ВЫПУСК КАВКАЗСКИЙ ВЕСТНИК № 1 ЗА 1900 ГОД
Боевое прошлое Северного Кавказа.
«Сгорел аул и слух о нем исчез,
Его сыны рассыпаны в чужбине…»
Лермонтов.
Треть столетия прошла с тех пор, как на северном склоне Кавказского хребта затихла многолетняя кровавая распря между славянской расой и горцами. 1864 год — год официального умиротворения Кавказа, и с тех пор, если не считать незначительных местных вспышек, только в 1877—78 годах горцы подняли восстание и довольно сильно всколыхнули Дагестан. Уже тридцать пять лет бывший «погибельный Кавказ» состоит в бесспорном нашем владении, и мы спокойно пожинаем плоды трудов кавказских ветеранов, поливших своей кровью кубанские и терские долины и вершины. В прежнее время сведения о кавказской войне разносились по всей Руси славными участниками беспрерывных походов, но с тех пор, как замолкли перепалки, исчез интерес, да и рассказчики стали исчезать… Боевое прошлое быльем заросло, и громадное большинство молодежи имеет более точное представление о завоевании Мексики испанцами, чем об истории присоединения к России обширного Кавказского края. Не мешает иногда оглянуться назад и посмотреть в далекое прошлое.
I.
Туземное население Северного Кавказа .
Ко времени появления русских на Кавказе северный склон хребта и предгорные равнины заселены были различными народами.
Раскинувшиеся на сравнительно громадной и, при том, во многих местах крайне пересеченной местности, раздираемые внутренними усобицами и постоянными нападениями внешних врагов, они не успели собраться не только в одно общее, но даже не могли образовать отдельных, сколько-нибудь самостоятельных, государств.
Южная полоса западного Предкавказья была почти вся занята племенем адиге, или черкесами, как мы их привыкли называть (по летописям — косоги). Адиге не составляли сколько-нибудь сплоченного народа, объединенного общими национальными интересами. Они распались на несколько разобщенных групп; наибольшей известностью пользовались: кабардинцы, абадзехи, бжедухи, шапсуги и натухайцы. Прочно установленной границы племени, конечно, не существовало. По прибрежью Черного моря адиге отделялись от Абхазии немногочисленными, но воинственными убыхами. На севере черкесские земли сливались с кочевьями ногайцев, а на юге они захватывали бывшую территорию осетин, оттеснив их совсем в неприступные ущелья верхнего течения Терека. По северо-восточным отрогам главного хребта гнездилось разнообразнейшее население горцев. Здесь сидели чеченцы с родственными им ингушами; затем шло какое-то столпотворение языков: население, известное нам под общим именем лезгин; тут теснились; аварцы, андийцы, каратинцы, ахваки, багулал, идери, чамалал, хуани, дидойцы, капучинцы, гунзал, ботлихцы, лаки, арчинцы, даргинцы, кайтахцы, кубачинцы, табасаранцы, агулы, кюринцы, мюходиры, цахурцы и горские евреи.
На плоскости и по дагестанскому побережью поселились кумыки, отрасль тюркского племени, а севернее бродили ногайцы. Лишь в XVII столетии появляются довольно многочисленные орды калмыков. Они прикочевали на Северный Кавказ из Средней Азии и привели с собой не мало пленных туркмен, известных здесь более под названием турухмен.
Из всех указанных народностей кабардинцы были одни из первых, с которыми пришлось вступать русским в сношения.
Кабарда не все время сидела на Кубани . Одно время, еще до появления на Кавказе русских, она перекочевала на Дон, а потом передвинулась в Крым. Здесь Кабарда не долго продержалась и, наконец, возвратилась, под начальством князя Инала, опять на родную Кубань.
Кабарда делилась на Большую и Малую. В состав первой входили княжеские фамилии: Атожукина, Мисостова, Бек-Мурзина и Кайтукина; а второй — Таусултанов и Мударова. Общего постоянного главы в Кабарде не было. Хотя, временами, старший по летам князь принимал звание валия, но это было очень далеко от власти действительного правителя народа.
Деление сословий на князей (пши), узденей и крепостных было строго установлено.
Собственно в Большой и Малой Кабарде существовали два сословия : ворк (благородный) и пшитль (неблагородный). К первому, благородному, сословию относятся пши, вид его: тума, тлакотлеш, дижипуго, беслен-ворк и ворк таотлахуса; ко второму: пшекеу азет, логанапут, ог и унаут.
В горских обществах высшее сословие называлось таубий, а низшие — каракиши, чагар и казах.
В последнее время независимого существования Кабарды главными факторами действовавшей в ней власти были: валий и мехкеме. Должность валия принадлежала старшему по летам кабардинскому князю, который, с помощью наиболее именитого тлакотлеша, по своей должности называемого кодоэ, управлял внутренними и внешними делами своей родины. Мехкеме же, составленное из духовенства и почетных ворков, с участием валия и кодза, чинило суд и расправу, а также, согласием своим, узаконило постановления валия касательно введения новых и отмены старых обычаев.
Князья пользовались большим почетом и были окружены целой свитой лихих наездников. В Кабарде неприязненно смотрели на смешанные браки. Рожденный от князя и женщины не княжеского рода не считался князем. При этом наблюдалось несколько странное явление: ребенок крепостного, но от свободной женщины — признавался свободным. Каждый подвластный, в случае необходимости, должен был за князя жертвовать жизнью. За малейшее преступление против князя грозило тяжелое наказание. При встрече с князем подвластные обязаны были оказывать особые знаки почтения.
Крепостные из сил выбивались за работой для прокормления своих господ, занимавшихся войной или, попросту, грабежом.
Сословие пши, с давнего времени, во всех сношениях нашего правительства с кабардинским племенем именуется князьями (горскими).
Сословие это, по действительно благородному своему происхождению, стоит во главе кабардинского народа, и в древности воля князя составляла в Кабарде закон. С умножением же числа князей и с постепенным распространением магометанского исповедания, власть князей начала разделяться: первоначально в управлении Кабардою принял участие народ, посредством выборных из среды своей представителей, а затем и духовенство.
Положение кабардинского князя до того было высоко поставлено, что всякое малейшее оскорбление его личности, напр. воровство лошади из его табуна, неминуемо влекло за собою тяжелое возмездие. В виду такого порядка вещей и вследствие чрезвычайно развитого в Кабарде конокрадства, между кабардинцами существовало обыкновение отдавать своих лошадей в княжеские табуны, для того именно, чтобы, прикрывшись именем князя, сохранить их в целости.
Воспитание княжеских детей с семи и до шестнадцатилетнего возраста никогда не происходило в доме родителей. Обыкновенно княжеских детей отдавали в дом какого-либо ворка, и как подобное аталычество составляет особенную для аталыка честь, то нередко добивались ее тлакотлеши и дижипуго; сами же князья на воспитание к себе посторонних детей не брали, исключая весьма редких случаев.
Тираническая власть и высокое значение кабардинских князей далеко не ограничивались пределами их родины. Влияние их, хотя и в неравной степени, распространялось на все окружающие Кабарду племена. Таким образом, племена более отдаленные, напр. ингуши, карабулаки, кистинцы, тагаурцы и дигорцы, были данниками кабардинских князей, а ближайшие, как-то: карачаевцы, чегемцы, хуламцы и безенневцы (балкарцы, благодаря своей численности и трудному доступу к их жилищам, сумели сохранить свою относительную независимость), находились у них, почти что, в состоянии рабства. Степень зависимости последних четырех племен от кабардинских князей иллюстрируется следующим обычаем: если княжеским холопом положен был камень у дверей сакли горца, или на его пахотном или покосном месте, то этого действия вполне достаточно было для воспрещения владельцам сакли входа в нее и выхода из нее, а владельцам пахоты и покоса пользования ими. Что касается имущества карачаевцев, чегемцев, хуламцев и бесленевцев, то кабардинские князья распоряжались им по своему усмотрению, т. е., без малейшего со стороны горцев прекословия, брали себе все, что было в нем лучшего.
Несвободное сословие в Кабарде подразделялось на следующие классы: ог, логанапуты, унауты (в Большой и Малой Кабарде), каракиши, ясакчи, чагары, казахи и караваши (в горских обществах — в Хуламе, Безенте, Чегеме, Балкарии и Урусби). Денежных повинностей ни один из этих классов не знал; все они отбывали одни натуральные повинности, заключавшиеся в известного рода услугах и работах, установленных обычаем для каждого класса особо.
Унауты , не имевшие никаких прав, незаконнорожденные, безотлучно жили при доме владельца и исполняли на дворе и в комнатах все работы по приказанию своих господь. Унаутки, по обычаю, не имели права вступать в брак, но им дозволялось, с согласия владельца, иметь временного мужа из унаутов, логанапутов и даже людей свободного состояния, причем все дети, рожденные от такой связи, как мальчики, так и девочки, делались унаутами. Нередко господин и сам делал честь своей унаутке и приживал с нею детей, которые также поступали в унауты. Унаутка не имела права отказаться от этой чести; насилие, в случае отказа, не осуждалось обычаем.
Мужчина же унаут, по достижении совершеннолетия, мог требовать от владельца жену из логанапуток. Как мужчины, так и женщины не имели никакой собственности, и все продовольствие, т. е. пищу и одежду, получали от господ, продавались вместе и порознь и куда угодно, по желанно господина.
Каждую рабу, уличенную в разврате или других пороках, владелец имел право обратить в унаутку, и родные ее не смели этому противиться.
Строго придерживаясь древнего правила, по которому каждый благородный адиге должен стыдиться забывать обиды и оскорбления и мстить за них не только обидчику, но и всему его роду, — кабардинцы беспощадно истребляли друг друга, причем не были особенно разборчивы и в причинах, служивших поводом к ссорам. Самого незатейливого и невинного спора было совершенно достаточно для того, чтобы освирепевшие старцы и молодежь взялись за кинжалы и пистолеты — всегдашние спутники каждого горца. Возникали целые свалки, в которые, с кольями в руках, вступали и холопы за честь и достоинство своих господ.
До сих пор кабардинцы сохранили в памяти предание об одной чудовищной свалке из-за самой пустой причины. Ш. Ногмов передает ее следующими словами: «Один бедняк выпросил у соседа своего на короткое время для сеяния муки сито и, забыв возвратить его хозяину, затерял его. Хозяин сита был в претензии, поссорился, и следствием происшедшей по этому случаю драки было умерщвление до 500 душ обоего пола. Все они погребены в одном месте, и могилу их называют кузанака, т. е. ситовая могила; она находится между р. р. Баксаном и Гундаленом».
Самою величайшею обидою считался, да, пожалуй, и теперь еще считается, удар плетью. Не считаются обидами побои плетью и палкою только во время игр, бывающих при народных празднествах.
Самым предосудительным преступлением, по понятиям кабардинцев, считался поджог. Обвиненный, кроме обязанности уплатить потерпевшему от пожара двойную стоимость сгоревшего, лишался в обществе всякого значения, права голоса на общественных сходах и внушал к себе полное презрение. Уличенным в поджоге оставалось одно: бежать из общества и тем избавиться от вечного позора.
С молоком матери впитывалось, сознание об удальстве и молодечестве хищнических набегов и захватов . В народных песнях главным образом воспеваются удальство и неизбежные пособники его: «темные ночи» и «надежные кони». Существовала своеобразная колыбельная песнь, которую и до сих пор заботливые воспитатели (бофхако) напевают своим крошечным питомцам-мальчикам (кана). Вот слова этой поучительной песенки: «Лелай, лелай, лелай, мой свет, вырастешь велик, будешь молодцом; отбивай коней и всякую добычу, да не забывай меня старика» и. т. д. Снисходительный взгляд на грабеж и воровство доказывает существовавший некогда в Кабарде обычай, который предоставлял бедным переселенцам из чужих стран, для поправления своего имущественного состояния, красть в течение семи лет; только по истечении этого срока воспрещалось обогащать себя этим же путем.
Впоследствии, наряду с самыми строгими наказаниями, как, наприм., лишением руки за воровство в своей общине, воровство у неприязненных соседей считалось геройским поступком и создавало хвалебные песни отважным молодцам. Чтобы быть таким героем, достаточно было даже в мирное время коварно и потихоньку угнать табун у враждебных соседей.
(Продолжение будет)