МАСЛААТ – САМОБЫТНАЯ ФОРМА РАЗРЕШЕНИЯ КОНФЛИКТОВ
Х.Г. МАГОМЕДСАЛИХОВ
Маслаат (или третейский суд) – самобытная форма разрешения конфликтов, получившая распространение у отдельных народов Северного Кавказа. Такая форма была наиболее приемлемой и соответствовала общественному быту и менталитету горцев Дагестана.
Маслаат – в переводе с арабского означает общее благо, выгоду в интересах сторон. В процессе становления в качестве самостоятельной формы примирения маслаат впитал в себя адатные и шариатские начала, а также морально-нравственные устои. В народе всегда считалось добрым и богоугодным делом способствовать враждующим сторонам в примирении. Часто «…в случае несостоятельности канлы1 и его родственников, средства на расходы по примирению давали односельцы»2.
Обычно к маслаатной форме примирения в историческом прошлом горцы прибегали при убийствах и меньше – при ранениях. Процедуре маслаата предшествовали некоторые процессуальные формальности, несоблюдение которых делало сам акт примирения невозможным. Как правило, убийца немедленно по совершении преступления покидал родное селение, в противном случае его выгоняли, что было предусмотрено адатом каждого общества. До XIX в. было принято, что с убийцей уходила вся его семья, а его дом разрушался. Уже в 30-х годах XIX в. разрушение дома канлы не является безусловным актом. Теперь дом убийцы уже принадлежит тому, кто сразу же после совершения преступления первым сбросит несколько камней с крыши или карниза его дома. Это могли быть родственники как с пострадавшей стороны, так и со стороны убийцы. Тем самым, убийца с помощью своих родственников мог сохранить дом от разрушения3.
Немалая заслуга в искоренении бессмысленного обычая разрушать дом кровника принадлежит имаму Шамилю, который в период существования теократического государства – имамата, запретил разрушать дом убийцы. По этому поводу сам Шамиль высказался следующим образом: «Я думаю, что дом убийцы совсем не виноват в том, что сделал его хозяин»4.
У аварцев сохранилось словосочетание «бид виххизе», что буквально означает «разориться на крови». Действительно, у убийцы разрушался не только дом: его поля оставались необработанными, а если у него имелся сад, то деревья вырубались, т.е. хозяйство полностью приводилось в негодность, пока не состоится примирение с пострадавшей стороной. В законоположении закавказских аварцев, относящемся к середине XVIII в., обряд остракизма убийцы описан так: «Если кто-либо убьет верующего мусульманина, – будь преднамеренно, будь по ошибке – то дома убийцы будут подвергнуты сожжению, его деревья будут порублены, а виноградные лозы изломаны. Сам же убийца будет отправлен (со своими близкими) на чужбину, где он и обязан оставаться вплоть до того времени, пока ему не разрешат вернуться назад и пока, соответственно, он не примирится с родственниками убитого, отдав им дият в сумме двенадцати туманов»5.
У горцев в каждом регионе были селения, куда изгонялись канлы. Как правило, это были неблагополучные по природно-географическим и климатическим условиям аулы. Среди таких аулов можно назвать аул Кудутль (Къудукь), который был известен тем, что лучи солнца проникали сюда только в течение трех месяцев в году. Таким же местом ссылки кровников в Гумбетовском обществе служил аул Читль, который находился в глубине ущелья, откуда был виден всего лишь «кусок неба»6. Аулы с подобными природно-климатическими условиями Шамиль также использовал как места для ссылки за разные преступления, совершенные в имамате.
Убийца (канлы) в том джамаате, куда он переселялся, формально пользовался всеми правами гостя, он был неприкосновенен. А если все же преследователи совершали здесь кровную месть, то позор ложился полностью на весь джамаат; законы гостеприимства у горцев почитались гораздо выше.
