда он во время молитвы наклонился к земле, братья (вероятно, Айдамир и Казаналп Султанмутовы. – З. Т.) за¬рубили его и бежали в Индри». Вероятно, вместе с Маадием были убиты и сопровождавшие его аккинские уздени». А. Адилсултанов считает, что убийство состоялось после 1638 г. [52, с. 93, 95]. Следует отметить, что при описанных событиях Султанмут еще был жив [59, с. 151-154]. Таким образом, семейство Султанмута предприняло шаги к распространению своей власти на Аух.
Описанные события привели к конфликту, окончившемуся ориентировочно в 1648 г. бег¬ством Казаналпа в сторону Кизляра, и последую¬щему его присоединению к шаху Аббасу, устро¬ившему в середине XVII в. поход на Северо-Вос¬точный Кавказ [46, с. 256; 59, с. 175]. Таким об¬разом, обоснование Султанмута и его сыновей в Эндирее так и не состоялось. Однако это уда¬лось сделать правнуку [61, с. 70], или внуку [40, с. 201], Султанмута, Чупану, с согласия и при под¬держке чеченцев, пригласивших его в Эндирей, в частности, при покровительстве Гази Алдамова, который наряду с другими чеченскими предводи¬телями в 40-е гг. XVII в. [46, с. 332-330] уже вел переговоры с Терским воеводством по случаю назревавшего конфликта с Ираном [61, с. 69; 62, с. 488-489].
А.П. Берже сообщает, что депутация «…от Ауховского общества… также выпросила себе князя для решения между ними поземельных споров. Резиденция этого князя была в селе¬нии, и теперь еще существующем и называемом Индри /Эндери/ (текст выделен нами. – З. Т.)» [3, с. 104; 46, с. 330-338]. Примечательно, что А. Берже указывает на факт отношения Эндирея к Ауховскому обществу. Более того, Шихалиев пишет: «Все эти три народа, т.е. гуены, сала и ауховцы (все перечисленные – этнические чечен¬цы. – З. Т.), имели от себя жителей и на урочище Эндрей, нынешний Андреев, где каждый из них имел свой участок земли и владел вырубленными и вычищенными в окрестных лесах полянами» [40, с. 195]. А также: «Прибытие Султанмута в урочище чир-юрт (которое иначе называлось и теперь называется Кельбах) было эпохою воз¬рождения и заселения Кумыкской плоскости, событием необыкновенным для равнины, за¬ключающейся между Тереком и Сулаком, на которую шамхалы до того времени мало обра¬щали внимания… (текст выделен нами. – З. Т.)» [40, с. 198-199].
Итак, наш относительно краткий анализ по¬казывает, что утверждение Хапизова [1] о заселе¬нии чеченцами междуречья Аксая и Акташа по¬сле 1763 г. не только неосновательно, но и откро¬венно ложно. Начало заселения авароязычными жителями и последующая аваризация Салатавии относится исследователями к последней трети XVIII в. – как раз к тому времени, о котором пи¬шет Хапизов. Что же касается Терско-Сулакского междуречья, то начало его заселения кумыкски¬ми переселенцами и последующее окумычива-ние местного чеченского населения относится к началу XVII в. и связано с деятельностью Султанмута Чопанова.

ЛИТЕРАТУРА

  1. Хапизов Ш.М. К изучению этнокультурной ситуации в среднем течении междуречья Аксая и Акташа (Северный Дагестан) в I-II тыс. н.э. // История, археология и этнография Кавказа. 2019. Т. 15. №3. С. 390-411. DOI: https://doi.org/10.32653/CH153390-411.
  2. РГВИА. Ф. 15261. Оп. 1. Д. 201.
  3. Берже А.П. Чечня и чеченцы / Подг. текст и предисл. Я.З. Ахмадова, И.Б. Мунаева. Грозный: Книга, 1991. 112 с.
  4. Ахмадов Я.З., Хасмагомадов Э.Х. История Чечни в XIX-XX веках. М.: Пульс, 2005. 995 с.: ил., портр.
  5. Сулейманов А.С. Топонимия Чечни. Грозный: ГУП «Книжное издательство», 2012. 726 с.
  6. Иоанн де Плано Карпини. История Монгалов; Вильгельм де Рубрук. Путешествие в восточные страны / Введ., пер. и прим. А.И. Малеина. СПб., 1911. 224 с.
