АБУ АЛИ ИБН СИНА
ВОСТОЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ
(АЛ-ХИКМА АЛ-МАШРИКИЙА)
ПРЕДИСЛОВИЕ
ВО ИМЯ АЛЛАХА
МИЛОСТИВОГО И МИЛОСЕРДНОГО!
Итак, совесть побудила нас к составлению рассуждения о том, относительно чего расходятся исследователи. В этом рассуждении мы не были фанатичны или пристрастны, не придерживались принятого обычая или симпатии. Мы не обратили внимания на наши расхождения, которые выявились при сравнении с тем, что некогда было написано по неведению и малому разумению теми, кто изучал книги греков. Также мы не обратили внимания и на то, что было услышано нами относительно собственных сочинений, которые мы составили для философствующей массы, [т.е.] страстно влюблённых перипатетиков, считающих, что Аллах только им указал истинный путь и только им даровал свою милость. Однако мы при этом признаём достоинство наиболее достопочтимого их предшественника и его прозорливость в том, что укрылось от взора его соратников и учителей, в его чёткой дифференциации отраслей наук и в упорядочении их более лучшим образом, нежели ранее, в постижении им сути множества вещей и понимании таинственных основ большинства наук, в ознакомлении людей с тем, что было изложено предшественниками и соотечественниками. А ведь это самое большое, на что способен человек, первым протянувший руку для различения смешанного и исправления порченого. Однако те, кто пришёл после него, вправе были собрать воедино его разрозненные мысли и заполнить бреши, которые они нашли в том, что он возвёл, и выделить его основные принципы, но пришедшие после него не приложили своих стараний для завершения того, что было получено ими от него в наследство. Они потратили свою жизнь на уяснение того, в чём он преуспел, слепо следуя некоторым его чрезмерным упущениям. Да, эти люди всю жизнь занимались изучением наследия минувшего и не располагали временем, чтобы вновь обратить свой разум к этим вещам, а если бы даже имели на это время, то всё равно не позволили бы себе дополнить, исправить или пересмотреть сказанное предшественниками.
Что касается нас, то уже в начале наших занятий этими вопросами их решение представилось нам достаточно лёгким. Вполне вероятно, что науки попали к нам и помимо греков. Время, в которое мы занимались этой наукой, было порой молодости и, с благоволения Аллаха, мы смогли найти причину недостаточного понимания того, что нам оставили в наследство. Затем мы сопоставили буквально всё это с отраслью науки, называемой греками “логикой”. Вполне вероятно, что у восточных народов она имеет другое название. Мы ознакомились с тем, что сопоставимо, и с тем, что было трудно сопоставить, причём в каждом случае мы искали некую причину. И стало истинным то, что было истиной, и оказалось ложным то, что было ложным.
В тех случаях, когда занимающиеся науками чрезмерно увлекались перипатетиками, мы не выступали против них и присоединялись к ним, также фанатично выступая за перипатетиков, ибо самые значительные их группы страстно поддерживали перипатетиков. Мы даже усовершенствовали то, что они хотели выразить, но были бессильны в этом и не достигли своей цели, закрыв глаза на то, в чём они запутались, придумав даже для этого некие причины и выход, хотя мы явно ощутили эту путаницу. Свой голос против них мы подавали открыто только в тех вещах, терпеть которые более было невозможно. Но всё же многое мы покрывали завесой неведения. Так, нам не понравилось, что невежды выступали против того, что пользуется, с их точки зрения, известностью и в чём они не сомневаются, сомневаясь при этом в существовании ясного дня. Некоторые вопросы были настолько тонки, что не поддавались даже разумным взорам тех, кто жил в эту эпоху. Мы также впали в несчастье вместе с этими глупцами, а ведь “они были подобны вкопанным столбам” , ибо усматривали в глубине мысли ересь, а в противоречии общепринятому – заблуждение. Они были словно ханбалиты в книгах хадисов . Но если мы находили среди них кого-нибудь благоразумного, то приписывали ему то, что исследовали сами, дабы оказать им помощь, чтобы им удалось глубоко проникнуть в суть этого исследования и чтобы они могли дать нам взамен пользу.
Из числа того, о чём мы не хотели бы говорить, пройдя мимо, это невыявленная истина, на которую указывают, но которую не приемлют, кроме как с предубеждением. Поэтому в большинстве случаев, о сути которых мы являемся сведущими, мы оказывали им помощь и не принесли ущерба. И если бы к тому, что нам открылось в самом начале, когда мы приступили к этому занятию (науками), мы не вернулись снова, ради испытания самих себя, и не обратили бы свой взор на эти вопросы повторно, то мы не сумели бы изложить по этому какого-либо мнения, а наши мысли смешались бы, и в наши убеждения проникло бы сомнение, и тогда бы мы произносили “абы” да “кабы” ["может быть" и "быть может"]. Однако, вы, друзья мои, знаете наше дело с самого его начала и до самого конца и знаете его между нашим первым и вторым суждением [мнением]. Когда мы нашли состояние своих дел таковым, то мы должны были верить большему из того, что мы сами испытали, о чём сделали вывод и что постигли. Особенно это касается великих целей и высших идей, которые мы сотни раз рассчитывали и выверяли. Когда же дело приняло такой оборот, а состояние стало таковым, у нас появилось желание составить книгу, охватывающую важнейшие основы истинной науки, которые постигнет тот, кто пристально вглядывается и долго размышляет, имеет хорошую интуицию и проявляет старание для взаимного согласия людей, но против своего убеждения в преследовании и поддержке вопросов, противоречащих правде. И не будет более заслуживающего внимания [людей], чем тот, кто проявляет фанатизм в отношении какой-либо другой группы, но когда речь будет идти об истине, выступает против этой группы, ибо только лишь правда спасёт их от пороков.