Действуя в духе исламской религии, Шамиль в имамате ограничил число лиц, имеющих право на кровомщение, самыми близкими родственниками убитого, что также было значительным прогрессом в правопорядке горцев. «Строго воспретив кровомстителям обращать свою месть на родственников убийцы, он (Шамиль) объявил неисполнителей этого ослушниками против Корана, а, следовательно, подлежащими смертной казни»7.
Пока канлы находился в изгнании и по мере истечения времени от трагического события, общественность джамаата по ходатайству родственников канлы начинала переговоры о примирении (маслаате).
Достижение маслаата во многом зависело от разряда убийства или других обстоятельств, при которых оно совершалось. Сложнее обстояло дело при кара-канлы, т.е. если имело место «черное» убийство при отягчающих обстоятельствах. Если же это было простое убийство или тем более случайное, то пострадавшей стороне родственники канлы давали средства, необходимые на похоронные расходы, которые у кумыков назывались аулум. Размер этих средств в разных обществах был различным и, как правило, состоял из материала на саван и одного быка. Если такой аулум был принят, то это был первый и значительный шаг к примирению. В Андийском округе соблюдение этой процедуры описано так: «По истечении же трех дней грабеж прекращался, родственники убийцы для примирения своего с родственниками убитого через посредство лучших людей в деревне отправлялись с повинною к ним и отдавали им в знак их соединения одного быка или 10 рублей и чадры на саван или 2 рубля. С того времени один убийца оставался кровником»8.
В Даргинских обществах размер аулума был значительным: «1) за кровь убитого (аулум), наследникам его 7 быков, в 4 рубля каждый, и 49 кары9 бязи, и 2) джамаату того селения, откуда убитый, для примирения двух джамаатов, 1 бык. За убийство кара к аулуму прибавляется еще 7 быков в ту же цену, а если убийство произошло при ограблении, то и штраф тургакам10 всего Даргинского округа – 7 котлов, по 2 рубля каждый»11.
Плата за кровь в Даргинских обществах в XIX в. была установлена в размере 100 руб. или вещами на 120 рублей12. В любом случае аулум и плата за кровь являлись формой материальной компенсации пострадавшей стороне, на основе которой могло состояться маслаатное разрешение конфликта.
Следующим шагом к достижению маслаата была просьба допустить на тазият13 дальних родственников канлы, чтобы выразить соболезнование. Смотря по обстоятельствам, такое сближение допускалось, и на этом процедура примирения временно прекращалась. Теперь родственники канлы чувствовали себя более защищенными от кровной мести, а убийцу (баш-канлы) все еще могли убить.
За это время канлы должен был при содействии своих родственников и почетных жителей искать пути к примирению с родственниками убитого, но для последних считалось предосудительным мириться ранее истечения года. В адатных нормах некоторых обществ был кодифицирован запрет родственникам пострадавшего тухума до истечения определенного срока заключать мировые сделки с убийцей. Таков, например, адат Аварского ханства, который предусматривал: «Если родственники убитого до истечения 10 дней согласятся на очное примирение, то с них взыскивается один бык»14.
Примирение могло состояться только в том случае, если все без исключения родственники убитого согласятся простить убийцу. Обычно труднее всего бывало уговорить на это близких родственниц, особенно мать убитого15.
По поводу случившейся трагедии у горцев было принято скорбеть, причем эта скорбь выражалась как в поведении, так и в одежде. В горной зоне Дагестана на время траура надевали шубу, которую не снимали даже летом. Во время траура одежду не стирали.
Своеобразный траур соблюдали и мужчины. Помимо того, что они не брились, в отдельных обществах было принято, что мужчины «…одежду в дни траура обязательно перетягивали поясом с кинжалом, старались держаться подтянуто, особенно при насильственной смерти родственника. Самые близкие родственники иногда в течение пяти-шести дней носили шубу наизнанку мехом наружу, также туго перевязав ее поясом»16.
