Правовое наследие Кавказа (Архивы Кавказа)

ЭТНОГРАФИЧЕСКОЕ ОБОЗРЕНИЕ

1902 ГОД, ВЫПУСК 1 (КНИГА 52)

Б. В. Миллер

Из области обычного права карачаевцев.

В верховьях Кубани, у самых ее истоков, и по притокам ее, рекам Теберде, Доуту, Mapе и Джегуте, почти на границе Кубанской и Терской областей, живет небольшое, сравнительно мало исследованное племя тюркского происхождения, – карачаевцы, исповедующие мусульманскую религию. С запада и северо-запада соседями карачаевцев являются различные мелкие адыгейские племена, на севере и северо-востоке кубанские казаки и кабардинцы; высокие горные отроги проходят между Карачаем и осетинскими и балкарскими обществами на востоке; на юге главный кавказский хребет, служа границей Кубанской области, отделяет карачаевцев от Закавказья и ближайших к ним его обитателей-сванетов. Народное предание относит время заселения верховьев Кубани карачаевцами к глубокой древности, лет 500, 600 тому назад, и генетически связывает теперешний Карачай с Крымом: крымский выходец Карча со своими товарищами поселился тут, случайно найдя после долгих скитаний долину реки Хурзука[1], послужившую последним этапом в его странствованиях; тут его народ осел прочно и постепенно расселился по соседним долинам. Так был основан, так называемый, Большой Карачай, занимающий в настоящее время три сравнительно больших (по нескольку тысяч жителей каждый) аула: Хурзук, Учкулан – при слиянии pp. Хурзука и Учкулана – и Карт-Джюрт, в нескольких верстах ниже, «по самой Кубани. Эти три аула, вместе с двумя аулами Доутом и Джазлыком, расположенными по р. Доуту, притоку Кубани, в соседней долине, составляют старый, аристократический Карачай, населенный преимущественно узденями и биями и их немногочисленными бывшими крепостными и вольноотпущенниками.

Здесь сохранились довольно ясно черты родового быта, а целый ряд преданий о происхождении отдельных родов поддерживает еще и поныне родовую традицию. В отличие от Большого Карачая, аулы, образовавшиеся в недавнее время, главным образом после освобождения крепостных, происшедшего в Карачае в конце 60-х годов, и населенные бывшими крепостными больше-карачаевских узденей и биев, составляют так ваз. Малый Карачай. Эти аулы, в порядки их возникновения, следующие: Теберды, образованный в 68 г. на р. Теберде, Сенты (1870 г.) на той же реке, несколько ниже аула Теберды; далее Ташкупыр (Каменный мост), поселенный в 1870 г. на Кубани, недалеко от впадения в последнюю р. Теберды; в 1875 г. возник аул Маринский на р. Маре и, наковец, в 83 г. последний из карачаевских аулов Джегутинский на р. Джегуте. Последние два заселены исключительно освобожденными крепостными.

I.

Черты родового быта.

Аулы Большого Карачая, Карт-Джюрт, Учкулан и Хурзук (на реке того же имени), отстоя недалеко друг от друга, верстах в 5 – 10, представляют оригинальное зрелище, резко отличаясь от обычного типа скученных татарских селений. Идут эти аулы не сплошной массой, а разбросаны небольшими «кварталами» (как их называют), так что трудно определить, где кончается один аул, и где начинается другой. Например, первые постройки Карт-Джюрта, начинаются версты за три от самого аула, если центром его считать аульное правление, и тянутся вверх по Кубани отдельными кварталами вплоть до первых кварталов аулов Учкулана и Хурзука. Кварталы эти, как бы отделенные аулы, населены чрезвычайно многочисленными фамилиями, в которых нельзя не видеть подразделений одного и того же поколения или рода, как это выясняется из народных преданий и сказаний, с одной стороны, и из собственного убеждения однофамильцев, с другой. Иная фамилия, понимаемая в смысле совокупности дворов, носящих однофамильное прозвище, занимает не один, а два и даже три квартала. Такова, напр., фамилия Узденовых, которая в одном только ауле Карт-Джюрте занимает свыше 65 дворов и образует два квартала по Кубани, верхний и нижний. Фамилия Xyбиевых, еще более многочисленная, занимает 3 квартала и т. д. Все эти фамилии считают себя чрезвычайно древними, приводя в доказательство этого свою многочисленность, и бесспорно узденскими. Не-уздени, бывшие крепостные, до эмансипации жили в кварталах своих господ, после же освобождения, как мы уже говорили, большею частью выселились, образовав аулы Малого Карачая, частью сохранив свои прежние прозвища, частью присвоив себе фамилии господ; несмотря на это, «уздени» нисколько не ошибаются относительно их «низкого» происхождения и строго отличают, напр., узденскую фамилии Узденовых от их бывших крепостных, тоже Узденовых. В аулах Большого Карачая и сейчас несколько менее половины населения состоят из прежних крепостных, оставшихся жить в пределах кварталов своих господ. Так, на 695 дворов Карт-Джюрта узденских считается только 266; остальные заселены азатами и кулами. Большинство узденских фамилий образует нисколько десятков дворов. Так, напр., кроме упомянутых Узденовых и Хубиевых, в Карт-Джюрте многочисленны фамилии Салпагаровых (61 двор), Баташевых (49), Алиевых (22), Ижаевых (18), Лепшоковых (34) и т. д. В Учкулане известны своею многочисленностью фамилии Байрамкуловых (более 60 дворов), Байчоровых (дворов 40); далее Кочкаровых, Бостановых, Урусовых, Эриккеновых, образующих десятка по два дворов каждая. Процентное отношение числа узденей ко всему населению выгоднее, чем это могло бы казаться, судя по количеству их дворов; дело в том, что в среднем населению каждого узденского двора надо принимать человек в 20 – 25; представляет он типичную форму так наз. семейной общины.

