Правовое наследие Кавказа (Архивы Кавказа)

ДИПЛОМНАЯ РАБОТА НА ТЕМУ:
ЧЕЧЕНСКИЙ СЕПАРАТИЗМ (1990-1991)
13.11.2009
Московский Государственный Университет им. М. В. Ломоносова
Исторический факультет. Кафедра Отечественной истории ХХ-ХХI вв.
Тихонов Никита Александрович
Чеченский сепаратизм (1990-1991)
Дипломная работа студента V курса дневного отделения
Научный руководитель: доктор исторических наук, профессор А.И. Вдовин
Москва – 2002
Введение
Актуальность темы чеченского сепаратизма представляется очень большой как с исторической, так и с политической точек зрения. Чеченский сепаратизм является одной из самых болезненных проблем российского государства. Соответственно, на ней постоянно сосредоточено внимание и руководства страны и общественности.
Историки, публицисты и политологи пытаются воссоздать картину происходивших в Чечне событий. С одной стороны, их целью является анализ причин, приведших к началу кровопролитной войны, с другой – они пытаются извлечь урок из опыта сепаратистского конфликта, чтобы предостеречь власть имущих от повторения прежних ошибок.
Для того, чтобы понять суть событий, происходивших в начале 90-х годов в Чечне, чтобы разобраться в кульминации кризиса российской федеративной системы, необходимо изучать национально-сепаратистское движение в Чечне всесторонне и комплексно.
Это значит, необходимо исследовать как идеологию чеченского национализма, так и конкретные методы реализации его постулатов, как социальную базу сепаратистского движения, так и ход политической борьбы. Это относительно освещения проблемы с академической точки зрения.
Однако, изучаемая тема является, на наш взгляд, особенно актуальной в политическом отношении. Речь здесь идет, прежде всего, о базовых принципах Российского государства, о федеративной системе, унаследованной Россией от СССР. Взлелеянная советской системой «национальная государственность» союзных республик отражена в федеративной системе России в виде республик титульных наций. Причем, национальные республики оснащены набором официальных институтов государственности, которые в удобный момент можно использовать для борьбы за большую самостоятельность. Это обстоятельство как нельзя лучше может способствовать сепаратизму и в других регионах при условии прихода к власти местных националистов.
Этнонационализм, в свою очередь, опирается на еще одно наследие советской эпохи – доктрину «национального самоопределения вплоть до отделения», которая была закреплена в советской Конституции. Суть этой доктрины в том, что каждый народ, понимаемый как этническая общность, имеет право на самоопределение, «свою» государственность. Именно эта идея легла в основу политической практики чеченских националистов, с самого начала игнорировавших права других народов, проживающих на территории Чечни.
Таким образом, доктрина этнонационального самоопределения в сочетании с практикой расширения самостоятельности национальных республик явились теми «бомбами», которые «взорвали» Чечню. Следовательно, во-первых, уроки из печального опыта чеченского кризиса должны учитываться в целях построения федерализма, жизнеспособного в российских условиях. А во-вторых, чеченский кризис предельно обострил проблему выработки прагматичной национальной политики, учитывающей интересы всех без исключения народов России, а не только так называемых «титульных народов» и «национальных меньшинств».
Исходя из вышеизложенного, мы полагаем, что необходимость всестороннего изучения чеченского сепаратизма не должна вызывать каких-либо сомнений.
В то же время следует отметить очевидную недостаточность освещения данной проблемы в историографии. Многие существующие публикации на тему чеченского кризиса (или чеченского конфликта) зачастую носят характер острой политической публицистики и потому не могут претендовать на научную объективность.
Из научных исследований данной проблемы следует выделить две работы, посвященные политической истории Чечни. Это книга Джабраила Гакаева «Очерки политической истории Чечни (XX век)» и работа Тимура Музаева «Чеченская республика» . Обе работы носят общий характер и имеют своей целью рассказать о жизни чеченского народа за определенный хронологический период. Дальше сходство заканчивается. Дж. Гакаев, известный политолог, описывает картину взаимоотношений «вайнахского общества и российского государства» во всей его противоречивости . Уделяя значительное внимание коллективной травме чеченцев – трагедии депортации, автор помимо этого, показывает постепенную модернизацию чеченского народа за советский период. По понятным причинам основное место в исследовании Дж. Гакаева занимают события последнего десятилетия, в которых он зачастую принимал прямое участие, что добавило работе оттенок субъективизма. Более подробно политолог исследует чеченский кризис в другой своей работе .
Что же касается книги Т. Музаева, то здесь мы видим иной подход к проблеме. Появившаяся вслед за началом первой чеченской компании книга является своеобразным образцом политизации истории. Автор рассматривает взаимоотношения Чечни и России как постоянный конфликт с момента первого столкновения русских с чеченцами и вплоть до ввода российских войск на территорию Чеченской республики в декабре 1994 года. Несмотря на некоторую тенденциозность в оценках, достоинством работы Мунзаева является ее информационная насыщенность.
В отдельную историографическую группу следует выделить исследования ученых-этнологов. Статья Яна Чеснова «Чеченцем быть трудно» интересна с точки зрения социальной структуры чеченского общества . Автор показывает, как важна роль традиционного института тейпов в жизни чеченцев. В своем исследовании Чеснов, опираясь на богатый этнографический материал собственных экспедиций (в том числе в неспокойное время боевых действий), описывает уникальность организации общества и силу кровнородственных связей у современных чеченцев.
В фундаментальном научном труде «Общество в вооруженном конфликте» оспаривает многие выводы Чеснова директор института этнологии и антропологии РАН В. А. Тишков . Будучи известным исследователем политизированной этничности, автор стремится показать социально-культурную динамику чеченского общества, ввергнутого в вооруженный конфликт. Его работа являет собой яркую новацию в методах подачи материала. Помимо авторских описаний в книге приводятся многочисленные и порою пространные свидетельства информантов и жизненные истории (своего рода «антропология прямых голосов»). Кроме того, Тишков включил в книгу комментарии чеченцев-историков, которым он давал возможность ознакомиться с подготовительными текстами своей книги. В результате монография представляет собой трехуровневый текст. В целом, книга В. А. Тишкова – очень информативное и основательное исследование, однако носит специфический этнологический характер, оставляя за рамками исследования политическое практику чеченского национализма.
Ряд исследований образуют отдельную группу по причине общего для их авторов видения проблемы чеченского кризиса. Общим для этих работ является взгляд на чеченский сепаратизм как на узурпацию власти в Чечено-Ингушетии группой агрессивно настроенных авантюристов с целью проведения вооруженной сецессии. В книге А. Куликова и С. Лембика, как и в работе Ксении Мяло в центре внимания авторов стоит вооруженный конфликт, а предшествующие ему события изображены в виде некоей «прелюдии» к Чеченской войне . В совместном исследовании С. Кургиняна, В. Солохина и М. Подкопаева события в Чеченской республике рассматриваются как очередной виток дезинтеграции на постсоветском пространстве, а политическую борьбу в республике — как соперничество традиционных институтов чеченского общества под прикрытием риторики политических партий .
Статья Эмиля Паина и Гавриила Попова представляет особый интерес в связи с тем, что написана она лицами, имеющими непосредственное отношение к построению российской демократии, и по ряду вопросов авторы выражают точку зрения тогдашнего российского руководства . Исследуя проблему «чеченской революции», эти авторы особое внимание уделяют деятельности представителей российского парламента и президента.
Немного особняком в историографии чеченского кризиса стоит книга М. Ю. Чумалова «Каспийская нефть и международные отношения» . В силу специфики исследуемой автором проблемы события в Чечне рассматриваются с геоэкономической точки зрения. На первое место при этом ставится проблема транспортировки нефти Каспийского бассейна, и на «чеченскую революцию» автор смотрит как на борьбу за контроль над потоками энергоресурсов.
Книга постоянного обозревателя «Независимой газеты» Игоря Ротаря затрагивает религиозный аспект межнациональных отношений . Для нас важно то обстоятельство, что Ротарь, будучи признанным специалистом по исламскому фундаментализму в странах СНГ, не усматривает особой роли исламского фактора в формировании идеологии чеченского сепаратизма. Исламский фундаментализм стал действующей силой в чеченском конфликте только после начала войны, когда оказалась востребованной идеология газавата.
Помимо отечественной историографии тема чеченского кризиса привлекает широкое внимание зарубежных ученых политологов и общественности. Особенно обстоятельно эта тема освещена в монографииамериканского советолога Джона Данлопа «Россия и Чечня: история противоборства. Корни сепаратистского конфликта» . Автор этой книги не является специалистом по истории и культуре Кавказа, тем не менее, его работа заслуживает высокой оценки, как добросовестная компиляция большого массива материалов. Однако нельзя не отметить тот факт, что бывший советолог воспринимает Россию как наследницу Советского Союза, которая, по его мнению, проводит «имперскую колониальную политику» по отношению к «свободолюбивым горцам». Симпатии автора целиком на стороне последних, что приводит к некоторой идеологической «зашоренности» и не оставляет шансов для объективного анализа чеченского сепаратизма.
Изучение историографии вопроса приводит к выводу, что далеко не все аспекты чеченского сепаратизма получили должное освещение. В целом можно сказать, что историография чеченского сепаратизма еще до конца не оформилась.
Учитывая это, целью настоящей дипломной работы является попытка анализа чеченского этносепаратизма как политического движения со свойственной ему специфичной идеологией и тактикой политической борьбы.
Для достижения поставленной цели в данной работе было использовано несколько групп источников. Для характеристики социально-экономической ситуации в республике к рубежу 90-х годов использованы материалы Всесоюзной переписи населения и статистического сборника «60 лет ЧИАССР» (Грозный, 1982).
Всестороннему анализу подвергались официальные государственные документы. Особое место среди них занимают «Декларация о государственном суверенитете Чечено-Ингушской Республики», принятая на внеочередной четвертой сессией Верховного Совета ЧИР 27 ноября 1990 г., и Постановление Президиума ВС РСФСР «О политической ситуации в ЧИР» за номером 1723-1 от 8 октября 1991 г. В качестве документа общественной организации был использован текст Постановления Общенационального съезда чеченского народа от 25 ноября 1990 г. Тексты названных документов размещены на сайте общественно-политического движения «Духовное Наследие» в Интернете и представлены как сборник документов под названием «Чечня 1990–1996».
Помимо этих документов, в работе широко используются материалы Парламентской комиссии Государственной Думы по исследованию причин и обстоятельств возникновения кризисной ситуации в Чеченской Республике, опубликованные в 1995 г. отдельным изданием под названием «Комиссия Говорухина» .
Важным источником послужила книга Джохара Дудаева «Тернистый путь к свободе» . В сущности она представляет собой сборник статей и интервью Дудуаева за два года (1990–1991) и была издана в 1992 году.
Одним из основных видов информации, использованной в работе, являются мемуары и публицистика лидеров чеченских сепаратистов. Ввиду субъективности данного вида источников, они сопоставлялись с другими материалами и подвергались научной критике. В частности, были использованы мемуары Т. Абубакарова, бывшего министром экономики и финансов в правительстве Дудаева, воспоминания лидера Вайнахской демократической партии З. Яндарбиева, записки членов исполкома ОКЧН Л. Усманова и С. Абумуслимова . Мы изучали эти источники по текстам Интернета, хотя многие из них были опубликованы отдельными изданиями в г. Грозном и других городах бывшего СССР .
Определенный интерес представляет такой источник, как хронологические записи Шерипа Асуева . Работая собственным корреспондентом телеграфного агентства бывшего Советского Союза, трансформировавшегося в информационное агентство России — ИТАР-ТАСС, автор был очевидцем всех событий в мятежной Чечне и пытался в меру сил и возможностей довести их содержание и логику до мировой общественности. А поскольку ситуация менялась прямо на глазах, автор указывал в текстах время выпуска сообщений по электронному хронометру вплоть до минуты.
Обладая данной совокупностью выявленных источников, мы можем поставить конкретные задачи исследования. В качестве таковых можно выделить:
• анализ социально-экономических и политических противоречий в ЧИАССР, укрепление националистических настроений;
• анализ основных положений идеологии чеченского национализма;
• отображение хода политической борьбы чеченских национал-сепаратистов за власть.
В методологическую основу исследования нами положены принципы историзма и научной объективности. Принцип историзма, в нашем случае, подразумевает анализ истории современного чеченского национал-сепаратизма в его развитии, что позволяет проследить причины зарождения, историю становления и развития движения.
Принцип научной объективности в нашем конкретном случае заключается в том, что для анализа феномена чеченского национал-сепаратизма привлекались разноплановые источники, данные которых не всегда соответствовали другдругу. И лишь критическое сопоставление этих данных позволяет приходить к объективным вывод
Глава 1 Социально-экономическое и политическое положение в ЧИАССР к концу 1980-х гг.
Начало сепаратистского движения в Чечне принято относить к 23–26 ноября 1990 года, когда состоялся Первый чеченский национальный съезд (ЧНС), избравший исполнительный комитет. Именно этот съезд принял решение об образовании независимого чеченского государства . Отсюда берет начало калейдоскопическая чреда событий «чеченской революции» и стремительного восхождения генерала Джохара Дудаева к вершинам власти в республике. Однако этому предшествовал определенный период вызревания сепаратистских настроений, формирования идеологии чеченского национализма и организационного оформления общественно-политических структур этносепаратистов. Понять эти процессы и последовавшие за ними бурные события последнего десятилетия ХХ в. помогает анализ взаимосвязанных экономических, социальных и демографических процессов, происходивших в Чечено-Ингушской АССР в 1960–1980-е гг.
Это был период интенсивного социально-культурного развития чеченцев и ингушей, которых годы депортации и политических ограничений заметно отбросили назад по сравнению с остальным населением страны. Произошла ускоренная урбанизация, и значительная часть населения обрела промышленные профессии, главным образом в отраслях нефтедобычи и нефтепереработки, в лесной и текстильной промышленности. В то же время темпы прироста численности горожан были невелики, а их доля в населении оставалась одной из самых низких среди народов России. В столице республики Грозном, где было сосредоточено примерно 30% населения Чечено-Ингушетии, собственно чеченцы составляли 30,5% (121 350 человек), ингуши — 5,4% (21 346), а русские вместе с украинцами и белорусами — 55,8% (222 086 человек), т.е. значительное большинство . Таким образом, столица республики, место престижного проживания и занятий, была населена преимущественно представителями «нетитульных наций». Отметим и тот факт, что подавляющее большинство сельского населения состав
ляли чеченцы и ингуши . Уровень урбанизации среди чеченцев был ниже, чем в целом по стране. По переписи 1989 г., доля горожан в Российской Федерации составляла 73%, на Северном Кавказе — 57%, в Чечено-Ингушетии — 41%. Среди чеченцев доля горожан в Чечено-Ингушетии составляла 25% .
Небольшая территория республики была достаточно плотно заселена и имела хотя и скромную (0,5% национального дохода Российской Федерации при 0,8 % населения в 1990–1992 гг.), но многоотраслевую экономику, причем более 90% получаемого дохода направлялось на личное и общественное потребление внутри республики . С этой точки зрения, говорить о «колониальном статусе» Чечни представляется, по меньшей мере, неверным .
Основой экономики Чечни традиционно является нефтяная промышленность. Грозненский район, наряду с Баку – один из самых старых нефтедобывающих регионов бывшего СССР. В 80-е годы в ЧИАССР добывалось свыше 4 млн. тонн нефти ежегодно. Однако, в последние десятилетия значение Грозного для экономики СССР определялось ни столько его нефтедобычей, сколько наличием нефтеперерабатывающих предприятий всесоюзного значения. В Грозном расположены два крупных НПЗ — «Грознефтеоргсинтез» и «Грознефтехим». На этих заводах перерабатывалось до 16 млн. тонн нефти в год .
Во всесоюзном разделении труда Чечено-Ингушетия специализировалась в основном на переработке газа и нефти, доставляемой сюда из Западной Сибири по трубопроводу Куйбышев — Тихорецк и далее по трубе Баку-Новороссийск, запущенной на реверсивный ход. Нефтеперерабатывающая и нефтехимическая промышленность давали до 80% общего объема промышленного производства в республике. Развивались также тесно связанные с ними предприятия нефтяного машиностроения и химической промышленности .
В 80-е годы в Чечню ввозилось в 4–5 раз больше нефти, чем производилось в самой республике, сюда поступал также природный газ Западной Сибири . Забегая вперед, отметим, что именно эти, получаемые из России ресурсы стали источником финансовой подпитки национальной группировки, пришедшей к власти в результате «чеченской революции».
К 80-м годам среди республик Северного Кавказа Чечено-Ингушетия стала своего рода “промышленным гигантом”, с которым могла сравниться только промышленность Северной Осетии, где был развит военно-промышленный комплекс. Однако процесс индустриализации в Чечено-Ингушетии имел один важный этнический аспект. В республике произошло разделение экономики на два сектора: “русский” (нефть, машиностроение, системы жизнеобеспечения населения, инфраструктура) и “национальный” (мелкотоварное сельское хозяйство, торговля, отхожие промыслы, криминальная сфера, пополняемая новыми континентами населения, вступающими в трудоспособный возраст). Парадокс был в том, что промышленность и транспорт испытывали недостаток в квалифицированных кадрах и рабочей силе в целом. Но мало что делалось для вовлечения в эти сферы чеченцев и ингушей, в отношении которых, по мнению В. А. Тишкова сохранялась скрытая дискриминация. Ученый-этнолог приводит данные, согласно которым в конце 1980-х годов на крупнейших производственных объединениях — Гро
знефть, Оргсинтез, где было занято 50 тыс. рабочих и инженеров, — чеченцами и ингушами являлись всего несколько сот рабочих .
В то же самое время сельское хозяйство было не в состоянии поглотить прирост трудовых ресурсов коренного населения. Многие молодые чеченцы из числа «избыточного сельского населения» были вынуждены уезжать в другие регионы страны или уходили в криминальную среду. По некоторым оценкам, избыточное население составляло от 100 до 200 тыс. человек, или до 20-30% трудоспособного населения республики . Именно эта категория приняла активное участие в последующих политических событиях и составила основной резервуар для вооруженной борьбы.
Известный политолог, чеченец по национальности Дж. Гакаев так выражает недовольство чеченцев сложившимся положением в республике. «Народу республики от деятельности нефтехимического комплекса досталась лишь самая загрязненная в экологическом отношении окружающая среда и хищнически разграбленные ресурсы. Социальная инфраструктура оставалась неразвитой, особенно в сельских районах Чечни. Чеченцы и ингуши на “шабашные” деньги строили большие красивые дома, но при этом многие села были без больниц, школ, газа, дорог, т.е. без индустрии услуг, которая делает жизнь качественно иной. Настоящим бичом чеченцев и ингушей была безработица, ее следствием стало массовое отходничество, спекуляция и рост преступности» .
Число так называемых «шабашников», выезжавших на заработок в центральные области России, Поволжья, Сибири и Казахстана, доходило до 100 тыс. человек. Дж. Гакаев отмечает, что зачастую «шабашники «везли домой не только большие деньги, обретенные неправедным путем, наркотики, но и маргинальную культуру, которая разлагающе действовала на традиционные устои вайнахского общества» . О негативном влиянии «отхожих промыслов» на чеченское общество с горечью писал и Дж. Дудаев: «Немало молодых людей, вышедших из-под контроля родственников, своих односельчан, находясь вдали от своего народа, становилось на путь разгульной жизни. Некогда скромного, порядочного, непьющего молодого человека после двух-трех выездов на заработки, нельзя было узнать. Он стал употреблять спиртные напитки, наркотики. Отдельные не возвращались к своим семьям, так как создали там новые, «интернациональные». Дети, оставленные дома или увезенные с собой родителями, оставшись без присмотра, становились на путь хулиганства, что часто приводило их на
скамью подсудимых» . По мнению Дудаева, именно социально-экономические проблемы породили и спекулянтов, активно разрушавших нравственные устои народа. В. А. Тишков склонен объяснять теми же причинам и более высокий уровень правонарушений среди чеченцев по сравнению с представителями других групп населения. По его данным, в ЧИАССР ежегодно осуждались на длительные сроки тюремного или лагерного заключения около 4 – 5 тыс. чеченцев и ингушей .
Неуклонный рост безработицы и перенаселенность в селах вынуждали многих чеченцев уезжать из их родной республики в другие регионы России и бывшего СССР. К 1979 году доля чеченцев, живущих в Чечено-Ингушетии, упала до 80,9% их общего числа; к 1989 году эта цифра еще более снизилась — до 76,6% .
Причина такого переизбытка рабочей силы на территории республики объясняется по-разному. Д. Данлоп указывает на очень высокую рождаемость среди чеченцев и ингушей «во время брежневского правления и после него». Естественный прирост «титульных народов» значительно превышал темпы роста русского населения . В 1970 г. в СССР проживало 612 674 чеченца, в 1979 г. — 755 782, в 1989 г. — 958 309. После возвращения депортированных на территорию Чечено-Ингушской республики произошло увеличение населения на 46,3% за 11 лет. В. А. Тишков так комментирует данный факт: «Некоторые специалисты объясняют это тем обстоятельством, что в период депортации самая старая и слабая часть населения вымерла, и поэтому возвратившиеся представляли собой людей молодого и наиболее репродуктивного возраста. Этот аргумент вызывает сомнения, ибо в 1960–1980-е годы рожали те, кто сам родился в депортации, что означает, прежде всего, высокую рождаемость, а не вымирание среди чеченцев в период их пребывания в Средней Азии» .
В результате демографического бума среди чеченцев изменился демографический баланс основных групп населения. Чеченцы из примерно половины населения республики превратились в явное большинство, а по общему количеству стали самым многочисленным народом на Северном Кавказе, если не считать суммарное русское население всех республик. На 1 января 1989 г. в ЧИАССР жило 718 тыс. чеченцев (64% всех жителей республики), более 280 тыс. русских (24%), 14,8 тыс. армян, 12,6 тыс. украинцев .
Что же еще характеризовало самую «молодую» нацию СССР, помимо хронической безработицы и быстрого демографического роста? Прежде всего, необычно высокий для советского общества уровень криминалитета. Такой вывод можно сделать, анализируя информацию, направляемую в ЦК КПСС Министерством внутренних дел СССР. 7 мая 1971 г. министр Н. А. Щелоков сообщал, что «длительное время на территории Чечено-Ингушетии, Северной Осетии, Дагестана, Казахстана и Киргизии продолжали действовать преступники-нелегалы из числа чеченцев и ингушей. В ряде районов они совершали ограбления банков, касс, магазинов, терроризировали население, забирали скот». В 1969–1971 гг. МВД СССР осуществило ряд мер, в том числе «оперативно-войсковую операцию» в декабре 1969 г. по «полной ликвидации преступников-нелегалов». Как сообщал министр Щелоков, только за полтора года органами внутренних дел было разыскано 347 скрывавшихся преступников из числа чеченцев и ингушей. Сенсационной для тех «застойных» времен «тоталитарного контроля» над обществом пре
дставляется информация об изъятии огнестрельного оружия у населения в республиках Северного Кавказа, Казахстана и Киргизии. В 1968 г. здесь было изъято и добровольно сдано 6704 единицы, в 1969 г. — 7039 и в 1970 г. – 6787, в том числе 4 пулемета, 54 автомата, 2105 пистолетов и револьверов . Благодаря решительным действиям МВД СССР с преступностью удавалось довольно успешно бороться, но в республике были и другие, не менее болезненные проблемы.
Если обратится к данным Всесоюзной переписи населения 1989 года, которые в главных чертах характеризуют итоги национальной политики советского периода развития, то станет заметно значительное отставание чеченского народа от других народов РСФСР и Советского Союза по уровню образования, подготовке кадров, а также неудовлетворительное состояние медицинского обслуживания в республике. Так, по данным на 1989 год, состоянию Республики в указанных сферах и ее чеченскому населению свойственны следующие характеристики:
• самый высокий показатель по численности лиц, не имевших полного и неполного среднего образования среди автономных республик и автономных областей России;
• одно из самых последних мест среди коренных и наиболее многочисленных национальностей России и последнее место в Северо-Кавказском регионе по удельному весу лиц с высшим образованием;
• самый низкий среди народов автономных республик бывшего Советского Союза удельный вес научных работников;
• самая высокая детская (младенческая) смертность, уровень которой в 2,2 раза выше среднего уровня по Российской Федерации на тот период (коэффициент младенческой смертности детей чеченской национальности составлял 39,3 — средний коэффициент по России — 17,7);
• один из самых низких показателей по занятости умственным трудом .
Эти факторы, очевидно, играли негативную роль в формировании общественного сознания чеченцев.
В то же время, 70–80-е годы были периодом быстрой модернизации чеченского общества. В это время был совершен заметный рывок в сфере социальной мобильности, что проявлялось, прежде всего, в росте образовательного уровня. Республика в те годы явно переживала не только демографический, но и образовательный бум: 569 общеобразовательных школ с 288 тыс. учащихся, 29 профессионально-технических учебных заведений с 15 тыс. учащихся, 12 средних специальных учебных заведений с 15 тыс. учащихся, два высших учебных заведения (Чечено-Ингушский университет и Нефтяной институт) с 12 тыс. студентов. С 1957 по 1975 г. численность чеченцев с высшим образованием выросла в 70 раз, и в 1983 г. доля студентов на 10 тыс. жителей республики была выше, чем даже в таких развитых странах, как Великобритания и Франция .
Однако за благополучными цифрами официальной статистики скрывались и серьезные проблемы. Джабраил Гакаев так оценивает ситуацию в области образования:
“В ЧИАССР школьное обучение в сельских районах, где проживало 70% коренного населения, десятилетиями велось на самом низком уровне. Не хватало средств, учителей, помещений, учебников… При поступлении в вузы выпускники сельских школ, в основном чеченцы и ингуши, не выдерживали конкуренции с русскоязычными выпускниками городских школ. В результате местные вузы (Нефтяной и Педагогический институты) не смогли должным образом решить задачу подготовки национальных кадров. Процент студентов-вайнахов (особенно в ГНИ) до последнего времени был невысок. К тому же многие из абитуриентов-вайнахов, имея слабую подготовку, вынуждены были платить деньги при поступлении… В результате такой политики культурное отставание вайнахов, наметившееся в период их депортации, не было преодолено… Таким образом, в период с 1957 по 1985 г. чеченцев и ингушей не покидало чувство уязвленного национального достоинства. Они не могли смириться с ограниченностью своих прав и возможностей по сравнению с русскоязычной частью населения, коренными
народами соседних республик. Чеченцы и ингуши, при прочих равных условиях, должны были платить за поступление на службу, учебу, лечение, отсрочку от армии, то есть буквально за все. Причем их грабили, обирали по малейшему поводу, судили не только русские чиновники, но главным образом свои, еще более нечестные, продажные партийные, советские и судебные функционеры.
Москва спокойно взирала на существующее экономическое, политическое, правовое и культурное неравенство чеченцев и ингушей, время от времени меняя проворовавшихся секретарей обкома.»
Коррупция брежневского периода, о которой говорит Дж. Гакаев, действительно были причиной массового недовольства населения существующим политическим режимом. Однако, это было время, когда непотизм и коррупция стали общим для центральнойи особенно для периферийной элит. Ситуация в Чечено-Ингушетии мало чем отличалась от ситуации в других автономиях. Это позволяло местным партийным и государственным лидерам выступать с оптимистическими докладами на различных общесоюзных форумах. Одно из таких примечательных выступлений сделал первый секретарь обкома Доку Завгаев на знаменитом горбачевском Пленуме ЦК КПСС, посвященном проблемам межнациональных отношений. Однако чеченское общество и ситуация в республике были гораздо сложнее, чем это представлялось в официальных партийных рапортах.
Так, например, сохранялись традиции кровной мести, и при местном обкоме партии даже действовала общественная комиссия по примирению кровников. Наблюдались настроения межэтнической напряженности и недоверия на уровне местного населения .
В. А. Тишков приводит в своем исследовании данные доклада председателя КГБ В. Е. Семичастного, отравленного в ЦК КПСС 30 апреля 1966 года. Документ содержит ценную для нас информацию по поводу «оживления националистических и шовинистических проявлений» среди интеллигенции и молодежи Чечено-Ингушской АССР и увеличения случаев межнациональной розни, которые «нередко перерастают в групповые инциденты и эксцессы». Этот документ содержит ряд примеров «распространения антисоветской клеветы на коммунистическую партию и национальную политику Советского Союза». В частности, цитируется высказывание члена КПСС, начальника управления магистрального нефтепровода А. Ведзижева в беседе с профессором Д. Мальсаговым:
«Весь мир пробуждается, все говорят о независимости… остается только колониальный Восток большевизма, где никаких прав нет… Все те же методы: казахские земли отдали узбекам, туркменскую землю в районе Мангышлака отдали казахам, нашу землю (Ведзижев был ингуш), отдали осетинам, чеченскую землю отдали Дагестану. Армения и Азербайджан натравлены на Нахичевань, отдают туда-сюда. Разделяй и властвуй… Клянусь вам, что наступит время, когда вынуждены будут вырезать коммунистов. Люди недовольны данным состоянием».
Руководитель КГБ сообщал о том, что «отдельные представители творческой интеллигенции в своих произведениях и частных беседах протаскивают политически вредные суждения». В качестве примера приводится высказывание известного ингушского писателя Идриса Базоркина (тоже члена КПСС) в беседе со своей знакомой: «Россия делает вид, что национальные республики самостоятельны… За границей правильно говорят, что у нас система — государственный капитализм. Они считают, что это скрытая форма колониализма… Меня подмывает взять и написать весь перечень бед и несчастий, которые Россия принесла этому народу… Чтобы там не говорили о национальной самостоятельности и национальном, суверенитете, но все национальные народы чувствуют духовный гнет со стороны русских».
По данным КГБ, в республике среди интеллигенции и молодежи распространяются суждения, что «Чечено-Ингушетия является колонией России, чеченцы и ингуши эксплуатируются, а их богатства, в ущерб народу, вывозятся из республики».
Глава КГБ писал, что среди чеченцев и ингушей имело место «враждебное отношение к проживающим в республике лицам других национальностей, особенно русским, стремление к вытеснению с руководящих должностей работников неместных национальностей». В частности, источниками информации становятся высказывания местных писателей М. Мамакаева, Н. Мурзаева и некоторых других о том, что русские «засели» в руководящих органах республики, ущемляют интересы чеченцев и ингушей, надо добиваться занятия их мест и таким образом сделать республику «своей». «Писатели С. Чакхиев и А. Ведзижев в повестях “Золотые столбы” и “Орден” завуалировано протаскивают чуждые советской идеологии взгляды и тем самым тоже возбуждают ненависть к русским». В этом же докладе называются некоторые ученые из республиканского научно-исследовательского института языка и литературы.
КГБ отмечал тенденцию «националистически настроенных лиц» ориентироваться на молодежь, которая ими рассматривалась как сила, способная занять руководящее положение в республике и сделать ее «своей». Одним из проявлений местного национализма уже Тогда становится и вопрос о возвращении республике Пригородного района Северной Осетии. Представители интеллигенции и мусульманского духовенства, «используя пережитки прошлого, стремятся разжигать ненависть к осетинскому народу, подстрекают малосознательных граждан к вредным поступкам, заявляют о необходимости при удобном случае “пролить кровь за свою землю” и силой вытеснить оттуда осетин».
В республике происходили такие крайне редкие для других регионов страны проявления межэтнической напряженности, как групповые столкновения, сопровождавшиеся убийствами. По данным КГБ, только в 1965 г. произошло 16 групповых столкновений и значительное количество дерзких уголовных преступлений .
Надо заметить, что сами союзные власти провоцировали распространение националистических настроений среди чечено-ингушской интеллигенции своей необдуманной национальной политикой. Так, по инициативе секретаря партии по идеологии М. А. Суслова в автономных республиках состоялись кампании по празднованию их «добровольного присоединения» к России. В Грозном под руководством главы республиканской партийной организации Александра Власова празднично отмечалось «добровольное вхождение Чечено-Ингушетии в состав России». Миф о «добровольном присоединении к России» было решено подтвердить соответствующей научной концепцией, за разработку которой взялся местный ученый-археолог В. Б. Виноградов .
Когда группа чеченских и ингушских историков – Магомед Музаев, Абдулла Вацуев и другие – подвергли острой критикеконцепцию «добровольного присоединения», республиканские органы КГБ организовали преследование этих ученых; они были лишены всех возможностей публично выражать свои взгляды (как в устной форме, так и посредством печати), их «прорабатывали на партийных собраниях и, в конце концов, уволили с работы .
Тем не менее, построенная при поддержке обкома официальная версии истории Чечено-Ингушетии, вызывала сильнейшее отторжение среди чечено-ингушской интеллигенции . И именно исторический дискурс, обсуждение малоубедительной официозной версии истории дало толчок росту национального самосознания чеченского народа. Еще большее воздействие несколько позднее оказали работы западных авторов, писавших на тему о Шамиле и об исламе в Чечне и Дагестане (А. Бенигсен, У. Уимбуш). Самым большим интеллектуальным раздражителем стали работы чеченского эмигранта Абдурахмана Авторханова . Известный историк-советолог и коллаборант в период Великой Отечественной войны был автором книг по проблемам российской политики на Кавказе и сталинских депортаций. Его книга “Империя Кремля” была одной из первых в период перестройки переведена и издана на русском языке . Таймаз Абубакаров, дудаевский министр промышленности и финансов, отметил в своей книге, что Авторханов был для Дудаева главным из зарубежных авторитетов .
В. А. Тишков приводит цитату из республиканской независимой газеты Чечено-Ингушетии “Импульс” (июль 1991 г. № 1). Там грозненскоий пенсионер А. Мудуева в статье “Чего мы стоим?” говорит о роли А. Авторханова в формировании мировосприятия чеченского общества:
«Своим возрождением наш народ обязан в первую очередь мировому сообществу наций, передовой мысли людей, среди которых одним из первых значится и наш земляк Абдурахман Авторханов. Это благодаря ему и ему подобным честным и мужественным людям мир узнал истину о трагедии депортированных народов. На нашу реабилитацию партийная структура во главе с Хрущевым была вынуждена пойти. Полумеры тех далеких лет переплелись в клубок страданий и переросли в нестабильность сегодня, незаживающей раной отзывается эта полумера для братского ингушского народа и аккинцев, как и для бывших горных районов Чечни, по сегодняшний день ждущих своего высочайшего признания» .
Эта во многом верная оценка творческого наследия А. Авторханова, версия которого о депортации как «народоубийстве» оказала колоссальный эмоциональныйи политический эффект на читающую публику. Когда на рубеже 1980–1990-х годов, в связи с перестройкой были опубликованы книги А. Г. Авторханова и трехтомное издание документов «Так это было» под редакцией российского филолога Светланы Алиевой , в чеченском обществе произошел подлинный переворот в отношении к депортации. Если раньше чеченцы в массе предпочитали замалчивать факт депортации, то в период перестройки для поколения родившегося в условиях спецпоселений эта тема стала центральной в определении чеченской идентичности. В результате общественных дискуссий вокруг национальных репрессий чеченская нация получила ореол жертвенности. А, по словам В. А. Тишкова, важнейшим компонентом современной чеченской идентичности стал комплекс народа-изгоя, или синдром нации, пережившей геноцид .
Депортация как поэтико-драматическая версия взорвала изнутри чеченское общество. А самое главное — привлекла к этой теме внимание молодого поколения. Здесь был важен не вариант достоверности, а призыв-лозунг всеобщего зла и возмездия за это зло. По свидетельствам многих очевидцев из числа русского населения Чечни, давление и насилие, которым они начали подвергаться с приходом Дудаева к власти, чаще всего оправдывались аргументом: «Вы нас высылали, теперь пришла наша очередь восстановить справедливость» .
Молодое поколение чеченцев снабдила версию «народоубийства» антирусскими мотивами. Молодежь обвинила в преступлении сталинского режима чужих, русских, что было не характерно для старшего поколения непосредственно пережившего все тяготы депортации. Произошел факт, характерный для массового сознания представителей почти всех депортированных народов: проекция на этнических русских вины за депортацию, хотя главные инициаторы акции — Сталин и Берия были грузинами, а советское руководство всегда было многоэтничным по составу .
Тема депортации и неимоверных страданий стала главной в чеченской публицистике, литературных упражнениях местных писателей и творчества местных бардов . Насильственное изгнание чеченцев и пребывание в депортации служило отправным моментом современной чеченской идентичности. Не было более мощного стимула для чеченской солидарности и чувства общности, чем сравнительно недавняя коллективная травма и сохранявшаяся дискриминация, которая должна быть устранена через установление контроля чеченцев за “своей” республикой.
Депортация стала коллективной травмой нации, а живая еще для старшего поколения история явилась мощным фактором эмоциональной и политической мобилизации для совершения коллективных действий. Таким образом, политическая идентификация, связанная с трагическим прошлым, “неправильным” настоящим и со “своим” государством, которое все это исправит, легла в основу формировавшейся в период перестройки идеологии чеченского этно-национализма.
Глава 2 Появление первых политических организаций. Формирование идеологии национализма
Интеллектуальный климат перестройки и политическая либерализация, происходившая по всему Советскому Союзу, не могла не сказываться на жизни Чечено-Ингушетии. В свете коренного пересмотра истории края руководство ЧИАССР более не могло замалчивать факт депортации. Надо было как-то выразить официальную позицию власти по отношению к сталинско-бериевским репрессиям. В январе 1989 года состоялся пленум комитета компартии республики, на котором была дана установка местным ученым отныне рассматривать депортацию «как нашу общую трагедию, которая имела под собой скорее политические, чем национальные, мотивы». Партийный пленум провозгласил, что депортация была осуществлена «теми, кто узурпировал священные ленинские заветы в отношении интернационалистской социалистической законности» .
Факт, что именно республиканское партийное руководство подняло чрезвычайно болезненный вопрос о депортации, свидетельствовал о том, что в республике происходили бурные общественно-политические процессы. Весной 1989 года был смещен с поста первого секретаря республиканского комитета партии Владимир Фотеев, русский по национальности и сторонник жесткого политического контроля в республике. На его место претендовали два кандидата: Доку Завгаев, чеченец, работавший вторым секретарем республиканского комитета партий по вопросам сельского хозяйства, и Николай Семенов, русский, занимавший должность первого секретаря Грозненского горкома КП. В ознаменование наступления новых времен был избран Завгаев .
Доку Завгаев родился в 1940 году в селе Бено-Юрт Надтеречного района, расположенного на северо-востоке Чечено-Ингушетии, на Тереке, отделяющем этот район от Ставропольского края; этот район в значительной мере русифицирован. Следовательно, новый партийный руководитель республики происходил из равнинных чеченцев. От Завгаева ожидали, что он будет приветствовать политику гласности и демократизации, исходившую из советской столицы . Однако, при нем кумовство, протекционизм коррупция распространились на высшие эшелоны власти. Завгаев стал устраивать на престижные должности людей из круга своих близких и дальних родственников. Это вызывало острое недовольство среди представителей других чеченских кланов. Некоторые его личностные конфликты потом сыграли роковую роль в жизни республики и в приходе к власти Дудаева. По версии Джабраила Гакаева, Завгаев серьезно оскорбил Руслана Хасбулатова, не дав ему стать ректором Чечено-Ингушского университета в Грозном. Гакаев свидетельствует, что «потом его (Р. Хасбулатова. – Н.
Т.) избрали от Чечни в народные депутаты России, и он стал ближайшим соратником Ельцина во время августовского путча. А когда он встал во главе Верховного Совета России, то первым делом не простил Завгаеву старую обиду. Использовал сначала его прогорбачевскую позицию, а потом неясное поведение во время путча и решил с ним покончить» .
Тем временем в Чечне активно шел процесс формирования новой национальной элиты. Ее основу составили представители интеллигенции, видные деятели науки, культуры, искусства, спорта. На фоне всеобщей общественно-политической активности в стране, в Чечено-Ингушетии росло национальное самосознание, формировалась вайнахская национальная идея, появились первые концепции создания государственности чеченцев и ингушей. Чеченский политолог Дж. Гакаев так описывает настроения в обществе: «Казалось, что многострадальный чеченский народ, наконец-то, расправил крылья свободы и у него появилась возможность догнать другие народы России в социально-экономическом и культурном развитии» .
Следует отметить тот факт, что в Чечено-Ингушетии первыми на Северном Кавказе возникли неформальные политические организации, начались митинги и демонстрации, стали выходить независимые газеты . Как и во многих других республиках того времени, так называемое “национальное движение” оформилось вокруг историко-культурных дебатов и переоценок, а также вопросов политического представительства. Многие местные эксперты называют среди катализаторов чеченского национализма борьбу против «виноградовщины» — концепции «добровольного вхождения чеченцев в состав России», которая всячески насаждалась местной партийной машиной . Фактически, партийные лидеры, сами того не желая, активизировали обсуждение проблем развития чеченского народа, его истории, культуры. В местных теле- и радиопередачах и других средствах массовой информации началась дискуссия о “белых пятнах” в истории чеченцев и ингушей. Первое неформальное общественно-политическое движение — историко-географический клуб “Кавказ” — объединение, созданного молодыми
учеными Грозного (Биолог Иса Эдилов, физик Асланбек Лабазанов, врач Эльдарбек Гапаев) появилось в 1987 году именно на волне пересмотра чеченской истории . Однако поводом к первому политическому выступлению «несистемных активистов» явились проблемы экологии. В тот период постановка вопросов экологии на первое место вообще являлось симптоматичным признаком развития националистических движений на территории республик Советского Союза. Так, например, один из будущих лидеров УНА-УНСО Анатолий Лупынис начинал с создания экологической ассоциации «Зелений свiт» .
«Митинговая стихия» явила себя в качестве политической силы в ЧИАССР в 1988 году. Началось все 22 мая в города Гудермесе, что в 40 км от Грозного, с митинга протеста против строящегося здесь с 1985 года биохимического комбината. Люди, обеспокоенные статьями в центральных газетах о вредности подобных производств, требовали прекращения строительства. Следующий виток событий развернулся в самом Грозном 23 мая, где десятки (в основном молодых) людей, прибывших из Гудермеса, организовали митинг протеста. Перед собравшимися выступили партийные и советские работники республики. Но их слова, что называется, не доходили до взбудораженных умов. А первому секретарю областного комитета комсомола Л. Касаеву даже не дали говорить, заглушив криками и свистом.
Многочисленные встречи и беседы, проводимые партийными, советскими работниками, специалистами, в том числе и из Москвы, о безвредности этого конкретного производства результата практически не дали.
Стихийные митинги не только не прекратились, но стали практически еженедельными. Почти каждое воскресенье в течение четырех месяцев собирались несколько тысяч человек. Все настойчивее звучал призыв чуть ли не силой остановить строительство. Вот как «аргументировали» свои требования самые рьяные противники: «Нам завод не нужен, даже если он будет выпускать мед». Наиболее активными участниками митингов были молодые люди из Гудермесского и Шалинского районов, их ровесники из Грозного .
На стихийных митингах зримо проявилось неумение местных партийных и советских работников напрямую контактировать с людьми в сложных условия. Инициативу явно перехватывали члены клуба “Кавказ” и общественной экологической комиссии во главе с С. Хаджиевым. Но их только экологические требования вскоре показались митингующим недостаточно радикальными, да и бездействие властей вызывало возмущение митингующих. Лидером недовольных стал сорокалетний работник “Вторчермета” Х. Бисултанов. Он объявил о своем выходе из клуба “Кавказ” и создании общественной организации под названием “Союз содействия перестройке”, позднее преобразованной в «народный Фронт» .
Страсти от митинга к митингу накалялись. Стали подниматься не только экологические, но ряд других “больных” вопросов: проблемы социальной справедливости, узловые моменты сложной истории Чечено-Ингушетии, сегодняшнее состояние национальных отношений в автономной республике. На одном из митингов люди скандировали: “Долой Фатеева!” (первый секретарь обкома КПСС), “Долой Керимова!” (председатель Совета Министров ЧИАССР), “Долой Бокова!” (председатель Президиума Верховного Совета ЧИАССР).
В дальнейших митингах “Союзу” было официально отказано. На собраниях партийно-хозяйственных активов республики и районов были решительно осуждены действия отдельных экстремистски настроенных лиц .
В 1989 годы лидеры «Народного фронта» отваживаются на проведение несанкционированных властями митингов, главными требованиями на которых было смещение ответственных работников, тормозящих, по мнению неформалов перестройку . Таким образом, неформальное движение в Чечено-Ингушетии под названием “Союз содействия перестройке — Народный фронт”, возникшее больше года назад как экологическое, принимает отчетливо политическую окраску.
Однако по оценке Зелимхана Яндарбиева, одного из лидеров «чеченской революции» и идеологов национал-сепаратизма, неформалы из «Народного фронта» внесли достаточный вклад в этап становления демократического и национально-освободительного движений, но до политических движений так и не доросли. «Стадия социалистического плюрализма перестроечной эпохи советского общества исчерпала себя, назрела необходимость выдвижения на общественно-политическую сцену политических организаций, что в условиях ЧИАССР еще небезопасно было осуществить», пишет Яндарбиев .
Эта, «лирическая», фаза быстро миновала, историко-просветительские и эколого-демократические организации сыграли свою прикрывающую роль (роль «крыши» — Яндарбиев употребляет именно это слово), и на сцену выступило первое националистическое движение «Барт» («Единство»). «Созданное, — подчеркивает Яндарбиев, — группой молодых людей, будущих лидеров Чеченского государства» . Джабраил Гакаев отмечает то факт, что уже «Народный Фронт» был этнической чеченской организацией, где русские представлены не были, однако именно «Барт» стал открыто политической организацией радикального толка .

Страницы: 1 2 3