  7. Калоев Б.А. Из истории русско-чеченских экономических и культурных связей // Советская этнография. 1961. №1. С. 41-53.
  8. Кавказ и Дон в произведениях античных авторов / Сост.: В.Ф. Патракова, В.В. Черноус. Ростов н/Д: Русская энциклопедия, Ростовский-на-Дону филиал, 1990. 400 с.
  9. Вагапов Я.С. Проблема происхождения нахского этноса в свете данных лингвистики // Че¬ченский архив (сборник материалов по истории чеченского народа). Грозный: ООО Изд. дом «Парнас», 2010. Вып. III. С. 155-179.
  10. Unterländer М. Ancestry and demography and descendants of Iron Age nomads of the Eurasian Steppe / M. Unterlander, F. Palstra, I. Lazaridis, A. Pilipenko, Z. Hofmanova, M. Groβ, Ch. Sell, J. Blӧcher, K. Kirsanow, N. Rohland, B. Rieger, E. Kaiser, W. SGhier, D. Pozdniakov, A. Khokhlov, M. Georges, S. Wilde, A. Powell, E. Heyer, M. Currat, D. Reich Z. Samashev, H. Parzinger, VI. Molodin, J. Burger // Nature Communications. 8. 14615. DOI: 10.1038/ncomms14615(2017). 10 p.; Supplementary Figures: 82 p.
  11. Бакиханов А.К. Гюлистан-и Ирам. Баку: Элм, 1991. 304 с.
  12. Алкадари Г.-Э. Асари Дагестан: исторические сведения о Дагестане / Вст. ст., комм., прим. и общ. ред. В.Г. Гаджиева. Махачкала, 1994. 222 с.
  13. Алиев Б.Г. Борьба народов Дагестана против иноземных завоевателей (источники, предания, легенды, героико-исторические песни). Махачкала: Изд-во типографии ДНЦ РАН, 2002. 408 с.
  14. Chechen-Noahcho DNA Project — Y-DNA Qassic Chart [Электронный ресурс] // FamilyTreeDNA. URL: https://www.familytreedna.com/public/chechen-noahcho/defaultaspx?section=yresults (дата обращения: 26.11.2019).
  15. Идрисов Р.И. Салатавия — моя гордость. Махачкала: ИД «Эпоха», 2005. 274 с.
  16. Дадаев М.А. Краткий краеведческий справочник по Салатавии. Махачкала: Исламская типо¬графия «Ихлас», 2007. 198 с.: илл.
  17. Попов И. Ичкерия. Историческо-топографический очерк // Сборник сведений о кавказских горцах. Вып. IV. Тифлис, 1870. С. 1-23 (209-231).
  18. РГВИА. Ф. 416. Оп. 1. Д. 636.
  19. Записал З.А. Тесаев со слов Р.У Берсанова (1970 г.р.). Грозный, 2018.
  20. Алиев Б.Г. Предания, памятники, исторические зарисовки о Дагестане. Махачкала: Даг. кн. изд-во, 1988. 128 с.
  21. Лаудаев У. Чеченское племя (с примечаниями) // Сборник сведений о кавказских горцах. Тиф¬лис, 1872. Вып. VI. С. 1-62 (53-114).
  22. РГВИА. Ф. 15261. Оп. 1. Д. 144.
  23. Дадаев Ю.У. Наибы и мудиры Шамиля. Махачкала: ДИНЭМ, 2009. 621, [1] с.: ил., портр., табл.
  24. Хизриев Х.А. Кавказцы против Тимура. Грозный: Книга, 1992. 168 с.
  25. Семенов Н.С. Туземцы Северо-Восточного Кавказа. СПб.: Тип. А. Хомского и Ко, 1895. XVIII, 488 с.
  26. Баширов М.С.-Э., Хасмагомадов Э.Х. Этническая история Терско-Сулакского междуречья (на примере семьи Башир-шейха Аксайского). Грозный: АО «Издательско-полиграфический ком¬плекс «Грозненский рабочий», 2018. 60 с.
  27. Дадаев М.И. Дылым в XIV-XX вв. Махачкала, 2015. 268 с.
  28. РГВИА. Ф. 1354. Оп. 5. Д. 420.
  29. Волкова Н.Г. Этнический состав населения Северного Кавказа в XVIII — начале XIX века. М.: Наука, 1974. 276 с.
  30. Белокуров С.А. Сношения России с Кавказом. Вып. I. 1578-1613 гг. М.: Университетская типо¬графия, 1889. CXXX, 585 с.
  31. Пушкин А.С. Собрание сочинений в 10 томах. М.: ГИХЛ, 1959-1962. Т. 5. Романы, повести. М.: Гос. изд-во художественной литературы, 1960. 663 с.
  32. Полное Собрание законов Российской Империи с 1649 года. Т. IV. 1700-1712. СПб.: Типогра¬фия II Отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, 1830. 890 с.
  33. Морская карта Каспийского моря (1719-1721 гг.) [Carte marine de la mer Caspienne / levée suivant les ordres de S.M. Czarienne; par M. Carl Vanverden en 1719, 1720 et 1721; et réduite au meridien de Paris par Guillaume Delisle. // Lisle, Guillaume de. Atlas de Geographie. Paris: Guillaume DeLisle, Quai de l’Horloge, 1721. P. 74].
  34. Гмелин С.Г. Путешествие по России для исследования всех трех царств в природе: ч. 3-я, по¬ловина I-я. СПб.: Имп. Академия Наук, 1785. 336 с.: 22 л. прилож.
  35. Чулков М.Д. Историческое описание российской коммерции при всех портах и границах от древних времен до ныне настоящего и всех преимущественных узаконений по оной госуда¬ря императора Петра Великого и ныне благополучно царствующей государыни императрицы Екатерины Великой. М.: Университетская Типография, 1785. Т. II. Кн. II. 714 с.: 90, 626 с.
  36. Равинский И.В. Хозяйственное описание Астраханской и Кавказской Губерний по гражданско¬му и естественному их состоянию в отношении к земледелию, промышленности и домовод¬ству. СПб.: Вольное экономическое общество, 1809. VI, 327, XIV с.
  37. Потто В.А. Кавказская война в отдельных очерках, эпизодах, легендах и биографиях. Т. 1: от древнейших времен до Ермолова. Изд. 2-е. СПб.: Тип. Е. Евдокимова, 1887. Вып. I. 738, VI с.
  38. Максимов Е. Чеченцы. Историко-географический и статистико-экономический очерк // Терский сборник. Приложение к Терскому календарю на 1894 год. Владикавказ, 1893. Вып. 3. Кн. 2. С. 3-100.
  39. ЦГИАГ. Ф. 545. Оп. 1. Д. 3214.
  40. Этнокультура народов Северо-Восточного Кавказа середины XIX века: к 200-летию со дня рождения ученого-этнографа Девлет-мирзы Шихалиева (Шейх-Али) / Отв. ред. Г.М.-Р. Оразаев. Махачкала: Абусупиян, 2015. 268 с.
  41. Гаммер М. Шамиль. Мусульманское сопротивление царизму. Завоевание Дагестана и Чечни. М.: КРОН-ПРЕСС, 1998. 512 с.
  42. Кавказский календарь на 1868 годъ (високосний), изданный Главнымъ Управлением Намест¬ника Кавказскаго. XXIII год. Тифлис: Типография Главного Управления Наместника Кавказ- скаго, 1867. 480, 123, VII с.
  43. Зубов П.П. Картина Кавказскаго края, принадлежащаго России, и сопредельныхъ оному зе¬мель; в Историческом, Статистическом, Этнографическом, Финансовом и Торговом отноше¬ниях: в 4 т. СПб.: Типография Конрада Вингебера, 1835. Ч. II. 270 с.
  44. Кавказская война: истоки и начало, 1770-1820 годы / Сост. и авт. вступ. ст. Я.А. Гордин; сост. и подгот. текста Б.П. Миловидов. СПб.: Изд-во журн. «Звезда», 2002. 550 с.
  45. Тесаев З.А. Идентификация личностей позднесредневековых летописных героев «Абумуслима» и Суракатов и их роль в истории Чечни и Дагестана (XV-XVI вв.) // Рефлексия. 2017. № 5. С. 54-60.