Большинство обитателей узденей до сих пор сохраняют ясное представление о том родовом союзе, который обнимает целый ряд родственных фамилии, как происходящих от одного родоначальника, и относит себя к определенному роду. – Другие фамилии, также очень многочисленные, не будучи в состоянии доказать свою генетическую связь с определенным родоначальником, стараются, хотя бы по женской линии, присоединиться к известному поколению, или же направляют внимание исследователя к соседним горским племенам, ведя свое происхождение от какого-нибудь знаменитого выходца из соседнего племени. Чтобы несколько выяснить родовую организацию большинства фамилий, необходимо обратиться к народным преданиям о происхождении и заселении Карачая. – Родоначальником всего Карачая считается Карча[2], давший ему свое имя, выходец из Крыма, и его три товарища, Адурхай, Науруз и Будиян. Трое последних были родными братьями и выселились из Крыма целым семейством под предводительством Карчи. Но есть также предположение, что и Карча был из их рода. Причиной их переселения считают покорение их племени каким-то другим народом, после чего, вообще, все знатные фамилии (а не одни только вышеупомянутые) стали переселяться, ища свободу, в другие страны. Другой вариант того же предания считает всех четырех товарищей просто свободными людьми, не связанными между собой узами родства, а Карча возвысился, главным образом, как воинственный человек, предводительствовавший небольшой группой товарищей и приведший их из Крыма после долгих странствований на р. Баксан. Хотя это второе предположение, по мнению карачаевцев, пожалуй, и достовернее, нельзя не отметить, что по первому варианту, карачаевцы все происходят из одного семейства, рода. Относительно последующего маршрута все предания сходятся между собой. При выходе из Крыма переселенцы шли вдоль берега Черного моря и вначале поселились в местности Джеметее. Тут они пробыли не долго, и двинулись дальше. Вторая остановка их произошла на Архызе, где уже племя Карчи осело крепче; но ему пришлось придти в столкновение с племенем кизилбеков, потребовавших с пришельцев дани и, в конце концов, вытеснивших их оттуда. На Архызе к Карче присоединился некто Хубий, родом из этого племени кизилбеков, с братом своим Хубтия, уехавшим вскоре в Абхазию. На Джегуте, последующей остановке, к Карче присоединился Крымшамхал, родоначальник княжеской фамилии Крымшамхаловых.

Наконец, на Баксане, народ Карчи пришел в столкновение с кабардинцами, которые понудили основателя Карачая искать помощи в Имеретии или Абхазии. Во время его отсутствия кабардинцы завладели частью его племени, оставшейся в то время беззащитной. Но в конце концов Карча осилил кабардинцев и не только принудил их выпустить на свободу его народ, но и дать заложников, двух юношей из их племени, Тохчука и Тамбия, тоже родоначальников двух многочисленных фамилии в Карачае, Тохчуковых и Тамбиевых. Затем, после примирения его с кабардинцами, последовало переселение всего племени в нынешний Карачай, открытый быстроногим Баташем, работником или товарищем Карчи. – Такова в общих чертах схема последовательных переселений карачаевцев. Некоторые предания знают и четвертого товарища Карчи, некоего Трама. Как бы то ни было, в настоящее время большинство фамилий, составляющих вместе с тем и большинство населения Большого Карачая, возводят себя к одному из этих четырех товарищей Карчи (сам Карча не оставил мужского потомства), и делятся на 4 поколения – рода: Будиянов, Наурузов, Адурхаев и Трамов. Можно даже заметить, что главнейшие фамилии одного и того же поколения живут в одном ауле, напр., главнейшие фамилии Наурузов–Байрамкуловы, Каппушевы, Аджиевы, Кочкаровы, – живут в Учкулане; но, с другой стороны, одну фамилию можно встретить в нескольких аулах, иногда во всех трех Большого Карачая, хотя большинство дворов, ее составляющих, живет все-таки в одном ауле. Объясняется это, быть может, тем обстоятельством, что административное разграничение этих аулов друг от друга должно было по необходимости провести границу между ними несколько искусственно, тем более, что, как раньше было замечено, карачаевские аулы непрерывной цепью кварталов почти сливаются друг с другом. – Приведем распределение главнейших фамилий по поколениям. Поколение-род Будиянов заключает в себе фамилии Эльхановых, Акбаевых, Байрамуковых, Текеевых, Болуровых, Чотчаевых и т. д. К Наурузам относятся фамилии Байрамкуловых, Кобаевых, Каппушевых, Голаевых, Аджиевых, Кочкаровых, Каппоевых. Адурхаями считают себя Лайпановы, Чомаевы, Джуккаевы, Кульчаевы, Урусовы, Шидаковы, Байгоровы, Эриккеновы. – Сознание принадлежности своей фамилии к известному роду-поколению еще сейчас довольно ясно сохраняется в представлении каждой узденской фамилии, и ничем так нельзя возбудить внимания карачаевца, как терпеливым выслушиванием его генеалогии, а с другой стороны, ничем так не оскорбляется претендент на аристократическое происхождение от Науруза или