Ш.А. ГАПУРОВ
А.М. ИЗРАЙИЛОВ
Р.А. ТОВСУЛТАНОВ
ЧЕЧНЯ НА ЗАВЕРШАЮЩЕМ ЭТАПЕ КАВКАЗСКОЙ ВОЙНЫ
(СТРАНИЦЫ ХРОНИКИ РУССКО-ГОРСКОЙ ТРАГЕДИИ Х1Х ВЕКА)
НАЛЬЧИК 2007
А К А Д Е М И Я Н А У К Ч Е Ч Е Н С К О Й Р Е С П У Б Л И К И
КОМПЛЕКСНЫЙ НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ ИНСТИТУТ
РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК
Ш.А. ГАПУРОВ, А.М. ИЗРАЙИЛОВ, Р.А. ТОВСУЛТАНОВ
ЧЕЧНЯ ЗА ЗАВЕРШАЮЩЕМ ЭТАПЕ КАВКАЗСКОЙ ВОЙНЫ
(СТРАНИЦЫ ХРОНИКИ РУССКО-ГОРСКОЙ ТРАГЕДИИ Х1Х ВЕКА)
НАЛЬЧИК. ИЗДАТЕЛЬСКИЙ ЦЕНТР «ЭЛЬ-ФА» – 2007.
ББК 63.3 (2 Рос. Кавказ) 5
Рецензенты: д.и.н., профессор М.М. Ибрагимов,
д.и.н., профессор С.А. Исаев
Научный редактор: к.и.н., профессор С.С. Магамадов
Ш.А. Гапуров, А.М. Израйилов, Р.А. Товсултанов. Чечня на завершающем этапе Кавказской войны (страницы хроники русско-горской трагедии Х1Х века). Монография. Нальчик: Эль-Фа, 2007.
В работе показана политика российских властей в Чечне в конце 30-начале 40-х годов Х1Х века. Отмечается, что жестокие методы ее проведения, грубое вмешательство военных властей в обычаи и традиции чеченцев привели к возникновению в Чечне массового народно-освободительного движения, к вхождению Чечни в имамат Шамиля. Очень подробно, в хронологической последовательности показаны военные действия на территории Чечни в 50-е годы Х1Х века. Отмечается, что на протяжении всей Кавказской войны чеченцы пытались найти мирный, компромиссный вариант присоединения Чечни к России. Работа имеет обширную источниковую базу: архивные документы и публикации Х1Х века.
ISBN
ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ
ГЛАВА 1. Военно-политическая обстановка в Чечне в 40-е
годы Х1Х в.
1.1. Политическая обстановка в Чечне в начале 1840-х годов. Усиление колониального режима и рост народного недовольства.
1.2. Включение Чечни в состав теократического государства Шамиля – Имамата.
1.3. Военные действия в Чечне в первой половине 40-х годов Х1Х века. Даргинская экспедиция 1845 года.
1.4. Изменения в военной тактике российского командования в Чечне во второй половине 1840-х годов.
ГЛАВА 2. Военные действия в Чечне в первой половине 50-х годов Х1Х в.
2.1. Политика России и военные действия в Чечне в начале 1850-х годов.
2.2. «Погром» Чечни в 1852 году.
2.3. Чечня в годы Крымской войны.
ГЛАВА 3. Народно-освободительное движение в Чечне во второй половине
1850-х годов. Покорение Чечни.
3.1. Политика российских властей в Чечне после окончания Крымской вой –
ны.
3.2. Военные действия в Чечне в начале второй половины 50-х годов Х1Х в.
3.3. Захват Аргунского ущелья.
3.4. Штурм Ведено. Завершение покорения Чечни.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ.
ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА
ВВЕДЕНИЕ
Кавказ! Далекая страна! Ужель пещеры и скалы
Жилище вольности простой Под дикой пеленою мглы
И ты несчастьями полна Услышат также крик страстей
И окровавлена войной!… Звон славы, злата и цепей?
Нет! Прошлых лет не ожидай,
Черкес, в отечество свое:
Свободе прежде милый край
Приметно гибнет для нее.
М.Ю. Лермонтов.
Что грохот вашего Перуна? Неумолимая рука
Что миг коварной тишины? Не знает строгого разбора:
Народы Сунжи и Аргуна- Она разит без приговора
Доныне в пламени войны. С невинной девой старика
И беззащитного младенца.
А.И. Полежаев.
К чести человечества, все системы покорения и управления, основанные исключительно на страхе и мерах излишне стеснительных, никогда и нигде не приносили результатов прочных и благотворительных.
Д.И. Романовский.
Кавказская война была величайшей трагедией Х1Х века. Трагедией для обеих сторон этой войны – и для России (т.е. для русского народа, чьи сыновья гибли в этой войне во имя державных интересов, которые русскими (социальными низами) вряд ли воспринимались как народные), и особенно для горцев (в первую очередь для чеченцев, адыгов и вольных обществ Дагестана). В работе мы намеренно приводим длинные выдержки из разных источников Х1Х века – архивных документов, воспоминаний очевидцев и участников событий на Северо-Восточном Кавказе в тот период. Мы стремились как можно более нагляднее передать драматизм и ужас русско-горской трагедии Х1Х века, известной под названием Кавказской войны. Общие формулировки и рассуждения не дают должной картины этих драматических событий. А о них нужно помнить. Чтобы они больше не повторялись. Если бы российские и чеченские политики конца ХХ века помнили бы о них, помнили бы, чем они сопровождались, может быть, и не было бы печально известного «чеченского кризиса» рубежа ХХ-ХХ1 веков. В Кавказской войне Х1Х в. (как и в любой другой войне) было все – и высокие проявления человеческой души, и беспредельная жестокость. С обеих сторон.