В течение всего периода пребывания в изгнании канлы также соблюдал обряд по покойному – не брился, не стриг волос и ногтей, не появлялся в общественных местах, не выполнял хозяйственных работ, вел затворнический образ жизни, показывая таким образом раскаяние о содеянном. Эти же формальности соблюдали и близкие родственники канлы, и, если кто из них побреется или другим действием нарушит обряд по покойному, пострадавшая сторона немедленно реагировала на это, воспринимая такие действия как прямое неуважение и даже оскорбление. Достижение маслаата при таком стечении обстоятельств ставилось под угрозу.
Этикет взаимоотношений между обеими конфликтующими тухумами требовал также, чтобы канлы до окончательного примирения не встречался на дороге с родственниками убитого, иначе тут же могло состояться кровомщение. Такое же правило распространялось и на близких родственников канлы.
В течение всего периода до окончательного примирения родственники убийцы старались не показываться на людях, а самые близкие родственники все еще находились в состоянии страха за возможную месть со стороны родственников убитого. По этому поводу в народе сложилась поговорка: «Чтобы не наступил такой день, когда нужно бояться чужих людей».
При удачном стечении обстоятельств и, если близкие родственники не сумели отомстить кровнику, по прошествии периода пребывания канлы в изгнании обычно проводили процедуру примирения. Необходимым условием при маслаате был договор о выплате дията, размер которого различался в разных обществах и колебался в пределах от 100 до 300 рублей. Сумму дията могли выплачивать в разной форме – скотом, деньгами, медными котлами, земельными угодьями и т. д. (Для понимания размера дията заметим, что в XIX в. в горских обществах лошадь стоила 40 руб., осел – 10, мул – 50, бык – 30, корова – 15, баран – 3 рубля17.)
В некоторых обществах было принято, что если «родственники убитого до примирения сожгут дом своего кровника, то с кровника дият не взимается»18.
При согласии пострадавшей стороны на примирение и по истечении определенного времени в заранее установленный день родственники убийцы вместе с кровником собирались в условленном месте и двигались к дому убитого, где их ожидали. Эту процессию возглавляли старейшины аула и представители духовенства. В нее также входили почитаемые люди села, родственники канлы, а позади всех шел сам канлы. Перед собравшимися, как правило, выступал представитель духовенства – мулла-дибир. Ссылаясь на исламские заповеди и прецеденты, имевшие положительный исход в прошлом, он убеждал собравшихся в богоугодности маслаата, призывал к смирению перед божьей волей.
Вот как церемонию прощения канлы у кумыков описал в XIX в. Н. Семенов: «Находящееся во главе депутации духовное лицо произносит обыкновенно приличествующую случаю речь; высказывает сожаление о случившемся, напоминает, что подобные несчастья бывали прежде, будут, вероятно, и после, и тот, над чьей головой они разражаются, не должен до такой степени ожесточиться, чтобы забывать заветы мудрых предков о примирении и прощении. Выставляется на вид, что скончавшегося не вернешь к жизни и проч., заканчивается речь с выражением надежды, что оскорбленные, как люди благоразумные, сумеют подчинить свои чувства рассудку»19.
Примерно так же происходил акт примирения у всех горских народов Дагестана. Было принято, что канлы опускается перед самым близким родственником убитого на колени и вручает ему нож, как бы говоря: «Твоя воля лишить меня жизни или нет».
У одного из горских народов – хваршин – было принято, что родственницы убийцы ползли к месту примирения на коленях, замыкая шествие. При этом они били себя в грудь, монотонно произнося с плачем молитвы, а перед ними полз на коленях сам убийца с обнаженной головой20. Этот обряд в каждом регионе мог иметь свои особенности. Так, в сел. Шабдух (Андийское наибство) кровник во время примирения являлся во двор убитого им в черной бурке, в которой он ложился на землю и оставался там, пока его не поднимал самый близкий родственник убитого.
Аналогичный обряд извинений и унижений соблюдался также в селениях Гумбетовского наибства: «Женщины со стороны убийцы становятся на колени перед женщинами со стороны убитого, мужчины – перед мужчинами и мирят убийцу с родственниками убитого»21.
У лакцев подобный обряд соблюдался в следующей форме: «…Все мужчины тухума двигались к назначенному месту на коленях во главе с самим убийцей, который нес на себе перекинутый через плечо саван в знак готовности умереть от руки тех, кого он молит о прощении»22.
Смысл подобных обрядов при примирении состоял в том, чтобы как можно больше морально ущемить кровника и его родственников с целью компенсировать моральный ущерб пострадавшей стороне. По этому поводу А.М. Ладыженский отмечал: «…материальная компенсация всегда сопровождалась и моральной компенсацией – извинениями, унижениями. Обряд извинений был очень сложен и в разных местах далеко не одинаков»23.
Моральная компенсация в виде унижений и оскорблений часто была гораздо важней, чем материальная. Представители тухума, прошедшего через унижения и оскорбления, не могли чувствовать себя в положении победителей и соответственно вести себя таким образом в обществе, на что и была ориентирована такая сложная процедура.
Как правило, родственник убитого после соблюдения обряда извинений и унижений брал нож, срезал прядь волос с головы канлы и поднимал его с колен, что означало, что тот прощен. В иных случаях родственник убитого поднимал канлы со словами: «На колени только перед Аллахом нужно становиться».
Однако процедура примирения на этом не завершалась. У многих народов Северного Кавказа, в том числе некоторых дагестанских народов, соблюдался обычай, когда кровник при процедуре примирения губами прикасался к груди матери им убитого. Такая процедура носила символический характер. «Если пострадавший род согласен мириться, то совершается обряд усыновления, путем прикосновения губами к груди матери убитого, убийца становится ее приемным сыном»24.
Только после этого кровник считался не только прощенным, но и породнившимся с тухумом убитого, т.е. членом простившего его тухума. Он должен был разделять радость и горе с его членами. «Примирившийся убийца всегда считается кровным братом, т.е. заменяет собою убитого в семействе этого последнего. Ему вменяется в обязанность как можно чаще посещать могилу убитого и оказывать всевозможные услуги его родственникам»25.
На этом в основном завершалась официальная часть процедуры исполнения маслаата.
Сила маслаатного разрешения конфликта после его достижения была безусловной, – «раз состоялось «маслаатное решение» оно по обычаю немедленно решается и не принимается на апелляцию ни адатом, ни шариатом»26.
По этой причине одним из самых тяжких преступлений у всех народов Дагестана считалось мщение за кровь после исполнения процедуры маслаата. Причем подобное убийство рассматривалось как самостоятельное убийство, а не месть за убитого, после которого вражда возобновлялась с новой силой. За нарушение условий маслаата кодекс Умма-хана Аварского предусматривал самое строгое наказание: «Если после того как кровника выслали из аула, родственники убитого убьют брата кровника или другого его сородича, то с убийцы взыскивается 100 овец; кроме того, он обязан вернуть дият… и вся его семья осуждается на вечное изгнание без права возвращения в аул». У андалальцев с нарушителя маслаата предусматривалось два кровника и два дията27.
У кумыков за подобное преступление убийца ставился вне закона и его можно было безнаказанно убивать – «…за убийство кровника, после того как с ним состоялось примирение, по обычаю кумыков в б. Тарковском округе, а также в Мехтулинском ханстве виновные считались врагами всего общества, и всякий мог их убить…»28. Аналогичные меры принимались и у других народов Дагестана.
Во многих случаях между бывшим канлы и тухумом убитого устанавливались подчеркнуто доверительные отношения. Типичный случай имел место в сел. Гертма на рубеже XIX-XX вв., когда конфликт по кровной мести был завершен маслаатом: через много лет сын бывшего канлы похитил девушку и упрятал ее в доме бывших кровных врагов, хотя у него были и более близкие родственники. Похититель невесты посчитал, что в доме людей, с которыми был некогда заключен маслаат, будет безопасней.
Из всех форм завершения конфликта маслаат представляет собой наиболее совершенную, позволяющую сторонам относительно полно установить между собой поведенческий, моральный и психологический паритет.
Еще одна важная особенность маслаата заключается в том, что его осуществляли третейские независимые судьи, что должно было исключить предвзятость их решений. Например, «у чеченцев третейские судьи «келохой» выбирались не из кандидатов, выставленных сторонами, а из посторонних почетных лиц, обыкновенно стариков; причем истец и ответчик вправе были назначить по одинаковому числу судей (от 1 до 5). Предпочтение перед прочими получали жители древнейших аулов…»29.
К маслаату прибегали не только при убийствах, но и при разрешении других значимых проблем. Так, при межобщинных конфликтах у горцев было принято обращаться к соседним независимым джамаатам, снискавшим себе репутацию беспристрастных и справедливых третейских судей.
Недаром любое, даже малозначительное, письмо между джамаатами завершалось упоминанием влиятельных и безупречных в моральном отношении представителей в качестве гарантов и третейских судей по тому или иному спорному вопросу.
Бывали случаи, когда маслаатная форма разрешения конфликта при убийствах была неприемлемой. Таким среди горцев считалось убийство внутри тухума, когда конфликт считался его внутренним делом.
Маслаат не распространялся также на членов общины, подвергшихся остракизму.
Согласно адатам Даргинских обществ в нижеприведенных случаях убийца не подвергался никакому взысканию, и соответственно не было необходимости вмешательства третейских судей:
«1. За убийство своего кровного врага (баш-канлы).
2. Если кто совершит убийство, защищающее от нападения, сделанного из засады.
3. …при защите от ограбления.
4. Если кто, отправившись на воровство или с другим злым умыслом, будет застигнут на месте хозяином и хозяин убьет его.
Если в общей драке будут убитые с обеих сторон, то за каждого убитого делается взыскание по адату и избираются канлы, кроме двух случаев:
1. если двое нанесут друг другу смертельные раны, от которых оба умрут, и
2. если убивший одного сам будет убит родственником убитого им»30.
После окончательного присоединения Дагестана к России горцам, привыкшим веками жить по адату и шариату, трудно было привыкать к российским законам, которые предусматривали наказание преступника без возмещения ущерба пострадавшей стороне, что было неприемлемо для традиционного горского менталитета. Поэтому вначале горцы всячески старались обходить непонятные для них законы, и даже после возвращения из ссылки кровника конфликт не считался разрешенным, если не состоялся маслаат.
Если объектом конфликта являлась значимая ценность, маслаатная форма его разрешения использовалась не только при убийствах, но и при других конфликтах, таких как поранения, кражи, похищения женщин. Однако процедура соблюдения маслаата при таких конфликтах не была столь долгой и сложной, как при убийствах, и регулировалась вмешательством одного-двух авторитетных представителей джамаата.
Повсеместно в горских обществах было принято при мирном разрешении любого конфликта устраивать угощение пострадавшей стороне за счет виновного, и это во многих случаях было предписано в адатах. Так, адат Батлухского наибства обязывал: «По возвращении на родину убийца должен сейчас же примириться с тухумом убитого, сделав угощение». Такой же адат мы наблюдаем в Цатанихском наибстве: «…по возвращении на родину он (убийца. – Х.М.) должен также угостить тухум убитого»31.
Во многих горских обществах было принято, что ранивший должен был скрываться дома или уходить из селения и не появляться на людях, пока раненый находится на излечении. Так, в Гумбетовском наибстве действовал адат, согласно которому «…если ранивший до примирения его с раненым выйдет из своего дома или двора хоть к соседу, и родственники раненого заметили его, то они бросаются на него и имеют право поранить его», а в сел. Ботлих если ранивший выходил из дома, за каждый выход с него взыскивается по 2 руб. штрафа32.
Единицей измерения величины раны во многих обществах служило зерно. Так, в 1909 г. Андийский окружной суд определил следующие наказания за ранения: «За девять ран на лице по числу зерен, помещающихся на шрамах, считая по 4 рубля за каждое зерно»33.
Одним из обязательных атрибутов при разрешении конфликтов при ранениях, также как при убийствах, было миротворческое угощение, что также было кодифицировано в адатах. Так, адат жителей Андийского округа предписывал следующую форму примирения при поранениях: «По выздоровлении раненого родственники поранителя при посредстве почетных людей общества отправляют к раненому одного барана и 3 меры хлеба, и раненого с родственниками его в числе 12 человек приглашают в свой дом для угощения и их общего примирения»34.
Таковы были общие правила соблюдения маслаата по таким острым социальным конфликтам, как убийство, поранения и межобщинные конфликты в горских обществах в исследуемый период, которые в разных обществах могли иметь и имели свою специфику, обусловленную местными ментальными особенностями, социально-экономическими и иными условиями того или иного региона.
Примечания
1. Канлы – кровник, убийца от тюркского слова канн т. е. кровь.
2. КОМАРОВ А.В. Адаты и судопроизводство по ним. ССКГ. Т. 1. Тифлис. 1867, с. 34.
3. МАГОМЕДОВ Р.М. К вопросу о семейной общине в Дагестане. Труды 2-й научной сессии Дагестанской базы АН СССР. Махачкала. 1949, с. 93.
4. Там же, с. 121.
5. Хрестоматия по истории права и государства Дагестана XVIII-XIX вв. Ч. I. Махачкала. 1999, с. 51.
6. МАГОМЕДОВ Р.М. Легенды и факты о Дагестане. Махачкала. 1969. с. 210.
7. РУНОВСКИЙ А. Записки о Шамиле. М. 1989, с. 121.
8. Из истории права народов Дагестана. Махачкала. 1968, с. 13.
9. Кары – мера длины, составляющая 3/4 аршина.
10. Тургаки – сельские исполнители полицейских функций.
11. Адаты Даргинских обществ. ССКГ. Т.VII. Тифлис. 1872, с. 15.
12. Там же, с. 17 (Примечание).
13. Тазият – место для выражения соболезнования у мужчин.
14. Памятники обычного права Дагестана XVII-XIX вв. М. 1965, с. 263.
15. САНДРЫГАЙЛО И.Я. Предисловие. Адаты Дагестанской области и Закатальского округа. Тифлис. 1899, с. 19.
16. ГАДЖИЕВА С.Ш. Одежда народов Дагестана. М. 1981, с. 125.
17. ХАШАЕВ Х.М. Общественный строй Дагестана в XIX веке. М. 1961, с. 122.
18. Там же, с. 140.
19. СЕМЕНОВ Н. Туземцы Северо-восточного Кавказа. СПб. 1895, с. 285.
20. МУСАЕВА М.К. Хваршины. XIX – начало ХХ века. Махачкала. 1995, с. 156.
21. Памятники обычного права…, с. 169.
22. БУЛАТОВА А.Г. Лакцы. Историко-этнографическое исследование (XIX – начало XX в.). Махачкала. 2000, с. 297.
23. ЛАДЫЖЕНСКИЙ А.М. Очерки социальной эмбриологии. Ростов-Дон. 1929, с. 181.
24. Там же, с. 166.
25. САНДРЫГАЙЛО И.Я. Ук. соч., с. 19.
26. ЛЕОНТОВИЧ Р.И. Адаты Кавказских горцев. Т. I. Одесса. 1882, с. 10.
27. Памятники обычного права…, с. 266, 66.
28. ЛАДЫЖЕНСКИЙ А.М. Ук. соч., с. 163.
29. Там же, с. 154.
30. Адаты Даргинских обществ. ССКГ. Т.VII. Тифлис. 1873, с. 16.
31. Адаты Дагестанской области и Закатальского округа. Тифлис. 1899, с. 453, 471.
32. Из истории права народов Дагестана. Махачкала. 1968, с. 23, 22.
33. РЕЙНКЕ Н. Горские и народные суды Кавказского края. СПб. 1912, с. 45.
34. Из истории права…, 1968, с. 14.