Будияна, как скептическим отношением к его заявлениям. В некоторых, более образованных семействах, представители которых исполняли должности мулл в своих аулах и кадиев при хумаринском горском суде, еще и поныне можно найти «документальные данные», писанные на арабском языке, генеалогии их фамилий, восстановляющие связь их с другими фамилиями того же поколения, причем счет предкам ведется ab ovo, т. е. от того самого Науруза или Будияна, который, по преданиям, лет 600 тому назад пришел в Карачай. – Во всяком случае в настоящее время родовая традиция, сознанье общего происхожденья от одного родоначальника, имеет для карачаевцев более теоретический интерес, если исключить некоторые факты, о которых мы скажем ниже. Родовой организации, собственно говоря, не существует; родовой быт не кладет почти никакого отпечатка на земельные отношения карачаевцев, и принцип индивидуализации всецело восторжествовал над общинно-родовым строем. Только преданья о том, как раньше слагались отношения между родичами, да несколько обычаев, имеющих интерес пережитков родового строя и уже явно вымирающих, позволяют нам обрисовывать черты карачаевского рода-поколения. Но прежде, чем перейти к этим сохранившимся чертам родового быта, необходимо заметить, что население Карачая далеко не исчерпывается упомянутыми тремя или четырьмя поколениями. Существуют еще поколения, состоящие из очень многочисленных фамилий, признающих, своего родоначальника выходцем из какой-нибудь страны: или присоединившимся к Карче, во время его продолжительных странствований в поисках удобной для поселения земли, или приселившимся уже к племени Карчи, обретшему свой Карачай, или, наконец, не по своей доброй воле увеличившим своим семейством карачаевское племя. Уже сама этимология фамилий, очень многочисленных, указывает на их «заграничное» происхождение: таковы, напр., Кумыковы, Калмуковы, Ногаевы. Имеретия, Абхазия, Сванетия, и Кабарда тоже поставляли предприимчивых людей, основавших в Карачае многочисленные роды. Таковы, Кобановы, Богаторовы, Джаттоевы – пришельцы ив абазинцев; Борлаковы – происхождения кумыцкого и т. д. Далее, поколение Шатбеклэров, происходящих от Шат-бека, из племени кизилбеков (по преданию), обнимает фамилии Хубиевых (более 100 дворов), Хасановых, Хачировых и Биджиевых. Особенно тесно ощущают свою родственную связь Хачировы с Хубиевыми, производящие себя от двух родных братьев, сыновей Шат-бека, предание о чем еще очень свежо в памяти обеих фамилий. Когда Карча жил на Архызе, где он пришел в столкновение с кизилбеками, Шат-бек, – князь этого племени, умер, оставив двух сыновей – Хубия и Хубтию, присоединившихся к Карче. После смерти Шат-бека – Xyбий остался с Карчей, вместе с ним пришел и поселился в Карачае; Хубтия же уехал в Абхазию; внук Хубтии – Хачир приехал в Карачай отыскивать свои права, но Хубиевы не согласились признать его своим. Это не помешало ему жениться на пленнице Темурчока (внука Хубия); при этом случае Хубиевы хотели его обратить в крепостного и Хачир поспешил вернуться в Абхазию. Один из его пяти сыновей – Зынхы – страшно мстил Хубиевым нападениями за оскорбление, которое они нанесли отцу, и как-то даже поджог весь их квартал. Отношения настолько обострились, что, когда брат мстителя, Девлет, из Абхазии переселился в Карачай, Хубиевы грозили ему смертью, если он не согласится быть их крепостным со всей своей семьею; чтобы примириться с разгневанными родичами, Девлет должен был взять на воспитание (в аталычество) одного из малолетних Хубиевых, что он и сделал и тем помирился с ними, и с тех пор добрые отношения между Хубиевыми и Хачировыми не нарушались. Это преданье, кроме того, что оно бросает свет на происхождение крепостного сословия, вместе с тем невольно заставляет предполагать, что установление родственных отношений, вступление в род, было возможно, благодаря той форм приемного усыновления, которую представляет собой аталычество, и может служить наглядным примером сильного влияния фикций, столь свойственных, по мнению Мэна, неразвитому уму первобытного общества, влияние, которое они оказывают на образование, происхождение рода и его размножение. Наряду с Шатбеклэрами, мы встречаем еще несколько довольно многочисленных поколений-родов, присоединившихся уже в Карачае: поколение Кустосов, в которое входят фамилии Коркмазовых, Джанибековых, Сэмэновых[3], Бостановых и Алботовых. Заметим, что все эти фамилии живут кварталами в одном ауле, Учкулане, а не разбросаны по всем трем, что, может быть, объясняется их сравнительно поздним происхождением. Поколенье Чибшилэров, от пришельца Чибиша, заключает в себе фамилии Каитовых, Каракотовых, Кипкеевых и Гэбэновых. Наконец, существуют фамилии, не соединенные в род, уже сами собой образующие отдельное поколение: таковы, напр., две фамилии в Хурзуке, кабардинского происхождения, Тохчуковы и Тамбиевы, ведущие свое начало от Тохчука и Тамбия, двух юношей, – которые по преданию были даны Карче в виде заложников.

«Группа родственников в большинстве случаев, по крайней мере, экзогамна, т. е. члены рода не имеют права вступать в брак; отсюда брак воспрещается между лицами, которые производят себя от общего родоначальника, или носят одно и то же фамильно-родовое прозвище». «С другой стороны, экзогамия не может считаться непременным признаком родового быта; иногда соображения о сохранении чистоты крови членами родового союза предписывают эндогамии, т. е. обязательство брать жен из собственной родовой группы»[4].

Первое из этих положений, установленных сравнительно историческим изучением права первобытного общества, вполне оправдывается на примере кавказских горских племен и в частности карачаевцев. Еще 15 – 20 лет тому назад в этом племени крепко было сознание обязательности экзогамии, как это видно из одного дела от 9 июля 1879 года, которое мы заимствуем из хумаринского судебного архива, – Некто Соджуко Батчаев сделал своей невесте подарков деньгами и вещами на 130 рублей; невеста же отказалась за него выйти замуж. Махай Чотчаев, отец невесты, возражает истцу в таких словах: Батчаев не обращался ко мне с просьбой о выдаче за него замуж моей дочери; да предложение это я во всяком случае отклонил бы, так как я состою с ним в одной фамилии (т. е. роде), которая имеет общего родоначальника; по народному же обычаю браки в подобных случаях не допускаются». – В настоящее время, правда, стали встречаться случаи нарушения этого адата; но и до сих пор они вызывают сильное неудовольствие со стороны стариков, хранителей адатного начала, и представителей духовной власти – мулл, которые на этот раз дружно отстаивают народный обычай, тогда как по другим вопросам противодействуют адату, как идущему в разрез с предписаниями корана, и стараются заменить его шариатом. Приведем несколько случаев нарушения экзогамии и тех последствий, которые оно за собой вело. Поколение Наурузов, как нам передавали, с самого основания Карачая не нарушало этого обычая. Фамилии Салпагаровых, Кочкаровых, Аджиевых, Байрамкуловых и других никогда не роднились между собою посредством браков. Некто Салпагаров, мулла Али, переселился, несколько лет тому назад, в Байрамкуловский квартал, где и обучал некую Мариам Байрамкулову арабской грамоте; ученица оказалась очень способной; Али вздумал на ней жениться и задуманное привел в исполнение. Все поколение Наурузов восстало против молодых и определило: «выселить Али Салпагарова из Карачая, а Мариам проклясть», «не давать ей даже уголька» (карачаевская поговорка). Не ограничиваясь этим, Наурузовцы подали в горский суд жалобу, обвиняя Али в нарушении родового обычая. Суд, продержав Али некоторое время в тюрьме, счел за лучшее его куда-то удалить, подальше от глаз раздраженных сородичей. – Мариам, оставшуюся в Карачае, привязывали к позорному столбу, «дабы и другим неповадно было», и все проходящие считали своей обязанностью осыпать ее всякими оскорблениями и ругательствами. Досталось и отцу Мариам, Джанхоту, за то, что он воспитал такую дочь, опозорившую весь род. С ним не здоровались, не говорили «селяма», что считается высшим оскорблением у мусульман. Все это происходило не далее нескольких лет тому назад. Может быть, под влиянием толков и разговоров, взволновавших весь Карачай, поколение Шат-бека (Шатбеклэра), обнимающее фамилии Хубиевых, Хачировых, Биджиевых и Хасановых, среди которых за последние годы стали встречаться случаи браков, собралось, не далее как в первых числах июля 1898 года, на родственную сходку, на которой «рассуждали о том, чтобы не брать и не выдавать друг за друга девушек», в чем и отбиралась подписка у представителей отдельных фамилий и главнейших дворов. – Но есть примеры и противоположного характера. Адурхаи и Будияны этот обычай соблюдают уже не так строго, хотя и у них родственных браков мы почти не встречаем. – Карачаевцы, далее, столь же ревниво относятся и к неравным бракам, по возможности стараясь их предупреждать. Неравными считаются браки членов рода, следовательно узденей по происхождению, с вольноотпущенниками, бывшими крепостными. Тот же наурузовский род, столь неуклонно соблюдающий экзогамию, не позволяет членам своим родниться с вольноотпущенниками. Когда некая Аджиева вышла замуж за вольноотпущенника, все родичи собрались на сходку, «не могли стерпеть»; в складчину собрали сумму, равную калыму, которую и представили жениху, с тем, чтобы он отступился, что тот волей-неволей принужден был сделать. В случаях «умыкания», увоза девиц, обычая и до сих пор еще распространенного среди населения, особенно резко проявлялась в былые времена солидарность родичей, как можно судить по рассказам стариков. Как в прежние годы, так отчасти и теперь еще увоз девицы считается оскорблением всему роду; все родичи преследуют похитителей; хотя, конечно, более активная роль выпадает на долю однофамильных дворов, если род обнимает несколько фамилий. Некто Хачиров, в прежние годы, рассказывают, увез девицу Тогаеву; все Тогаевы напали на похитителя и отбили похищенную. Дело должно было быть решено третейским судом, обязанным помирить враждующие роды; и вот Тогаеву поместили до поры до времени в нейтральное место, именно, в семейство князей Крымшамхаловых, так как дело происходило в Карт-Джюрте, где «правили» эти князья. Но род похитителя, чувствуя свое превосходство над родом похищенной, не соглашался идти на мировую сделку. Хотя адат запрещал врываться в нейтральный дом, тем более княжеский, но на этот раз нормы туземного междуродового права были нарушены, и все Хачировы и Хубиевы – Шатбеклэры – напали на этот дом. Адат, по преданию, был ими первыми нарушен, так как они не понесли законного наказания, т. е. не подверглись штрафу, который раскладывался на все дворы нарушившей адат фамилии, – и благополучно увезли невесту.

В случае убийства одним родичем другого, виновного в прежнее время, судя по преданиям, по совещанию стариков всех дворов, или изгоняли из своей среды, или же продавали на сторону, в чем особенно резко выражалась вся полнота прав рода над своими членами. Убийца лишался всяких прав, делался объектом имущественной сделки, от него отрекался весь род, вне которого он был ничто. В случае же убийства родичем чужеродца начиналась вражда и нападения рода на род; но, по-видимому, в Карачае кровная месть не носила такого губительного характера, как среди других горских обществ; по крайней мере, предание представляет себе окончание родовой вражды в форме бесконечного обоюдного истребления членов враждующих родов, иногда в течение нескольких поколений, а обязательно в форме немедленного вмешательства князей, как представителей высшей власти, умиротворявших врагов и сводивших их на выкуп. Вообще традиция кровной мести сохранилась в воспоминаниях теперешнего населения далеко не так резко, как, напр., у чеченцев или лезгин, среди которых месть и сейчас еще является более или менее жизненным фактом. По-видимому, в Карачае чаще практиковался выкуп, заменявший кровную месть, чему благоприятствовал и мирный, мало воинственный характер карачаевца-скотовода. На это указывает и предание о том, чем расквитались с родней Боташа, присвоившего себе всю землю открытого им Карачая, его убийцы. Как выкуп за убийство, гласит предание, была проведена оросительная канава для детей Боташа, ставшая их собственностью, тогда как, вообще, в Карачае канавы находятся в общем владении; пользуются ими по очереди дворы, начиная с верхних; починка их тоже производится сразу, всем обществом. Канава Боташевых называется кан-липын, буквально, канава, проведенная за кровь. Отсюда видно, что народные воззрения относят появление выкупа на замену кровной мести уже ко времени первого заселения Карачая; хотя, с другой стороны, в подобного рода преданиях нельзя видеть точного, хронологического указания на время появления в Карачае выкупа, тем более, что они могли быть придуманы для объяснения, post factum. – За убийство в старые годы мстили кровью лишь в тех случаях, когда убийца не мог заплатить выкупа, или родственники убитого отказывались его принять, предпочитая месть. Выкуп производился по определенной таксе[5], в зависимости от общественного положения убитого и убийцы; при этом делалось различие (уже тогда) между убийством намеренным и случайным: тогда как намеренное убийство влекло за собой выкуп в полном размере, за случайное брали выкуп в меньшем количестве, если только не состоялось примирения, обыкновенного последствия случайных убийств. Но раз предпочитали кровную месть, обязанность мщения падала на членов семьи в такой очереди: сперва мстил сын убитого, затем братья, причем не делалось различия между старшим и младшим; далее жена, так как по адату, если она бездетна, она после мужа получает по третейскому суду ¼ часть имущества; затем очередь доходила до ближайших родственников, потом до дальнейших, т. е. родичей. Не трудно заметить, что обязанность мести идет в порядке призвания обязанных лиц к законному наследованию. Вместе с имуществом покойного наследник как бы принимал на себя обязательство исполнить (подразумеваемую) последнюю волю убитого, отомстить за его кровь. Нечего и говорить, что месть ограничивалась одним только виновником убийств; без различия в выборе жертвы, когда мщение могло быть направлено против любого члена из рода убийцы, что характеризует собою самую архаическую стадию родовой мести, мы в карачаевских преданиях не находим. Месть всегда могла быть сведена на выкуп, или же потерпевший (напр., сын убитого), примирившись, мог требовать от общества выселения убийцы из аула. – С другой стороны, если убийство происходило в пределах семьи, напр., если отец убивал сына или наоборот, то, очевидно, никто не имел права требовать выкупа, и никакого наказания убийца не нес. Но как в случаях второй категории родичи не могли оставаться безучастными к убийству, так и в случае отцеубийства, – сына убийцу родственники лишали права наследства после отца, или конфисковали его имущество; также как и сыноубийца не мог наследовать убитому сыну; но в том случае, когда сын не был отделен и не имел своего имущества, то и таких последствий не вытекало, и отец никакой ответственности за убийство сына не подвергался.

Упомянем еще об ответственности за увечья, которым подвергался увечивший в прежние годы. Выкупа за увечья мы в Карачае не находим: увечивший обязан был только лечить раненого на свой счет; после его выздоровления, он его приглашал к себе, устраивая пир; одевал его с ног до головы на свой счет и дарил лошадь; родители раненого принимали ранившего, как сына, стараясь тем закрепить состоявшееся примирение. Иногда происходило и формальное принятие ранившего в семью раненого: он припадал в груди матери оскорбленного им и сосал ее; этим символическим актом он приобретал права родного сына ее и равноправным членом вступал в семью. – Аналогичный обычай вел в Карачае к прекращению кровной мести за прелюбодеяние, влекшее чрезвычайно суровое отношение к виновному и не допускавшее выкупа. По мнению Ковалевского, причиной сурового отношения к прелюбодеянию является «порча крови, введение в семью чужеродцев, а известно, что ничем так не дорожит родовая группа, как чистотой своей крови». По этому «при готовности прелюбодея сделаться членом семьи, он избавляем был от грозившей ему смерти[6]. В Осетии с этой целью виновный брал в рот обнаженную грудь виновной в прелюбодеянии жены, называл себя ее сыном и клялся не питать более к ней порочных чувств. В Карачае это примирение происходило несколько рациональнее, именно, тем путем, что виновный становился в отношение приемного сына к матери оскорбленной им женщины, а не в ней самой[7]. С другой стороны, виновный в убийстве, в Карачае таким актом не мог избавить себя от последствий своего преступления, что, вероятно, объясняется тем, что на смену мести стал выкуп, которого родственники убитого лишиться не желали.

Все нормы, регулировавшие отношение родственников убийцы к убийце, определявшие размер выкупа или порядок, в котором родичи должны были осуществлять свое право мести, отошли уже в область прошлого, живут лишь в народном придании. В настоящее время и убийства случаются чрезвычайно редко, и влекут за собой наказание «по закону», как говорят туземцы, т. е. по русскому уголовному уложению о наказаниях, навлекая на виновного заключение в остроге, и затем ссылку на каторгу.

Из числа фактов, указывающих на то, что в прежнее время родовая связь была крепче, упомянем еще о родовых таврах, которые и поныне в ходу в Карачае, и родовое происхождение которых несомненно. Дело в том, что мы находим, во-первых, тавра главных поколений[8], родов, из которых сложилось карачаевское племя, именно, поколения Наурузов, Будиянов, Адурхаев и Трамов, из них тавро Наурузов имеет даже два различные начертания, именно, см. на чертеже а и б. Хотя в настоящее время ими может пользоваться всякий желающий, хотя бы и из другого поколения и даже «иногородний» т. е. не карачаевец; тем не менее до сих пор ими пользуются преимущественно главнейшие фамилии данного поколения. Так, напр., наурузовское тавро мы встретим на табунах главных наурузовских фамилий – Аджиевых, Кочкаровых и Салпатаровых. Две главнейшие фамилии Шатбеклэров – Хубиевы и Хачировы имеют общее тавро, черт, е, называемое хубиевским. – Далее, мы встречаем тавра княжеских фамилий[9], причем тавра князей Крымшамхаловых очень часто встречаются и вне этой «княжеской» фамилии, этот факт туземцы объясняют тем, что в прежние годы крымшамхаловские лошади славились своими достоинствами, чем, конечно, пользовались ловкие люди, которыми могли являться, во-первых, бывшие крепостные этих князей, а затем представители незначительных узденских фамилий, не дорожившие своим происхождением. – Наряду с родовыми и княжескими таврами мы встречаем, далее, тавра фамильные, а также и семейные, дворовые[10]. Потребность изобретена последних туземцы объясняют необходимостью различения табунов в пределах одной фамилии или подгруппы ее. Нельзя не заметить сходства начертания фамильных меток с общеродовыми и княжескими. Так, напр., тавро Абайхотовых и Байчоровых представляет небольшое видоизменение тавра князей Карабашевых, а фамилия Каракотовых в Тебердинском ауле метит лошадей тавром тех же князей; это обстоятельство, может быть, вызывается теми же корыстными побуждениями, который ведут (или вели прежде) к заимствовашю многими картъ-джюртскими фамшиями крымшамхаловского тавра. – Во всяком случае надо заметить, что лишь те поколения (подобно, напр., Наурузам), члены которых строже сознают свою родовую связь (выражая ее, напр., в строгом соблюдении экзогамии), – придают значение родовому, тавру, а не метят своих лошадей первым попавшимся; в других же поколениях родовое тавро уже в скором времени потеряет свою raison d’etre, если ее уже не потеряло. – Побуждением к изобретению нового дворового тавра служат семейные разделы, распадение семейной общины на несколько отдельных хозяйств – дворов. При разделе табунов, чтобы определить, кто из разделившихся братьев может сохранить общесемейное тавро, и кто должен выдумать новое, поступают следующим образом: до раздела братья отделяют из семейного табуна нескольких лошадей, по одной на каждого из делящихся; на одну из них кладут семейное тавро, затем бросают жребий; эта лошадь достается одному из братьев, а получившие не отмеченных лошадей должны выдумать свое собственное тавро или заимствовать чье-нибудь другое.

Укажем еще на некоторые обычаи, подтверждающие солидарность членов рода, или даже всего племени, хотя мало-помалу и они выходят из употребления. – Когда какой-нибудь карачаевец умирает, все жители всех аулов Большого Карачая, особенно женщины, посещают саклю покойного, выражая свое соболезнование. В прежние годы, еще лет десять тому назад, женщины приносили по кусочку материи белого цвета на саван; близкие же родственники и любимцы покойного приносили шелковые куски. – В важных случаях своей жизни, напр., при замужестве или женитьбе какого-нибудь члена фамилии, карачаевец не преминет пригласить на торжество всех однофамильцев. – Среди отдельных дворов есть такие, которые производят себя по прямой линии от родоначальника; главы их пользуются особым почетом, и к ним все родичи обращаются за советом, хотя трудно определить, можно ли приписать это их качеству представителей старших родов, или только их учености (напр., кадии, муллы в фамилиях Хачировых, Салпагаровых), благодаря которой они могут «документально» доказать свое прямое происхождение от родоначальника. – Но, конечно, солидарность интересов сильнее чувствуется в пределах фамилии, хотя бы разросшейся в несколько десятков однофамильных дворов. Особенно резко сказывается она в процессах о захвате фамильной земли (в ауле) членами другой фамилии. Дела подобного рода решались раньше по адату народным судом, причем суд предлагал в подтверждение своих прав на землю принять присягу всей фамилии. Любопытно в этом отношении дело, возникшее по поводу захвата земли между фамилиями Голаевых и Чотчаевых, в Хурзуке, с которым нам удалось ознакомиться в Хумаринском судебном архиве (от 30 декабря 79 года).

Вот начало жалобы одного из представителей фамилии Голаевых – Таусултана, которую мы позволяем себе привести в виду ее большого интереса: «на которой земле я и ближайшие родственники мои живем и владеем несколько десятков лет; земля эта была занята моими дедами, даже прадедами, которых я даже припомнить могу; лет же тому назад 30 или 40, жители аула Хурзука, Чотчаевы, как в большом количестве их фамилия против фамилии нашей, и из зависти, желали таковую от нас совершенно отбить и уже один раз насильственным образом землю ту вспахали и засеяли хлебом, который хлеб дедом и другими родственниками моими был избит и потравлен, о чем тогда же был назначен между фамилием Чотчаевым и нашим, по тогдашнему обычаю, нашему народный суд, который разобрал так: как – та земля была занята коленом Голаевым, а не Чотчаевым, следовательно, последнее и не имело на то право, причем и было предложено Чотчаеву колену принять присягу о том, что была ли земля та занята когда-нибудь коленом Чотчаевым, которое от принятия присяги совершенно отказалось, почему фамилия наша до 1878 года тою землею пользовалась беспрепятственно». Все однофамильцы, как отсюда видно, привлекались к ответственности за неправомерный захват некоторыми членами фамилии чужой земли. – Таково было положение дел в 40-х годах прошлого столетия; но и сейчас еще, в случае споров и земельных недоразумений, привлекаются к делу все однофамильцы в качестве свидетелей, хотя аульный суд заменил народный, третейский, даже в случаях споров в пределах одной только фамилии. – Так, напр., некто Урусов Алибек вздумал строить саклю на земле двух братьев Урусовых, Магафира и Хусына; те протестовали и, наконец, были вынуждены обратиться к суду. – Суд сам направился на место постройки и, убедившись, что, действительно, Алибек занял чужую землю, распорядился, кроме того, собрать фамилии Урусовых «собственно для  узнания», и в присутствии их была земля Алибека, Магафира и Хусына, разбита на межи, «почему стороны остались довольны». – В заключение упомянем еще о внутреннем делении фамильных кварталов. Каждый квартал – имеет подразделения, носящие т. н. квартальные клички, по имени предка в 5 или 6 приблизительно колене, прямое потомство которого представляет совокупность дворов, тесно прижавшихся друг к другу. Так, напр., фамилия Байрамуковых делится на Деболэров, Доутлэров, Кэмэлэров, Зорумлэров и т. д., по имени прадедов, и прапрадедов теперешнего поколения, достигшего 30-35 летнего возраста. Каждую саклю нетрудно отыскать по кварталу и квартальной кличке, все равно как в городах точным адресом служит название улицы и номер дома. Наглядной иллюстрацией такого деления кварталов может служить прилагаемая таблица[11] постепенного разрастания фамилии Байрамуковых из Будияновского рода (остальные фамилии этого рода в ней не прослежены).

II.

Семейная община.

Не только тесно-родственной, но и самостоятельной хозяйственной единицей в Карачае является «двор», представляющий, как мы увидим ниже, довольно типичную форму т. н. семейной общины, большой семьи. Большая семья почти повсеместно распространена в Карачае: малых семей нам почти не приходилось встречать, и в большинстве случаев они принадлежали иногородним, т.е. пришельцам со стороны, как, напр., городским евреям, несколько семейств которых в каждом ауле держать лавки и снабжают мануфактурными произведениями весь Карачай. По составу своему дворы представляют сожительство дедов, отцов и внуков, иногда правнуков; эта форма преобладающая; реже сравнительно встречается сожительство дядей с племянниками, т. е. нераздельных братьев. Объясняется это тем, что в настоящее время, после смерти старика, родоначальника двух, трех поколений, большая семья представляется настолько разросшеюся, что дальнейшая совместная жизнь родственников делается затруднительной. Те центробежные элементы, которые при жизни главы семьи сдерживались его авторитетом, теперь обнаруживают свое влияние, и большая семья распадается по числу составляющих ее отдельных семей. Неудивительно также, что самые многочисленные «большие семьи», отличаются наибольшей зажиточностью; большое количество земли, главным образом усадебной, позволяет делать новые хозяйственные пристройки при образовании новых семей в пределах большой семьи путем женитьбы ее членов, тогда как менее состоятельные семьи теснота заставляет делиться и начинать новые самостоятельные хозяйства. Самая многочисленная по числу членов семья в Большом Карачае – одна из фамилии Байчоровых, насчитывающая 53 человека; Байчоровы считаются самыми богатыми скотоводами, обладателями 2 десятков тысяч овец и табунов в несколько тысяч голов. Такого рода факты, подтверждающие соединение зажиточности с многочисленностью семей, аульные старики приводят в пример того, что лишь нераздельные семьи достигают богатства, делая при этом несколько неправильное умозаключение, так как именно богатство дает возможность долее не разделяться, а не наоборот – нераздельность хозяйства ведет к благосостоянию. В среднем число членов[12] карачаевского двора колеблется между 15–25 человеками; встречаются семьи и с большим и с меньшим числом членов, но редко; семья в 30, 35 человек составляет уже исключение. Приведу здесь, кстати, карачаевские термины для обозначения видов родства. Тюркские языки не особенно богаты такими словами. Так и карачаевское наречие большинство видов родства выражает описательно, прибегая к сложным, составным словам. Особые названия мы находим только для обозначения отца (ата), матери (ана), сына (джаш), дочери (кыз), брата (карнаш) и сестры (эгеч). Дед по матери и по отцу обозначается через улу (старший) ата, бабка – через улу ана; хотя надо заметить, что дед по матери чаще обозначается через ананы атасы, – буквально отец матери. Для обозначения племянника и племянницы карачаевец строит очень длинные составные термины; племянник (от брата) – карнаш-дантуган (буквально уроженец (туган) от (дан-исх. Над.) брата (карнаш); племянница именуется карнаш-дан-туган-кыз. Внук называется сыном сына; внучка – дочерью сына; дядя – братом отца или матери; тетка – сестрой отца или матери. Напр.: внук – джашдан-туганджаш; внучка – джашдантуганкыз; двоюродный брать (сестра) – эки (два) карнашдантуганджаш (кыз). Дядя по отцу – ата карнаш; дядя по матери – ана карнаш; тетка – ата эгеч и ана эгеч.

С внешней стороны «двор» представляет собой несколько сакель, по большей части примыкающих друг к другу, вытянувшихся в одну линию и соединенных общей крышей. Еще чаще большая семья размещается в длинной постройке, иногда в несколько десятков шагов длины, разделенной на несколько помещений с отдельными входами в каждое, причем все входы обращены к одной стороне. Против лицевой стороны такого дома расположен двор с хозяйственными пристройками, конюшнями и амбарами. Глава семьи, отец с женой и с незамужними дочерьми, занимает особую саклю. Отдельные сакли отводятся и для женатых сыновей с их семьями, между тем как холостые помещаются все в одной общей сакле. При женитьбе сыновей к главному дому, при неимении свободных сакель, делаются пристройки. В зажиточных семьях встречается и кунацкая, т. е. отдельное помещение для гостей. Большая семья состоит таким образом исключительно из близких, кровных родственников; из посторонних во дворе живут лишь наемные работники; иногда же проживает и какой-нибудь бедняк одноаулец, которого приютила данная семья. Как на чрезвычайно редкое исключение в Карачае, можно указать и на такие случаи, что какой-нибудь бездетный старик[13] принимает к себе постороннюю семью, усыновляет ее и оставляет ей по завещанию свое родовое имущество. Если такой приемной семье усыновитель хочет оставить имущество, он обязан сделать завещание, иначе, по адату, его имущество переходит к его кровным родственникам, или же вообще, к однофамильцам. Какими причинами вызывается усыновление – трудно сказать: религиозные мотивы тут едва ли играют роль; вернее всего, что усыновитель не желает себя видеть одиноким, или не хочет передавать имущества неприятным для него родственникам. Во всяком случае усыновление случается редко и члены большой семьи связаны, как общее правило, кровной связью. – Каждая большая семья называется именем своего главы и квартальной кличкой. Глава семьи, отец, занимает первенствующее положение в семье, носящей строго патриархальный характер. Все члены семьи находятся в одинаково подчиненном и бесправном положении по отношению к домовладыке; власть его, в теории по крайней мере, так же не ограничена, как власть его древнеримского собрата. Свойственное всем кавказским горцам уважение к старикам, и требование безусловного повиновения отцу, выставляемое шариатом, соединяются, чтобы еще резче подчеркнуть абсолютный характер власти отца. Бесспорно, что именно мусульманство действовало в этом направлении и до некоторой степени изгладило черты, указывавшие на прежнюю ограниченность домовладыки в распоряжении семейным имуществом (о чем мы скажем ниже), характеризующую принадлежность последнего семейной общине, как субъекту права собственности. – Отцу, как главе семьи, все члены обязаны безусловным повиновением. Лишь за последнее время стали встречаться случаи столкновения молодого поколения со стариками: они происходят, напр., когда сын занимает какую-нибудь общественную должность, как то старшины и т. п. В виду того, что в Карачае «политические» причины требуют от должностных лиц особых качеств, часто идущих в разрез с прежними воззрениями карачаевцев, им приходится выдерживать столкновения со стариками, как представителями старого, адатного начала, причем в этом неравном бое победителями выходят, конечно, новые администраторы и принцип безусловного повиновения старшим страдает; напр., младший член семьи, как старшина, укоряет главу семьи за несвоевременный взнос податей и т. п. Но это, конечно, исключительные случаи. Сын обязан оказывать отцу всякие внешние знаки почтения и уважения, напр., вставать, когда отец входит и т. д.

Предания о прежних порядках, господствовавших в Карачае, говорят, как мы уже упоминали, что в случае убийства отцом сына, первый остается безнаказанным. Но из безнаказанности преступления, как верно замечает Ковалевский, нельзя делать вывода о праве на совершение преступного действия. Условия родового быта требовали наказания в форме мщения, а раз мстителя не было, очевидно и преступление должно было остаться неотмщенным, т. е. ненаказанным. Далее, в Карачае отец (в теории) всецело определяет судьбу своих детей и распоряжается их рукой, хотя мусульманское законодательство в этом «праве» сделало значительную брешь, именно в его праве распоряжаться рукой дочерей. Во всяком случае, не говоря о «правах», отец имеет фактическую возможность не допустить брака своего сына, отказав ему в калыме, или же, наоборот, побудить сына ко вступлению в брак, обещая большой калым и тем давая возможность сыну взять, в жены самую красивую, богатую и знатную невесту. Распространен в Карачае и обычай еще в малолетстве обручать своих детей, напр., сына с какой-нибудь девочкой, дочерью своего хорошего приятеля. Соглашение стариков имеет по адату юридическое значение: когда дети вырастут, обязательство ими расторгнуто быть не может. Семейные споры и ссоры безаппеляционно решаются главой семьи; ни в каких семейных советах он не нуждается; лишь в случае важного проступка члена семьи, совещается он с женатыми сыновьями, но решающего значения их советы не имеют никакого. В своей семейной жизни подвластный сын подчинен отцу; в случае отказа, напр., наказать по требованию отца свою жену, непокорный сын может быть выгнан из дому безо всего; ни родственники своими советами не помогут, ни аульный сход протеста не окажет. Только и брачных делах семейный совет играет некоторую роль, хотя тоже второстепенную. – На главе семьи лежит, главным образом, все управление семейным имуществом: скотоводство, арендование участков, определение времени сенокошения и посевов. Он распределяет наличных членов семьи на работы и контролирует их действия. Через свою главу семья входит в сношения с местным начальником, аульными властями; с ним имеют дело сборщики податей, падающих на целый двор; на суде, когда глава семьи фигурирует в качестве свидетеля, слово его имеет больше значения, чем показания подчиненных членов семьи, и в случае разноглася в показаниях, ему суд дает больше веры. – Глава семьи – отец – не только главный распорядитель, он вместе с тем полновластный хозяин всего семейного имущества, которое принадлежит ему, по уверению карачаевцев, на праве полной собственности. Как собственник, он не ограничен в праве распоряжения им и даже может отчудить его в другие руки (залог карачаевцам не известен), или же растратить до последней копейки. Никто из подвластных не может опротестовать его распоряжений. Различия между родовым имуществом и нажитыми трудами членов семьи не делается никакого, по крайней мере, при жизни главы; оно имеет значение только при наследовании; как тот, так и другой род имущества принадлежит главе семьи – отцу – на праве полной собственности. И не надо думать, что такое право существует лишь в теории и не находит себе применения на практике. В Карачае уже известно несколько случаев растраты всего состояния главами семьи, и никакие жалобы членов семьи не помогали, пока, наконец, семья не была вынуждена прибегнуть к покровительству русской власти, обратиться к суду; общество же лишь в редких случаях оказывает поддержку сыновьям против столь легкомысленных отцов; соседи же, с своей стороны, с интересом следят за процессом растраты имущества, стараясь повыгоднее воспользоваться ей. Очевидно, при таком характере власти домовладыки, он в своих имущественных распоряжениях не связан никакой отчетностью членам семьи; контролировать его действия они не смеют.

Сыновья в имущественном отношении совсем бесправны, своего peculium’a они не имеют за немногими лишь исключениями. Такое исключение составляют подарки, делаемые им родственниками и друзьями. Иногда сын воспользуется любовью к себе отца и выпросит у него несколько штук скота; это составляет его собственность; но справедливость требует, чтобы в этом случае и другие сыновья что-нибудь получили, и вот отец и их наделяет скотом. Бывает и так, что любящий дед, при опасной болезни внука, дает обещание, в случае выздоровления, подарить ему лошадь или корову, и затем исполняет свое обещание. Но подарки составляют единственный источник образования частного имущества подвластных сыновей, а подарками, конечно, трудно составить себе значительное состояние и выйти из имущественной зависимости отца. В правильно организованных дворах, представляющих в Карачае нормальный тип, существует общая семейная касса, в которую поступают все заработанные членами семьи деньги, и деньги, вырученные из продажи продуктов скотоводства; из общей кассы удовлетворяются все потребности большой семьи и вносятся подати. Ею заведует отец, который всецело распоряжается трудом своих подвластных. Он от своего имени заключает договоры личного найма, по которым его малолетние сыновья и внуки поступают в услужение, в работники, за определенное вознаграждение натурой и деньгами. Такие договоры, в которые часто вступают малозажиточные хозяева, встречаются нередко и обыкновенно заключаются на 5 лет. В случае неисправной уплаты следуемого вознаграждения, отец предъявляет иск к нанимателю; он же по иску нанимателя отвечает за неисправность отданного в работники сына; деньги, следуемые за работу, разумеется, идут отцу, или в семейную кассу. Совершеннолетний член семьи может отправиться на заработки только с согласия или по приказанию отца; все заработанные деньги он обязан отдать при возвращении целиком в общую кассу; удержать он ничего не смеет, разве только это удастся ему сделать скрытно. Если на стороне он проживает долго, то обязан от времени до времени присылать в семью свой заработок; смотря по тому присылал он его или нет, он может сохранить свое право на общее имущество и вернуться равноправным членом в семью. Во время его отсутствия его семья, т. е. жена и дети, непосредственно подчиняется отцу, разницы в их положении почти не замечается. Как бы долго член семьи ни проработал на общую пользу, он все же не вправе распоряжаться ни одной частью семейного имущества и права завещать что-нибудь (напр., свою предполагаемую долю) он не имеет. Как бы различен ни был заработок отдельных членов семьи, они в одинаковой мере обязаны отдать его целиком в общую кассу. Лишь в самое последнее время, за такими членами семьи, которые по своему общественному положению или образованию стоят выше других, признается право удерживать некоторую часть своих доходов, необходимую им для поддержания их общественного положения. Например, сельский учитель, получающий 200 р. жалованья, отдает лишь половину, т. е. столько, во сколько бы он оценил свой труд, если бы был заурядным членом семьи. Из общей кассы делаются все необходимые расходы по семье; из нее дается приданое дочерям и внукам; отец и мать последних сами имущественно бесправны и снабдить дочь приданым не могут.

Страницы: 1 2