Сегодня расхожим стал тезис о том, что Кавказская война Х1Х в. и события на Северном Кавказе на рубеже ХХ-ХХ1 вв. – слишком разные явления. Безусловно, прямых параллелей здесь нельзя проводить. Но …схожие моменты все же есть. Это – неоправданное применение силы там и тогда, когда этого можно было бы избежать. Отсутствие упорных попыток со стороны России политическими средствами решить возникающие на Северном Кавказе проблемы и разногласия. Нежелание политиков, военачальников и государственных деятелей извлечь уроки из прошлого (ведь и у деятелей Х1Х в. был предыдущий – ХУ1-ХУ111 вв. – опыт политико-экономических, преимущественно мирных взаимоотношений с горскими народами). Не учли. Не хотели учиться у прошлого. (Осенью 1999 года, уже после начала второй «чеченской кампании», Министерство культуры Российской Федерации провело научную конференцию, посвященную теме «Л.Н. Толстой и Кавказ». Один из участников конференции произнес там слова: «Если бы Борис Николаевич Ельцин читал бы «Хаджи – Мурата» Л.Н. Толстого, он не начал бы войну на Северном Кавказе». Видимо, у Ельцина не дошли руки до чтения произведений Л.Н. Толстого).
Предшественники Ельцина, возглавлявшие государство Российское в первой половине Х1Х в., также не хотели учитывать опыт прошлого в российско-северокавказских взаимоотношениях. И разразилась гроза – мощное народно-освободительное движение 20-60-х годов Х1Х в. В Кремле не учли прошлый опыт взаимоотношений с северокавказцами и в конце ХХ в. И разразился военно-политический кризис, охвативший не только Чечню, но и практически весь Северный Кавказ. Президент Международного фонда духовного единства народов России Г.Е. Трапезников, выступая на научной конференции в Государственной Думе 20 октября 1997 года, говорил: «Историческая безграмотность большинства политиков приводит к тому, что нельзя до сих пор никаким образом решить некоторые проблемы развития национальных отношений на Северном Кавказе. А ведь это подбрюшье России. Без Северного Кавказа, без Кавказа не может быть великого Российского государства, внутри которого все должны быть равны.
Главный тезис национальной политики очень простой: пожелай себе того, чего ты желаешь другому. Вот если бы мы в нашей реальной нынешней национальной политике исходили из этого, причем извлекли бы уроки из той Кавказской войны, о которой мы сегодня много говорим, то, наверное, не имели бы вот этого чудовищного кровопролития на современном Северном Кавказе. Я не имею в виду только Чечню, я имею в виду и другие регионы Северного Кавказа» .
В Кавказской войне (ее хронологические рамки до сих пор остаются спорными в исторической науке: 1801-1864 гг., 1817-1864 гг. и т.д. Вполне обоснованно можно поставить вопрос о том, что в 1864-м году Кавказская война не закончилась, т.е. не закончились крупные военные действия на Северном Кавказе, направленные на полное покорение края. Если это не так, зачем же Россия до начала 1880-х годов для поддержания спокойствия в регионе держала здесь 200-тысячную группировку, а в 1877 году в Чечне и в Дагестане вспыхнуло восстание, немногим уступавшее по своему масштабу аналогичным событиям эпохи Шамиля, восстание, поставившее под серьезную угрозу российскую власть на Северо-Восточном Кавказе?) Россия в Кавказской войне Х1Х в. только убитыми потеряла свыше 70 тыс. солдат и офицеров. Потери горцев, безусловно, были во много раз больше, но точное их количество неизвестно (кто их, «нехристовых душ», тогда считал и кого это тогда интересовало. Чем больше, тем лучше (мы имеем в виду официальную, царскую Россию. Будем до конца откровенны: кого волнуют потери мирного чеченского населения в двух «чеченских кампаниях» рубежа ХХ-ХХ1 вв.? Их точное количество так и неизвестно. Хотя все они – граждане Российской Федерации).
Официальному Петербургу в Х1Х в. нужна была северокавказская земля. Для разных целей – геополитических, стратегических и т.д. В экономических целях – в последнюю очередь. Поэтому горцы, в качестве рабочей силы, особого интереса для Петербурга тогда и не представляли. Именно исходя из этой логики официальный Петербург, кавказское командование и затеяли после окончания Кавказской войны процесс переселения горцев в Османскую империю. Эту мысль предельно откровенно выразили кавказский наместник А.И. Барятинский («Нет причины щадить те племена, которые упорно остаются враждебными, государственная необходимость требует отнятия у них земель» ) и царский генерал (воевавший на Кавказе) и историк Р.А. Фадеев (земля горцев «была нужна государству, в них самих не было никакой надобности» ). К этому следует добавить весьма интересное наблюдение Б.А. Хагбы: «По сравнению с присоединением к России Закавказья включение в состав Российской империи Северного Кавказа имело свои особенности. Царизм не опасался здесь прямого иностранного вмешательства и надеялся быстро подчинить своему владычеству разобщенное и политически расчлененное до крайней степени местное население. Поэтому на Северном Кавказе более выделялся завоевательный характер политики царизма и принимал более грубые формы колониальный произвол царской администрации» .
Сегодня раздаются иногда голоса: может быть, не стоит ворошить тяжелое прошлое в отношениях между Россией и народами Северного Кавказа? Не целесообразнее ли «забыть» такие страницы российско-горских отношений, как Кавказская война, народно-освободительное движение горцев в первой половине Х1Х века? Зачем об этой войне писать снова и снова, тем более, что о ней написано очень много и в Х1Х веке, и в веке ХХ. Продолжают писать и в ХХ1. Мы не исключаем, что в этих рассуждениях есть определенная логика. Однако при этом возникает очень много «но…». Во-первых, замалчивание той или иной исторической проблемы вовсе не ведет к тому, что ее забывают те народы, которых она касается. В годы Советской власти темы «Чечня в годы Кавказской войны» или «Участие чеченцев в народно-освободительной борьбе горцев Северного Кавказа в первой половине Х1Х века» находились под абсолютным запретом. Партийные цензоры очень строго следили за соблюдением этого табу. Видимо, объяснялось это тем, что чеченцы (самый крупный этнос на Северном Кавказе) оказали «наиболее организованное сопротивление российской экспансии» в Х1Х в., а сама Чечня была поставщиком продовольствия и наиболее стойкого «человеческого материала» в имамате Шамиля. Идеологи КПСС почему-то весьма не хотели, чтобы чеченцы знали о своем героическом прошлом. А может быть, «дальновидные» большевистские идеологи как раз хорошо знали, что историческая память, знание народом о своем героическом прошлом является мощным катализатором в развитии национального самосознания и в становлении самой нации, т.е. прошлое создает важную основу идентичности. Почти сто лет назад Джон Стюарт Милль писал, что «самой сильной из всех является идентичность политических предшественников; наличие национальной истории, а, следовательно, общие воспоминания; коллективные гордость и унижения, радость и сожаление, связанные с тем, что случилось в прошлом» . Видимо, при этом большевистские идеологи не знали, а, скорее всего, не хотели знать, что для легитимизации своего права на существование любой нации требуется история. Результат получился весьма печальный. В 1991 г., когда Д. Дудаев и его окружение ( а позже и Масхадов), решили отделиться от России и объявить независимую Ичкерию, история чеченского народа превратилась в их руках в мощное идеологическое оружие. В общественное сознание внедрялись мифы об исключительности чеченцев, об их особом историческом прошлом. И люди этому верили. Поскольку другой версии и не знали. Научная же общественность ничего этому противопоставить не могла (даже при огромном желании), поскольку тема «Чечня в Кавказской войне» к этому времени вообще исследована не была. Таким образом, политико-идеологический вред от замалчивания той или иной острой проблемы истории очевидна. Ну а с точки зрения научной тема эта оставалась не исследованной (если не считать единственной работы М. Вачагаева «Чечня в Кавказской войне. События и судьбы». Киев, 2003, в которой автор прошелся по теме «галопом по европам», т.е. попытался «объять необъятное»).
В целом в отечественной историографии до недавнего времени тема Кавказской войны была едва ли не запрещенной, а зарубежные историки не могли создать полноценных работ из-за ограниченного доступа к источникам. Освобождение российской исторической науки от идеологических и цензурных оков, доступность закрытых ранее архивов создали предпосылки для всестороннего исследования политики России на Кавказе. Однако резкое обострение ситуации в этом регионе в конце ХХ века привели к созданию крайне неблагоприятной атмосферы для взвешенного, академического изучения событий. Межнациональные конфликты придали работам по Кавказской войне болезненно-актуальное звучание, оказавшее большое негативное воздействие на научный уровень этих сочинений. Кавказская война оказалась настолько сложной и неподатливой для официальной историографии, что за многие годы исследований не появилось фактологической истории этой эпопеи, где в хронологической упорядоченности были бы представлены наиболее важные военные события, наиболее влиятельные фигуры и т.д. Более того, в последние годы наметилась опасная тенденция замалчивать трагические эпизоды и разного рода «щекотливые» темы .
Распад СССР резко обострил идейный и духовный кризис в России. Ей пришлось не только искать свое новое место в мире, но и испытать болезненный и во многом хаотичный процесс самоидентификации, который захватил все народы России, проживавшие на огромном постсоветском пространстве. В общественном сознании в 1990-е углубляется раскол на «мы» и «они». Возникает кавказобофобия. Естественно, с новой остротой встала тема Кавказской войны в контексте проблемы «история и современность» . В русском обществе начинают пышным цветом расцветать националистические и профашистские идеи и движения. И это среди народа, который больше всех других народов заплатил в борьбе с фашизмом и нацизмом. Чем лозунг «Дейчланд, Дейчланд, убер аллес» («Германия, Германия превыше всего») отличается от «Россия для русских». Абсолютно ничем. А как оценить митинг русских «официальных» националистов во главе с Дмитрием Рогозиным, проведенный в Москве 14 апреля 2007 года под лозунгом «Москва – русский город»? Москва, вроде бы, центр всей России, столица Российской Федерации. А в РФ проживают множество народов, которые, по Российской Конституции, все равны. Или – все-таки – не совсем равны. Если логически развивать лозунг «Москва – русский город», деля российские города по национальной принадлежности (или по принципу проживания там представителей титульных народов), то можно зайти довольно далеко. «Казань – татарский город», «Уфа – башкирский город», «Нальчик – кабардино-балкарский город» и так до бесконечности. Но это – гибельный для Российской Федерации путь. Он, безусловно, приведет к росту межнациональной розни в многонациональном российском государстве. Можно ли причислить господ, провозглашающих подобные лозунги, к русским патриотам? Если их слова и действия ведут не к укреплению межнационального мира, а, следовательно, и Российского государства, а совсем наоборот?
Где же антифашисты? Где ветераны Великой Отечественной войны? Почему проблема возникновения (и роста) национал-фашисткого движения волнует преимущественно только представителей национальных меньшинств и весьма мало – представителей русского народа? Не потому ли, что сегодня русский национализм находит свое выражение преимущественно лишь в кавказофобии и преследовании кавказцев? Почему интеллигенция, да и вообще прогрессивно мыслящая часть русского общества (а таковая составляет большую часть великого русского народа) мало задумываются о том, во что завтра может вылиться сегодняшнее поощрение или молчаливое равнодушие к росту русского национализма? Почему искусственно создаваемые российскими СМИ (контролируемыми государством!) «негативные представления о других, вплоть до их дегуманизации и демонизации, продолжают играть роль важнейшего аргумента, оправдывающего этнические столкновения и чистки» . Почему в телевизионных сообщениях о любом преступлении, происшедшем на необъятных просторах России, сперва говорят о возможном «чеченском следе», а потом об остальных? Почему в сентябре 1999 г., после трагических взрывов в Москве, в Волгодонске, в Буйнакске, еще до начала следствия, во всем этом обвинили чеченцев и во многом на этом основании начали вторую «чеченскую войну»? Чеченцев, как зверей, отлавливали по всей России, и, за неимением доказательств, подбрасывали им наркотики, патроны и т.д. Сколько безвинных чеченцев тогда было осуждено? А потом оказалось, что ни один чеченец во всех этих преступлениях не участвовал. Что, власть извинилась за все это? Конечно, нет. После террористических актов 11 сентября 2001 г. президент США Буш обратился к нации с призывом не допускать никаких незаконных действий против мусульман-американцев, которые являются такими же гражданами США, как и все остальные. Виновные будут найдены и наказаны по суду (а не по национальной принадлежности).