Мы составили эту книгу не только для нас самих, но и для тех, кто стоит на одном уровне с нами. Что же касается массы, увлекающейся этим делом [т.е. философией], то им мы дали многое из того, что необходимо, и даже сверх их потребности в “Книге исцеления”. Далее мы дадим им в книге “ал-Лавахик” то, что пригодится им сверх того, что они получили. Во всех случаях на Помощь одного Аллаха уповаем.
О НАУКАХ
Наук воистину имеется множество, и стремление к ним различно. В первую очередь они делятся на две категории: первая категория – это науки, законы которых действуют не во все времена, а только в какой-то промежуток времени, становясь впоследствии недействительными или ненужными по своей сущности в некий период и затем вновь проявляя свою необходимость. Вторая категория – это науки, равнозначные для всех времён, и эти науки заслуживают того, чтобы называться “мудростью”. Одни из них являются основными, а другие – вспомогательными. Наша цель здесь – изучение основных наук, а не тех, которые мы называем вспомогательными (это например, медицина, земледелие).
К частным наукам относятся астрология и другие ремесла, в упоминании которых нет надобности.
Основные науки также делятся на две группы. Вообще, наука должна либо приносить пользу в познании тех явлений, которые имели место в данном мире, и тех, что имели место до возникновения этого мира, тогда конечной целью искателя знания должно быть не что иное, как усвоение науки, дабы она стала орудием его разума, благодаря которому он постигнет некие иные науки (науки о существующих явлениях в мире и существовавших (до него); искатель должен использовать науку как инструмент в постижении смысла вещей, существующих в этом мире или существовавших до него. Науку, которая призвана быть таким инструментом, в те времена и в этих странах обычно называют “логикой”. Возможно, у других народов она имеет иное название, однако мы предпочли назвать её здесь этим общеизвестным именем. Эта наука является орудием для других наук, так как она указывает на основные принципы [законы], в понимании которых нуждается всякий, желающий распознать неизвестное через известное путём использования этого известного таким образом и в таком отношении, которое приведёт исследователей к всеобъемлющему познанию неизвестного. Стало быть, эта наука выявляет все стороны и аспекты, указывающие на движение разума от известного к неизвестному, и те стороны и аспекты, которые вводят в заблуждение и внушают исследователю, будто избранный им путь от неизвестного к искомому является верным, хотя это и не так. Вот что представляет собой одна из групп основных наук.
Вторая группа в первую очередь также разделяется на две категории: либо целью науки является очищение души от того, что возникает в ней под воздействием только познанного образа; либо её целью является не только это, но и сотворение образа вещи, который запечатлевался бы в душе.
Первая (группа наук) взаимодействует с реально существующими предметами не потому, что они отражают наши действия и состояния, а потому, чтобы знать наиболее истинные причины их возникновения в нас, сотворения их нами и существования их в нас. Вторая группа рассматривает всё это как реально существующие явления, составляющие наши действия и состояния, с целью познания наиболее истинных причин их возникновения в нас, сотворения их нами и их существования в нас.
Известно, что люди нашей эпохи называют первую группу наук умозрительными, так как их конечной целью является умозрение, а вторую – практическими науками, конечная цель которых – практика. Умозрительные науки состоят из четырёх частей и утверждают, что предметы либо смешаны с конкретной материей, с точки зрения определения и состава, либо по природе они не могут существовать во всякой материи и не постигаются, кроме как в определённой материи, например, “человечность” и “костистость”, хотя и бывает так, что ум первоначально не отвергает того, чтобы в нём пребывала любая материя, а такое случается из-за ошибки разума. В самом деле, разум по необходимости нуждается в отказе от этого допущения и знании того, что этот данный смысл не содержится в материи, если только не будет получено дополнительное значение, которое подготовляет её [материю] к этому [значению]. Как например, “чернота” и “белизна”. Это есть пример реально существующих предметов и качеств.
Так же обстоит дело и с предметами, состоящими из примесей. Хотя разум нуждается в правильном представлении многих из них и отнесении их к материи или к тому, что подобно материи, но ум допускает и в себе и в бытии, что эта материя не является какой-либо определённой материей. Всякая материя может смешиваться с чем-либо, если этому не препятствует что-либо, и при этом она не нуждается в каком-то предварительном факторе, предназначенном для неё, как, например, “тройственность” или “двойственность”, которые являются её составляющими и подлежат сложению и вычитанию, как например, “округлость” и “квадратность” и всё то, существование чего и представление о чём не нуждается в изменении его материи. Это второй разряд явлений и реально существующих вещей.
Что касается вообще явлений, отличающихся с точки зрения материи и движения, то они не могут смешиваться ни в материи, ни в истинном разумном представлении, подобно всевышнему Первотворцу и разного рода ангелам. Это – третий вид явлений, существующих вещей. Однако есть явления и идеи, которые смешиваются с материей или не смешиваются с ней, и они входят в число вещей, воспринимающих смешение или не воспринимающих его, как например, понятия “единство”, “множество”, “универсальность”, “частность”, “причинность” и “следствие”.
Умозрительные науки состоят из четырёх частей, и каждый разряд предметов и явлений обладает своей наукой. Вошло в привычку называть первую группу “естественными науками”, вторую – “математическими”, третью -”теологическими”, а четвёртую – “универсальными”, хотя такое распределение не является общепризнанным. Таковы умозрительные науки.
Что касается практических наук, то посредством их изучают то, каким должен быть человек сам по себе и в присущих ему состояниях, чтобы стать счастливым в этом и потустороннем мире. Некоторые называют эту науку “этикой”. Посредством неё изучают также то, как строятся людские взаимоотношения, которые должны основываться на разумном порядке, будь то частные взаимоотношения или общие. Частные взаимоотношения – это те, что существуют в одном доме, а общие – те, что существуют в целом городе. А всякое взаимоотношение обычно зиждется на общепринятом законе; лицо, контролирующее исполнение этого закона, должно блюсти его, действовать согласно ему и защищать его. Лицу, осуществляющему защиту законоположений, не следует вверять одновременно две должности. Следовательно, нельзя возлагать на того, кто занимается управлением города, ведение домашнего хозяйства. Поэтому город должен иметь отдельного управляющего, а всякое хозяйство – самостоятельного главу. В этом смысле было бы хорошо, если бы для ведения хозяйства и для управления городом предназначались отдельные статьи. Не имеет здравого смысла создание для ведения хозяйств одного установления, а для управления городом – другого. Предпочтительней, чтобы в том, что касается учёта особенностей каждого, установитель был одним человеком, а в том, что касается общих и частных взаимоотношений – другим, обладающим одним искусством, а им может быть лишь пророк.
Что касается занимающегося благоустройством хозяйства и способом ведения его, то лучше их не смешивать друг с другом. И если каждому установлению ты отведёшь отдельную главу, то не будет в этом беды. Однако ты сочтёшь более целесообразным выделить науку этику, науку о благоустройстве хозяйства и города в отдельные главы, обособив от них искусство установления и всё, чему надлежит быть связанным с ним, в самостоятельную главу. Из нашего высказывания “всё, чему надлежит быть связанным с ним”, не следует, что установление искусство есть искусство выдуманное и изобретённое, а не исходящее от бога, и что каждый разумный человек обладает им. Нет, наоборот, оно исходит от бога, и не всякий, даже разумный человек, может им обладать. Нет ничего предосудительного в том, что мы рассмотрим многие вещи, проистекающие от бога, и то, каковыми они должны быть.
Таким образом, эти четыре науки являются частями практической науки, подобно тому, как другие четыре науки были частями умозрительной науки.
Мы не намерены анализировать в этой книге все части умозрительных и практических наук, а хотим исследовать из категорий этих наук лишь инструментальную науку [логику], универсальную науку, теологию, а также основную науку о природе. Из практической науки мы приведём лишь столько, сколько необходимо ищущему спасение. Что касается математической науки, то это наука, относительно которой нет разногласий. То же, что мы привели в “Книге исцелений” – пусть даже это и будет повторением – приведём и здесь.
Таково состояние классов практической науки, которая не будет изложена здесь нами. Сейчас именно и есть [подходящее] время для того, чтобы рассмотреть инструментальную науку, которой и является логика.
О НАУКЕ ЛОГИКЕ
Первая часть. О понятии и суждении
Первая статья. О посылках понятия
Мы хотим пояснить, каким образом мы переходим от вещей, возникающих в нашем воображении и уме, к другим вещам, не возникающим в нашем воображении и уме и получаемым нами при помощи первых.
Предметы, возникающие в нашем воображении и уме, [сперва] должны неизбежно предстать нашему воображению и уму, и только после этого мы можем представить их таким образом, что им либо не сопутствует утверждение, либо сопутствует. Понятие, которому сопутствует утверждение, схоже с нашим представлением значения высказывания говорящего “человека” и нашего высказывания “идём ли мы”. Понятие, сопровождаемое утверждением, схоже с нашим представлением [значения] высказывания говорящего “четыре – чётное число”. Если и мы утверждаем это, то неизбежно должны убедиться в его истинности. Тогда наше высказывание “четыре – чётное [число]” станет тем, что предшествует, а его значение будет представлено нами таким образом, что если у нас возникло понятие, то возникло и утверждение его. Таким образом, прежде всего должно быть понятие, ибо если мы не представим значения чего-либо, то нам и не явится его утверждение. Но понятие может возникнуть и без сопутствующего ему утверждения.
Из всего, что мы сказали, вытекает, что в отдельных понятиях, которые мы представляем, понятие переходит в утверждение, но бывает так, что часть этих понятий переходит в другие вещи, которые не имеют отношения к науке. И если дело обстоит таким образом, то вещи, которые мы стремимся представить в нашем воображении и уме, сознании и душе, какими бы словами мы их не выражали, мы желаем этим либо получить лишь понятие о них, либо утвердить их в себе по необходимости. Следовательно, если мы желаем уяснить, как мы отыскиваем то, что получаем в своей душе, то мы или выясняем, каким образом получаем понятие, или каким образом получаем утверждение.
Несомненно, путь, которым достигается понятие, должен отличаться от способа получения утверждения. Обычно то, при помощи чего получают утверждение, люди называют “поясняющей речью” или “отыменным выражением”. Среди них есть и такие, которые называют это “определением”, и такие, которые называют это “описанием”. Понятие, получаемое благодаря утверждению, называют обычно или “аргументом”, или “силлогизмом”, или “индукцией” и т. д.
Поскольку понятие возникает до утверждения, то изучение “поясняющей речи” должно предшествовать изучению “аргумента”, и следовательно, каждому из них нужно посвятить отдельное повествование, которое не смешивалось бы с другим. И если не рассматривать вначале одно из них, то его рассмотрение позднее может оказаться ненужным. А тот, кто не сделает этого, создаст сильную путаницу, так как всякая “поясняющая речь” и каждый “аргумент” состоят из понятий и слов. И всё, что состоит из вещей, не может быть по-настоящему использовано, пока мы не узнаем, из чего состоит эта вещь, в том смысле, что нужно для того, чтобы из неё было составлено нечто сущностное. Поэтому необходимо, если, например, мы ищем определение и аргумент, знать, во-первых, о предметах, из которых состоит определение, но, во-вторых, не всё, а лишь то, из чего складываются определение и аргумент. Об этой стороне вопроса мы ещё поговорим. Таким образом, наука, указывающая способ достижения этого, и есть инструментальная наука – логика. Объектом её являются понятия, способствующие становлению, благодаря которым возникает какая-либо вещь в нашем уме, которая в нём не существовала с точки зрения того, является ли она одной из реально существующих вещей, как например, субстанции, количества, качества и т. д. Если мы обратим внимание на её суть, то увидим, что она является или субстанцией, или количеством, или качеством и т. д., и если она по сути является одной из таковых, то это значит, что имеется и какое-то суждение о ней, которое может быть частью “поясняющей речи” или “аргумента”.
О ПРОСТОМ ПОНЯТИИ И ПРОСТОМ ЗНАЧЕНИИ
Простое указывающее слово – это слово, обозначающее то или иное понятие, часть которого не выражает значения какого-либо предмета, хотя, быть может, иногда оно и указывает на некое понятие. Так, мы говорим “человек”, подразумевая понятие “разумное животное”, иногда же часть этого высказывания ничего собой не выражает. Так, говоря “Абдашшамс” , мы имеем в виду конкретное лицо, поскольку оно является таковым, не думая что оно есть “раб солнца”, ибо “Абдашшамс” может быть высказыванием, подразумевающим и раба, и Солнце. И, наоборот, в других случаях не обращают внимания на то, что оно обозначает и “раба” и “Солнце”.
Если высказывание не обозначает чего-либо, то оно не может быть осмысленным, ибо, когда мы говорим: “Имеющее смысл слово” значит, хотим что-то обозначить, а не то, что высказывание само по себе будет иметь обозначение.
Простое понятие – это понятие конкретное в том смысле, что разум обращается к нему, как таковому, и не обращается к чему-либо, что конституируется от него или образуется вместе с ним, хотя в другое время разум может обратить или не обратить внимание на другие понятия, заключающиеся в нём или сопутствующие ему.
ОБ ОБЩЕМ И ЧАСТНОМ ПОНЯТИИ
Если случается так, что само представление простого понятия без причины извне позволяет уму представить самое простое понятие, выразить его и убедиться в том, что каждый из множества [предметов] является таковым, то такое понятие является общим, как например, “человек” действительно может быть высказано по отношению к каждому человеку из многих на том основании, что он есть “человек”, и что он есть человек утверждается также в уме. Например, значение “форма, окружённая двадцатью треугольными основаниями”, допускает, чтобы в уме представилось много предметов, каждый из которых является “формой, окружённой двадцатью треугольными основаниями”, хотя данное понятие отобразить трудно. Кроме того, например, понятие “солнце” [я не утверждаю, что именно данное солнце] можно представить по-разному в виде множества солнц и каждое из них можно назвать солнцем и определить как солнце. Если что-то препятствует этому и не позволяет представить множество солнц, то нет и самого представления. Но если само представление не допускает представления множества предметов, то оно является частным. Как, например, в случае с нашими высказываниями “Зайд”, т.е. конкретное лицо, на которое указывают, или “это двадцатигранная фигура”, или “это солнце”. Здесь само представление не допускает множества, так как вышеуказанное не может быть другим, кроме как “тем конкретным”. Так же обстоит дело в отношении некоей фигуры или солнца.
ВЫСКАЗЫВАНИЕ О ВЕЩИ
Если утверждают, что некая из вещей является такой-то, то это значит, что таковым является её предикат, независимо от того, является ли этот предикат высказанием, воспринимаемым на слух, или высказанием, воспринимаемым подспудно.
Предикат не обязательно охватывает значение описываемой им вещи. Так, можно сказать: “Человек есть [часть рода] человеческого”, но нельзя сказать, что “человек умеет смеяться”. Скорее всего, условием существования предиката должна быть его истинность, хотя оно может не обладать таковой, ибо высказыванием “человек есть существо смеющееся” не означает, что если человеку свойственно понятие человечности, то он умеет смеяться, поскольку ему свойственно смеяться, ибо такое высказывание ложно. Но это вовсе не означает, что человек есть существо смеющееся лишь в этом смысле, а наоборот, это означает, что понятие, именуемое человеком и включающее в себя качество человечности, обладает и качеством умения смеяться. Следовательно, человек умеет смеяться как субъект, который является по природе субъектом воистину, одним во всех отношениях, и этот субъект не является общим предметом [субъектом], скорее всего, он есть более частная вещь, и субъект [сущность] в этом отношении есть человек, который умеет смеяться. Было бы неправильным предполагать, что субъект имеет два состояния или два качества или две акциденции, в результате чего он становится [одновременно] и человеком, и существом, умеющим смеяться. Следовательно, этому субъекту присущи эти два качества, ибо субъект абсолютно не подлежит спецификации, а если и будет специфицирован, то лишь по отношению к “некоему подобному человеку, умеющему смеяться”. Поэтому речь об этом будет подобна речи о человеке и о существе, умеющем смеяться, скорее всего, это одно из состояний субъекта, одна из присущих ему черт, то есть одна вещь, являющаяся по своей сути совершенно иной вещью. Но эта тема заслуживает исследования в рамках универсальной науки. Здесь же мы ограничимся [поэтому] тем, что наше высказываение “человек умеет смеяться” означает, что субъект, который является человеком, также является и существом, умеющим смеяться, ибо ему свойственна как человечность, так и смешливость. Однако может быть так, что этот самостоятельный субъект и есть само по себе человек или само то существо, умеющее смеяться, или некий третий субъект, обладающий неким свойством, благодаря которому он актуализируется как человек и в то же время как существо, умеющее смеяться. Данный [вопрос] должен рассматриваться в подробностях и в деталях универсальной наукой.
Если дело обстоит таким образом, то всякая вещь, на которую предицируются факторы, выражающиеся различными понятиями, обладает соответствующими ей иными присоединяющимися вещами и состояниями, являющимися либо частями её индивидуальной сущности, её бытия и её реальности, либо сопутствующими или акцидентальными признаками, ей не присущими.
Так, всякий предикат какой-либо вещи не адекватен своей сущности, которая может иметь либо конституирующий, либо сопутствующий, либо случайный акцидентальный [признак].
Так, конституирующий [признак] – это такое [понятие], которое входит в суть предиката, а затем эта суть образуется от него же и без него. Сопутствующий признак – это такое [понятие], которое всегда описывает предмет после выяснения его сущности, и он свойственен его сущности, но не входит в его истинную сущность. Акцентальный же [признак] – это [понятие], при помощи которого характеризуется предмет, который, однако, не должен постоянно описываться через акциденцию. Общность конституирующего и сопутствующего [признака] заключается в том, что каждый из них неотделим от предмета; общность же сопутствующего и акцидентального [признака] заключается в том, что каждый из них находится вне сущности вещи, а затем соединяется с ней.
Примером конституирующего признака может служить наличие треугольника как формы и человека как тела.
Примером сопутствующего [признака] является равенство суммы углов треугольника двум прямым углам и другие свойства, которые относятся к бесконечным предметам и являются бесконечными. Не может быть, чтобы небесконечные [свойства] выдвигались как условия сущности вещи, так как они являются небесконечными, как например, половина квадрата, треть другой фигуры и четверть третьей. Также обстоит дело и с другими состояниями вещей, которые подобны состояниям треугольника, которые могут меняться бесконечно.
Примером акцидентального признака могут служить старость человека и его молодость, а также и другие состояния, которым он бывает подвержен. Всякий простой предмет в реальности и сущности не обладает конституирующими [признаками], и не следует обращать внимания на то, что утверждают о нём [люди], ибо в этом им содействует лишь их поверхностное знание.
О КОЛИЧЕСТВЕ ВЫРАЖАЕМЫХ СЛОВОМ ЗНАЧЕНИЙ
Имеется три класса выражения значений словом: адекватное выражение, включающее в себя нечто и подразумевающее нечто, что является переносом значений.
Что касается адекватного выражения, то оно подобно тому, когда слово “человек” служит знаком, указывающим на “разумное животное”. Выражение же “включающее в себя нечто” – это, когда, например, слово “человек” служит знаком, указывающим и на “животное”, и на “разумное”, ибо каждое из этих двух слов является частью, на которую [слово] “человек” указывает адекватным образом. Выражение “подразумевающий нечто” – это такое выражение, когда, например, слово “сотворённое” служит знаком, указывающим на творение: “отец” – на “сына”, “крыша” – на “стену” и “человек” – на “смеющийся”.
Выражение “подразумевающий нечто” должно адекватно указывать на изначальное значение, которое в свою очередь сопровождается другим значением. Исходя из этого, ум представляет это второе значение, которому соответствует первое значение и которое сопровождает его.
Общность однозначного выражения и выражения, включающего в себя нечто, состоит в том, что каждое из них не является указанием на что-либо, находящееся вне вещи. Общность выражения, включающего в себя нечто, и выражения, подразумевающего нечто, заключается в том, что каждое из них является выразителем первого значения.
О ВИДАХ УКАЗАНИЯ ПРЕДИКАТА НА СУБЪЕКТ
Каждый предикат указывает на некий субъект. Либо он указывает на завершённую реальность субъекта, на то, каков он есть, и ни один из конституирующих [признаков] субъекта не укрывается от его указания. Либо, наоборот, он указывает на все конституирующие [признаки] субъекта путём включения их в себя, а на сущность же, если эта сущность обладает реальными частями, предикат указывает адекватным образом. Такое указание мы называем “особым указанием на сущность” или “указанием на то, что есть сама вещь”.
Если предикат представляет собой простое слово, то оно является названием вещи, а если это не простое слово, а выражение, то тогда оно является определением вещи. Примером этого может служить слово “человек”, являющееся названием природной общности индивидов, которые не разъединяются никаким привходящим обстоятельством, или же оно означает “разумное животное”, являющееся определением данной природы.
Если будет сказано: “Человек, смеющийся по природе”, то здесь сущность не будет выражаться; “человек” указывает на значение “смеющийся по природе”, поскольку это свойство ему присуще. Если мы говорим: “Чувствующее разумное”, то [здесь] делаем однозначное указание, однако сущность при этом не выражена, так как понятие “чувствующее разумное” адекватно выражает, что здесь подразумевается только чувствующий субъект, хотя оно может указывать и на совершенно иные понятия. Понятие же “разумное” означает только вещь, обладающую речью, хотя оно может выражать и другие значения, поскольку известно, что “чувствующее разумное” не может быть ни чем иным, как телом, обладающим душой, как это обстоит с понятием “разумное”, которое означает, что данное указание является подразумевающим в себе нечто, и оно не есть адекватное указание.
Следовательно, первое указание, относящееся к “чувствующему разумному”, лишено “телесности”, а понятия “питающийся” и “движущийся” и т.п. не включает ничего из этих признаков. Поэтому данное выражение не указывает адекватно ни на сущность, ни на предмет в том смысле, являются ли они той сущностью и тем предметом, а указывает на нечто подразумевающееся. Что же касается слова “животное”, то это имя относится ко всей совокупности общих конституирующих [признаков] людей наряду с другими живыми существами. Стало быть, если оно соединяется со [словом] “разумное”, то тогда будет специфическим и полным. Если же предикат не указывает на это, тогда оно может указывать либо на конституирующий признак, либо на неотъемлемый, либо на акцидентальный [признаки].
О ВИДАХ ОБОЗНАЧЕНИЯ СУЩНОСТИ
Виды указания на сущность бывают трёх видов: один из них является частным или обособленным видом, как например, в выражении “разумное животное”, указывающем на общность природы людей; второй вид является сопричастным, как например, в слове “животное”, которое не указывает на сущность человека или лошади, но, если необходимо уяснить их общую сущность, то задаётся вопрос: “Чем являются эти движущиеся существа: человеком, лошадью или птицей?”, на который ответят: “Они есть животное”.
Следовательно, здесь указывается на их истинную общую сущность. Третий вид представляет собой обособленный и сопричастный вид одновременно, как например, в слове “человек”, который в отдельности указывает на сущность одного Зайда, а сопричастным образом также и на Зайда и на Амра одновременно, ибо Зайд отличается от Амра не по своей сущности, а лишь отличительными признаками, имеющими место в его материи, которые будучи в его материи вдруг утеряны, не станут причиной потери и уничтожения Зайда. Это вопрос, который надлежит исследовать в универсальной науке. Отличие Зайда не является отличием человека от других животных благодаря чему-то, что конституирует его субстанцию.
Что касается того, что отличает первый вид от второго, то предоставим этот вопрос универсальной науке. Логику же не будет вреда принять и опереться на них, если то, на что он опирается в действительности, является допустимым и возможным.
В привычку людей по праву вошло называть вторую группу указаний родом из-за существования в них близких общих признаков, которые имеют некое сходство, и каждый из этих близких [признаков] называть видом.
И поэтому каждый род и вид являются понятием по отношению к своему обладателю. Третью группу люди обычно называют видом, но это не равнозначно тому, когда общие [признаки] рода ими называются видом; они названы лишь по отношению к индивидам, под ними подразумевающимся, поскольку они указывают на сущность вещей, которая не расходится в чем-либо с конституирующим признаком. Даже если род не имеет над собой объединяющего родового значения, благодаря которому он стал бы видом в этом смысле, то (все равно) сам по себе он является видом.
О КОНСТИТУИРУЮЩИХ
Конституирующее есть нечто, которому вещь либо служит родом или родом его рода и так до конца, либо она не бывает таковой, а, скорее всего, остается частью его истинности или истинности его рода в том случае, если вещь обладает родом, который не [возобновится] в какое-то время.
Так, если ты [проследишь] за развитием рода, который, например, по сравнению с родом какой-либо вещи не является родом, а по сравнению с самой вещью является конституирующим, не представляющим собой род. Конституирующее должно существовать наряду с каждым родом, если даже оно стоит выше того, что не является, более чем он, частным.
Конституирующий [признак] не допускает, чтобы род был выше него и более общим, чем он, и его конституирующим, так как в таком случае либо род сам будет указывать на общую сущность того, что сотворило наивысшие роды, но тогда наивысшие роды не будут наивысшими родами; либо в одиночестве он не является конституирующим и будет указывать на общую сущность признаками совместно с другими, а тогда у наивысших родов будет некий род, а это – абсурд.
Следовательно, конституция рода должна быть либо однозначной, либо более частной. Если она будет более частной, то благодаря этому станет отличаться от некоторых вещей, подпадаемых под наивысшие роды из числа вещей, входящих в её сущность, которая сопричастна с ней в действии конституирующего. Если же конституция рода будет однозначной, то благодаря этому наивысшие роды будут отличаться в общем неотъемлемом [признаке], который и есть бытие. Как будет разъяснено ниже, [само] бытие в универсальной науке не охватывает всех вещей, [так как] все их конституирующие входят в сущность вещей. Как бы то ни было, оно пригодно для сущностного различия, и это то, что обычно называют различающим признаком. Всё это подводит нас к тому [выводу], что конституирующие предикаты являются либо видами, либо различающими признаками, я подразумеваю под видами второе значение, которым назван вид. Известно, что иногда вещь может быть родом для какой-то другой вещи, а иногда ее видом, как, например, слово “животное”, которое есть некий вид для тела и является родом для человека, и оно нисходит до низшего вида и восходит до высшего рода. Однако эти два [явления] не имеют места во всех случаях, и потому рассматривать их в логике нет нужды.
Стало быть, род – это универсалии, выражающие общую сущность предметов с различными сущностями. Вид в одном смысле – это универсалии, которые первичным образом заложены в сущность рода, а в другом смысле – они есть [понятия], выражающий суть того, что отличается только числом. Различающий же признак есть универсалии, при помощи которых одна универсалия сущностно отличается от другой.
О НЕОТЪЕМЛЕМЫХ ПРИЗНАКАХ
Мы должны определенным образом установить, что неотъемлемые признаки, присущие вещи, но не конституирующие её, либо бывают в самой вещи, как, например, в случае “нечётность” по отношению к “трём”, или существуют вне её, как, например, в случае “бытие” в отношении к “миру”. Воистину вещи, не имеющей состава, с самого начала не сопутствует одновременно много неотъемлемых признаков, напротив, ей первоначально присущ один какой-либо неотъемлемый признак, к которому добавляется другой признак, например, свойство “смеющийся” в отношении человека следует за свойствами “удивленный “, воспринявший его.
Всякий неотъемлемый признак бывает либо более общим, как, например, квадрат числа три есть нечётное число, независимо от того, происходит ли это посредством более общего, как, например, “нечетность”, или без него; либо [бывает] эквивалентным, как, например, неизбежность трех в квадрате быть девятью. Кроме того, несоставная вещь не нуждается в более общем и более частном значении, однако иногда одно из них является посредником для другого.
Что касается более общего, то оно выступает как посредник по отношению к более частному, как мы это объяснили выше, поскольку более частному сопутствует более общее. Что же касается более частного, то оно выступает как посредник по отношению к более общему, ибо, если более общее соединяется с более частным, возникнет третье, более частное из более общего, имеющее силу единичного, так как неотъемлемый признак, который не является более общим, иногда также может делиться, а иногда не может делиться. Значение, не выражающее деления, общеизвестно.
Что же касается неотъемлемого [признака], являющегося делимым, то общее значение ему необходимо для того, чтобы в его производном присутствовала обязательно одна из частей, подобно тому, как нечетное должно быть либо тремя, либо пятью, и так продолжаясь до бесконечности, или оставаться таковой в какой-то конечности. Некоторые стороны необходимого деления являются первичными, а некоторые не являются таковыми, ибо нечетное деление, например, на три или пять, свойственно ему до его деления прежде его разделения на квадратную степень менее десяти по отношению к первому нечетному [числу] и на квадратную степень более двух десятков [т.е. пять] при начальном сложении двух первых чисел. Так, если общее значение является родом, то последние деления становятся различительными признаками, подобно тому, когда ты полагаешься таким-то образом на общий смысл, то представляешь третье значение, более общее, нежели второе, а именно это и есть вид. Затем неотъемлемые признаки, появляющиеся уже после имеющихся различающих признаков, составляют впоследствии конституцию вида.
Когда простая вещь не требует первичного частного значения, кроме единичного, тогда простое родовое значение требует и одного деления. Следовательно, истинное деление не может производиться посредством различающих признаков. Далее, другое деление производится посредством других различающих признаков, входящих в эти различающие признаки, разве только в тех случаях, когда родовое значение бывает сложным. Вполне вероятно, что его можно выделить подобно делению животного среди ему подобных на “разумное” и его подвиды или, в другом случае на “смертное” и его разновидности, так как оба примера являются различающими признаками. Примеры эти бесспорны.
ОБ АКЦИДЕНТАЛЬНЫХ НЕ НЕОТЪЕМЛЕМЫХ ПРИЗНАКАХ
Это подобно тому, когда человек, например, в одно время бывает молодым, а в другое время – старым, в одном случае – движущимся, в другом – неподвижным. Некоторые эти [признаки] имеют место согласно природе и воле человека, а некоторые другие – по причине извне, как, например, из-за болезни, подобно тому, как меняется цвет [лица] в зависимости от атмосферных явлений. Некоторые из этих признаков продолжительны, как, например, молодость и старость, а некоторые быстротечны, как, например, стояние и сидение, а некоторые из них выражаются в ином виде, например, в движении; некоторые имеют место и в человеке, и в других существах; некоторые специфичны, как, например, вспышка гнева у человека. Эти [признаки] иногда имеют предикаты, когда, например, в отношении человека говорят: “молодой”, “старый”, “движущийся”, “спокойный”, “белый”, “умеющий смеяться”.
ОБ ОБЩИХ СОПУТСТВУЮЩЕМ И СОБСТВЕННОМ ПРИЗНАКАХ
Знай, что всякое значение не конституирует вещь, так как оно имеется у данной вещи и помимо её у другой. Поэтому вошло в обычай называть его общей акциденцией, независимо от того, является ли оно неотъемлемым или отъемлемым. Всё, что имеет место в той вещи, которая не конституирует и не существует, кроме как в вещи, обычно называют “собственным признаком”, независимо от того, относится ли он ко всем вещам или лишь к отдельным из них, будь они неотъемлемыми или отъемлемыми.
Видов общей акциденции бывает четыре: неотъемлемый вид, присущий всей данной вещи, а, может быть, и для иной; неотъемлемый вид для некоторых вещей, как, например, женственность у некоторых людей, которая может быть и у других; вид для всей вещи, который может быть свойственен и другим; вид отдельных вещей, который может быть присущ и другим вещам, как, например, “движущееся” по отношению к некоторым животным.
Видов собственного признака имеется три: неотъемлемый – постоянно присущий всем, неотъемлемый – присущий постоянно лишь некоторым, как, например, “смех” в отношении к животному; неотъемлемый, но свойственный только одной вещи, подобно смеху и плачу, которые актуально относятся только к человеку.
О КЛАССАХ РАЗЛИЧНЫХ СЛОЖНЫХ ПОНЯТИЙ: ОБ ОБЩЕМ, ЧАСТНОМ И ИНОМ
Нам следует признать, что два различных понятия – об общем и частном – складываются разными способами. Общее значение, которому каким-то образом необходимо деление, нуждается в возникновении в нём некоторых частей деления. Так, если к общему понятию будет присоединен .различающий признак, то оно будет готово к существованию, и это соединение не требует понятия одного из двух соединяющихся с тем, чтобы один из них был неотъемлемым [признаком] другого в своем понятии, скорее всего, оно необходимо ему для существования. Примером этого может служить случай, когда мы говорим “тело”, имея в виду некую субстанцию, которая и без какого-либо добавления или при условии исключения излишества имеет три величины. Данное понятие не может существовать, кроме как при наличии одной из частей деления, которое присуще ему, а [также] не может быть примером растительного, животного или неорганического мира без какого бы то ни было определения, являющегося более точным выражением, нежели это понятие. Примером этого может служить [выражение] “обладающая разумной душой”, где понятие “обладающая разумной душой” подразумевает некую вещь, которая неведомо что из себя представляет сообразно понятию, обладающему разумной душой. В это понятие не обязательно входит тело или что-либо иное, кроме тела, ибо оно в данном понятии не нуждается, хотя и известно, что в бытии оно присуще именно телу.
Если бы в данное понятие входило или ему было бы присуще то, что необходимо для соединения разумной души и тела, то тогда из него получилась бы сущая вещь, обладающая разумной душой. Например, при соединении “тройственности” и “нечетности” нет нужды в соединяющем, которое бы делало вещь, в данном случае “три”, нечетной, так как само значение “нечетность” заключено в его понятии. Так, если предмет имеет значение нечетности, то он является нечетным не по причине извне, а по сути своей.
Что касается зависимости разумной души от телесности, то она возникает по какой-то иной причине. Так обстоит дело в отношении связи других форм с их материями, независимо от того, допустимо ли для них отделение от материи или недопустимо, хотя некоторые из этих форм иногда влияют на существование других форм. Однако, как далее будет ясно, это происходит не из-за потребности понятия в этом влиянии, а в силу потребности бытия. Итак, между требованием понятия и потребностью бытия есть разница.
К тому же ты не найдешь ни одной, даже самой простой формы, которая предполагает в себе наличие понятия материи, даже если некое понятие обязательно привнесено извне. Признание ее бытия происходит в том случае, когда она обладает материей, необходимо от нее исходящей, если допустить, что она по сути возникаема, иди же происходящей в ней от другой [формы], разве что, если брать форму не простую, скорее всего, сочетающуюся с некоей материей. Тогда материя не будет приложима к понятию формы, но будет содержаться в самом понятии формы. Однако речь наша здесь не об этом.
Если ты скажешь: “разумное” или скажешь: “абсолютно легкое”, то здесь первое, используемое тобой слово, например, является различающим признаком по отношению к “человеку”, а второе – различающим признаком по отношению к “огню”, ибо сказав “разумное”, ты подразумеваешь под этим нечто, обладающее разумной душой, а говоря “абсолютно легкое”, ты подразумеваешь под этим, что огонь обладает силой по природе и движется к некоему пределу выше пределов тел, движущихся прямолинейно.
Если ты скажешь, что нечто обладает разумной душой, то под этим подразумеваешь вещь, которая представляет собой совершенство в [физическом] природном теле по отношению к тому, кто способен постичь разумные вещи тем или иным образом. А если ты скажешь, что этому нечто “присуща сила”, то под этим подразумеваешь, что ему присущ источник движения, в котором оно пребывает, а это неизбежно есть тело.
В таком случае мы дадим такие ответы: если кто-либо скажет, что “некая вещь обладает совершенством или же оно заключено в её физическом теле”, то из этого понятия логически не вытекает, что это и есть то самое физическое тело, но данное понятие не отрицает, что этот предмет, в котором есть нечто, имеющееся также и в другой вещи, является физическим телом, когда они вместе, или это совершенство заключается в них обоих одновременно. Однако совершенство выявляется при сравнении с одной из этих вещей, в которой оно заключено. Кроме того, если это совершенство есть необходимость, то оно возникло каким-либо акцидентным путем. К тому же сущность души и сущность всякой силы – это одно, а их бытие в качестве совершенства и состояния какой-либо другой вещи – это совершенно иное, являющееся неким сопутствующим признаком ее сущности. Так, если в душе возникает подобный сопутствующий (признак), который называют равнозначным, то он является описанием, а не определением.
У животного имеется различающий признак, отделяющий его в видовом отношении от человека посредством прибавления к последнему сущности души, т. е. того, что свойственно ему первичным образом, а далее следуют сопутствующие и присовокупляющиеся [признаки] души. С точки зрения сопровождаемых и сопутствующих [признаков] – если они равнозначны, то их называют особенным [признаком], а не различающим. Следовательно, если под “разумным” иметь в виду физически совершенное тело в каком-либо качестве, то здесь будут описаны лишь человек и собственный признак животного, а не различающий его признак. Однако мы не в состоянии определить простые силы и лишь по необходимости даём их описание. Следовательно, нам нельзя игнорировать объекты простых сил и то, что необходимо им в бытии. Так, мы говорим, что за их определения берутся их материи. Что же касается сил, считающихся сложными, на которые мы указали и которые мы уже рассмотрели, то не следует принимать во внимание их различающие признаки, так как они учитываются лишь после обретения вещью силы и формы, после ее возникновения, как, например, обладание речью – это такое состояние, которому присуща разумность, поскольку оно содержит в себе сущность, которую и называют “разумностью”.
С этим вышеуказанным типом схоже и, более того, входит вместе с ним в общую идею то, что происходит в результате соединения возникающего в вещи или вне её, с вещью, являющейся объектом [субстратом] или сопровождающей её в её бытии, а не в её сущности. От соединения этих двух вещей возникает совершенно новое понятие, не предусмотренное ни одним из уже имеющихся двух понятий, как, например, сочетание [понятий] “нос” и “вогнутость” или сочетание “черноты” и “белизны”, образующее [понятие] “пегость”, сочетание “натурального” и “белого”, образующее понятие “беление”. Натуральность является качеством предметов, имеющих различную сущность, и их предикат находится вне конституирования их сущности, как, например, “белизна” и “чернота”, которые не различаются с точки зрения их субъектов, кроме как в чем-то после возникновения. Не следует обращать внимания на высказывания, выходящие за пределы этого размышления. Не существует какого-либо качества, которого требовали бы классы этих сущностей, более того, оно проистекает в них от основы. Так же обстоит дело с выражением бытия. Если “белизна” сочетается с качеством бытия, то, значит, “белизна” существует, а если она сочетается с познанием бытия, то, в сравнении с движущей основой, будет обозначать “беление”, а именно это и будет сравнение, которое осуществляется при помощи сущности. Следовательно, “белизна” по сравнению с воспринимающей основой, в смысле времени возникновения бытия, является “белением”, которое, с точки зрения передачи законченного смысла, – акцидентально, так как “беление” рассматривается с учетом извлечения пользы. Однако передача законченного смысла и извлечение пользы взаимосвязаны. При сравнении “беления” с самой “белизной” умопостигающая идея добавляется к умопостижению “белизны” и умопостижению законченного смысла, которые сами по себе не следуют из понятия другого, а относительно своего бытия не имеют названия.
Среди этого типа конструкций бывают такие, в которых общее является неотъемлемым признаком субъекта, а в некоторых других – не неотъемлемым признаком. Иногда бывает, что из двух соединяющихся [элементов] один в каком-то отношении исключает другой, более общий, как, например, соединение [понятий] “белизна” и “животное”. Иной раз ни один из двух соединяющихся элементов по природе не может быть предикатом, а другой – субъектом, скорее всего, оба могут быть по природе предикатом совершенно иного предмета, как например, соединение [понятий] “смелость” и “разум” в “храбрости” и [понятий] “добродетель”, “храбрость” и “устроение” в “справедливости”.
Рубрики: