Б.К. Далгат
Первобытная
религия
чеченцев
и ингушей
НАУКА
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ИНСТИТУТ ЭТНОЛОГИИ И АНТРОПОЛОГИИ
им. Н.Н. МИКЛУХО-МАКЛАЯ
ИНСТИТУТ МИРОВОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
им. А.М. ГОРЬКОГО
Б.К. Далгат
Первобытная
религия
чеченцев
и ингушей
МОСКВА НАУКА 2004
УДК 391/395
ББК 63.5(2)
Д15
Издание подготовила
доктор филологических наук, профессор У.Б. Далгат
Ответственный редактор
член-корреспондент РАН С.А. Арутюнов
Рецензенты:
доктор филологических наук А.И. Алиева,
доктор педагогических наук З.Б. Цаллагова
Далагт Б.К.
Первобытная религия чеченцев и ингушей / Б.К. Далгат: Подгот. изд., введение У.Б. Далгат; Послесл. А.О. Булатова; Отв. ред. С.А. Арутюнов. – М.: Наука, 2004. – 240 с. – ISBN 5-02-009835-3 (в пер.)
Монография посвящена домусульманским верованиям чеченцев и ингушей, которые описываются в связи с установлением их семейной, общественной и правовой жизни. Рассматриваются ранние религиозные представления и языческие культуры, приводятся материалы по истории распространения христианства и ислама в Чечне. В работе использован уникальный материал, связанный с культами местных языческих божеств. Анализируются последствия принятия ислама и общий синкретический характер народной религии чеченцев и ингушей.
Для исследователей-кавказоведов, этнологов, религиоведов и всех интересующихся проблемами духовной культуры кавказских народов.
ТП 2004-II № 18
ISBN 5-02-009835-3
© Далгат У.Б., введение, 2004
© Булатов А.О., послесловие, 2004
© Российская академия наук, 2004
© Издательство «Наука», художественное оформление
Введение
Башир Керимович Далгат – выдающийся просветитель, видный ученый в области обычного права, этнологии, этнографии, фольклора народов Кавказа, известный общественный деятель, юрист-правовед – родился 5 ноября 1870 г. в селении Урахи Даргинского округа. В своем кратком жизнеописании Б. Далгат писал: «Отец был свободным горцем, «узденем», образование имел арабское, избирался кадием (судьей); дед по отцу тоже был ученым-арабистом. Род отцовский играл в общественной жизни известную роль, имел нравственный вес. Но кровная вражда, начавшаяся убийством моего отца, когда мне было 2-3 года, сильно ослабила и обезлюдила наш род».
Девятилетнего мальчика из аула в город Владикавказ взял дядя Башира Магомет Магометович Далгат. Он был первым из даргинцев, получившим в XIX в. высшее медицинское образование в России (а затем и в Германии) за казенный счет. М. Далгат (впоследствии член IV Государственной думы от Дагестана) помог определить племянника в Ставропольскую классическую гимназию с получением так называемой «горской» стипендии. Уже здесь проявились его недюжинные способности: все время он был одним из первых учеников, при этом выделялся как филолог (в семинаре Л.Г. Лопатинского) и как математик. Будучи гимназистом, Б.К. Далгат летом 1886 г. встретился в Нальчике и подружился с членом Московской этнографической экспедиции (возглавлявшейся профессором В.Ф. Миллером) студентом-этнографом Николаем Харузиным (впоследствии профессором этнографии Московского университета), который оказал значительное влияние на его научную деятельность[1].
В 1887 г., еще будучи учеником седьмого класса Ставропольской гимназии, Б. Далгат (с помощью родственников Али-бека. Абдул-Маджида, а также знакомых) записывает в селении Урахи Даргинского округа материалы по обычному праву даргинцев (по программе для сбора сведений о юридических обычаях Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии). Эту работу (рукопись содержала около 200 страниц) он посылает в Отдел этнографии Императорского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии в Москве и получает одобрение: «Ваша работа по этнографии Кавказа… найдена весьма обстоятельною и интересною, вследствие чего Отдел просит Вас продолжать исследования». Для поощрения трудов Б. Далгата Отдел посылает ему 35 рублей. Письмо от 5 апреля 1888 г., выдержку из которого мы привели, подписано председателем Этнографического отдела, вице-президентом Общества профессором В.Ф. Миллером[2]. Работу Б.К. Далгата «Обычное право даргинцев прошлом» (к сожалению, пока не опубликованную[3]) активно использовал проф. М.М. Ковалевский, ссылаясь на нее неоднократно в своем труде «Закон и обычай на Кавказе».
Б. Далгат был человеком с незаурядными дарованиями и огромным трудолюбием, качествами, позволившими ему стать одним из образованнейших людей своего времени. В 1887-1888 гг. Б. Далгат. впервые применив на практике для записи Географического материала алфавит П.К. Услара, записывает в ауле Урахи даргинский фольклор, в том числе и песни своего близкого родственника, прославленного певца, поэта-лирика О. Батырая, бывшего родным братом его деда по линии матери, тоже ученого-арабиста, кадия Сулейман Омар оглы.
В 1888 г. Б. Далгат записывает на урахинском и цудахарском диалектах даргинского языка 12 цудахарских песен, высокопоэтичных народных лиро-эпических и героических баллад у знаменитого народного певца и поэта Хаджи. Они исполнялись не только цудахарцами, но и аварцами на аварском языке. «Двенадцать цудахарских песен» в оригинале и в переводе на русский язык (подстрочном и литературно-адекватном) были опубликованы Б. Далгатом с обстоятельной лингвистической и фольклористической статьей в 1892 г. в «Сборнике материалов для описания местностей и племен Кавказа»[4]. В переводе даргинской песенной поэзии с оригинала на русский язык Б. Далгат проявил и свои недюжинные поэтические способности.
Песни эти удивительны. Например, песня «Два друга», в которой молодая невеста, узнав о смерти своего жениха, обращается к могильщикам со следующими слонами: «Не копайте могилы для друга моего: я положу его в серебряный гроб: если же выкопаете могилу, не сыпьте землю: вместо земли я насыплю драгоценные камни; если же насыплете землю, не делайте надгробного памятника: вместо него встану я сама на его могиле лицом к югу; но если и памятник поставите вы, то не читайте погребальных молитв: вместо них я спою любовные песни»[5]. Благодаря высоким филологическим, фольклористическим, лингвистическим, текстологическим достоинствам эта публикация (в ней более 100 печатных страниц) получила заслуженное признание в науке как классическая. На нее ссылался А.Н Веселовский, она упомянута в списке литературы по Кавказу, подготовленном для Л.Н. Толстого, не раз упоминается в трудах знаменитого лингвиста Н. Трубецкого и др.
По окончании гимназии Б.К. Далгат в 1889 г. поступил сначала на физико-математический факультет Санкт-Петербургского университета (где учился весьма успешно), но со второго курса перешел на юридический факультет того же университета[6], где за отличные успехи и в связи с недостаточной материальной обеспеченностью получал так называемую «горскую» стипендию. Помимо учебной программы по юридической специальности Б. Далгат прослушал курсы на естественном факультете по химии у выдающегося русского ученого проф. Д.И. Менделеева, по физике – у проф. О.Д. Хвольсона, но математическому анализу – у проф. А.А. Маркова, по астрономии – у проф. С.П. Глазенапа. Кроме того, он слушал курсы по филологии (лекции проф. В.И. Ламанского), географии, антропологии (у проф. Э.Ю. Петри и др.), этнографии, общей истории, логике истории философии. Б. Далгат в совершенстве знал латынь, греческий и французский языки, читал и выступал на этих языках. Помимо родного даргинского он знал и другие дагестанские и языки, в частности кумыкский, лезгинский. Весьма прилично играл на скрипке, участвовал в музыкальном кружке студентов-любителей музыки при Санкт-Петербургском университете. И вообще он глубоко понимал и любил классическую русскую и западную музыку.
Будучи студентом. Башир Далгат совершил не одну экспедицию и экскурсию по Кавказу, собирая фольклорный и этнографический материал. Он читал рефераты по кавказоведению на семинарах профессора антропологии Э.Ю. Петри и в юридическом, географическом и антропологическом обществах в Петербурге. Один из рефератов о первобытной религии чеченцев и ингушей, прочитанный в 1892 г. на семинаре Э.Ю. Петри, по словам маститого русского ученого, «отличался выдающимися достижениями»[7]. Дальнейшая деятельность Б.К. Далгата как этнографа-кавказоведа и фольклориста проходила в тесном сотрудничестве с крупными русскими учеными М.М. Ковалевским, В.Ф. Миллером, Н.Н. Харузиным, Н.С. Трубецким, Д.Н. Анучиным. В.И. Ламанским и др.
Б. Далгат как ученый придерживался сравнительно-исторического метода. Кроме того, по словам самого исследователя, в своих сочинениях он всегда должен был «отдавать преимущество точности, осторожности перед легким, свободным изложением». Этому принципу Б. Далгат следовал всегда как в своей научной, так и общественной работе. Б.К. Далгат в предреволюционное время активно участвовал в различных научных обществах, существовавших в Санкт-Петербурге, Москве и на Северном Кавказе. Членство в научных обществах котировалось очень высоко и расценивалось как явление общественно-научного признания. В 1892 и 1900 гг. он был избран членом-сотрудником Императорского общества любителей естествознания, антропология и этнографии при Московском университете, председателем которого был В.Ф. Миллер. Б. Далгат неоднократно читал свои сообщения по этнографии кавказских горцев. Так. 28 февраля 1894 г., в частности, им был прочитан доклад на тему: «Происхождение, организация и разложение агнатического рода у чеченцев и ингушей» в Отделении обычного права Юридического общества при Санкт-Петербургском университете. В 1899 г. Б. Далгат был избран членом-сотрудником этого Общества[8], где имел возможность общаться с лучшими представителями русской науки. Б. Далгат стал одним из главных членов-учредителей «Общества, кавказских горцев в Санкт-Петербурге», созданном в 1890 г. К обсуждению Устава Общества, утвержденному 11 января 1894 г., имели прямое отношение представители разных народов Кавказа: Т. Алхазов. С. Курумов. И. Кундухов. М. Берсанов, А. Галаджев, З. Темирханов, Б. Султанов, В. Эмиров, Т. Тхостов, И. Цаликов, Дзалоев, А. Гасанов и осетинский поэт Коста Хетагуров. Но составил и написал текст Устава Б.К. Далгат. Главной целью Общества кавказских горцев помимо материальной поддержки учащихся была «совместная подготовка членов Общества к общественной деятельности на Кавказе», для выполнения «нужд и потребностей горцев Кавказа» не только «материальных, экономических», но и «духовных или культурно-социальных». Предусматривалось участие горцев в издании «полезных статей, брошюр и сочинений». При этом особо выделялась культурно-просветительская цель – «печатание на родных языках оригинальных и переводных сочинений», «полезных для распространения в народе», что способствовало бы «возникновению и развитию национальных литератур» (и это было сто с лишним лет тому назад!). Устав нацеливал кавказских горцев на «сохранение национальных особенностей, ценных для существования и правильного развития горских народностей», но, однако, в русле достижений европейской и русской культур.
Живя во Владикавказе. Б. Далгат был активным членом совета Общества по распространению образования и технических сведений среди горцев Терской области, членом Терского областного статистического комитета. Совета Горного общества и одновременно членом Императорского географического общества. Важно отметить, что Владикавказское отделение русского горного общества субсидировалось Императорским географическим обществом. От последнего Горное общество имело разные «поручения», например по исследованию ледников в районе Казбековской группы, по изучению отдельных горных групп или районов Кавказа, по организации метеорологических наблюдений в высокогорных районах, исследованию минеральных ископаемых и вод, производству точных топографических съемок ледниковых областей и т.д., чем весьма обстоятельно занимался и Б. Далгат. В названных обществах Б. Далгат также выступал с постоянными сообщениями и докладами, насыщенными иллюстративным материалом, в русле основных задач обществ: изучение природы края и внедрение просвещения и культуры на Кавказе.
В 1893 г. Б. Далгат публикует в «Терском сборнике» (вып. 3, кн. 2) этнографический очерк «Первобытная религия чеченцев» (сокращенный вариант его большой работы). В 1896 г. выходит очерк «Поездка к Чегемским ледникам Центрального Кавказа» – в газете «Казбек» и отдельной брошюрой. В 1901 г. в «Этнографическом обозрении» (вып. 4) он при содействии академика В.Ф. Миллера публикует работу «Страничка из Северо-Кавказского богатырского эпоса – ингушские и чеченские сказания о нартах, великанах и героях, записанные со слов стариков-ингушей в 1892 г.». В 1905-1906 гг. в нескольких номерах газеты «Весь Кавказ» публикуются отрывки из его большой работы «Родовой быт чеченцев и ингушей». В разные годы Б. Далгат сотрудничает в газетах «Терек», «Казбек», «Терские ведомости», «Утро гор», «Северный Кавказ», «Русская жизнь» и др. под псевдонимами (Друг народа. Беркут. Горец), помещая в них фельетоны о земельных вопросах, о горских словесных судах, о просвещении и обучении горцев, о горной промышленности и др. В 1894 г. в своей полемической статье «О русско-туземных школах в Терской области» Б. Далгат ставит вопрос об организации школьного дела на Кавказе. Он пишет о важности изучения горцами в «русско-туземных» школах не только своей национальной литературы и языка, но и русского языка, русской литературы, русской науки и культуры[9]. В статье «Горная рогалия и горная свобода» (1896 г.) Б. Далгат ратует за открытие горного училища на Северном Кавказе, пишет о необходимости реформы горного законодательства, что должно было способствовать развитию горного дела на Северном Кавказе и в Дагестане.
Б. Далгат был самозабвенным любителем-туристом: он неоднократно бывал в горах и на ледниках Кавказа и совершил в период с 1908 по 1914 г. ряд восхождений на Казбек и Эльбрус и даже в 1911 г. экипировал за свой счет экспедицию на Эльбрус. При этом о всех своих наблюдениях он делал сообщения и доклады в различных научных обществах (о географии и природе Кавказа, геологическом строении гор, о малоизученных в то время ледниках и т.п.).
По окончании Санкт-Петербургского университета в 1895 г. Б.К. Далгат получил диплом высшей степени и звание кандидата прав[10], приехал из Петербурга во Владикавказ, где и жил примерно до 1920 г. Он был другом и единомышленником выдающегося осетинского писателя и поэта Коста Хетагурова, тесно общался со многими просветителями Северного Кавказа, Азербайджана, Грузии, Абхазии (в частности, был хорошо знаком с Д.И. Гулия) и даже Средней Азии (например, с казахским ученым А.А. Диваевым).
Б. Далгат был не только ученым и просветителем, но и юристом-цивилистом высокой квалификации. Он был защитником интересов широких трудящихся масс, прав крестьян-бедняков, горцев, выступал против разорительных налогов, оброков (наложенных при Г.С. Голицыне) и других поборов со стороны казны и местных феодалов. Показательны дела но защите Б. Далгатом общественных и земельных прав жителей-бедняков селений Гапца, Губден, Атпаки, Чомпа и др. в Дагестане. Б. Далгат имел заслуги и перед рабочим классом, выступая защитником рабочих-революционеров в 1906 г. в крупных политических процессах в городах Грозном и Минеральных Водах.
После февральской революции 1917 г. Б. Далгат – активный участник съезда Союза горцев, придерживающийся определенной политической ориентации на федеральное вхождение общественных структур Северного Кавказа в состав демократической России.
После установления советской власти, когда Терская область была объявлена Советской Автономной республикой в составе Российской Федерации (4 марта 1918 г.), Б. Далгат был избран Ингушским народным советом членом Владикавказского окружного народного суда. В начале 1920 г, стал заведовать отделом юстиции в Назраньском окружном революционном комитете.
В ноябре 1920 г. Б. Далгат был командирован представителем Реввоенсовета и Промбюро Юго-Востока России в Дагестан для восстановления Хпекского ртутного рудника, который и восстановил, самоотверженно работая в труднейших условиях, прожив в глухом ауле и терпя всяческие лишения полтора гола. За посланные с рудника первые два пуда ртути В.И. Ленин прислал Совнаркому Дагестана благодарственную телеграмму[11]. По окончании этой работы Б. Далгат осенью 1922 г. был назначен юрисконсультом Дагестанского центрального исполнительного комитета Совнаркома и Экономического совета.
Зачем был назначен заведующим отделом законодательных предположений Народного комиссариата юстиции и с 20 ноября 1922 г. до 1 мая 1927 г. (около 5 лет) работал для ЦИК и Совнаркома ДАССР. С 1923 г. и до 1 ноября I928 г. в течение почти пяти лет он нес всю ответственную работу по согласованию и составлению законопроектов для всех наркоматов Дагестана, участвовал во многих ответственных государственных комиссиях при СНК и ДЦИК’е. Б. Далгат участвовал также в составлении и написании окончательной редакции проекта новой Конституции Дагестанской республики; а в Народном комиссариате юстиции, будучи заведующим отделом законодательных предположений, был инициатором, составителем и редактором «Сборника узаконений».
Активное участие в государственной и общественной жизни республики не мешает Б. Далгату продолжать и научную работу.
Путем тщательной лингво-аналитической работы, сравнения алфавитов арабского, русского, латинского. П. Услара, дополнительных включений необходимых звукобукв, фонем даргинского языка[12] он составляет проект «Нового латинского алфавита для даргинского языка», взятый за основу тогдашней реформы письменности.
Будучи сотрудником Дагестанского научно-исследовательского института национальной культуры, Б. Далгат выступает на различных научных конференциях с имеющими большую ценность научными докладами и сообщениями, например такими, как «Об обычном праве дагестанцев». «Изучение обычного права горцев Кавказа и, в частности, Дагестана в условиях советского строительства», «О горских съездах и образованных правительствах» и т.д. Продолжает он и работу по записи дагестанского фольклора. Б. Далгат подготовил к печати свои работы по обычному праву даргинцев, обычному праву и родовому строю народов Дагестана, сборник даргинского фольклора («Даргинские песни и сказки»), которые, к сожалению, не были опубликованы и хранятся в Рукописном фонде Дагестанского НИИ языка и литературы (ДАГНИЯЛ) им. Г. Цадаса.
За научные заслуга Б. Далгат избирается член-корреспондентом Северо-Кавказского краевого научно-исследовательского института. Ингушского научно-исследовательского института. В «Известиях» первого из них в 1930 г. в г. Владикавказе выходит работа Б. Далгата – «Материалы по обычному праву ингушей»[13]. По своей научной обстоятельности и общественной значимости эта работа представляет исторический документ эпохи из жизни обозреваемого им народа. А в 1934 г. в «Известиях» Ингушского научно-исследовательского института выходит в несколько сокращенном варианте историко-этнографический труд Б. Далгата «Родовой быт чеченцев и ингушей в прошлом»[14].
Б. Далгат был женат дважды: на русской москвичке, выпускнице Высших московских курсов О.И. Кокуриной, рано ушедшей из жизни на полячке-варшавянке Е.А. Майстеркевич, от которой имел двух дочерей и которая пережила его на 44 года.
Б.К. Далгат умер в 1934 г. в возрасте 63 лет, в расцвете творческих сил в связи с тяжелым заболеванием. Похоронен в г. Махачкала. Он любил свою родину, под которой понимал и Дагестан, и Россию, никогда не покидал се и верен был ей душой и сердцем, самоотверженно работая на ее благо.
Не случайно в 1990 г. в Дагестане на конференции Научного центра Российской АН, посвященной 120-летию Башира Керимовича Далгата, прозвучали в докладе ныне академика Российской академии наук Гаджи Гамзатовича Гамзатова и такие слова: «В лице Б. Далгата народы Дагестана и Северного Кавказа имели выдающегося деятеля национальной культуры, яркую творческую индивидуальность, плодотворного ученого, мыслителя и просветителя, крупного общественного деятеля. Многогранен его талант, масштабен круг интересов, оригинален образ мышления.
Во всеоружии знания жизни и общества, с исключительной самоотдачей, гражданским достоинством и традиционным горским интеллектом служил он делу социального благополучия и культурного прогресса народов родного Дагестана и Северного Кавказа.