  46. Тесаев З.А. Институт «Мехк-Дай» в истории Чечни (XVI — 1-я треть XIX в.). Грозный: АО «ИПК «Грозненский рабочий», 2019. 688 с.: ил., карт.
  47. Яндаров А.Д. Мифы и предания чеченского народа / Сост.: А.Д. Яндаров, Г.В. Заурбекова, И.В. Бызов (Мутушев). М.: Орбита-М, 2010. Т. I. 351 с.
  48. Минорский В.Ф. История Ширвана и Дербента X-XI вв. М.: Издательство Восточной литера¬туры, 1963. 266 с.
  49. Дубровин Н. История войны и владычества русских на Кавказе. Т. I. Очерк Кавказа и народов его населяющих. Кн. I. Кавказ. СПб.: Тип. Департамента уделов, 1871. XVI, 640 с.
  50. Тахнаева П.И. Аргвани: мир ушедших столетий: исторический портрет сельской общины На¬горного Дагестана / П.И. Тахнаева; Ин-т востоковедения РАН. М.: Вост. лит., 2012. 485 с.: ил.
  51. Кадиев С.-М.Х. Краткая история и генеалогия тайпа АьргIаной. Знаменское: ГУП «Надтереч¬ная межрайонная типография», 2007. 44, 156 с.
  52. Адилсултанов А.А. Акки и аккинцы в XVI-XVIII веках. Грозный, 1992. 128 с.
  53. РГВИА. Ф. 416. Оп. 1. Д. 300.
  54. Тесаев З.А. Чеченская «География» XV века, составленная по данным ученого-богослова и пу¬тешественника Аздина Вазара. Грозный: АО «ИПК «Грозненский рабочий», 2018. 256 с.
  55. Эвлия Челеби. Книга путешествия (извлечения из сочинения турецкого путешественника XVII века). Перевод и комментарии. Вып. 2. Земли Северного Кавказа, Поволжья и Подонья // Па¬мятники литературы народов Востока. Перевода VI. М.: Наука, 1979. 287 с.
  56. W. E. D. Allen. The Sources for G. Delisle’s «Carte des Pays Voisins de la Mer Caspiene» of 1723 // Imago Mundi. 1956. Vol. 13. Р. 137-150.
  57. Далгат Б.К. Родовой быт и обычное право чеченцев и ингушей. Исследование и материалы 1892-1894 гг. М.: ИМЛИ РАН, 2008. 382 с.
  58. Записал З.А. Тесаев со слов З.М. Зубаирова (1955 г.р.). Эндирей, 2017.
  59. Русско-дагестанские отношения XVII — первой четверти XVIII вв.: документы и материалы / Сост.: Р.Г. Маршаев. Махачкала, 1958. 336 с.
  60. Кушева Е.Н. Народы Северного Кавказа и их связи с Россией. Вторая половина XVI — 30-е годы XVII в. М.: Изд. АН СССР, 1963. 370 с.
  61. Айтберов Т.М. Аваро-чеченские правители из династии Турловых и их правовые памятники XVII в. (гумбетовцы в средневековой и новой истории Северо-Восточного Кавказа). Махачка¬ла, 2006. 94 с.
  62. Кабардино-русские отношения в XVI-XVIII веках (документы и материалы в 2 томах). Т. I. XVI-XVII века. Нальчик: Издательский центр «Эль-Фа», 2006. 695 с.
  63. Гасанов М.Р. Дагестан: перекресток цивилизаций. Махачкала: ДГПУ, 2007. 460 с.
  64. YFull YTree v7.09.01 (чеченское древо L3) [Электронный ресурс] // YFull. Y-Chr Sequenoe Inter¬pretation Servioe. Ссылка: https://yfull.eom/tree/L-Y6266/ (дата обращения: 3.12.2019).
  65. Чеченское древо L3 [Электронный ресурс] // Нохчийн орамаш (http://oramash.ru/). Ссылка: http://oramash.ru/tape/L3_tree_oramash.svg (дата обращения: 3.12.2019).
  66. Утверждение русского владычества на Кавказе. Тифлис: Тип. Я.И. Либермана, 1901. Т. I. 354 с.
  67. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией: в 13 т. Т. XII. Тифлис: Тип. Канце¬лярии Главнокомандующего гражданской частью на Кавказе, 1904. 1552 с.
Рубрика: Чеченская страница Тесаева