Россия – многонациональная страна и сила ее – именно в многонациональности. Ни татары, ни башкиры, ни подавляющая часть северокавказцев не мыслят себя вне России, с которой они связаны многовековыми культурными, экономическими и политическими отношениями. Но шовинистически настроенная часть русского общества оправдывает кавказофобию именно ссылками на историческое прошлое, на историю русско-кавказских отношений в Х1Х веке. Горцы (и особенно чеченцы) всегда были «разбойниками», «хищниками», «дикарями». И таковыми остались и сегодня. Печально и другое. Абсолютное большинство статей и книг, посвященных Кавказской войне и вышедших за последние 10-15 лет в центре России, написаны крайне тенденциозно и совершенно не дают объективную и правдивую картину об этой страшной русско-горской трагедии Х1Х в. Но ведь правда о Кавказской войне нужна не только кавказцам, но и русским. Ведь это же общеизвестная истина: хорошее знание прошлого при желании дает возможность избежать ошибок в будущем. Еще в начале ХХ в. известный кавказовед, профессор П.И. Ковалевский отмечал: «История завоевания Кавказа Россией должна быть написана кровью – столько людей, столько средств, столько денег туда отдала Россия. Между тем именно эта страница русской истории нам, русским, или вовсе неизвестна, или известна слишком слабо. Что-то мерещится о Ермолове, Паскевиче, Воронцове, – но что они там делали – Аллах ведает. …Откуда же знать русским свой Кавказ? Между тем Кавказ – это часть нашего тела, это земля, улитая кровью наших предков. Не знать русскому истории присоединения Кавказа – великий грех…» . А ведь в Х1Х веке в России о Кавказе и Кавказской войне было написано огромное количество статей, книг, представлявших собой воспоминания участников и очевидцев этой войны. В них было немало неверных выводов и оценок, но был богатый фактический материал. В кавказоведческих (и околокавказоведческих) изданиях конца ХХ – начала ХХ1 вв. тоже очень много совершенно неверных, тенденциозных выводов и суждений, и уж совсем нет фактов. Не говоря уже о том, что большинство авторов этих публикаций и близко не подходили к историческим архивам и весьма смутно разбираются в кавказоведении. Все их суждения основаны только на эмоциях.
В якобы «искусственном» разжигании интереса к Кавказской войне, к фигурам кавказских имамов обвиняют историков кавказского происхождения, этих пресловутых «лиц кавказской национальности». Куда только они не лезут. Неужели им мало, что русские рынки «оккупировали». Нет, они, нехорошие, еще в науку залезли и пытаются что-то там доказывать, отрицая то, что говорят отдельные национал-шовинистические авторы с «правильной» ориентацией. Но не кавказцы первыми начали (как и саму эту войну) полемику о корнях, ходе и последствиях этой войны. После целого ряда научных конференций по Кавказской войне, прошедших в конце 1980-х-первой половине 1990-х годов в Махачкале, Краснодаре, Нальчике и т.д., казалось, наконец-то, расставлены все точки над «и» в этой остродискуссионной проблеме. Царская Россия, исходя из своих геополитических, великодержавных интересов, стремилась покорить Кавказ (включая и Северный Кавказ). Горцы, защищая свои основополагающие принципы: свободу, культуру, традиции, обычаи, землю – оказывали сопротивление царским колонизаторам, ставшими таковыми с конца ХУ111 века.
Однако чеченский кризис начала 90-х годов ХХ в. вызвал в России новую волну национал-шовинистических публикаций, весьма далеких от научной объективности и новизны. Появилась целая серия публикаций (статей, книг), в которых виновниками Кавказской войны объявлялись уже горцы, а царская Россия превратилась в обороняющуюся от горских набегов сторону. Хотя «поверхностные, далекие от науки объяснения причин Кавказской войны бросают горячие угольки на современную тлеющую, взрывоопасную обстановку, сложившуюся на Северном Кавказе» . А ведь представители передовой, мыслящей России еще в Х1Х веке (пусть даже это были дворяне и генералы, как, например, князь Г.Г. Гагарин) отмечали: «…Я часто спрашивал себя: с какой целью наши первые завоеватели проникли в этот лабиринт бездонных пропастей и скал? На это возражают обыкновенно: горец разоряет равнину и заслуживает наказания. Положим, так. Но что значит грабительство редких набегов, воровство лошадей и скота в сравнении с грабительством наших собственных чиновников, которые беспощадно и безнаказанно грабят во все стороны? Правосудие, кажется, требовало, чтобы с них начать… (подчеркнуто нами. – Авт.)» .
О народно-освободительной борьбе северокавказских горцев в упомянутых современных публикациях уже нет и речи. Во многом «научной» основой этой антикавказской кампании послужила теория осетинского историка М.М. Блиева, провозгласившего «набеговую систему», «дикость» и «жестокость» «этногенетическими» особенностями северокавказских горцев, связанными с «определенной формационной стадией», т.е. родоплеменным строем, который якобы господствовал у них (разумеется, за исключением осетин) . Эту концепцию М.М. Блиева взяли на вооружение российские военные и публицисты, которые стали представлять главную причину Кавказской войны в столкновении державных российских интересов с «традиционным» укладом жизни горцев (абречество, заложничество, разбой, похищение людей и т.д.), которые якобы «терроризировали все прилегающие области» . Блиевская теория пришлась по душе и некоторым российским историкам . Последняя книга М.М. Блиева , в которой «набеговая система» горцев возведена уже в «абсолют», получила весьма похвальные отзывы в ведущих российских исторических журналах и была даже выдвинута Северо-Осетинским государственным университетом на соискание Государственной премии в области науки в 2005 г. Теория Блиева о «горской экспансии» и «набеговой системе» «с благодарностью подхватывают авторы шовинистических произведений, изображающие чеченцев «варварами» и доказывающие, что русским якобы «свойственно чувство принципиальной несовместимости с чеченцами» . К великому сожалению, подверженными влиянию вышеуказанных идей Блиева оказались и авторы новых федеральных учебников по истории России . В Северной же Осетии изучение «набеговой системы» признано выдающимся вкладом Блиева в конфликтологию и едва ли не ключом к объяснению многих межнациональных конфликтов в России . «…Среди осетинских интеллектуалов (Гатагова Л.С., Тотоев Ф.В. и др. – Авт.) стало популярным представление об «избыточной пассионарности чеченцев с их реликтовым менталитетом, законсервировавшим уровень сознания эпохи «военной демократии» . Буквальное повторение словосочетаний М.М. Блиева . Блиевские идеи о причинах Кавказской войны стали ложиться в основу сочинений многих историков и публицистов. Так, в 1997 г. А. Савельев писал: «Распад родо-племенного строя, происходивший на Северо-Восточном Кавказе в конце ХУ111 века, высвобождая могучую энергию государственного строительства, разрывающую все прежние социальные связи, породил варварскую стихию, стремящуюся прикрыть свое зверство достоинствами одной из мировых религий. …Экономической основой Кавказской войны стала гипертрофированная набеговая система, возмещающая внутреннюю нищету горских сообществ внешней экспансией и превратившаяся в своеобразный экономический уклад» . Это блиевщина чистой воды.
Упоительно рассуждая о горских набегах, современные российские авторы стараются не замечать, что каждый горский набег сопровождался карательными экспедициями со стороны царских войск и казаков. Причем репрессиям подвергалось первое же попавшееся селение, якобы укрывавшее «хищников». Участник Кавказской войны В.А. Гейман отмечал: «…Дерзкие набеги горцев в наши пределы вызвали и с нашей стороны такие же набеги, которые немало стоили русской крови, не принося никакой пользы. Этими набегами многие начальники подчас и злоупотребляли. Конечно, войска делали свое дело, дрались отлично, но в общем – это было без всякой цели. Всякий набег (а они по всей занятой нами линии были еще не редки) стоил нам подчас сотни раненых и убитых; писались реляции, прославлялась потеря наша, а неприятельская всегда больше, – ведь ее проверить было невозможно, и всегда обозначалось: «неприятель потерял самых лучших людей». …Если по всем реляциям сосчитать показанную потерю неприятеля, то надо удивляться плодовитости горцев, когда еще их так много осталось после покорения Кавказа» .
Стратегическая установка на карательные экспедиции была порочной, поскольку предполагала изменение многовековых обычаев горцев, и в том числе тех, которые были ориентированы на погашение конфликтов. Местный этикет, например, не позволял интересоваться личностью гостей и целью их путешествия, оберегая тем самым хозяина от обвинения в соучастии в действиях путников. Обычай гостеприимства создавал «островки безопасности» в среде, где кровная месть была одним из главных институтов . Поэтому репрессии, связанные с предоставлением крова участникам набегов и с «недоносительством», с точки зрения горцев были совершенно неоправданной жестокостью.
Сами карательные акции в большинстве случаев были безадресными, поскольку командование не имело средств для выявления действительных виновников нападений. «Для острастки» разорялся «подозрительный» и часто действительно непричастный к инциденту аул .
Подавляющая часть действий российских войск, и особенно казаков, против горцев в ХУ111-первой половине Х1Х в. осуществлялась именно в форме набегов. Вопрос о действенности набегов был постоянной темой в обсуждении планов покорения горцев. А.П. Ермолов, которому принадлежат слова о том, что Кавказ – это крепость, и ее надо брать планомерной осадой, в большинстве случаев применял тактику набегов. А.А. Вельяминов, бывший начальником штаба Кавказской армии при Ермолове, считал: «…Опыт показывает, что чем более оказывается снисхождение, чем меньше видят они (горцы.- Авт.) возмездия за свои грабежи, тем становятся предприимчивее. Это есть следствие грубого их невежества и происходящих от того ложных понятий. Никогда снисходительность не почитают они следствием великодушия, но приписывают оную бессилию». По мнению этого опытного кавказского генерала, набеги надо было проводить быстро и готовить в строжайшем секрете. Потери во время набегов происходят либо от неспособности командира отряда, либо от трагических обстоятельств . Вельяминов понимал, что набегами против горцев нельзя их покорить. Они нужны были, с его точки зрения, как для острастки горцев, для их наказания, как профилактическая мера. А то, что они сопровождались уничтожением людей, их имущества, сожжением аулов – это было неважно. Чем больше уничтоженных горцев, чем больше сожженных аулов – тем лучше: меньше будут нападать на Кавказскую линию, быстрее покорятся. В 1832 г., в представлении наместнику Кавказа барону Розену А.А. Вельяминов писал: «Нет сомнения, что экспедиции сии (т.е. набеги. – Авт.) не могут служить к окончательному решительному покорению горцев, но они необходимы для удержания сих хищных народов от вторжения в собственные границы наши; … если успешная оборона против набегов почти невозможна, то что же будет удерживать горцев от нападения на селения наши, если отнимут у них страх равного воздаяния?». (Правда, «воздаяние» горцам получалось не «равное», а во много раз большее. – Авт.) «Запрещение делать частные экспедиции в жилища горцев, отняв у них страх наказания, сделает их весьма предприимчивыми в набегах, и тогда едва ли кто-нибудь может ручаться за спокойствие Кавказской линии» .
Набеговая тактика российских войск находила поддержку на самом высоком уровне российской власти. В Петербурге вполне серьезно считали, что на Северном Кавказе невозможно обойтись без разорительных набегов. Военный министр Чернышев писал Розену в апреле 1836 г., что «опустошение жилищ и полей горцев …Государь император признавать изволит соответствующим целей» . «…Набеги вели к варваризации войск, поскольку именно при такой стратегии ни о каком соблюдении «цивилизованных» приемов не могло быть и речи. Эти методы вели к приватизации войны, к превращению ее в нескончаемую средневековую междуусобицу. Военное руководство, с одной стороны, боролось с такой приватизацией войны, поскольку замечало, что нередко набеги организовывались в корыстных целях» , с другой стороны, «не могло не замечать повышения боеспособности войск, для которых война становилась личным делом. Отражением этой двойственной позиции были постоянные выяснения прав «частных» командиров предпринимать походы на неприятельские территории» . Как видим, горские набеги на Кавказскую линию, эта своеобразная партизанская война против наступления царизма на Северном Кавказе, были ничтожны малы по сравнению с военными действиями (тоже в форме набегов) российской армии и казаков против горцев. При этом часто ссылаются на то, что набеги российской стороны на горскую территорию были лишь ответными действиями против «хищничеств» горцев. Получается, весь вопрос в том, кто первым начал «набегать». Но тогда вопрос можно поставить по-другому – кто и куда «набегал»? Российские войска точно «набегали» на земли северокавказских горцев, завоевывали, присоединяли Северный Кавказ к России. А горцы лишь оборонялись (на своей земле): как могли и как умели. То есть воевали не по-европейским понятиям, точно так же, как воевали русские партизаны в Отечественную войну 1812 г., что вызывало возмущение у Наполеона. Так справедливо ли горцев, защищавших свою родину, свою землю, свои обычаи и традиции, обвинять сегодня в том, что это они являются виновниками Кавказской войны?
Сегодня в чуть ли не в каждой второй публикации о Кавказе и Кавказской войне горцев обвиняют в повальных разбоях и грабежах на русской стороне Кавказской линии. Да, действительно, были и разбои, и грабежи, и захваты людей в плен. Но эти действия горцев по своим масштабам совершенно несопоставимы с действиями российских войск и казаков. Объективные, научно добросовестные российские авторы (слава богу, в сегодняшней России есть немало и таких, представляющих истинную российскую историческую науку, ее цвет и совесть) отмечают: «К отступлению от обычаев европейской войны, к использованию местных методов – набегов карательных и превентивных, – русскую армию подталкивал провал всех опробованных стратегических схем. Ни кордоны, ни массированные рейды, ни «генеральные сражения», ни сеть укреплений, формировавших «пространство войны», не принесли желаемого результата. Согласно Главе 7-й (О разбое, грабеже и насилии) «Полевого уголовного уложения для Большой Действующей армии» смертная казнь ждала военнослужащих, виновных в «грабеже лиц, домов, селений и вообще собственности» (п. 61). Так же сурово каралось «зажигательство домов, истребление лесов и жатв и убийство жителей» (п. 62). Если все вышесказанное совершала целая часть, расстрелу подлежал ее командир (пп. 63, 73). Офицер, уличенный в мародерстве, лишался чинов и изгонялся из армии (п. 72). При строгом следовании законам весь Отдельный Кавказский корпус должны были расстрелять по приговору полевого суда, поскольку в его составе не было ни одного человека, непричастного к подобным деяниям. То, что прямо запрещалось уставом, написанным «для европейской войны», являлось в войне кавказской основной целью боевых действий. …Если в первые годы Х1Х столетия командование испытывало по меньшей мере душевный дискомфорт от признания разрушительных набегов нормой, известны даже случаи привлечения к суду командиров, проявивших «неоправданную» жестокость, то позднее (с началом «эпохи А.П. Ермолова». – Г.Ш., Т.Р.) разгромы непокорных аулов стали обычным делом, а добыча указывалась в победных реляциях.
Это несоответствие военного законодательства и местных реалий сохранялось на всем протяжении Кавказской войны, которую таковой правительство старалось не называть. В своем рапорте Чернышеву от 22 октября 1836 года Розен указывал на то, что пополнение частей Отдельного Кавказского Корпуса отпускными будет выглядеть как нарушение царского обещания призывать их только в случае войны» .
В результате российские войска, завоевывавшие в первой половине Х1Х века Северный Кавказ, превращаются манипуляторами от истории, политики и публицистики в обороняющуюся сторону.
Таким образом, Кавказская война вновь (в который уже раз) превратилась в объект острой научной дискуссии и политико-идеологической борьбы. В этих условиях совершенно очевидно, что данная тема остается весьма актуальной. Авторы вышедшей в 2006 г. прекрасной монографии о народно-освободительной борьбе горцев Северного Кавказа отмечают: «Кавказская война, под которой, по мнению большинства исследователей, понимаются события 20-х- первой половины 60-х годов Х1Х в., когда завоевательные устремления царского самодержавия, осуществляемые силой оружия, встретили решительный отпор народов Северного Кавказа, вызывала и продолжает вызывать неизменный интерес как научной, так и широкой общественности Дагестана, Кавказа, России и других стран мира. Это и понятно, ведь трудно найти в мировой истории подобные примеры, когда малочисленные народы Северного Кавказа столь длительное время оказывали сопротивление могущественной державе, разгромившей считавшуюся непобедимой, подчинившую пол-Европы армию Наполеона и диктовавшей свои условия Франции и другим европейским и восточным странам» .
Расхожая фраза о том, что история никого и ничему не учит, конъюнктурна, и призвана прикрыть поверхностность, вопиющую некомпетентность политиков и государственных деятелей. Она перечеркивается блестящим афоризмом В.О. Ключесвкого: «Прошлое надо изучать не потому, что оно уходит, а потому, что, уходя, оно оставляет свои последствия» .
Как и большинство кавказоведов, авторы данной работы стоят на той позиции, что борьба северокавказских горцев в 20-50-е годы Х1Х в. носила народно-освободительный, справедливый характер. Горцы защищали свою землю, свободу, свои обычаи и традиции, свое достоинство, и, в конце концов, свое право на человеческое существование. Защищали, как могли и как умели – набегами, засадами, действуя то мелкими группами, то крупными силами. При этом их действия никогда территориально не выходили за рамки Кавказа. Они вовсе (и никогда!) не нападали на сугубо и исконно русские земли. С точки зрения нормальной логики трудно объяснить, почему же эти действия горцев некоторыми авторами трактуются как «экспансия против России» (например, М.М. Блиевым, В.Б. Виноградовым), а деятельность российского командования против горцев характеризуется как «оборонительная». Подобные взгляды можно объяснить только глубокой тенденциозностью, идеологической (национал-шовинистической) заданностью и ксено -(кавказо) – фобией. «Не вызывает сомнений, что Российская империя принципиально отличалась от коммерческого типа империй Запада. В отличие от последних в России не было этнокласса, т.е. основного народа метрополии, который бы жил за счет эксплуатации народов колонии. Но военно-феодальные методы установления власти царизма на присоединяемых в Х1Х в. территориях, в том числе на Северном Кавказе, выявляют основные родовые признаки колониальной политики при всей дискуссионности ее типологии и особенностей» .
Как полагают историки – кавказоведы, народно-освободительное движение горцев Дагестана и Чечни в своем развитии прошло три основных этапа. На первом этапе (1829-1839 гг.) происходит объединение сил всех недовольных колониальными порядками (в ермоловском исполнении) социальных слоев в одно мощное движение, которым руководили имамы Гази-Магомед, Гамзат-бек и Шамиль. Началось сплочение горских народов на основе единого закона для всех мусульман – шариата (в противовес разъединявшим народы адатам) и были заложены основы будущего горского теократического государства – Имамата.
После гибели Гамзат-бека в 1834 г. имамом Дагестана был провозглашен Шамиль, который идейно и организационно развил успехи своих предшественников. Первый этап завершается разгромом восставших горцев под Ахульго в 1839 г. и вынужденным уходом Шамиля в Чечню.
Второй этап – «блистательная эпоха Шамиля» (Н. А. Добролюбов), охватывает 1840-1852 гг. Начало этой «эпохе» было положено всеобщим восстанием в Чечне в 1840 г. и провозглашением Шамиля имамом Чечни. В первой половине 1840-х годов Шамиль установил свою власть в Аварии и на большей части Чечни, распространил свое влияние на часть Северо-Западного Кавказа. Завершается создание всех атрибутов горского (дагестано-чеченского) теократического государства – Имамата.
1853-1859 –е годы – третий, завершающий этап освободительной борьбы горцев Северо-Восточного Кавказа. Истощение экономики Имамата изнурительной борьбой, усталость населения, самоуправство некоторых наибов и усиление царской армии новыми силами, новым вооружением привели к ослаблению, а затем и к гибели государства Шамиля .
В этой стройной периодизации есть одно место, которое, на наш взгляд, может быть оспорено. Мы склонны считать, что «блистательная эпоха Шамиля», т.е. второй этап заканчивается в середине 1840-х годов (этой точки зрения придерживались и некоторые авторы Х1Х века). После Даргинской операции (1845 г.), и особенно после 1846 г., Шамиль уже не одерживает крупных, решающих побед над российскими войсками. Со второй половины 40-х годов российское командование переходит к новой тактике и начинает медленно, но настойчиво и методично теснить Шамиля в Чечне: его позиции здесь постепенно ослабляются, сокращается подконтрольная ему территория. Остановить, переломить этот процесс он так и не сможет. В этом свете можно поставить (в качестве обсуждения) вопрос о том, что третий, завершающий этап освободительной борьбы горцев Дагестана и Чечни начинается со второй половины 1840-х годов.
Тем не менее, в своей работе мы пока придерживаемся вышеприведенной периодизации наших уважаемых дагестанских коллег. В Дагестане на сегодняшний день сложилась самая сильная в России школа кавказоведов и мы ни в коем случае не беремся оспаривать их высокую компетентность. Повторяем еще раз, что наше предложение приведено лишь в качестве предмета обсуждения, научной дискуссии.
Цель данной работы – детальное, подробное, хронологическое рассмотрение военно-политических событий в Чечне в 50-е (самые тяжелые для чеченцев) годы Х1Х века.
ГЛАВА 1. ВОЕННО- ПОЛИТИЧЕСКАЯ ОБСТАНОВКА В ЧЕЧНЕ В 40-е ГОДЫ ХIХ ВЕКА.
1. Политическая обстановка в Чечне в начале 1840-х годов. Усиление
колониального режима и рост народного недовольства.
Политика кавказского наместника А.П. Ермолова в Дагестане и в Чечне в 1818-1826 гг. (регулярные карательные экспедиции, военно-экономическая блокада и т.д.) вызвала здесь массовое недовольство российской властью. Идеология мюридизма, возникшая в Дагестане в сер. 20-х годов Х1Х в., призывавшая к вооруженной борьбе с царскими колонизаторами, стала находить массовую поддержку. Уже в конце 1820-х годов в Дагестане под руководством Гази-Мухаммеда начинается народно-освободительная борьба. С начала 30-х годов Х1Х в. активное участие в ней начинают принимать и жители Большой и Малой Чечни. Однако после разгрома ополченцев Шамиля под Ахульго (сам имам ушел в Чечню) в Дагестане и в Чечне наступило временное затишье: “против обыкновения, нигде ни одного прорыва, ни одного хищничества” . Российское командование на Кавказе всерьез решило, что с сопротивлением горцев покончено. 29 августа 1839 г. командующий войсками на Кавказской линии генерал П.Х. Граббе (бывший адъютант А.П. Ермолова) в своем донесении в Петербург писал, что «дело с горцами покончено». Николай 1 в своей резолюции на этом донесении отмечал: «Прекрасно, но жаль, что Шамиль ушел, и, признаюсь, что опасаюсь новых его козней, хотя неоспоримо, что он лишился большей части своих способов и своего влияния» .
Чем большую покорность и смиренность изъявляли чеченцы, тем сильнее становились жесткость и жестокость кавказской администрации в обращении с ними. Вместо того, чтобы поощрить чеченцев за прекращение вооруженной борьбы хотя бы небольшими политическими уступками, созданием условий для расширения торговли, российские власти стали усиливать колониальный режим, увеличивать поборы и повинности с населения. Особенно преуспел в этом назначенный в мае 1839 г. начальником Левого фланга (куда входила и Чечня) генерал-майор Пулло. Совершая постоянные набеги на чеченские села, Пулло уничтожает запасы продовольствия и сена у чеченского населения, угоняет скот, запрещает торговлю между равнинными и горными районами Чечни (и это в условиях неурожая 1839 г.), чтобы лишить чеченцев средств к существованию. Одновременно по всей Чечне начинается создание полицейского управления; вся страна была разделена на приставства, куда назначались преданные России чеченцы из горской милиции. Создавая в Чечне местную, по национальности чеченскую администрацию, российские власти надеялись создать в то же время и крайне необходимую им чеченскую “аристократию”, которая стала бы политической опорой царизма в крае. Произвол и злоупотребления воинских командиров и этих приставов приняли невиданный размах. Военный историк Х1Х в. А. Юров отмечал: «Вследствие трудности приискать русских офицеров, владевших туземными наречиями, пристава – непосредственное начальство мирных горцев – были выбраны преимущественно, если не исключительно, из милиционеров, которых азиатскую натуру не могли в корень изменить ни награды, ни отличия. Мало того, этот контингент не мог быть даже удовлетворительным: место пристава не доставляло в то время никаких выгод в служебном отношении, вызывая между тем большие расходы на лазутчиков и вооруженную стражу, тогда как не все пристава получали жалование, и ничем не вознаграждая постоянных забот, опасностей и лишений. Отсюда неудивительно, что опекаемые ими чеченцы и другие мирные племена нередко подвергались вопиющим злоупотреблениям; у них, под предлогом взимания податей и штрафов, отбиралось лучшее оружие и другие совершенно безвредные, но ценные вещи повседневного обихода; случалось, что ни в чем неповинных людей арестовывали по наущению простых и часто неблагонамеренных переводчиков; с арестантами и даже аманатами обращались бесчеловечно, держа их в сырой яме и они нередко заболевали; во время экспедиций допускались принудительные сборы. Наконец, во главе нашего управления горцами Левого фланга стоял глубоко ненавидимый последними генерал-майор Пулло, человек крайне жестокий, неразборчивый в средствах и часто несправедливый, как его характеризуют и Галафеев, и Граббе… Вообще к марту 1840 года в Чечне скопилось достаточно горючего материала – нужна было только искра, чтобы произвести повсеместный взрыв.
К несчастью, около этого времени между чеченцами пронеслись слухи о намерении начальства, обезоружив их, обратить в крестьян, а затем привлечь к отбыванию рекрутской повинности» .
В условиях неурожая 1839 г. Пулло запретил всякую торговлю в Чечне. Жители горных районов, лишенные возможности покупать хлеб в равнинных районах Чечни и Дагестана, были поставлены перед выбором: либо смерть от голода, либо с оружием в руках бороться за свое существование. Крайнее недовольство вызвало у чеченского населения “введение нового порядка управления (т.е. полицейской системы)” . Но даже в этих условиях чеченцы пытались найти понимание и справедливость у высшего российского командования. Были избраны депутаты, которые должны были отправиться в Тифлис, чтобы доложить кавказскому наместнику о злоупотреблениях Пулло в Чечне. Однако и из этого ничего не вышло: начальник Левого фланга арестовал депутатов. Бывший на российской службе генерал Муса Кундухов писал: «По-моему, будет очень справедливо назвать главной причиной бывшей 25-летней жестокой борьбы, т.е. восстания всего Восточного Кавказа и неограниченной власти там и в Чечне Шамиля невнимание Николая к справедливым просьбам всех мирных горцев, которым он на место страха внушил сознание унизительного их положения и сильную к себе вражду. Царь вместо того, чтобы хоть сколько-нибудь оправдать ожидания от него народа и строго приказать начальству беречь благосостояние страны, приказал держать наименее между горцами терпеливых чеченцев под сильным страхом!! Не менее горцев сам ошибся в своих ожиданиях, ему и в голову не приходила возможность… кровавой войны» . Увы, подобная мысль не приходила в голову и многим кавказским генералам. Командующий Отдельным Кавказским корпусом (наместник) генерал Головин в начале 1840 г. был уверен, что чеченцы ведут себя спокойно и «в Чечне не предвидится в нынешнем году каких-либо больших волнений или общего восстания» .
Удивительным было то, что российские военачальники на Северном Кавказе (в руках которых была и военная, и гражданская власть) в первой трети Х1Х века абсолютно не учитывали в своей деятельности ни особенностей ментальности горцев, ни опыт своих предшественников. Начиная с Цицианова, они обращались с горцами в предельно оскорбительной манере, что, естественно, совершенно противоречило горскому этикету. К концу своего пребывания на Кавказе А.П. Ермолов это понял. Понимал это и Паскевич. Остальные военачальники, особенно более низшего ранга, совершенно не умели обращаться с горцами. Соответственно, не находили с северокавказскими жителями общего языка (и компромисса) ни по одному вопросу. Наглядный пример этому – «Воззвание генерала Граббе к Ичкеринскому народу» от 13 мая 1839 года на арабском языке: «Государь Император Всероссийский вверил мне управление всеми горскими племенами, обитающими между кордонною линиею и Кавказским хребтом, и поручил мне употребить все способы, дабы сии народы жили в мире и спокойствии, исполняли высочайшую волю, которая клонится к счастию и благоденствию всех. Между тем я узнал, что недостойный и низкий мюрид Шамиль, старый товарищ Казы-Муллы, – которого Русские войска разбили под Гимрами, – имеет между Ичкеринцами много друзей. Негодный Андреевский мулла, изменник Ташав-Хаджи, обманывает вас (подчеркнуто нами. – Авт.), старается вас возмутить против Русского правительства, успел набрать между вами партии, которые не хотят повиноваться Российскому государю, и вместе с Шамилем убеждает всех жителей принять его шариат. Поэтому я прибыл сам в Чечню с отрядом, для того, чтобы восстановить здесь спокойствие и законный порядок, уничтожить козни Ташав-Хаджи, истребить до основания непокорные аулы и оказать милость и покровительство мирным жителям. …Я не требую от вас ничего, кроме того, чтоб вы жили в мире и в повиновении правительству. Те же аулы, которые дадут убежище Ташав-Хаджи, – будут все истреблены до основания, и дети ваши будут долго поминать как наказываются возмутители». Подобные воззвания Цицианова к кабардинцам закончились восстанием в Кабарде в 1804 г., абсолютно похожее обращение Ермолова к чеченцам – восстанием в Чечне в 1825-1826 гг. (разумеется, не сами по себе воззвания, но и вытекавшие из них действия). Воззвание Граббе в 1839 г. станет одной из причин всеобщего восстания в Чечне в 1840 г. Взгляды Граббе и чеченцев на Шамиля и Ташов-Хаджи были слишком разными.
Рубрики: