Кабардинцы (ТС 2 1892)

ТЕРСКИЙ
СБОРНИК
ПРИЛОЖЕНИЕ К ТЕРСКОМУ КАЛЕНДАРЮ НА 1892 ГОД.
ГОД ВТОРОЙ
Издание Терского областного статистического комитета
под редакцией секретаря комитета
Г. А. Вертепова.
КНИГА ВТОРАЯ

ВЛАДИКАВКАЗА
Типография Терского Областного Правления.
1892.
КАБАРДИНЦЫ.
СТАТИСТИКО-ЭКОНОМИЧЕСКИЙ ОЧЕРК.
Предисловие.
Кабардинцы, благодаря соседству своему с знаменитым кавказским Пятигорьем, пользуются наибольшею известностью в России, а потому чаще других туземцев Терской области подвергались исследованию и изучению. Территория, занятая ими, этнографические особенности народа и его историческое прошлое нередко привлекали к себе внимание русских и иностранных ученых. Даже художественная литература из кавказского быта чаще всего касалась «черкеса» и его жизни. Остался незатронутым исследованиями почти исключительно экономический быт кабардинцев, на котором мы и намерены остановиться в настоящем очерке. Относительное богатство литературы о кабардинцах дает нам возможность остановиться на историко-географических сведениях о Кабарде в самых общих чертах, лишь настолько, насколько это необходимо для понимания экономического быта, которому собственно и посвящается вся работа. Отводя поэтому историко-географическому очерку Кабарды лишь несколько страниц, мы не уменьшаем программы экономического исследования и останавливаемся на всех тех отдельных частях его, по которым располагаем достаточным материалом, и которые разработаны в наших очерках о терском казачьем войске и об осетинах. Таким образом программа нашей работы по описанию экономического быта кабардинцев остается такой же, как и относительно других народностей и по-прежнему определяется, главным образом, содержанием «Статистических таблиц населенных мест Терской области», на этот раз V-м выпуском их. Что касается других печатных источников, которыми пришлось нам пользоваться, то мы будем ссылаться на них в примечаниях к тексту настоящего очерка.
Евг. Максимов.
ГЛАВА I.
Некоторые историко-географические сведения о Кабарде.
Происхождение кабардинцев и территория занятая ими. – Сословное деление в Кабарде и освобождение зависимых сословий. – Народонаселение.
Кабардинцы составляют отдельную отрасль народа, называющего себя общим именем адыге и известного в русской истории под названием косогов. В настоящее время за древними косогами установилось название черкесов. Достоверные исторические сведения об адыге относятся к тому времени, когда поселения их, сплошными массами или вперемежку с другими народами, были разбросаны по обоим склонам западной половины Кавказских гор. Наиболее же многочисленное племя адыге – кабардинцы выдвинулись к Пятигорью и к pp. Тереку и Малке. По преданно, кабардинцы переселились сюда с берегов Черного моря, под предводительством некоего Кабарды Тамбиева; но время этого переселения неизвестно. Встретив здесь татарские поселения, кабардинцы отодвинули их к степи или заперли в горных ущельях . Русское владычество до сих пор очень мало изменило первоначальные границы кабардинской территории. В настоящее время вся эта местность носит общее название Кабарды и делится на Большую Кабарду и Малую. Первая из них имеет западной границей линию, начинающуюся у верховьев р. Малки и служащую водоразделом между ею и бассейном Кубани и приближающуюся к верховьям р. Кумы. Не доходя до Кумско-Лоовского аула, граница с севера направляется по хребту Джинал к селению Ашабова на р. Малке и по этой последней до впадения в нее pp. Баксана и Череда. Здесь восточная граница Большой Кабарды отделяется узкой полосой казачьей земли от Малой Кабарды. Южную же границу ее составляют осетинские земли, а затем, по хребтам Ах-кая и Алмалы-кая, земли татарских обществ Балкарского, Урусбиевского и др. Малая Кабарда, западной и северной границей своей имеющая р. Терек, с востока идет сначала по р Курп, а затем, не доходя ингушского аула Кескем, направляется на юг межой осетинских земель и примыкает к Тереку несколько ниже сел. Эльхотова, близ Владикавказской желе. дороги. Большая Кабарда входит в состав Нальчикского округа Терской области, образуя 1-ый и 3-ий участки его, а Малая Кабарда составляет 1-ый административно-полицейский участок Сунженского отдела той же области . Первая имеет рельеф преимущественно горной местности, заполненной в юго-западной своей части отрогами Главного Кавказского хребта. Громадный Эльбрус, составляющий самый юго-западный угол Большой Кабарды, принадлежит, однако, не к Главному хребту, не доходящему до кабардинских поселений, а к Передовому, идущему, как известно, параллельно с Главным. От подошвы Эльбруса тянутся в разные стороны короткие контрфорсы. Хребет, служащий водоразделом между бассейнами Кубани и Терека, идет к северу от Эльбруса и составляет западную границу кабардинских земель. От горы Кумбаши, параллельно Передовому хребту, в 10–15 верстах от него, возвышается к ю.-востоку короткими кражами Пестрый хребет, который, пересекая отроги Эльбруса, направляется к Тереку. Выше же впадения Гунделена в Баксан, начинается хребет Черных гор, идущих, тоже параллельно с Пестрыми, изогнутыми дугами. Западный отрог Черных гор замыкает собой кабардинскую равнину и, начиная от р. Уруха, дает лесистый отрог, известный под названием Кабардинских гор, пересекающих Терек и составляющих границу Малой Кабарды. С востока, Севернее Кабардинского хребта, в Малую Кабарду входит так называемый Терский хребет. Все остальное пространство, занятое кабардинцами, составляет Кабардинскую равнину, богато орошенную реками Малкой, Гунделеном, Баксаном, Чегемом, Урваном, Череком, отчасти Лескеном, Урухом и др. реками, входящими в состав левого бассейна Терека. Малая же Кабарда, омываемая этим последним и р. Курп, в срединной своей части безводна. Многие реки Большой Кабарды отделяют от себя рукава, впадающие в смежные реки, – что делает край изрезанным проточными водами, как при искусственном орошении. Несмотря на это, только около третьей части земли всей равнины между реками Чегемом и Череком, считается богатой в почвенном отношении. На остальном пространстве равнина представляет преимущественно сенокосные урочища, относительно редко перемежающиеся с землями вполне пригодными для посева хлебов. Прибрежные же полосы р. Баксана занесены кругляком (мелкими камнями), мешающим обработке почвы. Северная часть равнины, заключающаяся между pp. Баксаном и Малкой, а также Тереком и Курпом, довольно резко отличается по климату от южной части, простирающейся до самых гор. Первая часто страдает от засухи северных ветров, дующих иногда по несколько дней сряду, вторая же, подобно владикавказской равнине, имеет вполне достаточное количество осадков. Зимы довольно суровы, а летом в болотистых местах нередко развеваются лихорадки .
Уже в южной своей части кабардинская равнина имеет довольно много лесов. Горная же часть Кабарды от Чегема до Терека еще недавно сплошь была покрыта лесом, в Малой Кабарде леса встречаются лишь на северном склоне гор. Из лесных пород преобладают здесь чинар, бук и липа; обильно встречаются также фруктовые деревья: яблони, груши, орех, кизил и др .
Леса успели давно уже сально поредеть, а остальные естественные условия края остались те же, что и в давно прошедшие века. К сожалению, сведения о жизни кабардинцев в эти отдаленные времена очень ограниченны, смутны и неопределенны. Летописных указаний совсем нет, а народные предания, хотя и заходят довольно далеко, но дают тоже очень мало. Предания говорят даже об императоре Юстиниане и о введении при нем христианской веры, господствовавшей среди кабардинцев до начала ХVIII века. В это же время крымские ханы огнем и мечом насадили здесь магометанство. Сохранилось также предание о походе на Тмутаракань, где княжил в это время сын Владимира святого – Мстислав, о единоборстве его с кабардинским богатырем Редедею и т. п.
Русское владычество на Кавказе, с которым кабардинцы примирились очень рано, застает их в Большой Кабарде под господством четырех княжеских фамилий: Кайтукиных, Бек-Мурзиных, Мисостовых и Атажукиных, а Малую Кабарду – составленную из трех обществ: Бековича, Ахлова и Таусултанова. Сословность была отличительной чертой этой народности, среди которой насчитывалось одиннадцать отдельных сословий. Пши – князья стояли во главе народа. За ними следовали вуорки или уздени трех степеней, причем первая степень хотя и подчинялась князьям, но считалась владетельными наравне с ними. Уздени (дворяне) второй и третьей степеней могли иметь свои деревни и своих крестьян, но причислялись с ними к владению одного из узденей первой степени. Уздени – пшехао соответствовали русским княжьим отрокам или конвойным князя. Затем следовали зависимые сословия. Уздени 2-й и 3-й степеней редко имели крестьян, они были «отличные наездники, голы как соколы, и потому хищничество для них служило единственным средством к пропитанию». Податей не было и каждый владелец жил тем, что получал от крестьян. Князья владели собственно людьми, а поземельной собственности не имели . Но они могла взять у своих подданных без возврата все, что им понадобится. В свою очередь, князь и уздень, по обычаю, не могли отказать в просьбе своим подвластным и обязаны были отдавать им все, что те попросят. Этот обычай заставлял владельцев прятать свое имущество, одеваться так же, как их подданные и жить в простой сакле. По смерти князя, подвластный ему народ разделялся на части и каждая часть с своими аулами принимала себе в князья того из детей умершего, который им больше нравился. Узденя, составлявшие чуть не третью часть всего населения, тоже не имели поземельной собственности, но владели людьми. Узденя первой степени держали в своих аулах узденей 2-й и 3-й степеней, искавших у них покровительства. Будучи полными господами у себя, старшие уздени не несли по отношению к своему князю никаких повинностей, но оказывали князю всяческий почет, служили ему, немедленно являлись по его требованию, сопровождали на войне и давали своих воинов . Вообще, почтительность всех низших сословий ко всем высшим была развита до чрезвычайности.
Собственно зависимых сословий было четыре: вольноотпущенники (азатами), оги (собственно крестьяне), логунапыты (дворовая прислуга) и унауты. В Малой же Кабарде огов совсем не было. Все эти сословия были освобождены от загадочности русским правительством с 18 ноября 1866 г. до половины марта 1867 года, т. е. ровно 25 лет тому назад.
Азатами, будучи отпущены или выкупившись на волю, все-таки не имели права оставить аул своего владельца без его согласия, и в этом одном отношении свобода их была стеснена. Оги или крестьяне, прежде всего, обязаны были по отношению к своему владельцу известным трудом. Все работники мужского пола из огов должны были в косовицу три дня косить на владельца, убирать сено два дня и доставить его в аул. Из своего посева они обязывались с каждой пары волов, употребляемых на пахоту, вносить в пользу владельца 60 мер проса и помимо того доставлять ему от 2 до 4 ароб (60–120 мер) проса и от 7 до 10 возов дров. Кроме того, они строили и ремонтировали все здания владельца, кормили его гостей, взносили деньги или давали скот в различных случаях жизни своего господина, напр., при женитьбе своего господина, а также его сына, при своем семейном разделе и т. п. Над личностью огов помещики имели довольно ограниченные права. Логунапыты состояли на иждивении своих владельцев и производили все домашние и полевые работы по указаниям их. Как оги, так и логунапыты, могли выкупиться и на волю и перейти в разряд азатами только с согласия своего владельца, за сумму от 150 до 500 руб. за мужчину. При дележе наследниками имущества владельца, – семейства огов и логунапытов не могли быть разрозниваемы, а при продаже их они сами могли избрать себе покупщика, причем цена в 200 р. за взрослого мужчину и в 180 р. за женщину считалась неизменной. Логунапыты были освобождены от зависимого состояния при посредстве выкупа, доходившего по размерам за взрослого работника и работницу до 200 р., который вносился полностью или по частям, или, наконец, мог погашаться работою. При выкупе, хозяйственный инвентарь делился пополам между владельцем и его зависимым человеком, причем, однако, наблюдалось, чтобы у последнего осталось достаточно инвентаря для самостоятельного хозяйства. Сакля же и домашняя утварь без раздела поступали в собственность зависимого. Унауты или унаутки (бесправные) жили при владельцах безотлучно и исполняли все работы. Они не имели права обзаводиться постоянной семьей и жили, с разрешения владельца с лицами различных других сословий. Дети приживаемые от таких сожительств, тоже, делались унаутами, но, по достижении совершеннолетия, мужчины имели право требовать себе жену из логунапыток и, женившись, сами делались логунапытами. Собственности унауты не имели никакой. Освобождены они были одновременно с другими зависимыми сословиями, причем им предоставлено было, при неимении выкупа, отслуживать и течение 6 лет у своих владельцев. За детей же от казны было отпущено владельцам 11 тыс. рублей .
В течение означенных выше четырех месяцев все зависимые сословия Кабарды были освобождены русским правительством. Общее число освобожденных простиралось до 21221 души об. пола. О численности свободных сословий в это время мы сведений не имеем.
По данным же «Сборника свед. о Терской об.», изданного в 1878 г., численность кабардинцев в это время простиралась до 69953 д. об. п.; в том числе мужчин 35778 и женщин – 34175.
Сравнивая последние цифры с приводимой Дубровиным, нельзя не усомниться в достоверности последней, так как иначе пришлось бы допустить, что за 32 года население Кабарды возросло почти вдвое. Этот срок необходимо признать недостаточным для такого значительного прироста населения, а потому гораздо вероятнее предположить, что цифра его, взятая Дубровиным, была ниже действительной. «Статистические же таблицы», по которым выведена нами цифра населения, составлялись в этом, отношении при условиях, не допускающих крупной ошибки. В нее, однако, не включены кабардинцы, проживающие в городах за пределами своей территории. По данным «Сборника сведений о Терск. области», число таких кабардинцев в конце 70-х годов несколько превышало 1500 душ об. пола.
Из приведенных нами цифр населения видно, что средний состав кабардинской семьи определяется немногим более 6,5 душ об. пола, причем, однако, в Малой Кабарде численный состав семьи больше (6,8 д. об. пола), а в Большой Кабарде он несколько меньше средних цифр (6,44). Что же касается распределения полов, то у кабардинцев замечается преобладание мужского пола над женским, который является здесь, как и у других туземцев Терской области, главной рабочей силой в хозяйстве. Такое положение женщин поддерживается и магометанской религией, исповедуемой всеми кабардинцами, почти без исключений.
Из общей массы кабардинского населения, свыше 900 семейств принадлежат к числу привилегированных сословий. Такое относительно большое количество их ослабляет производительную рабочую силу населения, так как привилегированные кабардинцы, не отличаясь, в большинстве случаев, ни образованием, ни культурностью от прежних зависимых сословий, тем не менее, в силу исторически сложившихся обстоятельств своего быта, почти совсем не подготовлены к новым условиям трудовой хозяйственной жизни. Благодаря этому и теперь уже хозяйство их клонится к упадку.
Что же касается непривилегированных сословий, веками воспитанных в относительно трудовых условиях, то хозяйственная жизнь их хотя и делает некоторые успехи, но в общем они не так велики, как ложно было бы ожидать, судя по земельным богатством кабардинцев, к обзору которых мы и переходим в следующей главе.
ГЛАВА II.
Землевладение и земледелие.
Права землевладения у кабардинцев и деление земель по роду владения на категории. – Аульные земли: размер душевого надела, порядки общинного пользования землей. – Частновладельческое землевладение. – Запасные кабардинские пастбища и леса: размеры их и способ пользования ими.
До появления русских на Кавказе кабардинцы предъявляли права на всю территорию от границ нынешней Кубанской области до Кумыкской плоскости и от подошвы Кавказских гор до южной части теперешней Ставропольской губ. По мере водворения русского владычества на Кавказе, земли, на которые претендовали кабардинцы, постепенно заселялись русскими переселенцами, войсками, а также осетинами и ингушами, спускавшимися на плоскость под прикрытием русской военной силы. Таким путем Большая и Малая Кабарда были разделены между собой полосой казачьей земли. Земли у кабардинцев, тем не менее, оставалось все еще очень много, но привыкши еще к большему простору, они, все-таки, чувствовали потерю некоторых пастбищ, – нагорных, занятых станицами Волгского полка, и плоскостных – зольских, взятых правительством под названием кордонных земель. Кабардинцы обращались с ходатайствами к Верховной власти и возвращении им этих земель, вследствие чего в 1844 году Высочайше повелено было возвратить им зольские пастбища, которые и перешли к ним в фактическое владение с упразднением кордонных постов. Официально, впрочем, эти земли не были тогда закреплены за ними. Для поземельного устройства кабардинцев в это время встречалось препятствие в определении прав высших сословий их на землю. Однако, дело это было улажено, благодаря уменью и настойчивости покойного М. Т. Лорис-Меликова, бывшего в это время начальником Терской области: 20 Августа 1863 года он собрал в слободе Нальчик все без исключения сословия Кабарды и получил от них единогласный приговор, которым окончательно признавалось, что кабардинская территория составляет общее достояние всего народа, без различия сословий, причем выражалось желание пользоваться всеми землями на общинном праве и по народным обычаям оставленным им в силе еще милостями Императрицы Екатерины II и Императора Александра I. При этом кабардинцы просили об окончательном закреплении за ними земель, находящихся в их владении, и в том числе пастбищ по pp. Золке и Этоке. Народная просьба была уважена и предположение Великого Князя Михаила Николаевича, и то время Наместника Кавказского, о возвращении населению соседних горских обществ и кабардинцам – кордонных земель в следующем 1864 году получило Высочайшее одобрение. Одновременно с этим жителям Малой Кабарды был предоставлен Мало-Эшкаконский участок земли, заключающий в себе до 20010 десятин и находящийся между pp. Подкумком а Эшкаконом. Пользование же пастбищами и лесными участками на вновь возвращенных кабардинцам землях было предоставлено совместно с ними также и пяти обществам горских татар – Балкарскому, Безенгиевскому, Xуламскому, Чегемскому и Урусбиевскому. 28 декабря 1869 года удостоился Высочайшего одобрения журнал Кавказского комитета, которым все земли были распределены между высшими сословиями и аульными обществами Большой Кабарды. За удовлетворением всех нужд населения, оставалось еще 225849 дес. пастбищных и 59666 десятин лесных земель, которые были отнесены к числу запасных. Порядок пользования этими землями предоставлено было утвердить Его Высочеству Главнокомандующему Кавказской армией. Вслед затем было совершено распределение земель между 9-ю аулами Малой Кабарды и последовало несколько Высочайших пожалований земель в частную собственность.
Все эти запасные земли состояли в действительном и бесспорном пользовании населения Большой и Малой Кабарды и сопредельных с ними пяти горских обществ. Юридическое же закрепление их за означенным населением состоялось 21 мая 1889 года .
Таким образом, земельные владения кабардинцев состоят из трех категорий: 1) надельных земель аульных обществ, 2) частновладельческих земель высших кабардинских сословий и, наконец, 3) запасных земель, находящихся в общинном владении кабардинцев всех сословий и пяти сопредельных с ними горских сословий.
Переходим к более подробному обзору каждой из этих категорий землевладения.
Данные с полной очевидностью показывают, как выгодно обставлены кабардинцы земельным наделом, по сравнению с осетинами и ингушами: у первых земельный надел ни в одном случае не опускается до minimum’a надела у плоскостных осетин и ингушей, не говоря уже о горных. Только пять осетинских и три ингушских аула имеют надел на наличную душу больший, чем самое малоземельное кабардинское селение. Средний душевой надел у кабардинцев достигает 8,37 дес. на наличную душу мужского пола, тогда как у плоскостных осетин он не превышает 5,4 дес, а у назрановских ингушей – 4,3 дес. Только по сравнению с средним наделом терских казаков, имеющих 21,3 дес., кабардинцы располагают значительно меньшим земельным богатством.
Однако, если мы сравним действительные наделы кабардинцев с нормальными, то разница окажется не так уж велика, как кажется с первого раза. Дело в том, что почва кабардинской территории не везде одинакова: она хороша, главным образом, между pp. Чегемом и Череком, в других же местах Большой Кабарды пригодна преимущественно для пастбищ. В Малой же Кабарде почва – тяжелый суглинок с солончаками, дающая урожай лишь при очень хорошей обработке и благоприятных атмосферных явлениях. В виду таких особенностей почвы, низший нормальный надел, определяемый по продовольственным потребностям на данной территории в 5 дес. , применим лишь к селениям, находящимся между pp. Чегемом и Череком, в числе которых находится Тохтамышевское, Куденетово I и II, Кошероковское, Нальчикско-Клишбиевское, Мисостовское, Дохшоковское, Джанхотовское, Догужоковское и некоторые другие. Земли же громадного большинства остальных селений находятся в худших почвенных условиях, а потому для населения их применима высшая рабочая норма земельного надела, определяемая нами в 10–11 десятин. Этой норме удовлетворяют лишь 8-мь селений. Отсюда очевидно, что вполне удовлетворены своим земельным наделом все-таки менее половины селений, остальные же свой земельный недостаток с избытком могут пополнять лишь запасными землями кабардинского народа. Следовательно, о малоземелье все-таки в Кабард не может быть речи. К этому вопросу мы возвратимся еще при рассмотрении запасных земель. Теперь же переходим к формам землевладения надельными кабардинскими землями.
Вследствие обилия свободных земель, право частной собственности на землю не развилось в Кабарде так, как развилось оно в других местах. Хотя в настоящее время находятся люди, утверждающие, что князья и уздени, но народному обычаю, имели права на землю и отказались от нее 20 августа 1863 г. под влиянием гр. Лорис-Меликова, но такое мнение едва ли основательно. В этом убеждает нас, прежде всего, та легкость, с которой князья и уздени отказались от своих единоличных, прав, – что не так легко было сделать, в том случае, если бы они надеялась доказать свои права. Среди привилегированных кабардинцев были и генералы русской службы и другие влиятельные лица, которые едва ли действовали только из угодливости покойному начальнику области. Вероятнее всего, что они просто не рассчитывали убедить власти в своих единоличных частновладельческих правах на землю, а потому и признали ее общинной собственностью всего народа. Так смотрел на земельную собственность и простой кабардинский народ, такой взгляд был освящен и народным обычаем, поэтому его должны были признать и те, кто в глубине души и не желал этого. Князья и уздени имели права на известную территорию в том смысле, что все проживающее на ней становились к ним в те или другие зависимые отношения, обязывались вносить известную долю урожая и т. п. – но не за право пользования землею, а за право защиты их князем и за его покровительство. Земли же было слишком много, и никто не предъявлял на нее прав собственности. Право владения было основано на захвате, а право пользования ограничивалось князем или узденем, получавшим часть из урожая или от приплода скота. Земля была общая, а потому повсеместно господствовала широкая «вольница», эксплуатировал землю тот, кто раньше захватывал ее и до тех пор, пока, под влиянием силы другого или добровольно, не покидал ее. Такой порядок был тем возможнее, что хлебопашество развивалось слабо, а преобладавшее занятие жителей – скотоводство требовало более или менее частой перемены пастбищных участков, причем право частной собственности могло лишь стеснять скотовода.
В 60-х годах в Кабарде все еще преобладал захватный способ пользования землею, причем, в большинстве случаев, захват продолжался только один пастбищный период. Захват же на часть этого периода или на несколько периодов практиковался гораздо реже. С освобождением холопов в 1867 г. и с утверждением разверстки надельных земель между аульными обществами в 1869 г., право захвата стало постепенно ограничиваться. В семидесятых годах захватный способ пользованья землей критикуется почти одними привилегированными сословиями, причем народ, объясняя это явление, ссылается уже не на права их, а только на «уважение», из-за которого привилегированным классам временно еще разрешается пользоваться относительно вольным выпасом овец и табунов лошадей. Лет пять тому назад этот способ пользования землей, со стороны привилегированных сословий, тоже, почти прекратился . Были отдельные попытки присвоения общинной земли в частную собственность по праву многолетнего захвата, но эти попытки кончились неудачей и послужили отчасти толчком как к окончательному прекращение захватного способа пользования, так и к развитию в массе населения сознания общинных прав на надельную землю.
Земельная община в кабардинских селениях, в своей нынешней форме, стала развиваться, как уже было сказано, только после отмежевания аульных наделов, т. е в то время, когда на Северном Кавказе существовала уже русская казачья земельная община, а потому первая и сложилась по типу этой последней.
Земледелие развито у кабардинцев гораздо меньше, чем у их соседей осетин и ингушей, вследствие чего разделение земельных угодий на пахотные, сенокосные и пастбищные (выгоны) еще почти не сложилось. Чаще всего аульный надел, в естественных, не всегда строго определенных границах (по ручьям, балкам, дорогам и т. л.), разделяется на три больших участка: под пахать, сенокос, выпас (выгон). Через несколько лет, обыкновенно через 3–4 года, пахать запускается под выпас и затем сенокос, а освободившийся клин распахивается. Но такой порядок пока еще не вполне устойчив и допускает более или менее значительные отступления.
Еще недавно преобладал ежегодный передел пахотных полей. Теперь же ежегодный дележ практикуется лишь там, где пахать чрезвычайно разнообразна по качеству, так что нет возможности удовлетворить всех общинников землей, одинаково удобной для посева. В большинстве же случаев, передел совершается реже, в 3–5 лет один раз, а в некоторых случаях, на наиболее однородных пахотных участках, земля поделена уже на более продолжительные сроки, например, на 9 лет. При долгосрочности переделов, сельские общества часто выделяют особый запасной участок пахотной земли, из которого отрезывают по мере надобности паи новым полноправным членам общества и отводят части их другим лицам за особые заслуги. Такие запасные участки, пока они не использованы для прямых целей, к которым предназначались, сдаются аульными обществами в аренду или эксплуатируются всем обществом сообща как выгон или сенокос.
Передел пахотных земель производится по платежным домам (домохозяйствам) таким же порядком, как и в Осетии и у казаков. Общество избирает из своей среды от 6 до 12 доверенных, которые приводятся к присяге. Эти выборные, веревкой размеченной на сажени, разбивают пахотный участок на известное число крупных участков, называемых в Кабарде ши’аха. Каждый такой участок обозначается особым названием или просто номером и часто отделяется от других более или менее широкой межой. Все ши’аха имеют одинаковую величину, если земля всей пахоти однообразна в качественном отношении. В противном же случае, ши’аха с плохой почвой или с неудобными местами, дорогами и т. п. имеют большую величину, причем надбавка, по сравнению с хорошими и удобными ши’аха, приблизительно уравнивает доходность всех участков. Впрочем, полного равенства между отдельными ши’аха не бывает, да и достигнуть его трудно, но тем не менее в Кабарде на эту сторону переделов обращают гораздо больше внимание, чем, например, в Осетии.
Окончив деление пахоти ка ши’аха, выборные извещают о том общество, которое группируется после этого в столько отдельных групп или кварталов, сколько отмерено ши’аха. Все эти группа бросают между собой жребий на право пользования ши’аха, и какой группе достанется известный ши’аха, тем она и владеет до нового передела. Каждая группа, получив свой ши’аха, переделяет его на паи по числу участвующих в ней полноправных домохозяев, т. е. платящих подымную подать. При разделе на паи тоже довольно строго наблюдается равномерность. Паи хорошего качества меньше плохих, а эти последние соответственно больше. Уравняв паи и отделив их друг от друга знаками или мелкими межами, каждая группа домохозяева тоже по жребию, распределяет их между собою. После этого все претензии отдельных домохозяев на плохое качество доставшегося им пая и просьбы о дополнительном отводе земли остаются обществом без удовлетворения. Ежегодного передела, паев между домохозяевами владеющими ши’аха не допускается, и каждый пользуется доставшимся ему паем до тех пор, пока владеют ими и все остальные домохозяева. Размер каждого пая, разумеется, не одинаков в отдельных обществах и зависит как от общего количества земли, отведенной в надел обществу, так и от размера площади пригодной для пахоти. В редких случаях величина пахотного пая опускается до ½ хозяйственной десятины, определяемой в 3200 кв. сажень; не менее редки и паи превышающие 2½ хозяйств. десятины. В большинстве же случаев они колеблются между одной и двумя хоз. десятинами.
В первый год на участке, отведенном под пахоть, большинство предпочитает сеять просо, затем следует пшеница. Кукурузе и ячменю отводят в севообороте второй или третий год. Впрочем, некоторые домохозяева предпочитают сеять кукурузу с первого же года, другие сеют ее несколько лет сряду. Вообще порядок севооборота у кабардинцев не установился, и каждый владелец пая вправе варьировать плодосмен по своему усмотрению. Он может даже совсем не распахивать своего пая, отведенного ему под пахоту, и будет пользоваться с него в таком случае одной травой. Он волен также, отдать свой пай в аренду или продать урожай с него не только однообщиннику, но кому вздумает. Впрочем, в некоторых аулах возникают жалобы на отдачу паев в аренду лицам посторонним обществу. В таких случаях жалуются, что пришлые люди бывают плохими соседями: запускают скот на соседские паи или даже прямо воруют с них хлеб в снопах. В виду этих жалоб, очень вероятно, что в ближайшем будущем некоторые селения общества как-нибудь ограничат право отдачи в аренду отдельных пайков пахотной земли.
Вследствие относительно малого развития у кабардинцев хлебопашества и преобладания скотоводства, участки земли отводимые под сенокосы всегда больше пахотных, а иногда даже значительно превышают их. Порядок передала здесь такой же, как и на пахоти. Весь сенокос делится на крупные участки – мукуп’аха, причем предварительно некоторые общества то же выделяют запасные участки. Эти последние чаще всего сдаются в аренду, и деньги идут на общественные нужды. Мукуп’аха по жребию разделяются между группами домохозяев, которых бывает в отдельной группе больше чем в такой же, образовавшейся для пользования ши’аха, а именно, – от 10 до 20 домохозяев. Эти, в свою очередь, тоже по жребию, разделяют мукуп’аха, на паи между домохозяевами, которые уже и пользуются ими. Иногда домохозяева, получившие мукуп’аха, отделяют от него часть, а не то и весь мукуп’аха сдают от себя в аренду и вырученные деньги делят между собой поровну. Мукуп’аха, как и ши’аха, разделяют один от другого глубокими межами, а паи – более мелкими межами. Величина отдельных сенокосных паев, приходящихся на долю одного домохозяина, тоже неодинакова в различных сельских обществах и достигает иногда 7-ми хозяйственных десятин, редко спускаясь ниже 2½ хоз. дес.
Менее 10-ти лет тому назад пользование надельным лесом было вполне вольно: каждый домохозяин ехал и рубил сколько хотел и где хотел. В последнее время делались довольно тщетные попытки урегулировать пользование надельными лесами, которые имеют теперь очень жалкий вид: деревья в них низкорослы, редки, преобладает довольно плохой кустарник. Пользование лесом хотя упорядочивается, но все еще оставляет желать многого. Докшоковское сельское общество, видя свой лес почти истребленным, прежде установления лучшего порядка пользования им, решило совсем не пользоваться им в течение 5-ти лет и тем дать ему возможность несколько оправиться и разрастись. В других местах надельный лес поделили на 3–4 больших участка и решили каждым участком пользоваться поочередно не менее трех лет. Благодаря этому, к тому времени, когда будет использован последний участок, первый за 9–12 лет успеет подрасти и приобретет хозяйственную годность. Таким образом, устанавливается оборот лесосеки, хотя и краткий, но составляющий значительный шаг вперед, сравнительно с господствовавшим раньше хищническим вольным правом пользования. В иных селениях весь надельный лес разделили на две части, и пока одна из них используется однообщинниками, другая остается в запасе. Первой частью пользуются различно. В иных случаях она совсем не поступает в передел и тогда общество, через особых доверенных определяет нужду каждого домохозяина в кольях, хворосте, дровах и т. п. Больше этой нормы хозяин не получает от лесных сторожей и за каждый излишек платит штраф. В других случаях часть леса, предназначенная для пользования, подобно пахоте и сенокосу, делится на крупные участки, которые отдаются в пользование тоже крупным группам домохозяев. Но эти последние уже не делят свой участок на паи подымно, а ограничиваются лишь установлением нужды в лесе каждого хозяина, в пределах которой он и получает право пользования лесом.
Таким образом, пользование надельным лесом еще не установилось окончательно, но большинство сельских обществ пришло уже к убежденно в негодности прежнего вольного способа рубки лесов и, разумеется, уже не возвратится к нему. Некоторые общества прониклись убеждением в необходимости беречь лес и вероятно выработают более или менее правильный оборот лесосеки.
Участок предназначенный для сенокоса очень часто служит и для выпаса скота, для чего отводятся такие части участка, которые мало пригодны для сенокошения или по обилию на них кочек, холмов и кустарника, или вследствие каких-либо неровностей почвы. На таких частях сенокоса общественный скот пасется весь вместе, без подразделения. В тех же немногих случаях, когда для выпаса скота отводится отдельный клин, однообщественники разделяются на группы и делят выпас на большие участки, называемые хуп’аха. На таких участках пасется только стадо, принадлежащее домохозяевам той группы, в пользование которой досталось данное хуп’аха. По снятии урожая с пахотных и сенокосных участков они тоже поступают под выпас скота. Еще недавно повсеместно, на всех ши’аха к мукуп’аха, без подразделения, пасся скот всего сельского общества. Но, в последнее время, беднейшая часть населения, имеющая мало скота, усиленно добивалась на сельских сходах права каждой группа отдельно пользоваться своим ши’аха и мукуп’аха и после снятая с них урожая. В большинстве случаев это стремление было удовлетворено, и группы домохозяев пасут свой скот только на своих ши’аха и мукуп’аха по снятии с них урожаев или отдают их в аренду, а деньги делят поровну между полноправными участниками каждой группы.
Общественными выгонами пользуются все «вольно», т. е. без всякого ограничения. Стремление уровнять выгоды всех однообщинников выразилось при пользование выгонами лишь в плате общественному пастуху. Этот последний, как и общественный конюх, нанимается за известную сумму, которая распределяется между домохозяевами пропорционально имеющемуся у них скоту и лошадям благодаря чему более зажиточный хозяин и платит обыкновенно больше других.
Величина усадебных участков очень различна не только в разных селениях, но и в одном и том же ауле. Прежде не стеснялась в величине заимки под усадьбу, а потому старые усадьбы в большинстве случаев очень велики, тогда как усадьбы недавно образовавшихся платежных домов уже значительно меньше. Общего передала усадебных мест, разумеется, не бывает, но бывали случаи, когда по жалобе кого-либо из однообщественников, у домохозяина, имеющего через-чур большую усадьбу, отрезывали часть ее для жалобщика или для другого лица, нуждающегося в ней. Средняя величина усадьбы с огородом может быть определена в ½ десятины. Свободного захвата усадебных мест теперь уже не бывает и общества довольно строго относятся к отводу новых усадьб. Дело в том, что с отводом усадьбы на ней образуется новый дом, который, попадая в перепись, делается платежным, т. е. обкладывается казенной подымной податью. Если новый домохозяин окажется плохим и неплатежеспособным хозяином, то тягота подымной и других податей переходит на общество, которое, в силу этого, с большой осторожностью начинает относиться к выделению новых усадеб, для образования на них новых домов. Раз оно заподозрит просящего усадебное место в малой хозяйственной и платежной способности, оно старается стеснить его в отводе усадьбы или же прямо отказывает в ней. Благодаря таким ограничениям, увеличение числа домов в Кабарде совершается в последнее годы несколько медленнее. Отделившиеся члены большой семьи часто продолжают жить на одном дворе, в одной расширенной сакле. Усадебные места переходят от отца к одному из сыновей, а если достаточно велики, то к двум и трем сыновьям, которые в таком случае делят их между собой.
В числе однообщинников встречаются в такие, которые по бедности или по недостатку рабочей силы, не пользуются пахотными и сенокосными участками. Это, в большинстве случаев, одинокие старики, вдовы и сироты. Они имеют только усадьбы и почти всегда освобождаются обществами от платежа казенной подымной подати, но часто несут общественные повинности.
Таким образом, выше изложенные данные о кабардинской земельной общине показывают, что последняя несмотря на относительно недавнее существование свое, пустила уже глубокие корни в населении. Большинство кабардинцев относится к общине вполне сознательно, и всячески стремится сделать распределение земельных угодий между отдельными домохозяевами возможно равномернее и справедливее. В виду этого, необходимо допустить, что кабардинская земельная община в ближайшем будущем сделает новые шаги в своем прогрессивном развитии.
Обращаемся теперь к частному землевладению в Кабарде. После признания земель общинной собственностью всего кабардинского народа, частное землевладение могло образоваться только путем особых пожалований земель в личную собственность. На этом основании лицам привилегированных сословий было роздано 91½ тыс. десятин. Мы имеем сведения о назначении, которое получили 75 т. дес., об остальных же 16½ тыс. дес. сведений у нас нет.
Таким образом, частная земельная собственность развита в Кабарде гораздо больше, чем в Осетии, но и в первой, как во второй, среднее, по своим размерам, землевладение является преобладающим. В этом факте обыкновенно стараются найти причину упадка коневодства в среде хозяев из кабардинских привилегированных сословий, так как небольшие земельные участки их, по сравнению с прежним вольным пользованием землей, представляют слишком мало простора для выпаса табунов. Однако, в действительности это было едва ли так. Дело в том, что у кабардинцев есть, как мы уже видели, целая масса запасных пастбищ, давно находившихся в фактическом владении их. Затем, самая аренда пастбищных мест очень дешева, а потому об особом земельном стеснении не могло быть и речи. Лучшим доказательством этому служит тот факт, что помещичье коневодство упало не пропорционально понижению размеров их земельных владений, а значительно ниже. Теперешняя площадь частновладельческой земли может еще прокормить и в прежнее время прокармливала в несколько раз больше табунов. В виду этого, не разрешение земельного вопроса служило главной причиной упадка коневодства, а нечто другое. Этим другим по нашему мнению, приходится признать освобождение зависимых сословий, лишившее привилегированные классы кабардинского народа даровых работников, и неподготовленность их самих к самостоятельному хозяйству и труду. Привыкнув испокон веков пользоваться даровыми услугами многочисленных крестьян и холопов, считая труд позорным для себя, привилегированные сословия, с освобождением холопов, очутились в самом затруднительном положении. К хозяйству вообще, а к коневодству в частности, – поставленным в совершенно новые условия – им пришлось приложить и труд, и знание, и уменье, и оборотный капитал. Но ничего этого у них не было, даровая работа сократилась до minimum’а, и кабардинским помещикам волей неволей пришлось сокращать свое хозяйство, а коневодство в особенности. Благодаря этому, число табунов уменьшилось настолько, что в настоящее время даже площадь частновладельческих земель далеко не занята, и кабардинцы-помещики, предпочитая даровые хлеба трудовым, стремятся сбыть свои земли совсем или в аренду. Арендаторами же являются преимущественно тавричане – выходцы из Таврической губ. заменяющие коневодство более выгодным для них овцеводством. Никаких улучшений в хозяйстве кабардинских помещиков нет и судя по настоящему, ему едва ли предстоит хорошее будущее. Впрочем, на смену хозяйству привилегированных классов, идет общинное хозяйство массы простого народа, заметно крепнущее и развивающееся как в области собственно хлебопашества, так равно коневодства и овцеводства.
Широкому развитию скотоводства в будущем дают большой простор Высочайше дарованные в постоянное пользование всех кабардинцев и сопредельных с ним пяти горских обществ лесные и пастбищные земли в количестве 315387 десятин, составившиеся из нагорных лесов и пастбищ бывшего Мало-Эшкаконского участка и пастбищных земель на рр. Золке и Этоке. Вся эта земля для пользования распределяется между десятью группами селений в Кабарде по фамилиям, а у горцев по обществам, – пропорционально числу жителей в них, с выделением особых пастбищных участков для трех селений – Хасаута, Абуковского и Гунделеновского, расположенных в отдалении от остальных населенных мест Кабарды.
Таким образом, на долю кабардинцев из запасных пастбищ и лесов приходится 197450 дес., что составляет по 18,1 десятины на каждого домохозяина. С аульными же наделами, земельное обеспечение семьи кабардинцев достигает 44–45 десятин, – богатство совсем неизвестное в средней Рооссии.
Запасными пастбищными землями каждая группа селений пользуется на общинном праве, согласно особых правил, утвержденных командующим войсками Кавказского округа 6 января 1890 г. Но в том случае, если скот всех селений данной группы не может использовать отведенного ей пастбищного участка запасной земли, то последним может пользоваться другая группа селений за установленную плату. Только за удовлетворением нуждающихся в пастбищах кабардинцев и горцев, оставшиеся не занятыми запасные земли могут быть сдаваемы в арендное пользование посторонним лицам. За каждую десятину запасной земли кабардинцы уплачивают особый сбор по 10 к., согласно приговору уполномоченных от всех обществ и фамилий, совместно владеющих землей, состоявшемуся 8 ноября 1889 года. Этот сбор, вместе с доходом от запасных лесов, поступает на удовлетворение некоторых общественных нужд , а остаток идет на усиление средств общественного кабардинского капитала. Разверстка сбора производится в каждой группе отдельно, пропорционально числу голов лошадей, рогатого скота, овец и коз, имеющихся у домохозяев данной группы селений и пользующихся запасными пастбищными землями. Взыскивается он особыми доверенными от общества лицами.
Лесами и лесными прогалинами, находящимися на Высочайше дарованных запасных землях, нераздельно пользуются все туземцы Большой и Малой Кабарды и сопредельных с ними пяти горских обществ. Леса эти находятся в заведывании особого кабардинского лесничества, и пользование ими ограничивается известными правилами. Отпуск дров – по этим правилам – преимущественно из валежника, производится бесплатно, как и строевого леса для собственного хозяйства, но в последнем случае требуется особое удостоверение в том, что лес нужен действительно для своих построек. Лес для продажи отпускается под строгим контролем по таксе, принятой в ближайшем казенном лесничестве, Леса, находящиеся на крутых склонах и при истоках рек, равно как и особенно истощенные дачи считаются заказными – первые навсегда, а последние на определенное число лет. По приведении в полную известность лесов и по таксации их, предполагается установить правильную лесосеку, с вырубкой целых площадей по особому, выработанному кабардинским лесничеством плану. Все доходы от общественных лесов причисляются к поступившим от подесятинного сбора с запасных пастбищ и имеют с ними совершенно одинаковое назначения.
Таким образом, кабардинская земельная община заключает в себе все виды общинного землевладения, а именно: владение каждым отдельным аульным обществом своим наделом, владение группами селений (по фамилиям) пастбищными местами и, наконец, владение всем народом, совместно с горцами, лесными угодьями. Только первый вид владений ограничивается простым непривилегированным сословием, два же остальных такого ограничения не имеют и распространяются на всю кабардинскую народность, без различия сословий. Такой вид, общинного землевладения, только что начинающий пускать корни в населении, представляет большой интерес как в настоящем так и особенно в будущем, когда, он вполне окрепнет и разовьется. Теперь кабардинская община поставлена на правильный путь, обильно снабжена земельными богатствами и, с этой стороны, пользуется довольно редкими благоприятными условиями. В виду этого, есть полное основание надеяться, что экономическое благосостояние кабардинцев пойдет правильным путем и сельское хозяйство в их среде будет постоянно прогрессировать.
ГЛАВА III.
Сельскохозяйственные в другие промыслы.
Скотоводства у кабардинцев. – Земледелие. – Пчеловодство. – Лесопромышленность. – Бурочный промысел и суконный. – Седельное производство и выделка нагаек.
Пастбищная система хозяйства в Кабарде, до сих пор бывшая почти исключительной, и в настоящее время является преобладающей. Громадные пространства земли служат преимущественно выгоном, на котором пасется скот, перегоняемый с места на место. Непривычка к более тяжелому земледельческому труду, склонность к передвижениям верхом на коне и отсутствие примера хорошего земледельческого хозяйства делают в Кабарде из скотоводства преобладающее сельско-хозяйственное занятие, как для привилегированных, так и для непривилегированных сословий.
Скотоводство кабардинцев по своим размерам довольно значительно. Уже из этих данных видно, что скотоводство у кабардинцев развито очень значительно, но в этом еще больше убедит наст, сравнение этой отрасли промышленности, с одной, стороны, у кабардинцев, а с другой у остальных наследованных народностей Северного Кавказа.
Таким образом, кабардинское скотоводство неизмеримо богаче, чем у других трех народностей Терской области. Однако, судя по размерам землевладения, кабардинцы еще и еще могут расширять свое скотоводство. Так, у ингушей одна голова крупного рогатого скота и лошадей приходится на 1,6 десят. удобной земля, принадлежащей им, у осетин – несколько более чем на 2 дес., у кабардинцев на 3,5 дес. и у казаков, вообще отставших в хозяйственном отношении от других народностей, одна голова кр. скота и лошадей приходится на 5,5 дес. При таких условиях очевидно, что и казаки и кабардинцы должны еще немало поработать над своим скотоводством, чтобы сравняться с осетинами и ингушами.
Отсюда очевидно, что по развитию коневодства Кабарда занимает первое место в России. Однако, распределяются лошади в разных местностях Кабарды чрезвычайно неравномерно; так, в Малой Кабарде на 100 душ населения приходится всего около 25 лошадей, тогда как в Большой Кабарде – свыше 51. Таким образом, первенствующее место в России но развитию коневодства принадлежит, собственно Большой Кабарде.
На территории казачьего войска на сто маток в конских табунах приходится всего 10,5 жеребцов, у кабардинцев же в общественных табунах – 18,3 жер. Из других народностей Терской области только осетины имеют еще столько же жеребцов на сто маток, сколько казаки; все же остальные значительно меньше. Следовательно, и в этом отношении кабардинское общественное коневодство (т. е. обществ отдельных аулов) стоит на недосягаемой высоте. Однако, всматриваясь ближе в ход развития этой промышленности в Кабарде, легко заметить некоторое перемещение центра тяжести ее. До освобождения зависимых сословий, коневодство в Кабарде сосредоточивалось преимущественно в руках привилегированных классов населения. Порода кабардинских лошадей пользовалась в это время большой известностью и выращиваемые лошади отличались, особенно для целей кавалерийской службы, некоторыми незаменимыми качествами. Каждый князь и большинство узденей имели громадные табуны с хорошим и обширным выбором. Однако, такое положение вещей к семидесятым годам заметно пошатнулось. Первый удар коневодству кабардинских привилегированных сословий был нанесен освобождением крепостных и рабов. т. е. лишением даровой рабочей силы, в лице многочисленных пастухов, охранявших табуны благородных владельцев их. Для сохранения породистости лошадей требовался значительный уход и надзор, отделение от больших табунов более мелких, выделение жеребят и т. п. Пока князь и уздень располагали для этого даровой рабочей силой, такой уход был возможен, но когда табунщикам и конюхам пришлось платить за труд, а средств для этого не было, уход должен был понизиться. Новый порядок вещей, обусловливаемый относительно малым уходом и надзором, при котором даже жеребята в 1½–2 года играли уже роль производителей, а в 3–4 года кастрировались, привел прежде всего к понижению породистости кабардинской лошади, к ухудшению ранее прославившихся качеств ее и несмотря на это к большей стоимости выращивания молодняка, уход за которым, хотя бы и незначительный, стоил теперь при дороговизне труда, относительно больших денег. Наметившиеся таким образом изменения в характере кабардинского коневодства были поддержаны и другими одновременными явлениями в хозяйственно-экономических условиях народного быта. С проведением Владикавказской жел. дороги в край проник русский промышленник, в лице «тавричанина» (выходца из Таврической губ.), обзавевшегося здесь отарами тонкорунных овец. Промышленник-тавричанин (очень часто молоканин или баптист) прежде всего, разумеется, воспользовался той смутой, которую внесло здесь в жизнь привилегированных классов освобождение зависимых сословий. Князья и уздени, непривыкшие к труду, искали по-прежнему таких доходов, которые не требовали от них ни знания, ни умения, ни затраты сил. За большим они не гнались, потому что привыкли к скромной обстановке и жизни, но вместе с тем привыкли иметь эту обстановку без всякого труда и заботы, как нечто должное. Это именно и предложил им тавричанин, в виде аренды за отведенные в частную собственность привилегированным сословиям землю. Небольшая арендная плата, вследствие усиленного предложения, уменьшалась еще более, а потребности землевладельцев естественно расширялись с течением времени. В конце концов, многие из них увидели себя вынужденными продать свои земли совсем. Тавричане на купленных и заарендованных землях повели, разумеется, не прадедовское кабардинское хозяйство, а свое собственное. Конские табуны были заменены отарами овец, более прибыльных и требовавших меньше ухода и надзора. Количество табунов, принадлежащих привилегированным кабардинским сословиям, уменьшившееся от потери даровой рабочей силы, сократилось еще более. Прогресс в сельском хозяйстве шел в это же время своим чередом, и первобытная пастбищная система хозяйства понемногу сменялась переложной залежной. Зерновое хозяйство оказалось несравненно выгоднее и повело к уменьшению площади пастбищных земель, – что в свою очередь не могло не повлиять на уменьшение табунного коневодства у частных землевладельцев. Все условия экономической жизни в последние 20 лет складывались таким образом, что в конце концов неминуемо должны были привести к упадку коневодства у привилегированных сословий. Потеря даровой рабочей силы в лице освобожденных зависимых сословий, переход земель во временное пользование или во владение к промышленникам тавричанам, выгодность тонкорунного овцеводства и зернового хозяйства – все это в отдельности и вместе взятое имело своим результатом качественное и величественное падение кабардинского помещичьего коневодства, некогда стоявшего на недосягаемой для других местностей высоте. Теперь же кабардинские коневоды имеют в среднем на сто маток лишь 7,5 жеребцов, тогда как у казаков Пятигорского отдела их числится 7,8 у осетин – 8,3, в Хасав-Юртовском округе – 8,8, а в г. Моздоке –9,3 . Качественный упадок коневодства констатируется всеми хозяевами, промышленниками и военными знатоками этого дела.
Тем не менее, упадок коневодства у кабардинских помещиков не означает такого же упадка среди массы населения. Простые кабардинцы остаются верными прадедовским обычаем и, как мы уже видели, имеют лошадей больше чем где-либо в России. Число их год от году возрастает хотя быть может и не в таком количестве, как прежде. К сожалению, точных данных о приросте лошадей в Кабарде мы не имеем и можем судить о нем лишь по общим цифрам для Нальчикского округа. Но развиваясь в количественном отношении, общественное кабардинское коневодство несомненно упало в качественном, вследствие чего породистость кабардинских лошадей значительно понизилась. Однако, в виду поднявшихся цен на лошадей, возможно рассчитывать, что для аульных обществ выгодно будет выращивать и более дорогие породы. Этому делу существенную помощь оказали бы общественные плодовые табуны, заводимые здесь по примеру того, как это делается теперь в некоторых казачьих станицах, а также приобретение породистых производителей в общественные табуны. Существование кабардинского общественного капитала дает возможность постепенно осуществить это дело, не прибегая к новому обложению кабардинских аульных обществ.
Будучи поставлены в условия вполне благоприятные развитию коневодства, кабардинцы, тем не менее, имеют чрезвычайно много безлошадных домохозяев, а именно: в Большой Кабарде до 2200, составляющих 25% общего числа домохозяев, а в Малой Кабарде – 575 домохозяев, составляющих уже почти 27,5%. Следовательно, в среднем, около 26,6% всех кабардинских семейств не имеют лошадей совсем, и в этом отношении почти ничем не отличаются от осетин и плоскостных ингушей. Безлошадность в Кабарде явление более печальное, чем в Осетии, так как в Кабарде коневодство играет существенную роль в хозяйстве народа, и безлошадность для многих домохозяев равносильна бесхозяйственности, так как земледелие здесь не играет еще такой роли, как в Осетии. Значительное число безлошадных служит указанием и на то, что те 73,4% домохозяев, которые имеют лошадей, располагают уже большим количеством их против выведенных нами средних цифр. За исключением безлошадных, остальные семьи имеют в среднем каждая более 4,4 голов в Большой Кабарде и 2,3 голов Малой, т. е. такое количество, каким наверно не располагает ни одна народность из числа входящих и состав нашего отечества.
Крупного рогатого скота кабардинцы имеют, как мы уже видели, более 166 голов на 100 жителей. В этом отношении таже Кабарда стоит выше всех местностей России. В Большой Кабарде крупного рогатого скота приходится до 170 голов на 100 жителей, а в Малой до 153-х. Этот скот чрезвычайно важен и для земледелия, так как обработка пахоти производится исключительно на волах.
Количество домохозяев, не имеющих крупного рогатого скота, относительно невелико, особенно в Большой Кабарде. Здесь таких домохозяев насчитывают всего 365, составляющих немногим более 4,2% общего числа их. В Малой же Кабарде насчитывают 187 семейств, не имеющих крупного рогатого скота, и составляющих уже почти 9% общего числа домохозяев. По всей же Кабарде число домохозяев, не имеющих такого скота, несколько превышает 5,1%. Таким образом, в этом отношении кабардинцы поставлены в лучшие условия, чем терские казаки, среди которых 10,4% общего числа семей не имели крупного рогатого скота, лучше большинства осетин, у которых 6,2% не имеют такого скота и лучше плоскостных ингушей, имеющих только 5,4% семей без крупного рогатого скота. Лишь часть горных осетин и горные ингуши поставлены в лучшие условия по отношению к проценту семей, не имеющих скота.
В среде семейств, имеющих крупный рогатый скот, на каждую семью в Большой Кабарде приходится до 14,5 голов, тогда как у казаков только 5,5 голов, у осетин от 4,6 до 7,3 и у ингушей 4,6. Таким образом, и в этом отношении кабардинцы стоят чуть ли на недосягаемой высоте. Факт этот особенно интересен при сравнении кабардинского скотоводства с казачьим. Терские казаки, имея в полтора раза больше земли, чем кабардинцы, тем не менее имеют в два раза меньшее количество крупного рогатого скота на семью.
Мелкого скота и в том числе, главным образом, овец, как нам уже известно, приходится 350,4 голов на сто душ кабардинского населения обоего пола; при этом в Большой Кабарде опять замечается значительное преобладание. Так, здесь на 100 душ мелкого скота насчитывается свыше 386 гол., тогда как в Малой Кабарде всего 210, т. е. меньше чем у осетин и терских казаков, но больше чем у ингушей. Общее количество мелкого скота год от году увеличивается.
При распределении овец между отдельными домохозяевами наблюдается та же неравномерность, что и у осетин и ингушей, только у кабардинцев она достигла еще большего развития. Общее число домохозяев, не имеющих мелкого скота, достигает у них 5223, составляющих свыше 48,4% общего числа их, тогда как у осетин таких домохозяев насчитывалось 41,5%, а у плоскостных ингушей 44,3. С этими последними равняется Большая Кабарда, имеющая тоже 44,3% домохозяев без мелкого скота. Что же касается Малой Кабарды, то занятие овцеводством составляет удел лишь одной трети населения, так как здесь 65,4% домохозяев совсем не имеют мелкого скота. При таких условиях количество мелкого скота, приходящееся на домохозяина, имеющего его, значительно возрастает. Таким образом, в Малой Кабарде на одну семью, занимающуюся овцеводством, в среднем, приходится более 41 головы мелкого скота, а в Большой Кабарде – около 45.
Отсюда очевидно, что хотя овцеводство развито в Кабарде значительно больше чем у других народностей Терской области, но тем не менее, оно служит для обеспечения лишь половины кабардинского народа, другая часть которого совсем не имеет мелкого скота и благодаря этому поставлена в относительно тяжелое материальное положение. При обилии земли и свободных выпасов, такое явление может быть объяснимо прежде всего относительно малым развитием у населения хозяйственности вообще, так как кабардинцы переживают в настоящее время переходную ступень от хищнической жизни полудикого племени к оседлому земледельческому быту и от зависимости раба в свободе независимого хозяина. Быстрый рост скотоводственного хозяйства у одной части кабардинского населения показывает на полную возможность и вероятность развития его в ближайшем будущем и у другой части этого народа.
Земледелие у кабардинцев находится в той стадии своего развития, которая характеризует переход от первобытного хозяйства к переложной залежной системе. Потребность в зерновом хлебе, с одной стороны, выгодность посевов хлеба сравнительно с скотоводством – с другой, наконец близость удобных путей сообщения, а потому значительный спрос на продукты хлебопашества, все это вместе взятое побудило кабардинцев несколько лет тому назад расширить площадь своих посевов. Этими последними заняты теперь земли, отведенные не под постоянную распашку, как при трехпольной системе в средней России, а лишь под временный посев хлебов. Через несколько лет пользования пахотный участок оставляется невозделанным, зарастает сначала сорными травами и позже степными, – после чего поступает в пользование, как выгон или сенокос. Для пахоти же отводится новый участок «целинной» земли или «нови». Когда же заброшенный покосный участок вновь наберется производительных сил, он опять может идти под распашку. Такой именно порядок оставления распаханной земли после нескольких лет пользования в залежь, для восстановления производительных сил, и замена его вновь выделяемыми для пахоти участками из остальных земель, эксплуатируемых как выгоны и сенокосы, или даже совсем не эксплуатируемых – и составляет характернейшую особенность переложно-залежной системы хозяйства. При обилии земель, находящихся в распоряжении хозяев, размер пахотных участков определяется, с одной стороны, капиталом, необходимым для возделывания хлебных растений, а с другой, количеством прилагаемого к хлебопашеству труда. Оба эти фактора в данный момент находятся в таком состоянии, при котором крупного и значительного расширения запашек ожидать нельзя. Освобождение зависимых сословий в Кабарде, преобладание пастбищной системы хозяйства, при дешевизне земли, не могли способствовать здесь накоплению капиталов, а потому отсутствие их постоянно бросается в глаза. Труд, с своей стороны, при относительно малой плотности населения и при нерасположении его к физической работе, оплачивается сравнительно с доходностью хозяйства очень дорого и привлекается с большими затруднениями. Вследствие этого, после довольно значительного увеличения запашек к началу и средине восьмидесятых годов, процесс этот теперь совершается гораздо медленнее, а по отношению к озимым посевам констатируется даже сокращением их. Так, озимых хлебов на урожай 1890 года было высеяно в Нальчикском округе 4639 четвертей , а на наступивший 1892 г. – 4563 ч. Посев яровых хлебов с 8,300 четв. в 1889 г, поднялся до 11912 чет. в 1891 г., но в 90-м он был несколько больше. Эти данные касаются собственно всего Нальчикского округа, но они совершенно применимы и к одной Кабарде. Несомненно, что на успехи земледелия влияют благоприятно складывающиеся условия произрастания и сбора хлебов, а урожай в 1890 г. был ниже среднего, – что несомненно охладило у кабардинцев только что нарождающееся стремление к земледелию. Но это был не единственный фактор, так как, признав исключительное влияние его, пришлось бы допустить и наоборот, что урожай 1891 г. должен был бы значительно расширить запашку, – чего, однако, судя по посеву озимей в том же Нальчикском округе, допустить нельзя. Поэтому, предполагая лишь относительное влияние размеров урожая на увеличение площади посевов, мы тем не менее признаем, что главными причинами, тормозящими это дело, как уже было сказано, служат недостаток капитала, наряду с малым предложением труда и дороговизной его. В виду этого, дальнейшие успехи земледелия в Кабарде будут зависеть прежде всего от успехов здесь культуры вообще: от развития образования, трудолюбия, хозяйственной домовитости, вместо склонностей к бродяжничеству и джигитским привычкам, от бережного пользования громадными земельными богатствами, развития школ, мелкого доступного кредита и т. п.
В ряду возделываемых в Кабарде хлебных растений первое место занимает просо, которого, в среднем за четыре последних года, собирали слишком по 77 тыс. четвертей ежегодно. Второе место по количеству собираемого зерна принадлежит кукурузе, дающей в среднем до 38½ тыс. четв. Затем уже следуют озимые хлеба, преимущественно пшеница, с сбором свыше 20 т. четв. Озимый ячмень возделывается относительно мало, а рожь еще меньше. Яровой ячмень дает несколько менее 10 тысяч четверт. и высевается преимущественно в Малой Кабарде. Озимый ячмень, рожь, овес и др. хлеба дают в общей сложности не более 10 т. четв. Таким образом, средний урожай во всей Кабарде определяется в 155½ т. четвертей хлеба ежегодно, При этом на долю Большой Кабарды из урожая приходится 95 тыс. четв., а на долю Малой – остальные 60% т. четв. Вычитая из этого количества посев в 22,7 т. четв., находим, что в распоряжении населения остается 132,8 т. четв. или приблизительно 1 620.000 пудов: в этом числе, несколько больше миллиона пудов приходится на Большую Кабарду, и свыше 610 т. п. на Малую. Имея в виду, что население Кабарды немногим превышает 70 т. душ об. пола, получаем на каждую душу несколько меньше 23,1 пуда хлеба в год. т. е. почти столько же, сколько и в Осетии. До последнего времени такое количество хлеба считалось только достаточным для прокормления. Но опыт последнего года, при продовольствии голодающего населения, показал, что на семью из 5 душ идет в среднем в течение года 67½ пудов хлеба, или 13,82 п. на едока. Допуская, что при менее экономном расходовании его сойдет до 15 п., находим, что за исключением потребления в Кабарде остается еще свыше 567 т. п. хлеба, который может быть использован или скотом, выращиваемым на продажу (преимущественно лошадьми), или продан. Однако, рассматривая обеспечение народного продовольствия в Большой и Малой Кабарде отдельно, по отношению с первой, приходим к менее утешительным результатам. На прокормление населения Большой Кабарды в 56004 душ. об. пола требуется, по взятой нами норме, 810 т. п., вследствие чего свободные остатки здесь не достигают и 200 т. п., тогда как в Малой Кабарде при населении в 14179 д., т. е. чуть не в 4 раза меньшем, они превышают 368 т. п. Так как наделы малокабардинских селений не выделяются ни особой величиной, ни урожайностью, то избытка зернового хлеба в них должен быть объяснен исключительно большим развитием земледелия, т.е. большей площадью распашек и, следовательно, большим трудолюбием населения.
Обращаясь к урожаям, находим, что она выражаются почтенной цифрой сам 6,8, тогда как в Осетии средний урожай не превышает сам 4,2. Но заключить отсюда о сравнительно высшей урожайности полей в Кабарде, вследствие естественного плодородия их или хорошей обработки, никак нельзя. Высокая урожайность – сам 6,8 – объясняется просто тем, что в посевах Кабарды громадное преобладание имеет просо и кукуруза, требующие для посева наименьшее количество семян.
Таким образом, выходит даже наоборот: урожайность проса и кукурузы в Кабарде значительно ниже, чем в Осетии. Урожаи же пшеницы и ячменя немного выше осетинских. Так как эти последние злаки сеют гораздо меньше чем в Осетии, то этим получают возможность делать выбор в земле и не возвращать их часто на одно и тоже место. Поэтому и в незначительном перевесе урожайности ячменя и пшеницы в Кабарде нельзя видеть здесь преимуществ почвы и обработки сравнительно с Осетией. Напротив, судя по значительной разнице урожаев проса и кукурузы, нужно допустить, что качество кабардинских земель, равно как и обработка их уступают осетинским, – что признается и знатоками местного хозяйства.
Учитывая стоимость урожая по средним ценам за последние четыре года, находим, что Кабарда производит проса на 348 тыс. руб., кукурузы на 185 т. р., пшеницы на 163 т., ячменя на 35000 и других разных хлебов на 50 т., всего же на 781 тыс. рублей. Такая производительность, при земельных богатствах кабардинцев, должна быть признана ничтожной.
Садоводство и огородничество развиты в Кабарде очень мало и служат лишь для домашнего обихода.
Пчеловодство у кабардинцев, сравнительно с другими туземцами, развито более и поставлено, со стороны ухода, лучше чем, например, у казаков . Кабардинский мед считается в крае лучшим; особенно славится белый липовый мед. В семидесятых годах пчеловодство составляло значительную отрасль промышленности и служило населению существенным подспорьем в хозяйстве, но 1876 год был очень неудачен для пчеловодов, и большинство пчельников погибло от небывалых засух и других неблагоприятных атмосферических условий. Но с восьмидесятых годов эта отрасль промышленности начинает возрождаться, хотя еще и не достигла прежнего развития. В 1890 г. в Большой Кабарде было около 13800 ульев, в 1891-м же году число их возросло почти до 20700. Доходность пчеловодства, в свою очередь, повышается, так как в том же 1891 году было продано жителями Большой Кабарды 3316 пуд. меду, по цене от 5 до 18 р. за пуд и до 350 пуд. воску по 6 р. 20 к. – 20 руб. Таким образом, пчеловодство дает кабардинскому населению не один десяток тысяч рублей.
Лесопромышленность доставляет тоже немало важные выгоды. Так как леса расположены преимущественно в пределах 3-го уч. Нальчикского округа, то лесой промысел сосредоточивается именно в этой местности. Кабардинское население занято вывозкой из леса хвороста, дров, обделанных бревен, распилкой их, выделыванием бондарных тростей и т. п. простейших деревянных изделий. В «Статистических таблицах населен. мест Терской обл.» зарегистрировано в указанной местности до 1500 кабардинских семейств, занятых лесным промыслом.
Таким образом, общий заработок от лесного промысла в Кабарде простирается почти до 56300 руб., что на семью, в среднем, составляет несколько более 37½ руб. Вывозка необделанного дерева дает наименьший доход, падающий иногда до 10 р. в год на семью. Обделанные бревна и т. п. лес дают уже от 20 до 50 и даже до 60 руб. на семью. Наконец, распилка леса в доски, при наличности в семье двух полных работников, доставляет заработок от 80 до 100 рублей.
Несмотря на относительную выгодность лесного промысла и видимую склонность к нему населения, он видимо падает, вследствие беспощадного, хищнического истребления здесь лесов. Только в последнее время, с развитием дел кабардинского лесничества, лесное хозяйство в Кабарде находится на пути к улучшению, что, вероятно, и не замедлит отразиться на поддержке падающего промысла.
Бирочный промысел находится в тесной связи с овцеводством, так как бурка – верхний костюм туземцев и казаков Северного Кавказа изготовляется исключительно из овечьей шерсти. Исследователь кустарных промыслов Северного Кавказа г. Марграф к кабардинскому району бурочного производства причисляет, кроме собственно кабардинцев, еще карачаевцев, черкесов, абазинцев и др. народности и распространенность этого промысла определяет в 1200 семейств. Судя но количеству народонаселенья в различных частях этого района и данным, имеющимся в «Статистических, таблицах населенных, мест Терской области», собственно в Кабарде бурки изготовляются в настоящее время приблизительно в 400 семействах. Сосредоточивается этот промысел в Большой Кабарде и преимущественно в селениях по pp. Баксану и Чегему. Занято им приблизительно около 1000 душ, исключительно женского пола. Во многих других селениях изготовлением бурок занято, кроме исчисленных промышленников, еще 3–5% семей.
Для бурок идет почти исключительно шерсть черных овец. Белые бурки изготовляются преимущественно по заказу для более зажиточных людей. Хорошо смытую с мылом шерсть женщины и дети перебирают руками в зимние вечера, отделяя мягкий подшерсток от более грубой шерсти. Вторичное сортирование, а вместе и разбивка шерсти из комьев, производится на особом гребне с тонкими металлическими зубьями. Третий вид сортировки – взбивание лучком. Этот последний снаряд состоит из двух частей: дугообразной упругой хворостины, четвертей 5 длинны, между которой натянут снурок наподобие смычка, и из прутяной решетки. При этом пучок шерсти кладут на решетку; над ним под углом, натягивают нить лучка правою рукою, держась левою за его древко и попеременно и быстро то спускают нить, то натягивают снова. От вибрации нити лучка часть шерсти выхватывается из пучка и сильно встряхивается; вследствие этого, длинные и тяжелые остатки косицы отлетают в сторону, а мелкая, как пыль, шерстка и настоящая пыль проваливаются под решетку» . На последней же остается чистый подшерсток, который и составляет наиболее ценный материал для бурок. Отделенная же длинная шерсть – «косица» идет на более грубые сорта бурок. После такой подготовки шерсти приступают весной или осенью к уваливанию ее. Процесс этот заключается в том, что на циновке, осторожно, трехугольником укладывают возможно равномерно слой мелкой шерсти, обрызгивают его водой и таким же порядком укладывают слой косицы, затем сворачивают вместе с циновками в трубку и катают ее взад и вперед. Таким образом получают войлок, продолжая укатывание которого, достигают плотности бурки. После мытья ее и начесывания «бурочной щеткой» из стеблей дикого льна, внутреннюю часть опаливают для уничтожения отдельно торчащих шерстинок. Этим и заканчивается выделка бурки в черне, которую для употребления остается только выкроить или, вернее, подрезать по вкусу покупателя, обшить и вверху, вершков на 8-мь от ворота, подбить легкой подкладкой, преимущественно кумачевой. Для производства одной плохой бурки, ценностью на месте от 3 до 7 руб., требуется 8 рабочих дней, при условии если работница не отвлекается другими занятиями; средняя по качеству бурка, рублей в 10-ть, требует на свое изготовление вдвое больше времени, а на хорошую бурку употребляют и целый месяц. Средняя семья производит до 15 бурок в год. Заработок в таком случае достигает 75 руб.; а за вычетом стоимости материала – 55–63 рублей.
Из испорченных или поношенных бурок, а также из обрезков их, изготавливаются чехлы для ружей и теплая обувь – род узких и мягких валенок – ноговицы.
Общее количество изготовляемых в Кабарде бурок достигает 6–7 тыс. штук, на сумму в 40–49 тыс. рублей. Чистый доход от бурочного промысла здесь должен превышать 25 т. р.
Промысел, достигающий таких размеров, разумеется, имеет важное экономическое значение для населения, и при организация сбыта произведений непосредственно потребителям, а не через оптовых скупщиков – грузи, армян, получающих львиную долю барыша, мог бы получить еще большее распространение и большее значение в народном хозяйстве кабардинцев.
О технике производства ходовых сукон мы уже говорили в историко-статистическом очерке об осетинах. Все отличие кабардинских сукон от осетинских заключается в том, что у первых пряжа и круче и тоньше, а потому и сукна выходят несколько тоньше и плотнее. Выделкой ходовых сукон заняты жители Большой Кабарды по pp. Баксану и Череку, особенно в аулах, расположенных ближе к торговым и административным центрам. Но количество семей, занятых этим промыслом в Большой Кабарде, по крайней мере в трое меньше числа домов, изготовляющих бурки, т. е. достигает 130–150 семейств. Чистый доход от промысла не превышает 25 р. на двор и, следовательно, в общем, не достигает и 4 т. р. Таким образом, экономическое значение его гораздо меньше, чем бурочного промысла.
Седельное производство имеет гораздо большее распространение. Оно слагается из трех отдельных промыслов: арчакового (деревянное седельное изделие), шорного (кожевно-ременное седельное изделие) и металлического, в свою очередь состоящего из выделки железных и медных частей седла (стремян, пряжек, удил и т. п.) и из выделки на них серебряных украшений. Всё эта промыслы и особенно арчаковый получили распространение еще с очень древних времен. Значительное большинство аулов 3-го участка Нальчикского округа имеет по несколько семейств, занимающихся этим промыслом, причем в некоторых из них, напр., в ауле Докшоковском, число семей, занятых производством арчаков, достигает 30-ти. Точных цифр о числе промышленников этого рода мы не имеем, но по данным «Статист. таблиц», число семейств, занятых почти исключительно седельным промыслом, превышает сотню. Заработок таких семей, в среднем, достигает 70–75 р. в год, в редких случаях он опускается до 45 руб., и поднимается до 200 р. Но помимо этих семей, в Кабарде можно насчитать несколько сот домохозяев, у которых седельное производство, не составляя преобладающего занятия, служит, однако, подспорьем в хозяйстве.
Седельным промыслом, в противоположность бурочному и суконному, занимаются почти исключительно мужчины; женщины допускаются только к исполнению некоторых второстепенных работ. Седельные мастера работают по найму и преимущественно в одиночку. Для работ же в городах они часто соединяются в компании, принимая на выучку учеников.
Для арчакового промысла употребляется дерево самых крепких пород: карагач, клен, орешник и береза. Оклеивается арчак черной кожей, которую заменяет в ценных седлах «хоз» – род шагреня из лошадиных кож. «Хоз» выделывается только в Закавказье. Для производства арчаков служат самые простые орудия: мотыгообразный инструмент, обыкновенный топор, полукруглое долото, рашпиль и нож.
Что касается шорной выделки, то она производится не цельными кожами, как и у всех кавказских племен, а ремнями различной ширины и толщины, обрабатываемыми животными жирами. Кожи, разрезанные на ремни шириной в ладонь, два-три дня вымачиваются в воде, а затем с них соскабливается ножом волосы и остатки мяса. Не совсем еще высохшие ремни жмутся на особой, довольно сложной, мялке. По мере высыхания, ремень смазывается бараньим салом и еще мнется несколько раз. В заключение ремни промываются в теплой воде с мылом. По обеим сторонам арчака прикрепляются так называемые «тибаньки», состоящие из четырехугольных кусков юфты, защищающей колена ездока от пота и грязи. Затем к арчаку прицепляются ремешки и подпруги в известном порядке.
Хорош их кузнецов в Кабарде немного, а потому изготовление стремян, пряжек, удил и т. п. обходится здесь недешево. Особенную ценность приобретают эти изделия будучи отделаны серебром.
Необходимая принадлежность всякого наездника – нагайка, а потому производство их очень распространено. По словам г. Марграфа, в Кабарде «нет ни одного аула», «в котором не было бы по одному или по два мастера, выделывающих нагайки, – особенно в тех аулах, где при мечетях находятся духовные школы. Ученики последних в свободное время занимаются этим ремеслом и зарабатывают себе им пропитание.»
Седельный промысел с нагаечным, вероятно, дают в общем постоянным мастерам, занятым им, до 10 т. руб. Все же население зарабатывает от этих производств по крайней мере раза в полтора больше.
Таким образом, краткий очерк сельско-хозяйственных и кустарных промыслов в Кабарде с полной ясностью показывает, что одно земледельческое хозяйство обеспечивает кабардинцам постоянный кусок хлеба. Скотоводство, по распространенности этого вида хозяйства, дает значительно больше земледелия, хотя точных цифр дохода от него мы не имеем. Пчеловодство, лесопромышленность, бурочный, суконный и седельный промысел тоже дают населению от 170 т. руб. годового заработка и более. Отсюда очевидно, что благосостояние кабардинского народа, во всяком случае, может считаться настолько значительным (разумеется, относительно), что обеспечивает ему дальнейшее развитее его экономических сил. Особенно завидная доля предстоит кабардинцам в области собственно сельского хозяйства, так как земельные богатства их настолько значительны, что, при развитии в народе трудолюбия и специальных знаний, могут дать ему не только простое обеспечение нужд и потребностей, но и невиданное для русского малоземельного крестьянина благосостояние. Дело это принадлежит, разумеется, будущему, но для осуществления его в наличности состоит очень много необходимейших и важнейших условий.
ГЛАВА IV.
Подати и платежи кабардинцев.
Казенные платежи. – Таблица мирских и земских сборов. – Податная тягота. – Общие выводы об экономическом положении Кабарды.
Государственный налог, в виде подымной подати, введен в Кабарде тогда же, как и у других туземцев Северного Кавказа, и на тех же основаниях. По размерам своим – 5 р с дома в Большой Кабарде и 3 р. в Малой – он здесь больше, чем в Осетии и у ингушей. С 1887 года, взамен отбывания воинской повинности натурою, в Кабарде, как и у чеченских племен, введен другой государственный налог, размер которого немногим превышает 1 р. 5 к. за платежный дом в Большой Кабарде и 63 к. в Малой. Таким образом, все собственно казенные, сборы у кабардинцев, начинаясь от 3 руб. 63 коп. в Сунженском отделе, достигают в Нальчикском округе 6 р. 5 к. на двор.
Придерживаясь установленного нами деления для остальных платежей, мы относим их, смотря по тому, предназначаются ли они на нужды одного сельского общества или на более обширный район, – к числу мирских или к числу земских. К последним причисляются платежи на содержание земских троек, на отбывание подводной повинности, на содержание горского суда, этапных пунктов, арестантов и на врачебную часть. Мирские расходы составляют: жалованье сельским властям, милиционерам, аульным эфенди, сторожам, караульным, содержание сельских правлений, канцелярские расходы и т. п. Подобного официального деления сборов, как мы уже говорили, не существует. Но мы принимаем его для большего удобства обозрения повинностей, лежащих на населении.
Кроме означенных платежей, население уплачивает еще на удовлетворение семейств убитых абреками в потерпевших от краж, совершенных туземцами. Этот платеж, установленный административными властями в 1890 г, простирался в Большой Кабарде до 3843 р., т. е. в среднем, около 46 коп. на платежный дом. О размерах его в Малой Кабарде сведений мы не имеем. Однако, вообще известно, что налог этот отличается более или менее значительной неустойчивостью и время от времени то сильно возрастает то, наоборот, понижается.
При суждении о податной тяготе нужно иметь в виду, что налог, взамен отбывания воинской повинности, не разверстывается подымно, а как мы уже видели, уплачивается из доходов запасных земель. Часть же мирских сборов погашается в некоторых аульных обществах доходами от оброчных статей. За исключением воинского налога, в Большой Кабарде платят всего до 8 р. 40 к., а в Малой – около 8 р. с дома.
Таким образом, по размерам платежей, кабардинцы более всего приближаются к терским казакам, но, все-таки, уплачивают с каждой десятины надельной земли почти в 2 2/7 раза больше казаков. Даже приняв во вниманье запасные земли кабардинцев, окажется, что платежи их с десятины будут по крайней мере в полтора раза больше казачьих, величина который (с стоимостью натуральных повинностей) оказывается недосягаемо мала. Тем не менее и платежи кабардинцев, по сравнению их с осетинскими, ингушскими и крестьянскими, оказываются чрезвычайно незначительными. Свободные остатки урожая хлебов дают возможность не только уплатить все повинности, лежащие на населении, но и сберечь более или менее значительные запасы. Если же принять в расчет доходность от скотоводства и других промыслов населения, то нельзя не признать, что экономическое обеспечение кабардинцев, судя по средним цифрам, гораздо больше чем осетин, ингушей и других народностей Северного Кавказа.
Тем не менее, не следует, увлекаясь малой податной тяготой у кабардинского народа, допускать мысль, что экономический быт его не требует существенных улучшений. Мы видели уже, что одно из важнейших народных богатств крупный и мелкий скот – распределяется между населением крайне неравномерно. В то время, как часть народа имеет его с избытком, другая, и притом довольно значительная, совсем лишена его. С отсутствием мелкого скота еще можно мириться, хотя, разумеется, неимение его 2/3 населения Малой Кабарды не может не оказывать отрицательного влияния на все хозяйство. Но неимение 9-тью % того же населения крупного рогатого скота и целой четвертью его – лошадей составляет уже важный пробел и подрыв народному богатству. Все невыгодные стороны этого факта с особенной ясностью выступают при подымной разверстке сборов, благодаря которой домохозяева, обладающие сотнями голов скота и десятками десятин посева, платят столько же, сколько и безлошадный хозяин, часто не имеющий рогатого скота, чтобы обработать им свою землю. Неравномерность платежей ведет еще к большему упадку платежеспособной силы той части населения, которая и без того не может похвалиться своим благосостоянием. Наконец, к числу неблагоприятных условий экономического быта кабардинского населения в данный момент следует отнести и переживаемый им переход от первобытно-пастбищного хозяйства к переложно-залежному. Старое хозяйство уже отживает и влечет за собой массу практических неудобств, а новое еще не установилось, население не успело к нему приспособиться, не имеет необходимых для него капиталов, не воспитало еще в себе достаточного трудового начала. В результате происходит колебание в выборе хозяйства, потеря многими прежнего благосостояния и неприспособленность к созданию нового.
Но и за всем тем, громадные земельные богатства кабардинского народа и малое обременение его платежами создают такое положение, при котором не только возможно, но и легко выйти из временных экономических неурядиц, констатированных выше. Общинное землевладение сохранит за населением его земельное богатство и даст возможность развиться корпоративному труду, напр., так называемой «супряжке», общественной запашке или общественному снятию урожая трав и т. п. Уже этих факторов во многих случаях достаточно, чтобы трудолюбивой, но бедной части на селения стать на ноги и затем уже самостоятельно идти по пути развития своего экономического благосостояния. Но кроме этого, все кабардинцы, обладая общенародным капиталом, а аульные общества часто – доходами с оброчных статей, имеют возможность организовать и дешевый сельско-хозяйственный кредит, доступный массе населения, и профессиональные школы, и такие общественные предприятия, как лесонасаждение, общественные табуны и т п. Все это, наряду с податной реформой, заключающейся в переверстании подымного обложения в поземельное, может создать в общем столь прочное и значительное благосостояние, при котором уже немыслима будет бесхозяйственность целых сотен домов. Народное богатство, как бы ни было оно велико и неистощимо, всегда требует к себе внимательного и заботливого отношения, без которого оно может сосредоточиться у небольшой группы лиц и ускользнуть от массы населения. Это положение необходимо постоянно помнить всем тем, кому дороги интересы народа.
Евг. Максимом.