Благороден жизненный путь Б. Далгата. Многогранно и богато его идейное, творческое, научно-публицистическое наследие. Оно все еще не оценено по заслугам, хотя безусловно имеет первостепенное значение для современной научной и общественно-политической мысли не только Дагестана. Такая работа еще впереди. Имя Башира Далгата. образ и деяния ею увековечены в памяти благодарных потомков».
* * *
Предлагаемый вниманию читателей труд Башира Керимовича Далгата «Первобытная религия чеченцев и ингушей» в таком полном варианте никогда не публиковался. В «Тереком сборнике», издаваемом во Владикавказе, был напечатан только сокращенный (на две трети) вариант «Первобытной религии чеченцев»[15]. Именно он был переведен в 1908 г. на немецкий язык и издан в Германии известным немецким антропологом и этнологом, кавказоведом Адольфом Дирром[16]. Естественно, что многие ценные материалы, мысли и научные рассуждения автора по проблеме не вошли в публикацию. Полный вариант рукописи Б.К. Далгата хранится в личном архиве У.Б. Далгат и представляет собой 464 страницы автографа, испещренного неизвестным редактором в целях сокращения для публикации. Десятки страниц перечеркнуты ручкой, на некоторых – вычеркнуты фрагменты авторского текста.
В свое время, в 1894-1895 гг., выпускник юридическою факультета Петербургского университета Б. Далгат представил вышеобозначенный труд вместе с рукописью «Родовой быт чеченцев» в качестве дипломной работы. Тогда эти исследования были высоко оценены такими выдающимися русскими антропологами, этнографами и правоведами, как Э.Ю. Петри, С.А. Бершадский, И. Дювернуа, Д. Анучин и др. и Б. Далгату была присуждена ученая степень кандидата прав.
Автор в своем труде активно пользовался известными в то время теориями о первобытной религии и фундаментальными трудами теоретической науки о древнем обществе А. Бастиана, Э. Тайлора, Г.С. Мэна, Ф. де Кюланжа, Дж. Лёббока, Г. Спенсера, О. Пешеля, Э.Ю. Петри и др. Помимо этого в поле зрения Б. Далгата были все известные печатные источники на русском и иностранном языках, относящиеся к проблемам кавказоведения вообще и к истории, жизни, быту, религии, устной словесности чеченцев и ингушей в частности. Это капитальные труды И. Гюльденштедта, Ю. Клапрота, Я. Рейнегса, В.Ф. Боденштедта, П. Палласа, Я. Потоцкого, П. Зубова. Интенсивное использование Б. Далгатом кавказоведческих трудов В.Ф. Миллера, М.М. Ковалевского, H.Н. Харузина, Н.Ф. Грабовского, Н.Ф. Дубровина, А.Л. 3иссермана, П.И. Головинского, II.А. Буткова, С.М. Броневского, М.А. Селезнева. А.П. Ипполитова, И. Иванова, не говоря уже о Ч. Ахриеве, У. Лаудаеве, А. Базоркине и др. Кроме того. Б. Далгат тщательно изучил русские периодические издания: «Северный архив», «Живая старина», «Русский инвалид», «Пантеон», «Москвитянин» и др., а также кавказские сборники, календари, газеты, в частности «Терский сборник», «Сборник о Терской области», «Сборник сведений о кавказских горцах», «Сборник материалов описания местностей и племен Кавказа», газеты «Кавказ» и др. На всю эту литературу Б. Далгат ссылается в своем труде. Использовал он и различные русскоязычные толковые словари, в частности А. Щекотова. П. Семенова, И. Березина, в которых содержался материал, так или иначе относящийся к изучаемой Б. Далгатом теме.
Важно отметить, что Б. Далгат не только досконально изучал всю литературу по предмету, но критически оценивал каждое произведение и делал пометки типа: «книга научного характера», «весьма ценный труд», «простое беллетристическое описание», «серьезные» или «компилятивные статьи» и т.п. Все это показывает, насколько обширна и значительна научно-литературная база, на которой основывалось исследование Б. Далгата.
Самыми ценными были материалы по этнографии, археологии, фольклору, собранные Б. Далгатом во время личного наблюдения языческих обрядов, а также полученные в беседе с информаторами в период двух экспедиций в Нагорные Чечню и Ингушетию в 1891 и 1892 гг.
Б. Далгату посчастливилось встретить наиболее сведущих в области этнографических знаний, народной религии и устной словесности стариков, которые были к тому же и превосходными сказителями. Один из них Ганыж Абиевич Келигов-Фалханов был в возрасте за шестьдесят. В течение восьми лет он был руководителем народа и хранителем его религиозных таинств в качестве жреца Мецхальского и Джераховского обществ ингушей. Другой – столетний старик Газбык Казиевич Хабиев-Буржаев. Этот человек, по словам Б. Далгата. «был воин в полном смысле этою слова, служил у русских в качестве добровольца и участвовал почти во всех походах их во время покорения Чечни и Дагестана». Но, главное, этих двух информаторов характеризует необыкновенная одаренность, природный интеллект, обширные знания древней народной культуры ингушей и чеченцев. Б. Далгат утверждает, что сведения, полученные от этих «сказителей», «смело можно отнести к периоду от 1800 по 1830 г., когда еще ингуши не были тронуты русской культурой и наружно исповедовали не магометанство, а христианство». Непосредственное наблюдение обрядов жертвоприношений языческим богам на Столовой горе помогло Б. Далгату ярко и зрелищно описать эти интереснейшие действа, священнодействия жреца и молящихся. В труде приведены и образцы языческих молитв, обращенных к богам.
