Гражданская политика (Фараби)

Абу Наср аль-Фараби
ГРАЖДАНСКАЯ ПОЛИТИКА
(стр. 2) Сказал Абу Наср: Начала, которым обязаны своим бытием тела и акциденции и которые распадаются на шесть видов, имеют шесть больших ступеней; каждая из них охватывает определенный разряд: из них Первопричина находится на первой ступени, Вторые причины – на второй ступени, деятельный разум – на третьей ступени, душа – на четвертой ступени, форма – на пятой ступени, материя – на шестой ступени. То, что находится на первой ступени, не может быть множественным, а только единым, индивидуальным, тогда как каждая из остальных ступеней содержит множество. Три из них и не являются телами, и не [заключены] в тела: это Первопричина, Вторые причины и деятельный разум. Три [другие] находятся в телах, но сами не являются телами: это душа, форма и материя.
Тела распадаются на шесть родов: 1) небесные тела; разумные животные (стр. 3) и 3) неразумные животные; 4) растения; 5) минералы; 6) четыре элемента. Совокупность, получаемая из сочетания этих шести родов тел, есть мир .
Относительно Первого [Сущего] следует иметь убеждение, что это Всевышний Аллах. Он является ближайшей причиной существования Вторых [причин] и деятельного разума.
Вторые [причины] являются причинами существования небесных тел, от них проистекают субстанции этих тел. Из каждой из Вторых [причин] проистекает бытие одного из небесных тел. Из высшей Второй [причины] необходимо проистекает бытие Первого неба, а из низшей – бытие сферы Луны, тогда как из каждой из промежуточных, расположенных между ними причин, проистекает бытие каждой из небесных сфер. Число Вторых [причин соответствует] числу небесных тел. Вторые [причины] следует обозначать словами «духи», «ангелы» и т. п.
Действие деятельного разума заключается в заботе о разумном животном [человеке] и в стремлении дать ему возможность достичь наивысшей, доступной для него ступени совершенства, а именно наивысшего счастья. Это осуществляется благодаря тому, что человек достигает ступени деятельного разума, что происходит тогда, когда человек отрешится от тела, не нуждаясь в своем бытии, ни в чем другом, что ниже его, будь это телом, материей или акциденцией. Тогда он постоянно пребывает в этом совершенстве.
Сущность деятельного разума едина, и [соответствующая ему] ступень означает освобождение разумных животных [от материи] и достижение ими счастья. Деятельный разум следует называть «Верным духом», «Святым духом» и другими подобными этим именами, а ступень – обиталищем ангелов и другими подобными именами.
(стр. 4) Есть много начал, находящихся на ступени души: это души небесных тел, души разумных животных и души неразумных животных. Разумному животному присущи разумная сила, стремящаяся сила, воображающая сила, сила ощущения. С помощью разумной силы человек овладевает науками и искусствами и различает хорошее от дурного в нравах и действиях. С ее помощью он рассуждает, что следует делать, а что не следует, постигая при этом полезное и вредное, приятное и неприятное.
Разумная [сила] подразделяется на теоретическую и практическую. Практическая подразделяется на профессиональную и мыслительную.
Благодаря теоретической [силе] человек постигает сущность того, что он совсем не может сделать. Благодаря практической [силе] он постигает сущность того, что может при желании сделать.
С помощью профессиональной [силы] [человек] овладевает искусствами и ремеслами. С помощью мыслительной [силы] он применяет мышление и рассуждение в том, что он должен делать, либо чего он не должен делать. Благодаря стремящейся [силе] в человеке происходит борьба между тем, к чему ему следует стремиться, или [тем, чего ему следует] избегать, страстно желать или ненавидеть, предпочитать или воздерживаться. Таким образом от нее возникают ненависть и любовь, дружба и вражда, страх и доверие, гнев и благожелательство, бессердечность и милосердие и прочие аффекты души.
Посредством воображающей [силы] душа сохраняет внешние образы чувственно воспринимаемых вещей, когда они уже не воспринимаются чувствами, производит в них наяву и во сне сочетания и разъединения, из коих одни бывают верные, а другие – ложные. Вместе с этим она постигает полезное и вредное, приятное и неприятное, но не [отличает] хорошего и плохого в действиях и нравах,
С ощущением дело ясное: оно постигает чувственно воспринимаемые вещи посредством пяти общеизвестных органов чувств (стр. 5), а именно постигает приятное и неприятное, но не может отличить вредное от полезного и хорошее от дурного.
Среди неразумных животных одни обладают остальными силами, будучи лишены разумной силы. Воображающая сила у них заменяет разумную силу, [присущую] разумному животному. Есть и такие неразумные животные, которые обладают только ощущающей и стремящейся силами.
Что до душ небесных тел, то они отличаются от этих [земных] душ как по виду, так и по своим субстанциям. Благодаря им небесные тела субстанциализируются и совершают круговые движения. Души небесных тел принадлежат к более возвышенному, более совершенному и более прекрасному бытию, чем души [различных] видов животных, обретающих вокруг нас, ибо они совершенно не [бывают] потенциальными и существующими [лишь] какое-то время. Они всегда [бывают] только актуальными в том смысле, что их умопостигаемые сущности постоянно с самого начала присущи им, и они всегда выполняют свое действие, в то время как наши души сначала [бывают] потенциальными, а затем становятся актуальными, ибо они сначала обладают формами, готовыми и способными воспринимать умопостигаемые сущности. Только после этого они получают умопостигаемые сущности и становятся актуальными.
Души небесных тел не наделены ни чувственным восприятием, ни воображением, их души только умопостигают. В этом отношении они имеют некоторое родство с разумной душой. То, что умопостигают небесные души, является умопостигаемыми субстанциями, а это и есть отрешенные от материи субстанции. Каждая из этих душ умопостигает Первую [причину], свою собственную сущность и Вторые причины, наделяя их присущими им субстанциями.
Что касается большинства умопостигаемых [человеком] сущностей в материальных предметах, то небесные души их не умопостигают: они слишком возвышены по своим субстанциям, чтобы постигать расположенное ниже их.
Первый [Сущий] постигает самого себя, а поскольку Его сущность в какой-то мере представляет собой все существующие вещи (стр. 6), то, постигая самого себя, он в какой-то степени тем самым постигает и все существующие вещи, ибо каждая из прочих существующих вещей получает свое бытие от Его бытия. Каждая из Вторых [причин] постигает Первую [Причину].
Что до деятельного разума, то он постигает Первую [Причину], все Вторые [причины], постигает самого себя, а также те вещи, которые сами по себе не являются умопостигаемыми.
Умопостигаемыми самими по себе сущностями являются вещи, отрешенные от тел, существующие совершенно вне материи. Они умопостигаемы по своей субстанции, так как их субстанции умо-постигают и умопостигаемы. Они умопостигают постольку, поскольку умопостигаются, и умопостигаемое в них тождественно умопостигающему. Прочие умопостигаемые сущности не таковы, например, камни и растения умопостигаются, но умопостигаемое в них не является одновременно умопостигающим. То, что является телами или [заключено] в телах, по своей сущности неумопостигаемо, и ничто в их сущности не является актуальным разумом. Именно деятельный разум делает их умопостигаемыми актуально, делает некоторое из них актуальным разумом и возвышает их от той природы, благодаря которой они существуют, на ступень бытия более высокую, чем та, которая им дана от природы. Разумная сила, благодаря которой человек является человеком, по своей сущности не является актуальным разумом, а прочие вещи становятся актуально умопостигаемыми разумной силой через актуальный разум. Если разумная сила становится актуальным разумом, то этот разум, который оказывается первым, начинает умопостигать и уподобляется вещам, отрешенным [от материи]. Он умопостигает свою сущность, которая является актуальным разумом. Следовательно, умопостигаемое в нем оказывается тождественным умопостигающему, а умопостигающая сущность становится умопостигаемой, поэтому умопостигающее, умопостигаемое и умопостижение в нем оказывается одним и тем же, и он достигает ступени (стр. 7) деятельного разума. Достижение этой ступени является для него счастьем.
Деятельный разум по отношению к человеку занимает такое же место, какое занимает солнце по отношению к зрению. Благодаря свету, который исходит от солнца, зрение становится актуально видящим, тогда как прежде было потенциально видящим. Благодаря этому свету солнце видит самое себя, будучи само причиной того, что [оно] видит актуально, и благодаря тому же свету цвета, которые были потенциальными, становятся актуальными, и зрение, которое было потенциально видящим, становится актуально видящим.
Точно так же деятельный разум сообщает человеку нечто, что запечатлевается в его разумной силе. Отношение этой вещи к разумной силе подобно отношению света к зрению. Благодаря этой вещи разумная душа умопостигает деятельный разум, благодаря этой же вещи умопостигаемое потенциально становится умопостигаемым актуально и благодаря ей же потенциальный разум, которым человек обладал, становится актуальным и настолько совершенным, что приближается к ступени деятельного разума. Таким образом он становится по своей сущности разумом, тогда как прежде не был им, умопостигаемым, тогда как прежде не был таковым, и божественным, тогда как прежде был материальным. В этом состоит проявление деятельного разума, поэтому-то он и называется деятельным.
Форма заключена в телесной субстанции, как, например, внешняя форма ложа – в ложе, а материя – в дереве, [из которого сделано] ложе. Форма это то, благодаря чему телесная субстанция становится актуальной. Так, ложе является ложем потенциально в том отношении, что это – дерево, и оно становится ложем актуально, когда дерево получает внешнюю форму ложа.
Таким образом, форма существует благодаря материи, а материя является субстратом для форм. Формы не существуют сами по себе. Для своего существования они нуждаются в субстрате. Их субстратом является материя. Материя существует только ради формы (стр. 8). Первой целью [материи] является существование форм. Поскольку они существуют только в каком-то субстрате, то материя является субстратом форм. Поэтому при отсутствии формы существование материи было бы напрасным. Но среди естественных вещей нет ничего напрасного, поэтому первоматерия не может быть свободной от какой-нибудь формы. Таким образом, материя является началом и причиной в качестве субстрата форм, но сама она не является ни действующей [причиной], ни целью. [Кроме того], сама по себе, без формы, она не имеет никакого существования. Как материя, так и форма носят название «природа», однако форма более достойна этого названия. Примером этого является зрение. Зрение – это субстанция. Тело глаза является его материей, а зрительная способность [глаза] является его формой. Лишь при объединении их зрение становится актуальным. То же имеет место и со всеми другими естественными телами.
Души, пока они не достигли совершенства и не совершили своих действий, являются только способностями к формам, готовыми принять образы предметов. Например, зрение, прежде чем оно видит и прежде чем в нем образуются образы видимых предметов; [сила] воображения, прежде чем в ней возникают воображаемые формы; разумная [сила], прежде чем в ней возникают образы умопостигаемых сущностей, – все они являются формами, и хотя в них возникают актуальные образы, (то есть образы чувственно воспринимаемых вещей в ощущающей силе, предметы воображения в воображающей силе и образы умопостигаемых сущностей в разумной силе), но они отличаются от форм [в материи]. Если эти образы, которые возникли в прежних формах, подобны формам материи, то эти формы получают наименования только по уподоблению. Более всего далеки от форм [в материи] образы умопостигаемых сущностей, получаемых в разумной силе: они почти отрешены от материи, и их бытие в разумной силе (стр. 9) имеет весьма отдаленное сходство с бытием формы в материи.
Если актуальный разум уподобляется деятельному разуму, то он не является ни формой, ни подобием формы. Однако некоторые называют все нетелесные субстанции по общности имени также «формами». Они делят формы как на то, что отрешено от материи и не нуждается в ней, так и на то, что не отрешено от материи, о чем мы говорили [ранее]. Такое деление основано на общности имени.
Формы, нуждающиеся в материи, имеют различные ступени. На самой низшей ступени находятся формы четырех элементов, их по числу четыре, и они заключены в четырех материях, которые входят в один и тот же вид. То, что служит формой для огня, само по себе может стать материей для воздуха. Точно так же обстоит дело со всеми другими элементами. Остальные формы возникают из смешения элементов и их сочетаний. Одни бывают выше, другие – ниже. Так, формы минералов стоят на более высокой ступени, чем формы элементов. Формы растений во всем своем разнообразии стоят на более высокой ступени, чем формы минералов. Формы неразумных животных во всем их разнообразии стоят на более высокой ступени, чем формы растений. Далее, формы разумных животных стоят на более высокой ступени, чем формы неразумных животных. Форма и первая материя по бытию менее совершенны, чем эти начала, так как каждая из них для своего бытия и своего существования нуждается в другой.
Форма может существовать только в материи, а материя по своей субстанции и природе существует ради формы, сущность ее заключается в том, чтобы, нести форму. Если бы не существовала форма, то не существовала бы материя. Поэтому существование материи без формы было бы (стр. 10) существованием напрасным.
Однако ничто среди природных вещей не существует напрасно. Поэтому, если бы не существовала материя, не было бы и формы, поскольку для своего существования форма нуждается в определенном субстрате.
Далее, у каждой из них есть присущее только ей несовершенство и совершенство в том смысле, что благодаря форме бытие тела бывает более совершенным, а именно актуальным, а благодаря материи его бытие бывает менее совершенным, а именно потенциальным. Форма существует не для существования материи и не потому, что она по природе предназначена для материи. [Напротив], материя существует ради формы, то есть ради того, чтобы бытие формы зиждилось на ней.
Ввиду этого форма превосходит материю. Материя же превосходит форму в том отношении, что в своем бытии она не нуждается в пребывании в каком-либо субстрате, между тем как форма нуждается в этом.
Материя не имеет ни противоположности, ни противостоящего ей небытия, тогда как у формы есть небытие и противоположность. А то, у чего бывает небытие или противоположность, не может быть постоянно существующим. Формы подобны акциденциям в том, что как те, так и другие для своего существования должны иметь субстрат. Формы отличаются от акциденций тем, что субстраты акциденций существуют не ради них и не ради того, чтобы быть их носителями. Что же касается субстрата форм, а именно материй, то они предназначены для того, чтобы быть носителями форм. Материя является также субстратом противоположных форм. Она принимает как форму, так и противоположность этой формы, или ее небытие. Она непрестанно переходит от формы к форме. И никакие формы не превосходят свои противоположности, и полученные формы равны своим противоположностям.
Нетелесные субстанции лишены тех несовершенств, которые присущи форме и материи. Каждая из них существует не в субстрате (стр. 11), не ради другого, не благодаря материи, не в качестве орудия для другого, не посредством служения другому. Ни одна из них не нуждается в дополнительном бытии, которое она могла бы распространить с помощью своего будущего воздействия на другое [бытие] или воздействие иного [бытия] на нее. Они [не имеют] противоположностей или небытия.
[Таким образом, эти нетелесные субстанции] более достойны, чтобы быть субстанциями, чем форма и материя.
Вторые [причины] и деятельный разум находятся ниже Первой [Причины]. И если им присущи такого рода несовершенства, то они не свободны и от другого рода несовершенства, а именно их субстанции приобретаются от другого, и бытие их следует за бытием другого. Их субстанции не достигают такого совершенства, чтобы быть самодостаточными и не заимствовать бытие у другого. Более того, их бытие истекает из того, что более совершенно по бытию, чем они. Подобное несовершенство обще для всего сущего, кроме Первого [Сущего].
Вместе с тем ни Вторые [причины], ни деятельный разум не довольствуются наделением бытия великолепием, украшением, радостью, наслаждением и красотой путем умопостижения лишь самих себя. Напротив, для этого им необходимо умопостигать наряду со своей сущностью сущность другого, более совершенного и великолепного сущего. Поэтому в сущности каждого из них заключено в этом смысле множество, так как, умопостигая нечто, их сущность каким-то образом становится этой вещью, сохраняя при этом свойственную только им сущность, а превосходство их сущности достигается только при помощи множества. Однако множество там, где происходит субстанциализация, становится недостатком бытия вещей.
Однако им от природы дано служить основой бытия, его красоты и украшения не потому, что они умопостигают стоящее ниже себя по бытию, а благодаря тому, что каждая из них дает начало бытию каждой из существующих вещей. При этом ничто не объединяется с ними и не растворяется в них. При возникновении от них чего-то другого, они не нуждаются ни в орудии, ни в другой вещи, ни в чем, кроме как в своей собственной сущности (стр. 12).
Души небесных тел свободны от всякого несовершенства, присущего форме и материи. Однако они находятся в субстратах, и в этом смысле они сходны с формами, но их субстраты нематериальны, каждая из них имеет субстрат, присущий только ей. Именно этим они отличаются от форм. [Души небесных тел] обладают всем тем несовершенством, которое присуще Вторым [причинам], но они еще более несовершенны, так как множество, благодаря которому они субстанциализируются, больше, чем [множество], благодаря которому субстанциализируются Вторые [причины], ибо они получают красоту и блаженство, умопостигая самих себя, Вторые [причины] и Первую [Причину].
Кроме того, из их бытия проистекают другие бытия. Для того, чтобы из них проистекало бытие к [другим сущностям], они не обходятся без орудия и других [вещей]. Так, им нужны еще другие вещи, помимо их сущностей, в двух случаях. Под «двумя случаями» мы понимаем, [во-первых], их существование и, [во-вторых], передачу бытия другому.
Вторые [причины] свободны от всего, что лежит вне их сущности, хотя в обоих случаях они получают великолепие и красоту, потому что они умопостигают существующие вещи, лежащие ниже их, а не потому, что их существование ограничивается только самим собой, не изливаясь на другое [бытие].
Души животных ощущают и воображают. Когда в них в окончательной форме возникают образы ощущаемых и воображаемых вещей, тогда они уподобляются некоторым образом (стр. 13) нематериальным вещам, но это сходство не лишает их природы бытия, а материю – природы форм.
Если же разумная часть души достигает завершения и становится актуальным разумом, то она уподобляется нематериальным вещам. Совершенство ее бытия, ее актуальное состояние, ее великолепие, украшение и красота приобретаются не только благодаря умопостижению ею вещей, расположенных выше ее, но и благодаря умопостижению [также] вещей, расположенных ниже ее ступени, и ее множественность в том, благодаря чему она субстанциализируется, сильно возрастает. Кроме того, полностью отрешаясь от всех других частей души, разумная часть души ограничивается собой, не изливая бытие на другое. Она наделяет бытием другое посредством стремящейся, воображающей и ощущающей сил. А то, что получает от нее другое, служит для придания его бытию большего совершенства, (стр. 14) Когда же от нее отрешается орудие, тогда ее воздействие на другое становится невозможным, ибо похоже, что из ее субстанции не проистекает бытие на другое, и она довольствуется сохранением своего бытия постоянно в своей субстанции или становится причиной, но не действующей, а целевой .
Первый [Сущий] абсолютно и во всех отношениях свободен от недостатков. Не может быть бытия совершеннее и достойнее Его бытия, так же как не может быть сущего, предшествующего Ему, стоящего на равной с Ним ступени по бытию, независимого от Него. Поэтому Он не может черпать свое бытие от другой вещи, предшествующей ему. Ибо невероятно, чтобы Он получал это от менее совершенного, чем Он сам. Поэтому в своей сущности Он совершенно отличается от всего прочего. Его бытие не может быть больше (сто. 14), чем одним, ибо все, что имело бы такое же существование, было бы подобно Его бытию. Между ними не было бы совершенно никакого различия. Если бы оно было, то явилось бы чем-то иным, нежели тем, что их объединяет, и тогда то, что их различает, было бы частью того, благодаря чему они существуют. Он, следовательно, не был бы первым, а помимо Него был бы иной сущий, предшествующий Ему в своем бытии, что нелепо, ибо это – Первый [Сущий]. А в том, в чем нет различия, не может быть так же ни множества, ни двух или более [сущностей].
Если допустить [существование] чего-то помимо Него, то это бытие могло бы быть бытием внешним по отношению к Его бытию, независимым от Него, стоящим на той же ступени. Но тогда Его бытие стояло бы ниже бытия, в котором объединены эти оба понятия. Следовательно, Его бытие не было бы совершенным, так как совершенное никоим образом не может иметь что-либо вне своей сущности.
Поэтому у Него совершенно не может быть противоположности, ибо таковая находилась бы на одинаковой ступени с Его бытием. Но такое независимое от Него бытие, находящееся на той же ступени, абсолютно невозможно, ибо в этом случае Его бытие было бы несовершенным. Кроме того, все то, что имеет противоположность, несовершенно, а совершенство Его бытия обусловлено отсутствием его противоположности. Бытие вещи, имеющей противоположность, возможно лишь при существовании ее противоположности, так что она сохраняется благодаря вещам, [исходящим] извне, и вещам, [исходящим] из ее сущности и субстанции. Субстанция каждой из этих двух противоположностей недостаточна для сохранения своей сущности без своей противоположности. В таком случае Первый [Сущий] должен был бы иметь какую-то другую причину своего бытия, но не может быть ничего Травного] Ему по ступени. Напротив. Он – един, единичен и единствен.
Кроме того. Он неделим в своей сущности, (стр. 15) потому что никакое высказывание не может выразить смысл той или иной Его части. Если бы это было так, то части, благодаря которым Он бы субстанциализировался, явились бы причинами Его бытия, подобно тому, как вещи, обозначаемые частями определения, являются причинами существования определяемого и подобно тому, как материя и Форма являются причинами того, что образуется из них. Но это невозможно в отношении Его, ибо Он – Первый. И если Он неделим таким образом, то невероятно, чтобы он делился в отношении количества и иных видов деления. Он и в этом отношении един. Поэтому же его бытие, которым оно отличается от прочих существующих вещей, не может быть иным, чем то, благодаря которому Он – Сущий в своей сущности. Поэтому то, что отличает Его от всего остального, это – единство, составляющее Его сущность. Одно из значений [слова] «единство» распространяется на особое бытие, которым каждое сущее отличается от прочих. Именно в этом значении можно сказать о любом сущем, что он единый, поскольку он обладает бытием, присущим только ему. Это одно из значений, соответствующих [слову] «сущий». С этой точки зрения Первый Сущий так же един. Он более, чем все единое вне Его, заслуживает определения и значения единого, поскольку Он не обладает ни в каком отношении материей. Он по своей субстанции является разумом, ибо именно материя препятствует вещи стать разумом и постигать актуально.
Он [так же] является умопостигаемым в том отношении, что Он – умопостигающий, ибо то, из чего исходит умопостижение, является предметом умопостижения, то есть умопостигаемым. Он не нуждается в том, чтобы быть умопостигаемым другой сущностью извне. Напротив, Он сам умопостигает свою сущность. Поскольку Он умопостигает свою сущность, то Он [становится сам] умопостигающим, а поскольку Его сущность умопостигает Его, Он становится умопостигаемым. Точно так же для того, чтобы быть разумом и быть умопостигающим, Он не нуждается в (стр. 16) другой сущности, которую Он приобретал бы извне. Напротив, Он является разумом и умопостигающим благодаря тому, что Он постигает свою сущность. Сущность, которая умопостигается, это та же [сущность], которая умопостигает. То же самое относится к тому обстоятельству, что Он является «знающим».
Чтобы знать, Ему не требуется какая-то сущность, посредством знания которой Он обрел бы превосходство вне своей сущности. [Равным образом Он не нуждается] в иной сущности, чтобы быть познанным. Напротив, Ему достаточно его субстанции, чтобы знать. Его знание о своей сущности не что иное, как Его же субстанция. Таким образом, в познании своей сущности Он – знающий и знание, единая сущность и единая субстанция.
То же [самое можно сказать] о том, что Он – Мудрый. Ведь мудрость состоит в том, чтобы познавать наилучшие вещи наилучшим образом. А то, что способно умопостигать свою сущность и знать ее, познает наилучшие вещи наилучшим образом. Ведь наилучшее знание это – самое совершенное знание, которое не может исчезнуть, поскольку оно является постоянным, непреходящим. Одновременно Он – Мудрый, но не благодаря мудрости, приобретенной через познание чего-то вне Его сущности, Он – самодостаточен в том, что становится мудрым, познавая свою сущность.
Великолепие, красота и украшение всякого сущего состоит в том, чтобы осуществить свое бытие наилучшим образом и достичь своего последнего завершения. А так как бытие Первого Сущего является самым совершенным, то и Его красота превосходит красоту всякого носителя красоты. То же самое относится к Его ступени, великолепию и красоте: все это заключено в Его субстанции и сущности, то есть в Нем самом, и Он мыслит их своей сущностью, поскольку наслаждение, удовольствие, радость, восторг возникают и достигают своей полноты только через восприятие самого красивого и самого великолепного. И поскольку Первый Сущий является абсолютно красивым, самым великолепным и украшенным и поскольку постижение Им своей сущности является наиболее совершенным, а его знание является самым лучшим знанием, постольку удовольствие, испытываемое Первым [Сущим], является у довольствием, суть которого мы не в силах постичь. Силу его мы знаем только по аналогии и из соотношения о тем малым удовольствием, ощущаемым нами, когда мним, что постигли то, что является для нас самым совершенным и великолепным постижением самого совершенного, либо путем ощущения, (стр. 17) либо путем воображения, либо путем разумного познания.
В этом случае мы испытываем такое удовольствие, что нам кажется, будто оно превосходит по силе всякое другое удовольствие, и мы считаем себя чрезвычайно счастливыми в связи с этим.
Подобие Его познания и постижения самого лучшего и самого прекрасного нашему познанию и постижению этого такое же, как и подобие Его радости и довольства собой нашему удовольствию, радости и довольству собой. И нет никакого сравнения между нашим и Его постижением самого прекрасного и великолепного, между нашим знанием и Его знанием. Если между ними и есть какое-то соотношение, то оно незначительно.
Следовательно, нет сравнения между нашим удовольствием, радостью и довольством собой с тем, [что испытывает] Первый [Сущий]. В самом деле, какое может быть сравнение между тем, что является ничтожной частичкой, и тем, что является бесконечной величиной во времени, между самым несовершенным и предельно совершенным!
И чем больше наслаждение самим собой, чем больше радость и наслаждение блаженством, чем сильнее любовь и обожание самого себя, тем с большей очевидностью следует, что Первый [Сущий] по необходимости обожает себя, любит себя и восхищается своей сущностью. Отношение [между любовью Первопричины] и любовью к превосходству нашей сущности, которой мы наслаждаемся, подобно отношению между превосходством и совершенством Его сущности и превосходством и совершенством, которыми мы восхищаемся в нас самих. В [Первопричине] любящий есть то же, что и любимый, восхищающийся – это то же, что и предмет восхищения. Он – Первый Любящий и Первый Возлюбленный.
Поскольку Первый [Сущий] существует так, как Он существует, то из него необходимо следует бытие естественных сущностей, способ существования которых не зависит от выбора человека. Бытие одних из них непосредственно воспринимается чувствами, а бытие других познается через доказательство.
Бытие того, существование чего исходит от Него через истечение, существует ради бытия какой-то другой вещи. И хотя существование других вещей [помимо Первого Сущего] истекает из Его существования, тем не менее (стр. 18) существование, исходящее от Первого Сущего, ни в коем случае не является ни причиной, ни целью Его существования, не доставляя Ему какого бы то ни было совершенства, как это имеет место с большинством вещей, возникающих благодаря нам.
Мы предрасположены к тому, чтобы от нас возникало множество таких вещей. Эти вещи являются целями, ради которых мы существуем. Многие из этих целей доставляют нам совершенство, которого мы были лишены.
Что же касается Первого [Сущего], то целью Его существования не является существование прочих вещей, ибо последние были бы причинами Его существования, и тогда Его бытие имело бы другую внешнюю по отношению к Нему причину. Он так же не приобретает иного совершенства, кроме свойственного Ему. Совершенство Его сущности это не то [совершенство], которое обретает тот, кто, дав деньги или что-либо иное, получает в ответ удовольствие, признательность, превосходство или иные блага и совершенства. Наличие другого, в качестве причины получаемого им блага или бытия, которого ранее у него не было, невозможно в Первом [Сущем], ибо это нарушило бы Его первенство и создало бы другое, предшествующее Ему [бытие] и причину Его бытия. Тогда как Он существует ради себя самого.
С Его субстанцией связано и из нее следует то, что от Него получают бытие другие вещи в своих субстанциях. Поэтому Его бытие, которое истекает на другие вещи, присуще самой Его субстанции. Бытие, благодаря которому он субстанциализируется в своей сущности, тождественно бытию, благодаря которому от Него получают свое существование другие вещи.
[Бытие Первого Сущего] не делится на две части так, чтобы посредством одной из них Он субстанциализировался бы сам, а другая [явилась бы началом] существования иного бытия. Точно так же [Первому Сущему] для истечения от Него другого бытия не нужно ничего, кроме своей сущности и субстанции, как это нужно нам и многим существующим вещам.
Его бытие, от которого истекает бытие других вещей, не более совершенно, чем то [бытие], благодаря которому Он субстанциализируется.
(стр. 19) Поэтому то бытие, которое дает начало бытию [других вещей], отнюдь не является по отношению к Нему последующим во времени: оно является последующим по отношению к Нему в других значениях.
Имена, которыми следует называть [Первого Сущего], – это имена, обозначающие совершенство и превосходство существующих вокруг нас вещей, однако ни одно из этих наименований не обозначает совершенства, присущего Ему в Его субстанции.
Также многочисленны и виды совершенств, которые имеют обыкновение обозначать этими многочисленными наименованиями. Не следует думать, что виды этих совершенств, обозначаемых Его многочисленными именами, представляют собой многочисленные виды совершенств, на которые Он делится и каждым из которых Он субстанциализируется. Наоборот, под этими многочисленными именами следует понимать единую субстанцию и единое бытие, абсолютно неделимое.
Когда же случается одному из этих имен обозначать нечто из того, что существует вокруг нас, как имеющее некую добродетель и совершенство вне Его субстанции, то обозначаемое этим именем должно применяться по отношению к Первому [Сущему], так, чтобы это было совершенством и добродетелью Его субстанции. Например, «прекрасным» обозначается в различных существующих вещах совершенство цвета, формы или положения, но не субстанция этой вещи.
Имена, обозначающие совершенство и добродетель в окружающих нас вещах, делятся на те, которые обозначают то, что наличествуют в сущности вещи независимо от того, в каком отношении она находится к другой вещи, например «Сущее», «Единое» и т. п., и на такие, которые обозначают то, что у нее есть по отношению к другой, внешней вещи, например, «справедливость» и «великодушие». Применительно к существующим вокруг нас вещам эти имена обозначают добродетель и совершенство той части сущности вещи, в которой она соотносится с другой внешней вещью так, что это отношение будет частью совокупности того, что обозначается этим именем, и (стр. 20) эта добродетель и это совершенство будут существовать благодаря тому, что соотнесено о другой вещью.
Когда подобные имена применяются к Первому Сущему, для обозначения Его отношения к другим вещам, которые берут начало своего бытия от Него через истечение, то нельзя это отношение делать частью Его совершенства, обозначаемого данным именем, и [считать], что это совершенство существует благодаря этому отношению. Необходимо, чтобы это имя обозначало Его субстанцию и Его совершенство, а отношение следовало и зависело бы от этого совершенства, и чтобы оно существовало благодаря Его субстанции и наличествующему у Него совершенству. Это отношение должно рассматриваться как необходимо следующее и зависящее от этого совершенства, свойственного по необходимости Его сущности, о которой говорилось [выше].
Среди имен, которые общи для Первого [Сущего] и для других вещей, есть такие, которые охватывают все существующие предметы, а есть такие, которые охватывают некоторые существующие предметы. Это – многочисленные наименования, которые разделяют Первый и другие [вещи]. Очевидно, что многие из имен, общих для Него и других вещей, обозначают прежде всего Его совершенство, а затем – [совершенство] других вещей соответственно тому положению, которое они занимают в бытии по отношению к Первому [Сущему]. Например, слова «Сущий», «Единый» обозначают первичным образом то, благодаря чему субстанциализируется Первый [Сущий], и лишь затем – прочие вещи, в том смысле, что они субстанциализируются благодаря Первому, произошли и почерпнули [свое бытие] от Первого.
Многие общие наименования, обозначающие субстанцию и существование Первого [Сущего], если они обозначают так же что-то другое, то они обозначают только то, в чем это другое более или менее сходно в бытии с Первым [Сущим]. Стало быть, этими именами Первый [Сущий] называется предшествующим и истиннейшим образом, а другие вещи – последующим образом. Но при этом допустимо называть Первого [Сущего] этими именами, примененными [к Нему] позже, чем к другим вещам, ибо ясно, что многие имена, которыми мы называем Первого [Сущего], заимствованы у других [вещей], которыми мы их наделили прежде. В самом деле, что является предшествующим по своей природе и бытию, может быть последующим по времени. Этому предшествующему не присуще несовершенство.
Имеется много имен, которые обозначают совершенства, известные у нас, и многие из этих имен мы применяем в качестве обозначения этих совершенств, как таковых, а не потому, что они являются [подлинными] совершенствами. Ясно, что нет совершенства, превосходящего Его совершенство и по необходимости более достойного этого имени.
И всякий раз, когда мы наблюдаем предельное совершенство в существующих вещах, мы, исходя из понимания этого совершенства, представляем себе, что Он является самым достойным этого имени. Поэтому вполне естественно, что Первого [Сущего] мы нарекаем этим именем.
Затем этим именем мы нарекаем и прочие существующие предметы, достойные Его в соответствии с их положениями по отношению к Первому [Сущему]. Таковы, например, [имена] «Сущий», «Единый».
Часть из имен обозначает лишь некоторые виды совершенства. Некоторые из этих видов присущи субстанции Первого [Сущего] в самой возможно превосходной степени для этого вида и в самой, какую только может представить воображение, высшей степени совершенства этого вида, так что не остается Г места] ни для какого несовершенства. Таковы, например, знание, разум, мудрость. В подобных [видах совершенства] необходимо существует то, что наиболее достойно и правильно называть именем, [обозначающим] данный вид.
Если же к некоторым видам совершенства присоединяется какое-то несовершенство или низменное качество, и вследствие этого уничтожается субстанция индивидов, входящая в данный вид, то их не следует называть именем данного вида совершенства. А раз так, тс применение к Первому [Сущему] имен, обозначающих низменные качества существующих вещей, [дело] самое невероятное.
После Первого [Сущего] идут Вторые [причины] и деятельный разум. Вторые причины [являются вторыми] по ступени бытия. Каждая из них имеет атрибут, которым субстанциализируется свойственная только ей сущность, (стр. 22) тождественная ее существованию, из коей проистекает бытие других вещей.
Каждая из Вторых причин для того, чтобы от них исходило другое [бытие], не нуждается ни в чем другом вне своей сущности. Все они черпают бытие от Первого [Сущего], и каждая из них умопостигает Первопричину и умопостигает свою сущность. Каждая из них не самодостаточна одной только своей сущностью, чтобы довольствоваться собой. Она довольствуется собой, лишь постигая наряду со своей сущностью и Первого [Сущего].
Они любят превосходство Первого больше, чем превосходство своей сущности. Они удовлетворяются при постижении Первого [Сущего] больше, чем удовлетворяются при постижении своей сущности. Точно так же обстоит дело с наслаждением собой при умопостижении Первого [Сущего] и наслаждением собой при умопостижении своей сущности. Вторые причины любят чрезмерную добродетель Первого больше, чем превосходство своей сущности, отсюда их восхищение собой и обожание себя. Первым возлюбленным и Первым восхищающимся собой является то, что они постигают в Первом Сущем, а вторым то, что они постигают в своей сущности. Следовательно, Первый [Сущий] также любит соотнесенность с ними. Он – Первый Любящий и Первый страстно Любимый. Следовательно, все [Вторые причины] подразделяются по степени совершенства и несовершенства, присущие каждой из них. Таким образом, каждую из них следует именовать путем заимствования нами того, что говорят о Первом [Сущем].
Каждая из Вторых [причин] с самого начала получает завершенное бытиё, и нет бытия, которое бы ей могло быть придано в будущем, так чтобы она стремилась к чему-то, чего у нее не было бы с самого начала. Поэтому они совершенно не движутся и не стремятся ни к чему.
Из бытия каждой из них исходит бытие каждого из небес. Из Первого [Сущего] по необходимости исходит бытие Первого Неба, (стр. 23) и так вплоть до последнего неба, на котором расположена Луна.
Субстанция каждого из небес состоит из двух вещей: из субстрата и души.
Душа, присущая каждому из них, существует в субстрате. Они вместе с тем являются актуальным разумом, поскольку они умопостигают свою сущность, умопостигают Вторые [причины], от которых исходит их бытие, и умопостигают Первую [Причину].
Субстанции небесных тел, как таковые, подразделяются на множество вещей, образуя ступени существующих вещей. В первую очередь, это – ступени разума, которым необходим субстрат для того, чтобы субстанциализироваться. В этом субстанции небесных тел подобны субстанциям, состоящим из материи и формы. При этом в своей субстанции они недостаточны, чтобы от них исходило нечто другое, кроме них. Они не обладают таким совершенством и добродетелью, чтобы оказывать воздействие на другое, если они не получают другого бытия вне их сущностей и вне вещей, благодаря которым они субстанциализируются, и вне того, благодаря чему субстанциализируется эта существующая вещь, а именно «количеству», «качеству» и другим категориям. Поэтому каждая из субстанций обладает определенной величиной, формой и другими определенными качествами и всем тем, что по необходимости связано с категориями. Однако, поскольку в результате этого она становится самой превосходной и достигает этого в том случае, если место, которое ей уготовано, является самым превосходным, постольку из этого необходимо следует, что каждое тело имеет определенное место.
В большинстве своем бытия этих субстанций обладают совершенством [с самого начала], и лишь малая часть их по своей природе не обладает им с самого начала, а, наоборот, получает его постепенно в дальнейшем. Поэтому они стремятся достичь (стр. 24) его и достигают только посредством постоянного движения. Они постоянно пребывают в движении, и оно непрестанно. Они движутся и стремятся к лучшему бытию.
Самые высшие, или близкие к самым высшим, [формы] бытия приходят к совершенству с самого начала, и место, отведенное каждой из этих форм бытия, не может принадлежать никакой иной, а только ей с присущей с самого начала формой. При этом их субстанции лишены противоположностей.
Что касается существующих вещей, которые [расположены] ниже небесных тел, то они обладают крайним несовершенством бытия, потому что они не получают с самого начала всего того, благодаря чему они полностью бы субстанциализировались, напротив, они получают свои отдаленно потенциальные, а не актуальные сущности, ибо они наделены только первой материей. Поэтому они всегда стремятся к форме, в которой они субстанциализируются, и первая материя является потенцией всех субстанций в поднебесьи. Поскольку они являются потенциальными субстанциями, они движутся, чтобы получить актуальное существование. Далее, из-за своего отставания и низменности своего бытия- они не могут сами по себе стремиться к своему завершению без посредства внешнего двигателя, которыми являются небесное тело с его частями и деятельный разум. Они оба вместе совершенствуют бытие всех поднебесных вещей.
[Небесное тело] по своей субстанции, природе и деятельности [предназначено для того], чтобы от него с необходимостью вытекало сначала бытие первой материи, и лишь после этого вся первая материя по своей природе, возможности и готовности способна получить какую угодно форму.
Деятельный разум по своей природе и субстанции способен исследовать все то, что подготовило и дало [поднебесным вещам] небесное тело и что оно давало им раньше для освобождения и отделения от материи. Это отделение от материи и от их небытия приводит их на самую близкую к нему ступень, а это значит, что умопостигаемые сущности, которые были потенциальными, становятся актуальными, и вследствие этого разум, бывший до сих пор потенциальным, становится актуальным. Только человек способен достичь этого. Это наивысшее счастье, самое превосходное совершенство, которое может достичь человек. В небесном теле и деятельном разуме совершенствуется бытие вещей, которые были несовершенными и нуждались в переходе к этому бытию таким образом, чтобы сохранить свое бытие.
Небесных тел множество. Они движутся вокруг земли движениями различного вида. Все они наделены силой первого неба, которая едина. Всем им также присуще движение первого неба. Но у них имеются и другие силы, которые отличаются друг от друга своим движением. Общая для них сила – это причина всего небесного тела, из него с необходимостью вытекает бытие первой материи, общее для всех поднебесных [вещей], и вещи, отличающиеся наличием разнообразных форм в первой материи.
Далее, небесным телам в связи с различием их положений по отношению друг к другу и по отношению к земле свойственно то приближаться, то удаляться, то объединяться, то разъединяться, то появляться, то исчезать, то убыстряться, то замедляться. Эти противоположности [заключены] не в их субстанциях, а в их отношениях друг к другу или к земле, или в том и в другом вместе. Из этих противоположностей, которым по необходимости присущи эти отношения, в первой материи возникают противоположные формы, а (стр. 26) в поднебесных телах возникают противоположные акциденции и изменения. Это – первая причина противоположностей, существующих в первой материи и в поднебесных телах.
Таким образом, противоположные вещи возникают в материи либо от противоположных вещей, либо от единой вещи, которая в своей субстанции и сущности не имеет противоположности, но которая из-за материи пребывает в противоположных состояниях и отношениях. Хотя небесные тела по своей субстанции лишены противоположности, но их отношения к первой материи противоположны. Они по отношению к ней находятся в противоположных состояниях. Именно благодаря первой материи и противоположным формам, в которых с необходимостью заключено их бытие, создаются возможно сущие вещи.
Возможно сущие [вещи] представляют собой последующие вещи с самым несовершенным бытием, то есть [вещи], слагающиеся из бытия и небытия, ибо между тем, что не может не существовать, и тем, что не может существовать, (а это – две крайние противоположности) находятся вещи, которым можно приписать противоположность каждой из двух крайностей. Они могут существовать и могут не существовать. Они слагаются из бытия и небытия. Они являются бытием, которое противополагается небытию и с которым сочетается небытие. Небытие – это несуществование того, что может [также] и существовать. Поскольку бытие возможного – это одна из сторон сущего и возможное бытие – это одна из сторон бытия, то Первопричина, бытие которой заключено в ее субстанции, изливается не только на бытие того, что может существовать, но и на бытие того, что может и не существовать, так что не остается никаких видов бытия, которые бы Она не давала.
Возможное по своей природе не может иметь только одно бытие. Оно может иметь что-то или не иметь его, может иметь (стр. 27) что-то и иметь противоположное ему. Это состояние, [слагающееся] из двух противоположных друг другу бытии, является единым состоянием, и данное бытие не более достойно, чем противоположное ему бытие. Противоположным здесь является либо небытие, либо противоположность, либо и то и другое вместе.
Из этого неизбежно следует, что противоположные друг другу вещи сосуществуют. Эти противоположные друг другу вещи могут существовать только в одном из трех случаев: либо в разное время, либо в одно время, но в разных отношениях, либо в двух вещах, противополагающихся одна другой в бытии. Одна вещь может иметь два противоположных друг другу бытия только в двух случаях: либо в разное время, либо только в разных отношениях. Противоположные бытия обусловлены противоположностью форм, получению же одной из противоположностей, при которой вещь может иметь два противоположных бытия, она обязана материи. Благодаря материи свойственное вещи бытие находится в незавершенном состоянии, а благодаря форме – в завершенном. Таким образом, она имеет два бытия: бытие, завершенное чем-то, и бытие, не завершенное чем-то иным; поэтому и бытие вещи из-за материи бывает то одним, то другим, а из-за формы – только чем-то одним, [не переходя в] противоположное состояние. Поэтому вещь с необходимостью наделяется одновременно двумя бытиями: в одном случае бытием [материи] , в другом – [формы].
Возможное [бывает] двух видов: один вид возможного – это то, что некая вещь может существовать и не существовать. Это – материя. Второй [вид] – это то, что может существовать и не существовать в своей сущности. Это – то, что слагается из материи и формы.
Возможно сущие [располагаются] по ступеням. На самой низшей из них [располагается] то, что не получает бытия ни в одной из противоположностей. Это – первая материя. На второй ступени [расположено] (стр. 28) то, что получает бытие благодаря противоположностям, имеющимся в первой материи. Это – элементы . Поскольку они существуют в каких-то формах, то благодаря им они получают возможность давать существование так же другим противоположным бытиям. Таким образом они становятся материями для других форм так, что если эти [материи] получают свои формы, то благодаря им они также приобретают возможность давать существование другим противоположным бытиям с другими противоположными формами. А эти [в свою очередь] также становятся материей для других форм. И когда они получают [свои формы], то благодаря им они получают возможность давать существование другим противоположным бытиям, которые так же становятся материей других форм, и так – вплоть до форм, благодаря которым вещи, имеющие их, не могут стать материей для других форм. Формы этих вещей суть Формы вселенной. Это самые высшие; из возможно сущих вещей, тогда как; первая материя является самой низшей из возможно сущих вещей.
Посредствующие между ними [звенья] так же [распределяются по ступеням]. Все, что приближается к первой материи, является самым низменным, а все, что приближается к Форме форм, является самым возвышенным. Первая материя всегда существует ради бытия других [сущих], и ей совершенно не присуще бытие ради самой себя. Из этого следует, что если бы не было того, ради чего она существует, то не было бы и ее. Поэтому, если не было бы форм, то не было бы материи.
Из этого вытекает, что первая материя никогда не может существовать отрешенно от какой-нибудь формы. Что же касается существующих вещей, форма которых представляет собой Форму форм, то они всегда [существуют] только ради самих себя, их форма не может существовать ради другого, то есть для того, чтобы ими нечто другое субстанциализировалось, или быть материей для другой вещи.
(стр. 29). Посредствующие [между ними звенья] могут существовать ради самих себя и ради других вещей. Далее, каждая из них имеет право и достоинство благодаря своей материи и форме. Право, имеющееся у нее благодаря ее материи, состоит в том, что она [может] стать другой вещью с противоположным бытием; право, имеющееся благодаря ее форме, состоит в том, что она пребывает в присущем ей бытии и не уничтожается. Если же имеют место два противоположных достоинства, то справедливость требует, чтобы каждое из них получило свою долю: чтобы некоторое время существовало одно, затем оно гибло; затем существовало бы нечто противоположное первому бытию, затем через некоторое время и оно гибло бы и появлялось нечто другое, противоположное первому, и так далее.
Далее, каждая из этих противоположных вещей имеет материю, [способную принять форму] противоположной вещи. У каждой из них есть нечто, [предназначенное] для другой вещи, а другая вещь имеет нечто, [предназначенное] для нее, поскольку их первая материя одна.
В этом отношении каждая вещь по отношению к любой вещи имеет право, из которого вытекает необходимость превращения всего во все. Справедливость требует, чтобы присущее каждой из них, существовало в другой, а затем гибло.
Сами по себе возможно сущие вещи недостаточны, чтобы стремиться к сохранению своего бытия, ибо они наделены лишь первой материей; и если они и получили бытие, то они недостаточны, чтобы самим по себе сохранить его. Точно так же, если они получили свою долю противоположного бытия, то они сами по себе не могут стремиться к [его] завершению.
Отсюда необходимо следует, что каждое из них имеет внешнюю действующую причину, которая движет и побуждает их к бытию, наиболее приемлемому для них, и которая сохраняет в них полученное бытие. Первой действующей причиной, которая двигает возможно сущие вещи к их формам и сохраняет эти формы в них, является небесное тело и его части.
(стр. 30) Это мыслится следующим образом: либо она движет какую-то вещь без посредника и без орудия к форме, в которой она существует, либо она наделяет материю силой, которая побуждает ее самою двигаться к форме, в которой она получит существование; либо она наделяет вещь силой, благодаря которой эта вещь движет другую вещь к форме, в которой существует эта вторая [вещь]; либо она наделяет вещь силой, и эта вещь дает другой вещи силу, благодаря которой эта вторая движет материю к форме, пребывающей по своей природе в материи. В этом случае материя движется посредством двух, трех и более вещей.
Таким же образом каждая [вещь] наделяется тем, что сохраняет ее бытие: либо другой силой, которая существует вместе с ее формой, либо тем, благодаря чему ее бытие сохраняется в другом теле, вне ее. В последнем случае бытие [вещи] сохраняется за счет того, что другое тело, предназначенное для этого, сохраняет его. Это второе [тело] служит [первому телу] для сохранения ему бытия: это происходит либо посредством служения ему одного тела, либо путем сотрудничества многих тел, готовых сохранить его бытие. При этом многие тела соединяются с другой силой, которая производит из материи подобные им [вещи], наделяя их формами, подобными присущим им формам. Если же действующая причина воздействует на такую материю, формы которой противоположны тем, к которым ее движет действующая причина, то в этом случае необходима другая сила, благодаря которой устраняются эти противоположные формы.
Не исключено, что между другой [силой] и действующей причиной происходит взаимодействие, и они стремятся устранить друг друга. Это означает, что другая [сила] оказывает воздействие на противоположную [силу], которая в свою очередь желает устранить ее, в результате подобного [взаимодействия] другая [сила] устраняет другое бытие, лишая (стр. 31) его имевшейся у него формы. Эта сила может находиться в самой [вещи], соединенной о ее формой, а может существовать и в другом теле, вне этого [тела]. [Это тело] либо будет орудием, либо будет служить ему для того, чтобы лишить материю противоположностей, [присущих] телу. Так, например, обстоит дело со змеями. Этот вид [животных] является для элементов орудием или служит им, лишая других животных материи элементов.
Точно так же обстоит дело с силой, с помощью которой из материи создаются сходные по виду [вещи]. Она может находиться в сочетании с формой, присущей одному телу, а может находиться в другом, внешнем по отношению к ней, теле. Так обстоит дело со спермой самца, которая является для него орудием. Эти силы являются также формами в телах, имеющих эти силы. Подобные вещи существуют ради другого, то есть они по природе своей существуют для того, чтобы быть орудиями другого или служить другому. Если эти орудия соединены с формами в одном теле, то они являются неотъемлемыми орудиями, а если они [расположены] в других телах, то они являются отделенными орудиями.
Каждая из этих существующих вещей имеет определенное право в соответствии со своей материей и право в соответствии со своей формой .
Через свою материю она может содержать противоположность бытия, а через свою форму она имеет право существовать либо только ради своей сущности, либо ради другого, либо чтобы ей было придано другое [бытие], то есть, чтобы что-то другое существовало ради нее, либо объединять в одном виде сразу два положения: [существовать] ради своей сущности и ради другой [сущности], создавать что-то ради своей сущности, а что-то ради другой. То, что существует ради другой [сущности] по праву ее формы – это либо ее материя, либо орудие, или [нечто] ее обслуживающее. То, что создается другой вещью ради нее, – это либо материя, либо орудие (стр. 32) или [нечто] ее обслуживающее.
Сначала от небесных тел и их различных движений образуются элементы, затем – минеральные тела, потом – растения, далее – неразумные животные, затем – разумные животные, и посредством многих, неисчислимых сил образуются индивиды каждого вида. Эти силы, которые присущи каждому виду, предназначаются для того, чтобы создавать и сохранять бытие [индивидов].
Помимо этого, небесные тела посредством различных движений так же содействуют и препятствуют взаимодействию их друг на друга, так что они то содействуют одной противоположности, то противодействуют ей и содействуют в этом уже другой противоположности. Так, например, обстоит дело с повышением или понижением тепла или холода в том, чему свойственно действовать и претерпевать действие, что наделено теплом и холодом то большим, то меньшим.
Те тела, которые [расположены] ниже их, из-за их причастности к первой материи и ко многим близким ей видам, из-за сходства одних и противоположности других форм содействуют или противодействуют друг другу в большей, меньшей или равной мере, в соответствии со сходством и противоположностью их форм. Противоположное – противодействует, а сходное – содействует. Эти действия в возможно сущих вещах сливаются и объединяются друг с другом, и от них получаются многочисленные смеси. Однако при объединении и слиянии их в соответствии с равновесием, гармонией и мерой каждая из существующих вещей получает причитающуюся ей от природы долю бытия сообразно либо с ее материей, либо с ее формой, либо с тем и другим вместе. То, что [приобретает причитающуюся ей долю бытия] сообразно с ее формой, может существовать либо ради самого себя, либо ради другого, либо (стр. 33) ради того и другого вместе.
Разумное животное [получает причитающуюся ему долю бытия] в соответствии с его формой. Оно [существует] отнюдь не ради другого вида ни как материя, ни как орудие, ни как нечто, служащее [другому].
Каждое сущее, [расположенное] ниже его по достоинству своей формы, [существует] либо только ради другого, либо сочетает в себе сразу два положения: существует ради своей сущности и ради чего-то другого. Справедливость требует, чтобы [каждое из них] получило от природы обе свои доли вместе.
Все эти вещи могут проявляться либо в равной, либо в большей, либо в меньшей мере.
То, что [происходит] в меньшей мере, присуще по необходимости- природе возможно сущего, в этом нет ничего странного. Таким образом и в таком роде утверждаются возможно сущие вещи, и в них совершается справедливость, так что каждое возможно [сущее] получает свою долю бытия в соответствии с его достоинством. Но в тех вещах, которые обладают действующими и охраняющими силами, после того как в них образовались эти силы, небесные тела могут совершать действия, противоположные этим силам, препятствующие их образованию. Они могут так же препятствовать им, применять действие одного на другое и ослаблять действие одного на другое. Возможно [сущие], обладающие действующими силами, могут и не умопостигать, либо из-за их слабости, либо из-за противодействия в них их противоположностей, либо из-за силы их противоположностей, либо из-за того, что их противоположностям содействуют извне подобные им вещи, либо из-за того, что проявлению действующей причины мешает нечто другое, противодействующее ей в другом отношении.
Что касается небесных тел, то они могут бездействовать, и никакое действие не исходит от них на нижележащие субстраты. Это происходит не из-за их слабости, которая зависит от них самих, а из-за того, что их субстраты препятствуют тому, чтобы принимать их действия, или из-за того, что в возможно сущих вещах имеет место какая-то другая действующая причина, не являющаяся их субстратами, но усиливающая их. Поскольку возможно [сущие] наделены этими силами (стр. 34) с самого начала и поскольку они действуют друг на друга, то небесные тела могут противодействовать или содействовать им. Таким образом, наделяя их этими силами, небесные тела [оказываются] содействующими или противодействующими им.
Среди этих возможно сущих вещей есть такие, которые существуют ради самих себя, не используются в других вещах, и из которых не исходит никакое действие; а есть такие, которые готовы к тому, чтобы от них исходило какое-то действие: [это имеется] либо в их сущности, либо в другой [сущности]; а есть такие, которые готовы к тому, чтобы принять действие другого.
От тех, которые существуют ради самих себя и никак не ради другой вещи, может исходить действие в виде истечения его бытия на бытие другой вещи.
Если все они пребывают в таком состоянии бытия, при котором из них возникает нечто, чему свойственно возникать из них, не встречая препятствия в их сущностях, то это состояние их бытия будет их последним совершенством. Так, например, обстоит дело со зрячим, когда он видит.
Если же они находятся в таком состоянии бытия, которое само по себе не может создать то, чему свойственно возникать из него без перехода к более превосходному бытию, чем то, в котором оно находится в данное время, то это состояние будет состоянием первого совершенства. Например, в [случае] с писанием отношение состояния спящего писца к его бодрствующему состоянию или отношение его состояния, когда он устал и отдыхает, к его состоянию, когда он пишет.
Когда вещь [пребывает] в своем последнем совершенстве и от нее должно исходить какое-нибудь действие, то это действие не отстает от нее, а происходит тотчас, немедленно, а не позднее. Действие того, что пребывает в состоянии своего последнего совершенства, отстает лишь из-за препятствия, вне ее сущности. Это подобно тому, как стена скрывает от солнечного света то, что скрыто за ней. Отрешенные от материи вещи (стр. 35) по своей субстанции с самого начала находятся в состоянии последнего совершенства, и ни одна из них не пребывает в двух состояниях: в состоянии первого совершенства и в состоянии последнего совершенства. И поскольку ни они, ни их субстраты не имеют противоположностей, то им совершенно ничто не препятствует. Поэтому их действия совпадают с ними.
Небесные тела по своим субстанциям [пребывают] в состоянии последнего совершенства. Присущие им действия в первую очередь состоят в получении ими величин, размеров, форм и всего того, что им присуще, и никогда в них не меняется. Присущие им действия, во вторую очередь, состоят в движениях. Они [исходят] от их последних совершенств; в этих [телах] нет противоположности, и они не имеют противоположности вне себя. Поэтому их движение всегда непрерывно.
Возможно же [сущие] тела иногда могут пребывать в первых, а иногда – в последних совершенствах, ибо каждое из них имеет противоположность, которая задерживает их действия [либо] сразу по двум этим причинам, либо по одной из них. Так, писец не производит действия либо потому, что он спит, либо [потому, что] он занят другим делом, и элементы письма просто в это время не приходят ему на ум, либо все эти [факторы] у него имеются налицо, но ему [мешает] какое-то препятствие извне.
Целью бытия их всех является достижение последних совершенств. Вещь естественно, а не по принуждению, пребывает в состоянии своего первого совершенства, затем переходит к последнему совершенству либо потому, что оно для нее является средством, либо – помощником. Например, сон и отдых животных, наступающие в результате усталости от действия, восстанавливают способность к действию.
Далее, субстанции некоторых из них недостаточны для достижения (стр. 36) ими совершенств, если не имеются другие бытия вне их субстанций из числа умопостигаемых [качеств], то есть известные величины, внешние формы, категории твердости, мягкости, теплоты, холода и других.
Имеется множество видов этих тел; каждый из этих видов объемлет индивиды с однородными частями и неопределенной внешней формой. Таковы [четыре] элемента и минералы.
Их формы зависят от степени воздействия действующей причины, а также от форм вещей, их окружающих. Их величины являются неопределенными размерами. Однако они не бесконечны по величине. Их части то объединяются, то разъединяются. Среди них есть такие, которые, если сходятся в одном месте, то соединяются, а есть такие, которые, если сходятся в одном месте, то только касаются друг друга, но не соединяются. Их разъединение и соединение [происходит] не в определенном порядке, а случайно, в соответствии с [проявлением] действующей причины, [которая вызывает] их объединение и разъединение. Поэтому необязательно, чтобы вещи, объемлемые каждым видом, отделялись друг от друга. Это происходит случайно, ибо им присуще совершенство, даже если их акциденции пребывают в каком случится состоянии. В этих вещах возможные [предметы] имеют равную [возможность для своего возникновения].
Что касается растений и животных, то объемлющие их виды по своей природе отделены друг от друга, и бытие [какого-нибудь из] них присуще только ему одному и отлично от бытия, присущего другому [индивиду]. Поэтому эти индивиды от природы обладают определенным количеством.
Каждая из их частей имеет определенную величину, качество, положение и порядок (стр. 37). Роды возможно сущих вещей образуют, как мы сказали, ступени бытия, причем низшие [роды существуют] для каждого из высших [родов] возможного бытия. Элементы помогают им всеми своими частями и притом трояко – в качестве материи, через служение и как орудия.
Минералы помогают остальным [вещам], но не каждому виду и не всеми видами помощи: а один вид – в качестве материи, другой вид – через служение (например, горы [способствуют] возникновению воды, текущей из источников) и третий вид – как орудия. Виды растений могут помогать животным таким же трояким образом. Точно так же неразумные животные помогают разумным животным трояким образом: одни из них помогают в качестве материи, другие – через служение, третьи – как орудия.
Что касается разумных животных, то поскольку среди возможно [сущих] нет рода, более превосходного, чем этот, то они никоим образом не оказывают помощи другой вещи, превосходящей их. Ибо, благодаря разуму, они совершенно не являются материей чего-то – ни того, что расположено выше, ни того, что ниже их, – совершенно не являются орудием другой вещи вне себя и естественно совершенно не обслуживают других.
Что же касается их помощи остальным возможно сущим [вещам] и друг другу, помощи, основанной на разуме и воле, а не естественной помощи, то это мы сейчас не будем обсуждать. Благодаря разуму они могут совершать действия, которые оказывают службу многим естественным вещам [изменяя их акциденции]. Так, например, происходит, когда заставляют воду бить ключом, садят деревья, сеют семена, выращивают и пасут животных и так далее.
Что касается естественной [помощи], то ни один из них не обслуживается другим видом, а лишь каждый из них обслуживается своим видом, так же как ни один из них не используется для служения другому виду помимо его вида, и ни один из них не служит орудием другому виду. (стр. 38) Что касается помощи более высоких [родов] более низким возможно [сущих] вещей, то, как мы говорили [выше], совершенно ничто в разумных животных не служит и не помогает тому, что ниже их по виду, это [происходит] из-за их формы. Именно так следует понимать помощь видов друг другу.
Неразумные животные, как таковые, не могут быть материей того, что менее совершенно, чем они. Ни одно из них по своей форме не выступает в качестве материи для растений. Но это не мешает им оказывать услугу и быть орудием. Некоторые животные по природе могут служить элементам, а именно, разлагая на элементы, далекие от них вещи. Например, ядовитые животные по своей природе – враги для остальных видов животных. К примеру, змеи оказывают услугу элементам своим ядом, разлагая на элементы [различные] виды животных. То же самое относится к ядам растений, которые, однако, бывают ядами в относительном [смысле]. Этот вид служит двум вещам. Следует знать, что хищники не похожи на змей. Яд змей служит им не для того, чтобы улучшить свое питание за счет различных животных, просто они по своей природе враждебны всем видам животных и стремятся их уничтожить, тогда как звери пожирают других животных не из-за врожденной враждебности, а ради пропитания.
Минералы равным образом не являются материей элементов, а только служат им в качестве орудия. Например, горы способствуют появлению вод.
Различные виды животных и растений подразделяются на такие, которые могут добывать необходимые предметы только при объединении их индивидов в группы, где каждый индивид добывает сам себе необходимое и уединяется от других, но наивысшего совершенства эти индивиды достигают только (стр. 39) при объединении одних с другими; и на такие, где каждый из индивидов достигает всего необходимого и самого превосходного, несмотря на то, что они уединены друг от друга. Однако, если они объединяются, то они не препятствуют друг другу достичь этого, а есть такие, которые при объединении препятствуют друг другу в [достижении] необходимого или самого превосходного из дел. Поэтому есть виды животных, которые всегда во всех своих делах уединяются друг от друга даже при родах, как это имеет место у многих морских животных; а есть такие, которые уединяются друг от друга только при родах; имеются и такие, которые не обособляются в большинстве своих дел. Таковы, например, муравьи, пчелы и многие другие, а также птицы, которые питаются и летают стаями.
Человек относится к тем видам [существ], которые могут достичь необходимого в делах и получить наивысшее совершенство только через объединение многих людей в одном месте проживания.
Человеческие общества подразделяются на великие, средние и малые. Великое общество – это совокупности многих народов, которые объединяются и помогают друг другу. Среднее – это один народ. Малое – это [общество], представленное одним городом. Эти три [вида обществ] являются полными. Город находится на высшей ступени совершенства. Селения, кварталы, улицы и дома представляют неполные общества. Самым несовершенным из них является домашнее общество, которое представляет собой составную часть общества улицы. Общество улицы представляет собой часть общества квартала. Это [последнее] общество представляет собой часть городского общества. Общества кварталов и общества селений принадлежат городу, но разница между ними в том, что кварталы являются частью города, [в то время как] селения служат городу. Городское (стр. 40) общество представляет собой часть какого-то народа. Народ делится по городам. Абсолютно полное человеческое общество подразделяется на народы. Один народ отличается от другого тремя естественными вещами: естественным нравом, естественными чертами [характера] и третьей, основанной на характере [людей], которая также имеет какое-то касательство к естественным вещам. Это – язык, то есть речь, являющаяся средством выражения [мысли]. Народы подразделяются на большие и малые.
Первой естественной причиной разнообразия народов по этим признакам является прежде всего различие частей небесных тел в смысле их положения по отношению к первой сфере, а затем – к сфере неподвижных звезд; далее, различие положений наклонных сфер относительно частей земли, их приближение и отдаление, с этим связано различие частей земли, которые представляют собой место проживания народов. Это различие связано в первую очередь с различием в положении над [этими частями земли] частей первой сферы, а затем – с различием в положении над ними неподвижных светил, далее – с различием положений относительно их наклонных сфер. С различием частей земли связано различие испарений, которые поднимаются от земли, и каждое из испарений, возникающих из земли, подобно этой земле. С различием испарений связано различие воздуха и различие вод. Далее, говорят, что вода в каждом районе [земли] возникает от испарений, находящихся под землей этого района. Воздух любого района [земли] смешивается с испарениями, которые поднимаются в воздух с земли. В таком порядке следует различие сфер неподвижных планет, различие в первой сфере, различие положений наклонных сфер, различие воздуха, различие вод, различие растений, различие видов неразумных животных, (стр. 41) различие в питании народов. Различие в питании их связано с различием скота и посевов, которыми живут люди из поколения в поколение. За этим следует различие нравов и различие естественных свойств характера. Точно так же различие частей неба, находящихся в зените [у тех или иных народов], является причиной различия нравов и свойств характера. Затем из взаимодействия и сочетания этих различий образуются различные смеси, которые способствуют изменению нравов и свойств характера народов.
Таким образом, и в этом направлении происходит объединение этих естественных вещей, соединение их друг с другом и их ступеней, и в такой мере небесные тела способствуют их совершенствованию. Что же касается остальных совершенств, то небесным телам не присуще предоставлять их, это возможно только для деятельного разума. Но деятельный разум может предоставить остальные совершенства только человеческому роду. Деятельный разум в том, что он предоставляет человеку [эти совершенства], подобен небесным телам. Он прежде всего наделяет человека силой и началом, благодаря которым человек стремится или может стремиться самостоятельно ко всем остальным совершенствам.
Эти начала представляют собой первые науки и первые умопостигаемые сущности, которые образуются в разумной части души. [Деятельный разум] наделяет человека этими знаниями и умопостигаемыми сущностями лишь после того, как в нем развивается и образуется сначала ощущающая часть души, [затем] стремящаяся часть, в которой желание и отвращение связаны с ощущением, (стр. 42) Орудиями [желания и отвращения] являются части тела. Благодаря им обоим возникает воля. Воля – это в первую очередь желание, [исходящее] из ощущения. Желание относится к стремящейся части [души], тогда как восприятие относится к чувству. Затем образуется воображающая часть души, благодаря которой появляется желание, и, таким образом, вслед за первой волей приходит вторая воля. Последняя является желанием, исходящим из воображения. Благодаря этой [воле человек] может воспринять первые знания, образующиеся благодаря деятельному разуму в разумной части его души. Тогда в человеке образуется третий вид воли, а именно желание, исходящее от мыслительной способности. Это последнее называется свободным выбором, оно присуще только человеку, но ни коим образом не другим животным. И благодаря ему человек может совершать похвальные и порицаемые, хорошие и плохие [поступки] и получать за это воздаяние и наказание.
Первые две воли могут иметь место в неразумном животном. Если же человек наделен всеми тремя видами воли, тогда он может стремиться к счастью, поскольку он обладает способностью различать добро и зло, хорошее и плохое.
Счастье же – это абсолютное благо. Все, что необходимо для достижения и получения счастья, равным образом является благом, но не ради себя, а потому, что это необходимо для достижения счастья. Все же, что в какой бы то ни было мере препятствует счастью, является абсолютным злом. Добро полезно для достижения счастья. Оно может существовать естественным образом, а может существовать по желанию. Зло препятствует [достижению] счастья. Оно [тоже] может существовать естественным образом, а может – по желанию. То, которое существует естественным образом, дано небесными телами, но не ради содействия и противодействия цели деятельного разума, (стр. 43) Небесные тела не стремятся этим содействовать или противодействовать достижению цели деятельного разума; напротив, субстанции небесных тел [свойственно] наделять материю всем, что есть в природе, чтобы она воспринимала его, не заботясь о том, что полезно для [достижения] цели деятельного разума, а что вредно. Поэтому то, что исходит от небесных тел, иногда может соответствовать цели деятельного разума, а иногда противоречить ей.
Что до добра и зла, основанных на воле, – а это хорошие и плохие [поступки], – то они присущи только человеку. Добро, основанное на воле, происходит одним путем, а именно [через] постижение пятью человеческими силами души: разумной теоретической, разумной практической, стремящейся, воображающей и ощущающей силами. Человек постигает и познает счастье только посредством разумной теоретической силы и никоим образом не посредством остальных сил. Это происходит тогда, когда [человек] использует и постигает начала и первые знания, которые ему доставляет деятельный разум, затем посредством стремящейся силы ищет пути к счастью, посредством разумной практической силы рассуждает о том, что ему надлежит сделать, чтобы достичь его. Далее, посредством орудий стремящейся силы он совершает те действия, о которых он узнал посредством рассуждения. Воображающая и ощущающая [силы] подготавливают и помогают разумной силе и предназначают ее для побуждения человека к действиям, способствующим достижению счастья, и тогда человек обретает полное благо. Таким образом обретается благо, основанное на воле.
Что до зла, то оно происходит так, как я уже говорил, а именно ни воображающая, ни ощущающая силы не постигают (стр. 44) счастья, тогда как разумная сила хотя и постигает счастье, но не в любом состоянии, а лишь при [неправильном понимании] цели счастья. Имеется множество вещей, о которых человек полагает, что они-то и являются основой и целью жизни. Например, приятное, полезное, честь и тому подобное. Когда человек медлит с совершенствованием разумной теоретической части души, то он, не осознав, что такое счастье, спешит к нему и делает целью своей жизни не счастье, а что-то другое: полезное или приятное, цель или честь . Он стремится к этому, влекомый стремящейся силой, рассуждает о том, как достичь этой цели посредством разумной практической [силы], и осуществляет это посредством орудий стремящейся силы при поддержке воображающей и ощущающей [сил]. Тогда имеет место абсолютное зло.
Далее, если человек постиг и познал счастье, но не сделал его своей основой п целью и не желает или же слабо желает его, сделав целью своей жизни нечто другое, чем счастье, и отдает все свои силы для достижения этой цели, то и от этого возникает абсолютное зло.
Если же целью существования человека является достижение счастья – высшего совершенства, то для получения всего того, что только способны получить возможно сущие, следует указать, каким образом человек может прийти к этому счастью. Это возможно тогда, когда деятельный разум дает первые умопостигаемые сущности, представляющие собой первые знания.
Не каждый человек от природы способен получать первые умопостигаемые сущности. Человеческие индивиды от природы наделены различными силами и разнообразными способностями. Среди них есть такие, которые от природы не получают ничего из (стр. 45) первооснов, другие же получают их в искаженном виде. Это сумасшедшие. А есть такие, которые получают их в неискаженном виде. Это те, кто обладает здравыми врожденными способностями. Лишь они способны достичь счастья.
Люди со здравыми врожденными способностями наделены общим свойством, благодаря которому они способны получить общие для всех их умопостигаемые сущности и посредством которых они стремятся к общим для них состояниям и действиям; после этого происходит их дифференциация и отличие друг от друга, и каждый из них и каждая группа приобретают характерные для них свойства: одни из них предрасположены получить какие-то иные умопостигаемые сущности особого характера, в результате этого они стремятся к какому-то роду; другие предрасположены получить иные умопостигаемые сущности, пригодные для использования в каком-то другом роде, когда каждому из них не присуще то же, что свойственно другому. Одни готовы получить многие умопостигаемые сущности, которые относятся к чему-то одному в каком-то роде. Другие готовы получить многие умопостигаемые сущности, которые относятся ко всему, что в данном роде. Равным образом [люди] могут различаться по способностям выявления положений, которые могут быть постигнуты путем исследования.
Вполне возможно, что двое [людей] наделены одними и теми же умопостигаемыми сущностями, присущими какому-то роду. Но один из них по природе склонен к выявлению посредством умопостигаемых сущностей данного рода лишь незначительного количества вещей, тогда как другой обладает от при- роды способностью выявить все, что от- носится к данному роду.
Точно так же двое [людей] могут равняться по способностям выявления одних и тех же вещей, однако один это делает быстрее, а другой – медленнее, а также один может быстрее выявить самое превосходное в этом роде, а другой – самое низменное в этом роде. Они также могут равняться в силе и быстроте выявления одних вещей, но при этом один из них (стр. 46) способен наставлять и обучать другого тому, что он сам выявил, тогда как другой этой способностью не обладает. Точно так же [люди] могут различаться и по способностям [выполнения] физической работы. Эти естественные свойства никому не навязываются и никого не принуждают к выполнению этого действия, а, наоборот, существуют естественно для облегчения [выполнения] этого действия. Однако, если кто-то свободен в своем желании и его ничто естественно не движет извне к противоположности, то он побуждается к той цели, о которой говорится, что он предрасположен к ней. Если же внешний двигатель движет его к его противоположности, то он, в свою очередь, побуждается к этой противоположности, но уже по принуждению, насильно и с трудом. Однако это облегчается для него привычкой. Есть и такие [люди], которые по своей природе наделены чем-то одним, но при сильном принуждении их они изменяют свой природный нрав. Но, вероятно, это не может быть [присуще] многим [людям]. Это имеет место у них от рождения в связи с недугом и в результате естественной хронической болезни ума.
Все эти естественные свойства нуждаются в воспитании, основанном на воле и воспитании посредством вещей, которые предназначены к тому, чтобы довести их до наивысших, или близких к наивысшим совершенствам. Могут иметь место какого-то рода превосходные, отличные свойства, которыми пренебрегают, не развивают и не воспитывают их посредством предназначенных для этого вещей, в результате чего по прошествии времени они теряют свою силу. Среди них могут иметь место и такие [свойства], которые воспитываются посредством таких низменных вещей, что в результате исчезают возвышенные действия и выявляются низменные действия. Люди от природы различаются в соответствии с дифференциацией ступеней родов, искусств и наук, к которым [они] склонны от природы. Те, кто от природы готов к какому-то роду, дифференцируются в соответствии с частями этого рода; те, кто (стр. 47) от природы склонен к более низменной части этого рода, отличаются от тех, кто склонен к более достойной его части. Те, кто от природы склонен к какому-то роду и к части какого-то рода, различаются в соответствии с совершенством и несовершенством своего предрасположения.
Далее, люди с равными природными свойствами различаются воспитанием их посредством вещей, к которым [эти люди] склонны. Те из них, которые равны между собою по воспитанию, могут отличаться по последствиям его.
Те, кто обладает способностью добиться результата какого-то рода, являются главой над теми, кто не обладает такой способностью. Те, кто обладает большей способностью добиться результата, являются главой над теми, кто обладает меньшей способностью добиться результата. Далее они различаются по способностям к хорошему или плохому руководству и наставлению, приобретенным в результате воспитания. Те, кто обладают способностью к хорошему руководству и наставлению, являются главой над теми, кто не способен к этому. Равным образом те, кто обладает более несовершенными природными свойствами, по сравнению с теми, кто обладает превосходными свойствами какого-то рода, получая хорошее воспитание, становятся более достойными, чем те, кто не воспитан людьми с превосходными природными свойствами. Те, которые получили более совершенное воспитание такого рода, являются главами над теми, кто получил менее совершенное воспитание такого же рода. Те, кто обладает превосходным природным свойством такого рода и воспитан в соответствии со всем тем, к чему он склонен от природы, не являются главой над теми, кто никогда не обладал прекрасным природным свойством такого рода; [они являются главами] только над теми, кто обладает прекрасным природным свойством, но не получил соответствующего воспитания или получил недостаточное воспитание.
Поскольку целью существования человека является достижение высшего счастья, (стр. 48) то для этого ему необходимо знать, [что такое] счастье, сделать его своей целью и идти к ней. Затем ему необходимо познать, что следует совершать для достижения счастья.
Из того, что говорилось о различных свойствах разных индивидов, [явствует, что] не каждому человеку свойственно самому познать счастье и вещи, которые следует знать при этом. Для этого [часто] требуется учитель и наставник.
Одни нуждаются лишь в незначительном руководстве, другие – в большом руководстве. Но при наличии этих двух [видов руководств] он не всегда делает то, чему его обучали и наставляли, если нет какого-то внешнего побудителя или стимула. Это относится к большинству людей. Поэтому они нуждаются е тех, кто обучил бы их всему этому и побуждал бы их к совершению [соответствующих] действий.
Также не каждый человек способен руководить другим, и не каждый способен побуждать другого к [совершению соответствующих действий]. Тот, кто совершенно не способен побудить другого к одной из этих вещей и использовать его в этом, а способен лишь всегда совершать только то, что ему укажут, тот не будет руководителем ни в чем, а всегда и во всем будет лишь руководимым. Тот же, кто способен руководить другим в чем-то, побуждать и использовать его в этом, руководит в этом [вопросе] тем, кто не может сам совершить это. Тот, кто не может сам дойти до этого, но если им руководят и обучают его, познает это, и впоследствии у него появляется способность побуждать другого к тому, что он сам познал, руководить им и использовать его в этом, такой [человек] управляет одним и управляем другим. Глава может быть первым главой, а может быть вторым главой. Второй глава – это такой, которым руководит один человек (стр. 49) и который руководит другим человеком. Эти два [вида] руководства могут осуществляться в какой-то одной отрасли, например, в сельском хозяйстве, торговле, медицине, а могут иметь место и во всех отраслях по отношению ко всем человеческим родам.
Кто же в абсолютном смысле первый глава? Это тот, кто совершенно не нуждается в том, чтобы им кто-то руководил, и у кого науки и знания выработались актуально так, что он совершенно не нуждался при этом в человеке, который бы им руководил; ему не [обязательно] иметь способность досконально знать в отдельности все, что следует совершать, но он способен прекрасно руководить всеми другими относительно всего, что он [сам] знает; он способен использовать всякого, кто может выполнять нечто из той работы, к которой он предрасположен; он способен прекрасно намечать и определять действия и направлять их на [достижение] счастья. Но это свойственно только людям с великолепными, превосходными природными свойствами, когда их души соединяются с деятельным разумом. А достигается это следующим образом: вначале у человека возникает страдательный разум, затем у него появляется так называемый приобретенный разум, после чего происходит его соединение с деятельным разумом, как это описано в книге «О душе». Такого человека древние считали истинным правителем . О нем можно сказать, что ему ниспослано откровение. Человеку ниспосылается откровение, только если он достиг этой ступени, иными словами, если между ним и деятельным разумом нет ничего посредствующего. Страдательный разум подобен материи, будучи субстратом для приобретенного разума, а приобретенный разум подобен материи, будучи субстратом для деятельного разума, когда от последнего на страдательный разум истекает сила, с помощью которой человек может определять вещи и действия и направлять их на [достижение] счастья, (стр. 50) При таком отношении между деятельным разумом и страдательным разумом, когда посредником им служит приобретенный разум, происходит откровение.
Поскольку деятельный разум истекает от бытия Первопричины, можно сказать, что именно Первопричина дает откровение человеку посредством деятельного разума. Руководство этого человека является Первым руководством, а все остальные человеческие руководства являются по отношению к нему последующими и происходят от него. Это очевидно.
Люди, которые подчиняются руководству этого главы, являются добродетельными, превосходными и счастливыми. Если они образуют народ, то этот народ – добродетельный, а если эти люди объединены общим местом проживания, то это общее место проживания, которое объединяет всех под таким руководством, представляет собой добродетельный город. Если же они не объединены общим местом проживания, а живут в разных местах и их жители подчиняются иным, а не этим руководствам, то в таких местах добродетельные люди являются чужаками.
Их разъединенность возникает либо потому, что им еще не довелось [встретить] город, в котором они могли бы объединиться, либо потому, что они когда-то жили в [одном] городе, но их постигли какие-то несчастья: вражеское вторжение, эпидемия, неурожай или еще что, и они вынуждены были разъединиться.
Если бы однажды случилось так, что эти правители собрались в одном городе, в одном народе или во множестве народов, то в совокупности они были бы как бы одним правителем в силу совпадения их забот, целей, желаний и образа действий. И, сменяя друг друга во времени, они образовали бы как бы единую душу, так как второй придерживался бы образа жизни первого, последующий – образа жизни предшествующего. Точно так же вполне допустимо, чтобы кто-то из них изменил ранее введенный им же закон, (стр. 51) если он считает более целесообразным изменить его в определенное время. И точно так же последующий может изменить то, что было выработано предшествующим, ибо если бы предшествующий видел существующее положение, то он сам бы изменил [закон]. Если же человек не согласен с существующим положением, то он вводит вновь те законы, предписанные и сохраняемые когда-то, на основании которых его [предшественники] управляли городами. Глава, правящий городом на основании этих писанных законов, воспринятых от прежних народов, [является правителем] по этому закону . Если какой-то житель города действует в соответствии с тем, что ему предписано, независимо от того, сам ли он дошел до этого или же его побудил и направил к этому глава, подобные действия сообщают ему прекрасные душевные качества. Это подобно продолжительному совершению искусных действий, связанных с писанием, человек совершенствуется в искусстве писания – а это душевное качество, и чем дольше он этим занимается, тем больше наслаждение и сильнее удовольствие от приобретенной способности.
Равным образом, определенные действия, направленные на [достижение] счастья, укрепляют ту часть души, которая по природе предрасположена к счастью, и делают ее актуальной и совершенной. В силу обретенного ею совершенства она перестает нуждаться в материи и освобождается от нее. Она не погибает с гибелью материи, так как для своих способностей и существования она более не нуждается в материи. И тогда она достигает счастья.
Ясно, что [доли] счастья, которые получают жители города как в количественном, так и качественном отношении превосходят друг друга в зависимости от того, насколько превосходят друг друга совершенства, получаемые благодаря деятельности города. И соответственно (стр. 52) этому превосходят друг друга и получаемые наслаждения. Если происходит нетелесное отделение [души] от материи, она освобождается от акциденций, свойственных телам, как таковым, так что о [душе] нельзя уже более говорить, что она движется или покоится, и тогда к ней следует применять лишь такие высказывания, которые соответствуют тому, что нетелесно. Все происходящее с человеческой душой, когда она заключена в тело, должно быть отрицаемо по отношению к душам, отрешенным [от материи]. Понять же и представить себе такое состояние души – дело трудное и непривычное, точно так же как [трудно] представить себе формы субстанций, которые не являются телами и не [заключены] в телах.
Когда одно поколение людей умирает, их тела уничтожаются, души их освобождаются и достигают счастья, на смену им приходят другие люди, которые занимают их место в городе, и [если эти люди] делают то же, что их предшественники, то тогда их души также освобождаются, и после гибели своих тел они достигают тех же ступеней, что и их предшественники из прежнего поколения, располагаясь по соседству с ними в том смысле, в котором существует соседство в нетелесных [вещах], и эти души соединяются с подобными себе душами людей одного поколения.
Чем более умножаются подобные между собой отрешенные [от материи] души, соединяясь друг с другом, тем большей силы наслаждения достигает каждая из них. По мере того, как к ним присоединяются последующие души, их наслаждение возрастает от встречи [с душами] предшествующими, а наслаждение предшествующих возрастает от соединения с последующими, ибо каждая из них, умопостигая свою сущность, умопостигает также многократно сущности душ ей подобных, и то, что в них постигается, возрастает при соединении в будущем с [душами] последующих, и наслаждение каждой из них с течением времени беспредельно возрастает. Так же точно обстояло дело с каждым из поколений. В этом подлинное высшее счастье, являющееся целью деятельного разума.
Если же деяния жителей какого-то города не направлены на [достижение] счастья, то эти деяния, будучи (стр. 53) сами дурными, и их душам придают дурные качества, подобно тому, как действия, относящиеся к тому или иному искусству, вроде искусства писания, будучи дурными, сообщают и душе дурные качества, [соответствующие] роду данного искусства. Души [этих жителей] становятся больными, ввиду чего они могут находить удовольствие в тех качествах, которые обретаются ими благодаря этим действиям. Вот так же люди, [страдающие] от физических болезней, таких, как лихорадка, из-за недуга, поразившего их тело, получают удовольствие и наслаждение от горькой пищи и испытывают отвращение к сладостям, которые вызывают у них на языке [ощущение] горечи. Точно так же люди с больной душой благодаря своему нарушенному воображению находят удовольствие в дурных качествах. Как среди [физически] больных попадаются такие, которые ничего не знают о своей болезни, и, полагая, что они совершенно здоровы, настолько твердо уверяются в этом, что совершенно не внемлют словам лекаря, так и среди людей с больной душой попадаются такие, которые не ощущают своей болезни и, считая себя добродетельными и здоровыми душой, совершенно не внемлют словам руководителя, учителя и наставника. Их души остаются [связанными с] материей и не достигают того совершенства, посредством которого они отрешаются от материи, так что они гибнут, как только гибнет материя. Жители города превосходят друг друга в отношении руководства и служения сообразно своим врожденным качествам и полученному воспитанию. Первый глава является тем, кто определяет место каждой группы [людей] и каждого члена той или иной группы сообразно с тем, чего они достойны, [отводя им] либо ступень служения, либо ступень руководства. В ступенях [руководства] есть приближающиеся к ступени [первого главы], есть немного удаленные, и есть сильно удаленные от нее. Ступени руководства постепенно нисходят от самой высшей ступени до ступеней служения, которые не имеют никакого отношения к руководству и ниже которых нет никакой другой ступени. После того, как глава определит эти ступени, при желании ввести новшество он может издать новый указ (стр. 54) относительно того дела, которое он хочет поручить всем жителям города или какой-то их группе; [в этом случае] он побуждает их [выполнить указ], обращаясь к [тем, кто занимает] самые близкие к нему ступени; те, [в свою очередь], обращаются к [жителям] нижеследующих ступеней, и так вплоть до тех, которым предопределена в этом деле ступень служения. Таким образом, части города становятся взаимосвязанными и взаимосогласованными, расположенными по ступеням предшествования и следования.
[Такой город] уподобляется естественным вещам, его ступени уподобляются ступеням существующих вещей, которые начинаются с Первого [Сущего] и заканчиваются первой материей и элементами, а их взаимосвязь и взаимосогласованность – взаимосвязи и взаимосогласованности отличных друг от друга существующих вещей.
Повелитель этого города сходен с Первопричиной, которой обязаны своим бытием прочие существующие вещи и [от которой] ступени сущего постепенно нисходят так, что каждая из них оказывается возглавляющей и возглавляемой, пока [дело] не заканчивается возможно сущим, не имеющим никакого отношения к управлению, а только обслуживающим и существующим ради другого. Это [в наибольшей мере касается] первоматерии [в ее отношении к] элементам.
Счастье достигается только с исчезновением в городах и у народов зла, не только основанного на воле, но и естественного, и с достижением ими всех благ, естественных и основанных на воле.
Дело правителя города, то есть главы – управлять городом так, чтобы устанавливалась взаимосвязь и взаимосогласованность частей города и достигался такой порядок, при котором [жители] помогают друг другу в искоренении зла при обретении благ, и рассматривать все то, что дано небесными телами, сохраняя и увеличивая то, что как-то содействует и приносит пользу достижению счастья, (стр. 55) стараясь сделать полезным то, что приносит вред, и устраняя или уменьшая то [вредное], что нельзя сделать [полезным]. Одним словом, он пытается уничтожить оба зла и установить оба блага.
Каждому жителю добродетельного города надлежит знать первые начала существующих вещей, их [иерархические] ступени, счастье, первое руководство добродетельным городом, ступени этого руководства, затем похвальные дела, которые ведут к достижению счастья. [Нельзя] ограничиваться только тем, чтобы знать эти дела, без применения действия, но [необходимо] и направлять жителей города к свершению их.
Начала существующих вещей и их ступени, счастье, руководство добродетельными городами – [все это] человек может либо мыслить в понятиях и умопостигать, либо воображать. Человек мыслит их в понятиях, когда они запечатлеваются в его душе в том виде, в каком они существуют в действительности; он воображает их, если в его душе запечатлеваются их образы, подобия и подражательные представления. Это напоминает то, что можно [наблюдать] в видимых предметах. Человек может, например, увидеть самого себя или свое отражение в воде, или он может увидеть в воде или прочих зеркальных вещах отражение своего изображения. То, как мы видим самого человека, напоминает постижение разумом в понятиях начал существующих вещей, счастья и тому подобного. То, как мы видим человека или его отражение в воде, напоминает воображение, а то, как мы видим его изображение в зеркале, тождественно тому, что мы видим подобие вещи, а не саму вещь. Точно так же представление в нашем воображении [перечисленных выше вещей] является в действительности только представлением того, что их напоминает, а не того, что они суть сами по себе.
Большинство людей по природе и по навыку лишено способности понимать и мыслить это в понятиях. Им следует представить в воображении начала существующих вещей, их ступени, деятельный разум и первое руководство через [образы], которые подражают всему этому. Понятия [перечисленных вещей] и сами они (стр. 56) едины и неизменны, тогда как [образы], которые подражают им, многоразличны, и так же как это имеет место с видимыми предметами, имеющими более близкое, а частью более отдаленное [сходство] с тем, чему подражают. Так, отражение человека, наблюдаемое в воде, более близко действительному человеку, чем отражение его изображения, наблюдаемое в воде. Поэтому одна группа или один народ может представлять эти вещи в подражательных образах иными, чем другая группа или другой народ. Вот почему различные добродетельные народы и добродетельные города могут иметь различные религии, хотя все они верят в одно и то же счастье.
Религия – это отображения [перечисленных вещей] или отображения их образов в душах [людей]. Поскольку широкой публике трудно [постичь] эти вещи и то, как они существуют [в действительности], постольку ее стремятся обучать этому другими способами, а именно посредством подражательных [образов].
Каждая группа или каждый народ уподобляет эти вещи наиболее известным им вещам. Наиболее же известное у одних из них может отличаться от наиболее известного у других. Большинство людей, которые верят в счастье, верят в него, как в нечто представленное в воображении, а не в понятии. То же относится к началам, которые принимают, которым следуют, которые уважают и почитают: большинство людей принимают их как то, что представлено в воображении, а не в понятии.
Те, кто верит в счастье, представленное в понятиях, и воспринимает начала как нечто, представленное в понятии, – это мудрецы; а те, у кого эти вещи существуют в душах, как представленные в воображении, кто принимает их и верит в них в том же [воображаемом] виде, – это верующие. Подражательные [образы] превосходят друг друга в том отношении, что одни из них более прочны и совершенны в воображении, другие более несовершенны в воображении, одни ближе к действительности, другие дальше, одни содержат меньше спорных мест или эти места не [столь] явственны и не так спорны, а другие содержат (стр. 57) больше спорных мест или эти места [более] явственны или легче оспариваются и разоблачаются. Но не исключено, что [упомянутые] многоразличные подражательные [образы] перечисленных вещей согласуются друг с другом, несмотря на все свое различие. Это будет в том случае, если подражательные [образы] перечисленных вещей станут предметом подражания для других вещей, а этим последним будут подражать третьи вещи, или если многоразличные подражательные [образы] перечисленных вещей будут подражать началам сущего, счастью и его ступеням. Если они будут все равноценными с точки зрения качества подражания или с точки зрения небольшого количества и незначительной явности содержащихся в них спорных мест, то можно использовать все эти [образы] или любой из них. Если же они будут превосходить друг друга, то предпочтение должно быть отдано самым совершенным [образам] с точки зрения качества подражания и тем из них, в которых спорных мест или нет совсем, или их мало, или эти места не [столь] явственны, и, наконец, тем из них, которые ближе к действительности. Все же прочие подражательные образы отбрасываются.
Добродетельному городу противоположны невежественный город , город безнравственный и заблудший, а также отдельные индивиды , проживающие в добродетельном городе. Такие индивиды в городах – это как плевелы в пшенице, шипы в посевах или сорняки для посевов и насаждений. Затем следуют звероподобные по природе люди. Звероподобные по природе [люди] не являются горожанами и совершенно не имеют городских объединений. Одни из них подобны домашним животным, другие – диким, а из этих последних некоторые похожи на хищников. Поэтому среди них есть такие, которые обитают разрозненно в диких местностях, такие, которые обитают там сообща и случаются как животные, и такие, которые обитают вблизи городов. Некоторые из них едят только сырое мясо, некоторые выращивают растения, а некоторые пожирают [добычу], как звери (стр. 58). Они обитают либо на крайнем севере, либо на крайнем юге населенной полосы. С ними надо обращаться, как с животными. Тех из них, которые [подобны] домашним животным и могут быть как-то использованы в городах, надо оставлять [в живых], обращать в рабство и использовать так, как используют [домашних] животных. С теми же из них, которые не могут быть использованы или вредны, поступают так же, как поступают с прочими вредными животными. Точно так же следует поступать с теми из детей жителей городов, которые оказались звероподобными.
Что до жителей невежественных городов, то они являются горожанами. Свойственные им городская жизнь и городские объединения бывают многоразличными: среди них есть общество необходимости в городах необходимости, общество обмена в городах обмена, общество низости в городах низости, честолюбивое общество в честолюбивых городах, властолюбивое общество во властолюбивых городах, свободное общество в коллективном городе и городе свободных.
Город и общество необходимости – это такие, в которых существует взаимопомощь в приобретении [всего] того, что необходимо для существования и защиты тела. Способы же приобретения всего этого многоразличны: это – земледелие, скотоводство, охота, воровство и тому подобное. Каждый из этих способов является либо тайным, либо открытым. Среди городов необходимости могут быть такие, в которых для приобретения необходимого используются все искусства, а могут быть такие, где необходимое добывают посредством одного вида искусства: одного только земледелия или одного какого-нибудь другого искусства. Самыми достойными, с их точки зрения, являются [люди] наиболее хитроумные, распорядительные и осмотрительные в тех способах приобретения необходимого, которые свойственны жителям этого города. Их главой является тот, кто наиболее распорядителен и хитроумен (стр. 59) в использовании [жителей] для приобретения необходимых вещей; тот, кто распорядителен в сохранении этих вещей за ними, или тот, кто может им это дать от себя.
Город и общество обмена – это такие, [жители] которых помогают друг другу в достижении зажиточности и богатства, приумножении необходимых предметов и того, что их заменяет: дирхемов и динаров , и в их накоплении сверх необходимого только лишь из-за любви к богатству и алчности, хотя сами они довольствуются только самым необходимым из того, что нужно для физического существования. Это [достигается ими] либо всеми способами накопления, либо лишь теми способами, которые наиболее подходят для данного города. Самым достойным у них считается тот, кто является самым богатым и самым хитроумным в достижении богатства. Их главой является человек, способный хорошо устраивать то, что наделяет их богатством и постоянно сохраняет его за ними. Здесь богатства домогаются всеми способами, приемлемыми для удовлетворения насущных [нужд], а именно: земледелием, скотоводством, охотой и воровством, а также такими действиями, основанными на воле, как торговля, аренда и другие.
Город и общество низости – это такие, [жители] которых помогают друг другу в получении таких чувственных удовольствий, как развлечения, шутки или то и другое вместе, и в наслаждении такими вещами, как еда, питье и совокупления. Самым большим удовольствием у них считается не то, что необходимо для физического существования, и не то, что как-то полезно телу, а лишь то, что доставляет ему удовольствие, как, например, развлечения и шутки. Этот город у жителей невежественных городов [считается] счастливым и довольным, ибо достижение цели этого города проявляется после приобретения необходимых предметов и богатства. Самым достойным, самым счастливым и довольным у них является тот, в чьем распоряжении больше средств для развлечения и больше предметов, доставляющих наслаждения.
Честолюбивый город и честолюбивое общество – это такие, жители которых помогают друг другу (стр. 60) в том, чтобы их почитали словом и делом, а именно, чтобы жители других городов оказывали им почести и чтобы они оказывали почести друг другу. Почитание друг друга [осуществляется] или на равных [началах], или на основе превосходства.
Почитание на равных [началах] – это взаимопочитание, когда один оказывает другому какой-то вид почтения в одно время с тем, чтобы другой в другое время оказал ему этот или иной равносильный этому вид почтения.
Почитание на основе превосходства – это когда один оказывает другому некий вид почтения, а другой оказывает первому [некий] вид почтения, который по силе превосходит вид почтения первого.
Точно таким же образом обстоит дело с достоинством: один у них считается достойным таких-то почестей, а другой – больших. Достоинствами же у жителей невежественных [городов] считаются не добродетели, а либо богатство, либо то, что доставляет средства наслаждения и развлечения и достижение самого большего в том и другом, либо достижение самого большего в необходимых предметах, чтобы [они] человеку служили и он имел в достатке все необходимые вещи, либо чтобы человек был полезным, то есть способствовал [достижению] этих [достоинств].
Другой вещью, весьма почитаемой большинством жителей невежественных городов, является победа. Победитель, по мнению многих из них, является счастливым. Следовательно, это тоже следует включить в число достоинств невежественных [городов].
Человека, по их мнению, следует почитать за то, что он известен своей победой в одной, двух или многих вещах, за то, что он не терпит поражения сам по себе или благодаря большому числу и силе своих сторонников, (стр. 61) или благодаря тому и другому вместе и, следовательно, за то, что он, сам не страдая от насилия, при желании чинит его над другими. Такое состояние почитается у них за счастье, и такой человек у них заслуживает почестой. Самый достойный в этом отношении пользуется [у них] самым большим почетом.
Что же касается знатного человека, то знатность, по их мнению, переходит к человеку от прежних [поколений], а именно, если его отцы и деды были богатыми; либо если они располагали многими приятными вещами и средствами для получения удовольствий; либо если они одерживали победу во многих вещах; либо если они этими вещами приносили пользу другим: [одной] группе или [всем жителям города]; либо если они отличались красотой, выносливостью и пренебрежением к смерти, то есть тем, что является орудиями [достижения] победы.
Что до почитания на равных [началах], то его заслуживают либо чем-то другим, внешним [по отношению к почету], либо самим почетом, когда человек оказывает почести завистнику с тем, чтобы тот почитал его, подобно тому, как это происходит при рыночных сделках.
Еще, по их мнению, большего почитания, заслуживает тот, кто является главой над тем, кому оказывают почести. Восхождение по ступеням превосходства в этом отношении продолжается до тех пор, пока не заканчивается тем, кто достоин наибольших почестей, по сравнению с остальными [жителями] города. Он-то и является главой города и его правителем. А если это так, то он должен обладать и наибольшим достоинством по сравнению с другими, заслуги которых мы перечислили [выше]. Он должен быть также более знатен, чем другие, если почитание у них [основывается] только на знатности.
Точно так же, если почитание у них [основывается] только на богатстве, то люди превосходят друг друга и украшаются в той мере, в какой они богаты и знатны (стр. 62). Те же, кто лишен знатности и богатства, совершенно непричастны ни к руководству, ни к почестям. Точно так же, поскольку их достоинства таковы, что их не может превосходить никто другой, то именно такие [люди] являются наилучшими честолюбивыми главами. Если [такой глава действует] больше [всех] на пользу жителей города, как таковых, и [для удовлетворения] их страстей, то [это значит], что он полезен им в достижении богатства, удовольствий, почестей и других вещей, к которым питают пристрастие жители города, либо наделяя их этими вещами от себя лично, либо доставляя им эти вещи своей распорядительностью и сохранением их для жителей,
Наидостойнейшим из правителей у них является тот, кто предоставляет жителям города эти вещи, не требуя взамен ничего, кроме почестей. Например, предоставляя им богатства, он не требует [взамен] богатств, а предоставляя им удовольствия, не требует [взамен] удовольствий, а требует лишь одного почитания, похвалы, уважения и восхищения словом и делом, [требуя лишь], чтобы [жители] прославляли его имя среди всех народов в его время и после него и чтобы память о нем жила долгое время. Именно [такой человек] заслуживает у них почитания. Он часто нуждается в деньгах и богатстве, чтобы одарять ими жителей города и удовлетворять их пристрастие к богатству, удовольствиям, или и к тому, и к другому и чтобы сохранить это для них. И чем шире эти его действия, тем больше [должно быть] его богатство, которое является как бы достоянием жителей этого города. Некоторые из [правителей] поэтому добиваются богатства, считая эти пожертвования делом благородным и великодушным. Они получают эти деньги от города либо в виде поземельного налога, либо побеждая другой народ и [отнимая у него] богатства, которые они вносят в казну, обращая их в собственность, (стр. 63) идущую на покрытие крупных расходов города, с тем чтобы получить взамен еще большее почитание.
Не исключено [однако], что честолюбивый [правитель] будет всеми способами стремиться к тому, чтобы увековечить себя и свое чадо, чтобы сохранить о себе память в лице своего чада и чтобы оставить власть своему чаду или же своему роду. Не исключено, далее, что он будет силой овладевать богатствами, не давая ими пользоваться другим, покорять другие народы, чтобы они также почитали его, накапливать все те вещи, за которые люди могут почитать его, выделять себя среди других свойственными только ему и никому иному вещами, как-то: великолепием, украшением, пышностью, величием в домах, одежде, знаках различия.
Далее, [не исключено, что он будет] отдаляться от людей, издавать честолюбивые законы, если его власть упрочится, и приучать народ к тому, что он и его род имеет над ним царскую власть.
В этом случае он будет распределять людей по ступеням, получая за это почет и уважение, и назначать для каждой ступени определенный вид почестей и то, что приносит почести, как-то: богатство, дом, одежду, знаки различия, верховых животных и все то, благодаря чему возвеличивается положение. Причем и это он будет распределять по ступеням. После этого будут возрастать почтение к нему людей и помощь тех, кто способствует его возвеличиванию, и он будет получать почести и становиться предметом поклонения. Честолюбцы из числа жителей города, которые будут часто обращаться к нему и напоминать о своем почтении к нему, будут одариваться им почестями, так что они будут почитаться и теми, кто ниже их по ступени, и теми, кто выше их.
Всеми [рассмотренными] чертами этот город похож на добродетельный город, особенно если почести и ступени почитания людей имеют целью самое полезное, а именно самое полезное для других в таких вещах, как богатство, удовольствия, или еще что-то из того, к чему питают пристрастие люди, ищущие полезные предметы.
Этот город наилучший из невежественных городов, то есть [городов], жители которых называются невежественными, (стр. .64) или [другими] подобными им [именами]. Однако, если честолюбие перейдет в нем всякую меру, то он превратится в город палачей. Бели же он изменится и станет свободным, то превратится во властолюбивый город.
Властолюбивый город и властолюбивое общество [представлены] такими [людьми], которые помогают друг другу в достижении победы. А это возможно только в том случае, если всех их объединяет властолюбие. Но они отличаются большей или меньшей степенью властолюбия, видами побед и видами вещей, в которых люди одерживают победу. Например, некоторые желают победы ради крови человека, другие – ради [его] денег , третьи – ради порабощения самого человека. В этом вопросе люди четко подразделяются в соответствии с большей или меньшей [степенью] их властолюбия: будь то жажда крови [людей], жизни их или порабощения их, либо [жажда] присвоения их денег. Их стремлением и целью во всем этом является победа, подчинение и порабощение, с тем чтобы побежденный совершенно не обладал ничем из этого или из чего-то другого, в чем бы он одержал верх, и чтобы он находился в полном повиновении у победителя во всем, чего тот пожелает, с тем чтобы если кто-либо из честолюбивых людей пожелал бы чего-либо, то он мог бы достичь этого, не встречая сопротивления со стороны человека и не считаясь с ним.
Одни из них полагают, что власть покоится на хорошем обхождении, а другие считают, что – на насилии или жестокости. Поэтому многие из тех, кто действует из [жажды] крови, не убивают человека, если находят его спящим, и ничего не берут у него, пока он не проснется. Они считают нужным отнять это у него силой, чтобы их действию было оказано сопротивление, с тем чтобы покорить и принудить его. Каждый из этих [людей] жаждет победы. Поэтому он жаждет победить каждого другого [стр. 65] жителя города. Иные же отказываются от борьбы ради крови и денег других [людей] из-за нужды одних в других. Они подчиняют их, оставляя в живых, не помогают друг другу, но и не мешают друг другу побеждать других.
Их глава является наиболее сильным из них в руководстве, направленном на покорение других. Он – самый хитрый и самый изощренный в том, что следует делать, чтобы постоянно быть победителем и не бояться победы других над ним. Таков их глава, он же – правитель.
Они являются врагами всех остальных, и все их обычаи и повадки, которым они следуют, наилучшим образом приспособлены для победы над другими. Они соперничают и гордятся либо обилием побед, либо величиной победы, либо своим снаряжением и оружием. Способность к победе и средствам [ее достижения] – либо во мнении человека, либо в его теле, либо вне его тела.
То, что в его теле, – это, к примеру, когда человек обладает стойкостью; то, что – вне его тела, – это когда он обладает оружием; то, что – в его мнении, – это когда он обладает благоразумием в деле покорения другого. Им присущи твердость, непоколебимость, жестокость, высокомерие, сильная неумеренность в еде, питье и страстях, в стремлении завладеть всеми благами и путем насилия и подчинения победить все и всех.
Весь город в целом может быть таким, когда [его жители] считают, что стремятся к победе над теми, кто не относится к городу потому, что последним необходимо объединение, а не из-за чего-то другого. Но побежденные могут быть и соседями победителей в одном городе, (стр. 66) Далее, победители могут либо находиться на равном положении и на одинаковых ступенях по степени жажды подчинения и победы, либо могут занимать ступени, где каждый из них обладает чем-то большим или меньшим, чем другой, для одержания победы над побежденными соседями. Точно так же [жители этого города] по своим способностям и взглядам на подчинение могут быть близки правителю, который ими руководит и распоряжается применением средств подчинения. А может быть и так, что есть только один [стремящийся к] победе. У него есть люди, которые служат для него средством подчинения всех людей. Эти [люди] не стремятся завладеть чем-либо, отнять что-либо у других, а стремятся к победе лишь ради этого одного. Этого одного [человеку] при его образе жизни и проявляемой им стойкости достаточно, чтобы победить других. [Сподручные такого человека] подобны в данном отношении гончим и соколам.
Все жители города, помимо [последних], – это рабы, служащие этому одному во всем, чего он пожелает, униженные, покоренные, не владеющие абсолютно ничем. Некоторые из них обрабатывают ему землю, другие торгуют для него, тогда как он преследует в этом единственную цель – видеть людей подчиненными, покоренными, униженными только им одним и чтобы никто из них не получал ни пользы, ни удовольствия, ничего, кроме унижения, чтобы они были покорены и [чтобы] только этот властолюбивый город правил ими. Не все жители этого города [могут] быть властолюбивыми, они [могут] составлять лишь половину его, но [название] «властолюбивый город» приемлемо и для всех его жителей.
Властолюбивым городом он может [именоваться] только в том смысле, что он стремится лишь к одной из форм победы и наслаждается лишь ею. Если жители желают победы для того, чтобы получить либо предметы необходимости, либо богатства, либо наслаждения, либо почести, либо все это вместе взятое, то это – властолюбивый город другого рода, а о [жителях] этих городов речь шла ранее, (стр. 67) Многие люди все эти города называют властолюбивыми городами, но наиболее заслуживают этого наименования те, которые добиваются всех этих трех целей посредством принуждения.
Эти города распадаются на три вида: на такие, [в которых властолюбие присуще] одному из жителей, половине жителей или всем жителям.
Они [могут] стремиться к подчинению и наказанию не ради того и другого, а ради иной цели и иного намерения.
Следовательно, существуют и другие города, которые наряду с победой преследуют и иную цель,
Один город стремится к победе как угодно и в чем угодно. В нем заведено вредить другому без пользы для себя. Это, например, когда лишают жизни только лишь из жажды насилия. Здесь имеет место борьба из-за низменных вещей, как это рассказывают об арабах.
Другой [город] жаждет победы ради вещей, которые у [его жителей] почитаются похвальными и возвышенными, а не низменными, причем, если они могут достичь этого без применения насилия, то они воздерживаются от него.
В третьем городе наносят вред и убивают только тогда, когда уверены, что это поможет [получению] одной из благородных вещей. Если же желаемое они получают от другого в большом или достаточном количестве без [применения] силы или борьбы, а в качестве добровольного дара от другого человека, то они этим довольствуются, не применяя силы и не начиная борьбы. Такие [люди] называются также очень деятельными и высокочтимыми. Жители первого города, одерживая победу, ограничиваются [тем, что берут] у покоренного только необходимое. Бывает так, что [победители] ведут борьбу ради денег или ради [порабощения] до тех пор, пока они лишены этого, но, одержав победу и удовлетворив свое желание и стремление, они оставляют это и не берут [для себя] ничего. Такие [люди] также достойны похвалы, почитания и уважения. Честолюбивые люди применяют многие из этих вещей, (стр. 68), дабы заслужить почитания.
Властолюбивые города – более жестокие, чем честолюбивые. Они на глазах у жителей города [хвастают] богатствами, предаются увеселениям и забавам, поскольку считают себя самыми достойными из жителей всех городов и в связи с этим питают пренебрежение к жителям остальных городов. Перед этими другими, не обладающими ни силой, ни жаждой почестей, они открыто проявляют заносчивость, высокомерие, гордость, бахвальство из-за того, что эти другие не избрали тот же путь, что и они, а также потому, что они не нуждаются ни в одном из этих двух [видов] счастья, а выработали у себя [качества], которыми они восхваляют свой образ жизни, такие, как непринужденность и изящество, в то время как другие грубы. Поэтому они считают себя гордыми, величественными, властными, а, возможно, и достойными называться деятельными.
Но если при этом они жаждут богатств, удовольствий, увеселений, то они получают все это не посредством ремесел, а только лишь благодаря своим способностям в [достижении] победы. Они достигают богатств и [средств для] увеселений посредством насилия. Победа же придает им еще большую гордость. Они относятся к числу жестоких. Что до первых, то они глупцы.
Таким образом, среди честолюбивых людей могут быть такие, которые любят почести не ради них самих, а ради богатства. Многие из них желают, чтобы им оказывали почести другие только ради получения этого богатства от них или от других. Они жаждут власти и повиновения жителей города, чтобы благодаря этому получить богатство. Многие из них жаждут богатства ради увеселений и удовольствий. Многие жаждут власти и подчинения, чтобы, получив богатство, использовать его на увеселения. Они считают, что, чем их власть над другими и повиновение других им будут больше и полнее, тем они больше [преуспеют] в этих вещах. Они стремятся проявить власть над жителями города, чтобы господствовать над ними и достичь таких огромных (стр. 69) богатств, в которых не смог бы сравниться с ними никто из жителей, с тем чтобы использовать эти богатства для увеселений, чтобы тешиться забавами, удовольствиями, едой, питьем и совокуплением в таком количестве и качестве, чтобы никто не мог сравниться с ними.
Коллективный город – это такой город, каждый житель которого полностью волен делать то, что пожелает. Его жители равны. Их законы абсолютно не отдают предпочтения одному человеку перед другим. Их власть по отношению друг к другу и по отношению к [жителям других городов] распространяется только на совершение того, что способствует увеличению их свободы. Среди них встречаются различные нравы, разные заботы, желания, наслаждения бесчисленными вещами. Их жители образуют бесчисленное количество сходных и отличных друг от друга групп.
В этом городе, который объединяет в себе все эти города, сочетается низменное и возвышенное, встречаются какие угодно руководства, о которых мы упоминали [выше]. Его обитатели не имеют никаких [отношений] к своим главам, управляющим ими, ибо [его обитатели] сами назначают их своими главами, и те, кто ими руководит, делает это только по воле подчиненных. Их руководители [подчиняются] воле подчиненных, а поскольку последние не подчиняются их приказу, то [в этих городах] нет в действительности ни руководителя, ни подчиненного.
Восхваляемыми и почитаемыми [людьми] У них являются все тел кто предоставляет жителям города свободу, те, кто удовлетворяет их желания и прихоти, те, кто охраняет им эту свободу и удовлетворяет их разнообразные желания по отношению друг к другу и к их внешним врагам, и те, кто ограничивается (стр. 70) в своих желаниях только предметами необходимости.
Таков самый почитаемый, самый достойный у них [человек], которому они подчиняются. Другие же их главы, добывая им блага, соответствующие их желаниям и устремлениям, приравниваются к [жителям], и последние одаряют их за это почестями и деньгами в соответствии с их поступками. В этом случае сами жители не считают [такого главу] достойным, они достойнее его, ибо они одаряют его почестями и деньгами, не используя его.
В этом городе могут быть такие главы, которые снискали уважение его жителей либо тем, что удовлетворили их желания, либо тем, что их предки прославились своим руководством и за ними сохранилось право их отцов на руководство. В данном случае жители находятся под властью руководителя, и все невежественные желания и цели этого города принимают самую полную форму, и такой город является [самым] восхитительным и счастливым из невежественных городов и своим внешним видом напоминает цветастое и красочное одеяние и в силу этого оказывается любимым кровом каждого, ибо любой человек в этом городе может удовлетворить свои желания и устремления. Потому-то народ стекается [в этот город] и оседает там. Его размеры безмерно увеличиваются. В нем рождаются люди разных родов, имеют место браки и половые связи разного вида, здесь рождаются дети самого разного рода, воспитания и происхождения. Этот город состоит из многообразных, входящих друг в друга объединений с отличными друг от друга частями, в которых чужеземец не выделяется из местного населения и в которых объединяются все желания и все действия. Поэтому очень возможно, что с течением времени в нем могут вырасти самые достойные [люди]. Там могут (стр. 71) существовать мудрецы, ораторы, поэты всех видов. От него могут отходить части к добродетельному городу, которые возникли в этом городе. Поэтому именно в этом городе больше, чем в других невежественных городах, уживаются добро и зло. И чем больше, шире, населенней, обширней и полней этот город, тем больше и сильнее в нем [уживаются] добро и зло.
Каждый невежественный город ставит себе свою собственную цель. Каждое руководство имеет своей целью приобретение либо предметов необходимости, либо богатств, либо удовольствий, либо почестей, славы и восхвалений, либо победы, либо свободы. Поэтому такие руководства расходуют деньги на покупки . Это особенно относится к руководствам коллективного города, где ни один [из жителей] не более достоин руководить, чем другой, и где если уж предоставляют власть одному [из них], то либо потому, что жители в течение данного времени сохраняли ее за ним, либо потому, что они благодаря этому стремятся получить деньги и другое вознаграждение.
Добродетельным главой у них считается тот, кто обладает хорошим соображением и большой находчивостью, необходимой для того, чтобы удовлетворять их желания и чаяния при всем их разнообразии и изощренности и при этом хорошо охранять их от врагов, не брать в свою пользу ничего, а ограничиваться только самым необходимым.
Истинно добродетельным [главой] у них] является тот, кто если и руководит действиями горожан и направляет их к счастью, то и горожане, [в свою очередь], руководят им. И если уж так случится, что он руководит ими, то впоследствии он либо смещается, либо утверждается, либо занимает шаткое руководящее положение.
Равным образом каждый из невежественных городов желает, чтобы им руководил тот, кто соответствует их взаимоотношениям (стр. 72) и желаниям и кто облегчает им путь к этому, кто предоставляет и сохраняет им это. Они не желают и отвергают руководство добродетельных [людей]. Однако образование добродетельных городов и добродетельных руководств наиболее всего возможно и легко [осуществимо] в городах необходимости и коллективных городах.
Предметы необходимости, богатства, удовольствия, увеселения и почести могут достигаться посредством насилия и победы, а могут достигаться и другими способами.
Города подразделяются так же, как подразделяются и их руководства, в соответствии со своими целями на четыре вида.
Одни из них стремятся к достижению своей цели посредством победы и насилия, а другие стремятся достичь своей цели другими путями.
Тем, кто достигает этих вещей посредством победы и насилия и охраняет то, что они приобрели посредством сопротивления и насилия, необходимо, чтобы их тела были упруги и сильны, а их нравам были присущи жестокость, черствость, грубость, пренебрежение к смерти. Наряду с этим они считают, что для достижения того, что их интересует, они нуждаются и в оружейном искусстве и хорошем предвидении того, как покорить других. Это присуще всем им.
Тем же, кто предается наслаждениям, и кому наряду с этим свойственны ненасытность и пристрастие к еде, питью и женщинам, настолько присуща мягкость и слабоволие, что сила гнева в них абсолютно или почти полностью исчезает. Напротив, у других гнев и страсть в качестве душевных и телесных органов приобретают такую силу и упорство, что [позволяют] совершать действия, направленные на удовлетворение того и другого. Над их душой равномерно властвует [гнев и страсть].
Есть также такие, которые более всего стремятся удовлетворить свою страсть и отдают этому столько сил, сколько можно. При этом самое возвышенное всегда служит самому низменному. А именно, мыслительная способность находится на службе (стр. 73) силы гнева и силы страсти, а сила_ гнева опять-таки находится на службе у силы страсти. [Человек] расходует [в этом случае] свое рассуждение только на выявление того, почему происходят действия гнева и действия страсти. Он направляет действия сил гнева и их органов на то, чтобы удовлетворить наслаждение едой, питьем, совокуплениями и другими вещами, способствующими достижению и сохранению этого.
Подобное можно наблюдать у знатных тюрков и арабов – жителей пустыни, ибо этим людям свойственно стремление к власти и ненасытность в еде, питье и совокуплении. Поэтому у них почитается культ женщин. Многие из них допускают разврат и не считают это падением и не воздерживаются от него, когда душа погрязает в страстях. Можно видеть, как многие из них хвастают перед женщинами всем, что они совершают. Они делают все, дабы возвыситься в [глазах] женщин. То, что порицают Женщины, у них считается плохим, а то, что восхваляют, – хорошим. Они потворствуют всем страстям женщин, и часто женщины у них руководят и стоят во главе домашнего быта. Многие из них по этой причине приучают женщин к роскоши и не привлекают их к участию в тяжелом труде. Они приучают их к роскоши и отдыху, взваливая на себя все бремя тяжелого физического труда.
Безнравственный город – это такой, жители которого верят в начала, воображают и представляют себе счастье, верят в него и руководствуются действиями, которые ведут к достижению счастья, знают их и верят в это, однако не совершают ни одно из этих действий, а, напротив, в своих устремлениях и желаниях склоняются в какой-то мере к целям жителей невежественных городов: к почестям, победе и тому подобному, – и все свои действия и способности подчиняют им.
Виды (стр. 74) этих городов соответствуют по числу видам невежественных городов, поскольку все их действия являются невежественными действиями, и все их нравы являются [невежественными] нравами. Они отличаются от жителей невежественных [городов] только взглядами, которые они имеют. Никто из жителей этих городов совершенно не достигает счастья.
Что до заблудших городов, то это такие, [жители] которых получили ложные представления о положениях, не соответствующих тем, о которых мы говорили. Они выработали ложные представления о началах, которые не совпадают с теми, о которых мы говорили, и о счастье, которое не совпадает с действительным счастьем. Они выработали ложное представление об ином счастье и повинуются действиям и взглядам, из-за которых ни в какой мере нельзя прийти к счастью.
Индивиды в добродетельных городах подразделяются на множество видов. Среди них есть совершающие такие действия, которые ведут к счастью, но в своих действиях стремящиеся не к этому [истинному] счастью, а к чему-то другому, благодаря чему человек может достичь таких добродетелей, как почести, власть, богатство и т. д.
Среди них есть и такие, которые следуют некоторым положениям и целям невежественного города, но поскольку им мешают законы и положения [добродетельного] города, то они обращаются к словам законодателя и высказываниям, [заключенным] в его предписаниях, и истолковывают их соответственно своим желаниям. Подобным толкованием они искажают эти положения. Такие [люди] называются искажающими.
Среди них есть и такие, которые не стремятся к искажениям, но из-за плохого понимания законодателя и из-за недостаточного постижения его высказываний они понимают законы города не так, как их толкует законодатель, и действия этих людей не соответствуют целям первого главы. Они впадают в ошибку, не осознавая этого. Это – вероотступники.
Другая группа [людей] в своих высказываниях может нарушать и искажать [законы] для себя и для других, (стр. 75) но, делая это, они не противодействуют добродетельному городу, а, наоборот, руководствуются истиной и жаждут ее. Люди такого рода поднимаются на такую ступень представления, на которой вещи не искажаются высказываниями. Если они удовлетворяются тем, что поднялись [на эту ступень], то они останавливаются [на этом], а если они не удовлетворяются и этим и переходят к противоположным положениям, то они поднимаются на новую ступень, и так продолжается до тех пор, пока они не удовлетворяются какой-то из этих ступеней. Если же они не согласны удовлетвориться и этими ступенями представления, то они поднимаются на ступень истины и понимания вещей такими, каковы они есть, и на этом их мнение устанавливается.
Среди них есть и другая группа [людей], которая искажает то, что представляет себе. И всякий раз, как [эти люди] поднимаются на следующую ступень, они искажают это, [и так] вплоть до достижения ступени истины, [но и ее они искажают]. Но все это только с целью [достижения] власти или какой-то другой цели жителей невежественных [городов], к которой они питают склонность. Они искажают все, что только могут, и не желают слышать ни о чем, что упрочивает, улучшает и закрепляет счастье и истину в душах. Они воспринимают [счастье] на основании извращенных выражений, воображая, что они достигли счастья, и именно поэтому многие из них стремятся внешне оправдаться, заявляя, что они склонны к иной цели, чем жители невежественных городов.
Среди них есть другая группа [людей], которая хотя и имеет представление о счастье и началах, но своим умом совершенно не в состоянии понять их и по своему пониманию не способна постичь их в достаточной мере.
[Эти люди] извращают то, что представляют себе, и сталкиваются с противоречиями, и всякий раз, как поднимаются на ступень представления, близкую к истине, они искажают ее. Они не могут подняться на ступень истины, ибо их умы неспособны постичь ее. Многие из них извращают [свои представления] не потому, что в представляемом ими заключены действительные противоречия, (стр. 76) а из-за несовершенства их представления. Они искажают это из-за недомыслия, а не из-за того, что здесь имеется действительное противоречие.
Многие из них, если они не в состоянии представить себе это в достаточной мере или если они сталкиваются с действительными противоречиями и не могут постичь в них истины, считают, что тот, кто мнит, что он постиг истину и говорит о том, что он ее постиг, лжет умышленно ради почестей и власти. В то же время они считают, что тот, кто пытается извратить истину, заслуживает оправдания из-за своего усердия, поскольку достигнутая им точка зрения ему кажется правильной. Отсюда – многие из них приходят к такому заключению, что все люди заблуждаются, когда полагают, что постигли [истину]. Некоторые делают из этого вывод о неразрешимости всех вопросов. Другие же из этого заключают, что в постигаемом нет совершенно ничего истинного и если кто-то и утверждает, что он постиг что-то, то он в этом заблуждается.