С первых же страниц своего исследования Б. Далгат акцентировал внимание читателя на том, что и изучение жизни и быта кавказских горцев, серьезное ознакомление с их нравственно-религиозными воззрениями, с народной этикой и моралью, духовными ценностями имеет важное государственное значение.
Под первобытной религией чеченцев и ингушей автор понимал «языческий культ, который можно признать у чеченцев национальным и господствовавшим до появления теперешнею мусульманства и бывшего некогда христианства». При этом первобытная религия народа рассматривалась им как одна из форм его древней культуры. Б. Далгат особо выделяет вопрос об этническом единстве чеченцев и ингушей. Он признает ингушей «одной из ветвей чеченского племени», считая, что «ингуши – те же чеченцы в смысле этнографическом»; религия у них, пишет Б. Далгат, в основных чертах – общая; язык, нравы, обычаи, общественный строй у ингушей и чеченцев тоже были в своей основе общие. Подобные взгляды разделяли многие дореволюционные кавказоведы в своих трудах, посвященных чеченцам и ингушам. Так, известный русский этнолог и этнограф Н.Н. Харузин в статье «Заметки о юридическом быте чеченцев и ингушей» пишет: «Ингуши и чеченцы – два племени, не только соседние друг с другом, но и связанные между собой единством происхождения. Племенное родство их настолько близко, что некоторые исследователи отождествляли оба народа и нередко, говоря об ингушах, называли их чеченцами»[17]. «Это родство, – пишет Н.Н. Харузин далее, – засвидетельствовано… и народным преданием…»[18]. Действительно, известно несколько вариантов преданий, зафиксированных учеными, в том числе и Б. Далгатом, свидетельствующих о живущем в обоих народах сознании своего единства. А.К. Вильямс о труде «Географический очерк ингушей» тоже пишет: «Ингуши представляют собою отрасль чеченского племени и, согласно новейшей теории акад. Н.Я. Марра, принадлежат к древнейшим насельникам Кавказа, относящимся к народу «яфетического происхождения»[19] и т.д. Позиция современных кавказоведов (историков, археологов, лингвистов, этнологов, фольклористов) в отношении этнической близости чеченцев и ингушей не изменилась. Более того, чеченцев и ингушей теперь именуют общим термином «вайнахи» (наш народ). В состав современных «нахских народов» помимо чеченцев и ингушей входят и субэтнические группы: цова-тушины, кисты и бацбийцы.
Говоря о научно-методологической направленности исследования Б. Далгата «Первобытная религия чеченцев и ингушей», необходимо подчеркнуть, что его автор был последователем эволюционной школы – направления в этнографии второй половины XIX в., основоположниками которой были Э. Тайлор, Г. Спенсер, Д. Лёббок, А. Бастиан и др. Эволюционисты, в том числе и Б. Далгат, признавали культурное единство человечества, общие законы развития культур всех народов от простых форм к сложным, от низших к высшим; различия в культуре разных народов – следствие разных ступеней их эволюции. Идейной основой труда Б. Далгата, по его собственным словам, была теория развития, противопоставлявшаяся теории разложения, деградации, по которой существовавший ранее высокий уровень цивилизации, в том числе и религиозных культов, со временем регрессировал, сохранившись лишь в поверьях и пережитках. Несомненно, что теоретическая концепция эволюционистов была ориентирована на исторический подход в объяснении древней культуры человечества. Можно с уверенностью утверждать, что Б. Далгат, создавший свой труд о первобытной религии, находился под большим влиянием трудов Э. Тайлора и его последователей. При исследовании своего материала Б. Далгат придерживается и анимистической теории с ее представлениями о душе, о метемпсихозе, о возможности переселения душ после смерти, о загробном продолжении существования и т.д.
Б. Далгат помнит высказывание своего учителя Э.Ю. Петри (лекции и семинары которого он посещал, будучи студентом Санкт-Петербургского университета) о том, что «под религиею первобытных людей нельзя разуметь какие-либо стройные религиозные системы или даже зачатки монотеизма»[20]. Однако в своем труде он ставит и решает вопрос о степени «стройности религиозных систем» в первобытной религии чеченцев и ингушей, в которой, по мнению Б. Далгата, намечаются «зачатки монотеизма». При этом он соглашается с Ф.В. Шеллингом, который был прав, называя религию «универсальным феноменом» (цитируется по Э. Петри)[21].
Обратимся непосредственно к труду Б. Далгата «Первобытная религия чеченцев и ингушей».
В главе первой – «Христианство и магометанство в Чечне» – речь идет о следах христианства и магометанства у чеченцев, которые выявляются по преданиям, языку, археологическим памятникам, а также о связи первобытной религии чеченцев и ингушей с христианством и магометанством.
В главе второй – «Представления чеченцев о загробном мире, душе и духах» – ставится и решается ряд вопросов, относящихся к первобытной религии изучаемого им этноса. Здесь акцентируется внимание на происхождении и формировании первобытной религии чеченцев и ингушей, влиянии природы и других объективных факторов на это формирование. Основное содержание этой главы – загробное существование и состояние души после смерти, развитие идеи о загробном мире. Речь идет о склепах, похоронах и поминках, о природе души человека и идее загробного возмездия. Говорится также об оборотнях и колдунах, о духах человека и природы…
Предметом изучения в третьей главе – «Боги природы, культ предков у чеченцев» – являются: год и его деление на части (месяцы, недели, дни); семейный культ и культ домашнего очага; влияние этого культа на строй жизни; организация семьи, кровная месть, усыновление, присяга и проч. Рассмотрен культ и обоготворение предков, общих аулу, обществу и всему народу, а также боги, созданные по типу обоготворенных предков, – бог войны, деторождения и т.д. Отмечены памятники христианства, ставшие языческими молельнями (Гиль-ерда, Тхаба-ерда и др.). Показаны высшие божества кистин: Амали-ерда, Тамыж-ерда и Мятцели. Особое внимание уделено молитвам жреца, предсказанию будущего и гаданию, влиянию этих актов на жизнь людей.
В главе четвертой – «Боги природы и Вселенной» – речь идет о пантеоне богов природы, «из коих каждый управляет известным явлением, будучи в то же время его олицетворением». Верховный, или Высший. Бог – «отец всех прочих богов, – пишет Б. Далгат, – представляется последней ступенью в развитии чеченского пантеона». Его называют Дэла, Дяла или Дэйла. Б. Далгат, согласно общей эволюционистской теории развития, преемственности и последовательности ступеней культуры, придерживается идеи постоянного развития и религиозной мысли. Поэтому в данной главе говорится о богах более высокого порядка, нежели «боги-предки», в частности о происхождении богов природы и Вселенной: богини вьюг на Казбеке, бога охоты Елта, духов ручьев, озер, лесов, обоготворенных солнца, луны и звезд. Свое место занимают: Мать ветров, Звезда ветров, бог-громовержец Сели и его дочь Сели-Сата. Помимо них фигурируют: бог времени, бог царства мертвых Эштр, а также Верховный Бог, глава всех богов и творец мира. Уделяется внимание и «чудесам», приводятся сказание о Боге и Елте и мифический рассказ о «Сотворении мира и человека».
Таким образом, у чеченцев и ингушей, как определяет и показывает Б. Далгат, «сложилась целая характерная система религиозных учений относительно душ и их поселении, относительно духов, делающих людям добро или зло, и великих богов, стоящих выше этих духов».
Б. Далгат в своем труде немало места уделяет довольно подробному описанию археологических памятников старины, с которыми он встречался в Чечне и Ингушетии. Это древние башни, подземные и наземные склепы (каш) и катакомбы, храмы, могильники, святилища, кресты, высеченные в стенах, а также различные атрибуты языческих религиозных культов и т.д.
Все это воспринимается и расценивается Б. Далгатом как признак развитой материальной культуры изучаемого им народа. Что касается подробного описания самих археологических памятников, то само по себе оно весьма ценно, особенно теперь, когда многое навсегда утеряно. То же следует сказать и применительно к этнографическому материалу, собранному Б. Далгатом и широко используемому им в своем труде. Большое место в работе отведено свадебным и похоронным обрядам, поминкам, правовым, общественно-социальным нормам народной жизни в условиях родового коллектива, в Частности обычаям побратимства, молочного родства, присяги ингушей, тесно связанной с культом предков. Представляют значительный интерес этнографические записи автора, связанные с представлениями чеченцев и ингушей о загробном мире. Б. Далгату удалось даже зафиксировать такой чрезвычайно любопытный «закон о браке» между умершими, когда отец покойного сына требует с родителей умершей дочери калым, будто бы выплаченный ими когда-то, как с бывшей невесты его сына.
В главе уделяется особое внимание культу почитания огня, домашнего очага, надочажной цепи, котла и даже золы. Очаг в жизни чеченцев и ингушей, если воспользоваться словами Ф. де Кюланжа, это «род духовного существа»[22]. Культ домашнего очага, как показал Б. Далгат, имел большое значение даже в кровных делах. Подробно освещая обычай кровной мести. Б. Далгат говорит и о способах примирения кровничества, в частности и о роли домашнего очага при этом. Впечатляет описание обрядов жертвоприношений языческим богам, очевидцем чего был сам Б. Далгат. Ему удалось запечатлеть всю выработанную веками процедуру, строго установленный традицией порядок совершаемого религиозного действа: «театрализованное» поведение жреца, его позу во время молебства, движения его рук, поворот головы, тембр голоса. Подробно описаны и средства религиозной атрибутики: особый шест с белым флагом либо с колокольчиками (так называемый «значок»), ритуальная посуда, свечи, используемые жрецом во время жертвоприношения, «божественная пища», даруемая богам, и т.д.
Много внимания уделяется в работе устному народному творчеству чеченцев и ингушей, преимущественно записанному самим Б. Далгатом. Этот материал приводится не только ради иллюстрации прекрасных образцов «неподдельной поэзии» чеченцев и ингушей. Он важен для автора в связи с изучением их первобытной религии.
Различные предания, сказания, мифы, легенды, молитвы, проклятия, заклинания, клятвы, поверья, обрядовые песни и плачи, былички, мемораты, колядки, сновидения, архаические сказки, впервые записанные Б. Далгатом, примечательны тем, что в них запечатлен своеобразный синтез мистического, демонического с бытовым и общечеловеческим.
Остановимся на некоторых фольклорных жанрах. В первую очередь, на разного рода преданиях – этиологических, эпонимических, мифологических, исторических, – встречающихся в книге Б. Далгата. Одни из них моносюжетные, состоящие из скупого указания на какое-либо явление, примечательное место, например, указание на местонахождение храма либо указание на небывалый случай. Полносюжетные предания – более расширенные повествования эпического склада, преимущественно с мистическими сюжетами и образами. В этом смысле представляют интерес предания о лесных духах, лесных людях. Это либо женщины невиданной красоты, зазывающие путников, – алмасы (например, в предании «Чопа Борган и алмас»), либо злобные, коварные хун-саги (как в предании «Алмас и охотник по имени «Я сам себя»». Здесь наглядна антропоморфизация духов природы.
Чудесное и сверхъестественное отражено и в предании о жителях селении Арзи[23] Из-за засухи люди решили переселиться в христианское селение Бацой. Во время подъема в гору у одной девушки закружилась голова и она воскликнула: «Боже, о Боже!».
Тут же на высохшей почве зазеленела сочная трава и люди вернулись назад. Здесь уже явное проявление божественного откровения. С точки зрения анимистической теории интересно замечательное предание об «Аксак Темире» (историческом Тамерлане), которое удалось записать Б. Далгату. Это предание примечательно не столько сложным (полисюжетным) составом, сколько своим базовым сюжетом, А именно рассказом о душе кузнеца, отделившейся во время его сна от тела и представшей в образе мухи. Бесспорно, что подобное представление о душе в ее материальном виде совершенно в духе учения о метемпсихозе. Любопытно, что Б. Далгатом в связи с этим преданием затрагивается проблема заимствования, к которой он относится с настороженностью. При том, что он обращается к одной бурятской сказке, где гоже идет речь об отождествлении души человека с образом пчелы.
Два других предания – исторические. Одно из них относится к событиям XVI в. В нем идет речь об одном «христианском» князе, поселившемся на землях галгайцев (ингушей), возле их священного храма Тхаба-ерда. По этому преданию, один местный житель жертвует своей любимой женою, в которую влюбился «христианский» князь: отдает ее князю в обмен на то, чтобы чужеземец покинул галгайскую землю. В другом предании преобладают общественно-социальные мотивы, В нем говорится о том, как чеченский народ выбирал себе князя. Этот князь предстал перед народом в своем богатом одеянии, но подпоясанный грубым ремнем, к которому были подвешены ослиные уши. Таким образом князь убедил народ в том, что его (народа) свобода так же несовместима с княжеской властью, как несовместимы ослиные уши с богатым одеянием.
Если нельзя напрямую говорить об исторической принадлежности эпонимических преданий чеченцев и ингушей, об их мифических родоначальниках – Га, Ако, Шото, Цикма, с которыми они связывают свое происхождение и расселение, то вполне возможно признать их «исторический смысл»[24].
Что касается преданий вообще. Б. Далгат (как мы уже отмечали раньше) считает, что они не являются достоверными историческими источниками.
Обратим внимание на два сказания, приведенных Б. Далгатом в ракурсе разрабатываемой темы. Эти сказания имеют прямое отношение к древнему общекавказскому нартскому эпосу, в чечено-ингушской версии именуемому нарт-орштхойским[25].
Исходный сюжет одного из этих сказаний, впервые записанного Б. Далгатом, – преследование и домогательства богом-громовержцем Сели одной орштхойской девушки, «которую Бог создал… красавицей, какою только мог», но которая умерла. Базовый сюжет этого сказания – осквернение трупа божеством, вследствие чего у умершей красавицы родилась девочка, и девочка эта, как дочь громовержца Сели, была названа Сели-Сатой. В сказаниях ингушей и чеченцев Сели-Сата тоже причислена к небожителям, наделена некоторыми божественными чертами. Она олицетворяет образы эпических героинь общекавказского нартского эпоса, каковые Сатана у осетин. Сатаней-гуаша у адыгов и т.п. Что касается мотива рождения Сели-Саты у умершей девушки, то он является уникальным. В большинстве нартских этнических версий этот мотив подвергся более поздней по времени происхождения семантической модификации и потерял свое архаической ядро.
Другое сказание, «О пастухе Горжае, у которого орштхойцы угнали скот», тоже рассматривается Б. Далгатом с точки зрения наличия элементов первобытного религиозного мышления. Сюжет этого сказания связан с богом Сели, с одной стороны, и Верховным Богом – с другой. Могущественный, человекоподобный бог Сели терпит поражение от воинственных нарт-орштхойцев, не сумев защитить богоугодного пастуха Горжая. Зато всесильный Бог Дяла возвращает ему половину угнанных животных, а также предотвращает кровопролитие между враждующими сторонами тем, что по его велению между ними возникает река Терек.
Рубрики: