Правовое наследие Кавказа (Архивы Кавказа)

Опубликовано при поддержке Бюро ЮНЕСКО в Москве по Азербайджану, Армении, Беларуси, Республике Молдова и Российской Федерации

Организация Объединенных Наций по вопросам образования, науки и культуры

Благотворительный фонд имени Зии Бажаева

КУЛЬТУРА ЧЕЧЕНСКОГО НАРОДА

ЛЕЧА ИЛЬЯСОВ

Публикация книги о чеченской культуре является важным событием в культурной жизни России. Это новый шаг в продвижении к глубокому и всестороннему диалогу культур и конфессий нашей многонациональной страны. Толерантность, веротерпимость, открытость и сближение культур на основе универсальных нравственных ценностей способствуют укреплению единства нашей великой Родины.

Заместитель министра культуры РФ

А. Е. Бусыгин

УДК008(=351. 42)(091)

ББК71. 1+63. 3(2Рос. Чеч)-7

И49

Леча Ильясов. Культура чеченского народа. М., 2009. – 264 с.: ил.

Книга посвящена истории чеченской культуры с древнейших времен до современного состояния. Генезис материальной культуры рассматривается во взаимосвязи с этнической трактовкой древ­них археологических культур на территории Северного Кавказа. Описание истории нематериаль­ного культурного наследия начинается с фольклора, так как именно в нем зарождаются многие виды и жанры художественной культуры. Религиозная культура рассматривается Л. Ильясовым во взаимосвязи с мифологией, историей материальной культуры с момента зарождения религиозных культов в эпоху неолита до современного состояния. Автор ставит и решает проблемы не только историко-культурного, но и культурно-типологического характера. Читатели получают представ­ление об этической культуре, литературе, о типологии музыки и танца, изобразительном искусстве и ремеслах чеченцев.

Природу средневековой башенной архитектуры автор исследует в диалектике развития, на мате­риале архитектурных сооружений различного функционального назначения и различных эпох.

Монография может представлять интерес для ученых, студентов и для всех, кто интересуется куль­турой и историей чеченцев.

Книга подготовлена в рамках деятельности Фонда развития науки и культуры «Латта»

Рецензенты:

Академик, доктор исторических наук В. А. Тишков,

Член-корреспондент РАН, доктор исторических наук С. А. Арутюнов

Опубликовано при поддержке Бюро ЮНЕСКО в Москве по Азербайджану, Армении, Беларуси, Республике Молдова и Российской Федерации.

Сведения и материалы, содержащиеся в данной публикации не обязательно отражают точку зрения ЮНЕСКО. За представленную информацию несет ответственность автор.

Благотворительный фонд имени Зии Бажаева

©Леча Ильясов, 2009.

© Бюро ЮНЕСКО в Москве, 2009.

ISBN 5-264-00693-0 © «Полиграфические мастерские », 2009.

Леча Ильясов

Культура

чеченского

народа

История и современность

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА I. ГЕНЕЗИС МАТЕРИАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЫ СЕВЕРНОГО КАВКАЗА

И ЭТНОГЕНЕЗ ЧЕЧЕНЦЕВ

ГЛАВА II. НЕМАТЕРИАЛЬНОЕ КУЛЬТУРНОЕ НАСЛЕДИЕ

Фольклор

Религиозная культура чеченцев с древнейших времен до нашего времени

Этика

Литература

Театр

Музыкальная культура

Танцевальная культура

ГЛАВА III. МАТЕРИАЛЬНОЕ КУЛЬТУРНОЕ НАСЛЕДИЕ

Изобразительное искусство

Ремесла

Музеи

Средневековая архитектура

Истоки архитектурных форм

Средневековая архитектура горной Чечни

Жилые башни

Полубоевые башни

Башни, встроенные в скальные ниши

Боевые башни

Замки и цитадели

Система сторожевых поселений, замков и башен горной Чечни

Великая сигнальная система

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

ВВЕДЕНИЕ

История человечества в начале XXI века перешла в новую фазу, для которой характерны определенное стирание межэтнических границ, глобализация экономики, унификация куль­турных традиций. Это, в свою очередь, является причиной возросшего внимания к этничес­кой самобытности и жанрово-видовому разнообразию национальных культур.

«Всеобщая декларация о культурном разнообразии», принятая ЮНЕСКО в 2001 году, возводит культурное разнообразие в ранг общего достояния человечества» и определя­ет его защиту как этическую прерогативу, неотделимую от человеческого достоинства. ЮНЕСКО стремится к созданию международного климата, основанного на равенстве всех культур, защите культурного наследия во всех его формах, уважении культурных прав и по­ощрении межкультурного диалога.

Данный проект, выполненный при поддержке ЮНЕСКО, является одной из первых по­пыток представить вниманию широкой аудитории результаты монографического исследо­вания, посвященного разнообразию чеченской культуры.

Культура чеченского народа самобытна и уникальна. Ее корни питаются живительной влагой духовного самосознания народа, которое через тысячелетия пронесло культурный опыт предыдущих поколений, постоянно наполняя его новым смыслом и новыми идеями.

Она же, как и любая культура, в определенной степени и универсальна. Она существу­ет и развивается в многообразных связях с культурами других народов, прежде всего живу­щих в одной ландшафтно-географической зоне. Через эти связи происходят взаимообога­щение и взаимовлияние культур разных народов, формирование определенных культурных архетипов, а в случае интенсивности и длительности культурного взаимодействия – фор­мирование культурных общностей, которые имеют наднациональный и надконфессиональный характер.

Самобытность культуры позволяет народу сохранить и пронести через века свою этни­ческую идентичность и своеобразие, культурные коды, которые через тысячелетия откры­вают потомкам заново духовные тайны и сокровища далеких предков, наполняют их новым смыслом и идеями, сообразными времени.

Универсальность культуры позволяет народу найти единый язык общения и культурно­го взаимодействия с другими народами, прежде всего соседними, свое место в культурном спектре многонационального государства.

Культурная изоляция народа ведет к вырождению его культуры, утрате самобытности – к культурной ассимиляции.

Культура способна успешно развиваться при соблюдении тонкого баланса между двумя этими основополагающими ее признаками: самобытностью и универсальностью.

Помимо этого, ее прогрессивное развитие определяется жанрово-видовым разнообра­зием и гармоничным развитием ее составляющих, так как все они взаимосвязаны и оказы­вают определенное влияние друг на друга.

Танцевальная культура органически связана с музыкальной, театр с литературой, разви­тие народных ремесел может определяться влиянием живописи, и, наоборот, в свою очередь изобразительное искусство нередко испытывает влияние музыкальной культуры, народная музыка может влиять на классическую, так же как и последняя на первую.

Сохранение этнической самобытности и общечеловеческой универсальности, гармо­ничное развитие всех жанров и видов культуры являются основой ее прогрессивного раз­вития. Истоки культуры чеченского народа уходят в глубокую древность. Они ведут к эпо­хе неолита, когда начинается распад кавказской языковой семьи и формирование отдель­ных языков.

Развитие материальной культуры прослеживается по материалам археологических культур на территории расселения кавказских племен с IV тысячелетия до нашей эры.

Зародившись и развиваясь на стыке переднеазиатской и европейской цивилизаций, че­ченская культура испытала влияние обеих, но сохранила свою уникальность.

В чеченской культуре представлены все виды и жанры, свойственные культурам циви­лизованных народов. При этом она обладает определенным этническим своеобразием, ко­торое определяется географическим положением, конфессиональными особенностями и этнокультурным окружением.

ГЛАВА I

ГЕНЕЗИС МАТЕРИАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЫ СЕВЕРНОГО КАВКАЗА И ЭТНОГЕНЕЗ ЧЕЧЕНЦЕВ

На Северном Кавказе, в междуречье Кубани и Сулака, в те­чение четырехтысячелетий сменилось несколько археоло­гических культур[1], в развитии которых наблюдается опре­деленная генетическая преемственность и в бытовой, и в погребальной культуре, и в религиозно-мифологических воззрениях. Все эти факторы могут быть основанием для предположения этногенетической преемственности про­живавшего на этой территории населения с древнейших времен вплоть до Раннего Средневековья.

Е. И. Крупнов на основе тщательно­го изучения археологических культур Се­верного Кавказа с эпохи ранней брон­зы до периода раннего железа пришел к выводу о существовании на территории Кавказа, Закавказья и Малой Азии кав­казской культурной и языковой общно­сти[2]. Она, по мнению ученого, характеризовалась рядом общих черт, присущих в V–III тысячелетиях до нашей эры всем ее районам:

- оседлостью и общими формами хозяйства (земледелие, скотоводство
и развитое гончарство);

- небольшими однотипными поселениями на холмах, с округлыми или
прямоугольными жилищами, с пе­редвижными очагами, с использо­ванием глиняных блоков;

- одинаковыми типами керамики с преобладанием спиральной орна­ментации.

Эта общность стала распадаться к на­чалу III тысячелетия до нашей эры, что подтверждается появлением в это вре­мя локальных вариантов энеолитической культуры Кавказа: куро-араксской – в Закавказье и на Северо-Восточном Кавка­зе, майкопской – на Северо-Западном и Центральном Кавказе.

На самом же деле, как об этом сви­детельствуют уровень и характер соот­ветствий в языках современной кавказ­ской семьи и в древних мертвых языках Передней Азии, прежде всего хуррито-урартских, распад кавказской языковой общности произошел гораздо раньше, не позднее начала V тысячелетия до нашей эры.

Распад же энеолитической культуры Кавказа на локальные варианты отражает уже распад нахско-хурритского языково­го единства, вызванный миграцией части древних нахско-хурритских племен в За­кавказье и Переднюю Азию. Но и по ис­течении нескольких тысяч лет урартский язык (по всей видимости, хурритский язык I тысячелетия до нашей эры) обнаружива­ет удивительную близость именно к сов­ременным нахским языкам.

Кавказская языковая общность распа­лась, по всей видимости, к концу неолита – началу энеолита на картвельскую, адыг­скую, нахскую и дагестанскую языковые группы.

Распад нахско-дагестанского языко­вого единства, как об этом свидетель­ствуют существенные различия в ма­териальной культуре на территории расселения нахских и дагестанских пле­мен, мог произойти не позднее конца V– начала IV тысячелетия до нашей эры. Но вполне возможно, что нахско-дагестанс­кого языкового единства не существова­ло никогда и общие черты в этих языках обусловлены длительным сосущество­ванием в смежных границах, а также адстратно-субстратными взаимоотноше­ниями.

На это указывает и близость язы­ка хурритов, мигрировавших с Северного Кавказа в Закавказье и Переднюю Азию в IV тысячелетии до нашей эры, именно к че­ченскому языку как в структурно-типологическом, так и лексическом плане[3]. А это возможно только в том случае, если мигра­ция произошла после окончательного раз­деления нахских и дагестанских языков[4].

При распаде кавказского языкового единства народы, населяющие Северный Кавказ и территорию к юго-западу от него, располагались по отношению друг к другу так же, как и в позднейшее время. Носи­тели дагестанских языков находились на востоке ареала, нахские племена – в цен­тре, адыгские – на западе и в юго-запад­ной области.

По всей видимости, подобное со­седство было длительным и отразилось на уровне языковых соответствий между ними. В этом смысле адыгские языки го­раздо ближе и в лексическом, и в струк­турно-типологическом плане к нахским, чем к дагестанским, языкам. Если учиты­вать уровень лексических и морфологи­ческих различий между нахскими и адыг­скими языками, который определяется закономерностями их исторического раз­вития, то можно говорить об относитель­ной лексической близости этих языков. Оно обусловлено не только общностью происхождения, но и длительным их сосу­ществованием.

Близкое родство нахских и хурритских языков является бесспорным науч­ным фактом[5]. Об этом говорит не только высокий уровень лексических схождений, но и полное структурно-типологическое тождество этих языков. Даже показатели грамматических классов в нахских язы­ках, которые представляются сравнительно поздним явлением, имеют прототипы в хуррито-урартских языках в виде указа­тельных местоимений.

При этом нужно учитывать то, что со времени разделения этих языков прошло несколько тысяч лет. Ведь хурриты по­кинули районы древнего проживания, то есть ущелья и равнины Северного Кавка­за и Юго-Восточной Европы, не позднее IV тысячелетия до нашей эры.

Хурритские племена продвигаются на юг, как об этом свидетельствуют археоло­гические материалы и исторические ис­точники, практически по всем основным перевалам через Главный Кавказский хре­бет: по побережью Каспийского моря, че­рез Дарьяльское ущелье, по побережью Черного моря, частично оседая на южных склонах Кавказа.

Со второй половины III тысячелетия до нашей эры они начинают упоминать­ся в аккадских источниках под этнони­мом «субареи»[6]. К этому времени отно­сятся две клинописные надписи, сделан­ные от имени хурритских царей, одна – на аккадском, вторая – на хурритском язы­ке. Вторая надпись, принадлежащая Тишари, царю Уркеша (Северная Месопота­мия), является древнейшим памятником хурритского языка[7].

В конце первой половины II тысяче­летия до нашей эры хурриты распростра­няются почти по всей территории Передней Азии. Границы их расселения прости­раются от реки Диялы – на юго-востоке до Средиземноморского побережья – на западе, на юге – до Палестины и Сирии включительно. Они поселяются в Эламе, Месопотамии, Мари, Митанни, Сирии, Палестине. В аккадских источниках их назы­вают первоначально субареями, а их стра­ну – Субарту. По мнению исследователей, на самом деле этноним «субареи» от­носился к дохурритскому (возможно, шу­мерскому) населению этих районов, с ко­торым хурриты могли находиться в опре­деленном этническом родстве.

Египетские источники с XVI века до нашей эры называют их huru, а в Библии древние (несемитские) племена Палестины обозначены как hori (из huri).

Северная граница расселения хуррит­ских племен в этот период неопределен­на, так как к северу от них была террито­рия урартов – народа, близкородственного хурритам по языку и происхождению. По всей видимости, в начале III тысячелетия они представляли единый этнос.

Еще севернее, в Центральном и Вос­точном Закавказье, исследователи пред­полагают существование еще одной груп­пы нахских племен – этиухов[8]. Этиухи являются создателями так называемой триалетской археологической культуры, существовавшей в Закавказье во II тыся­челетии до нашей эры. Эта культура име­ла глубокие материальные связи с перед-неазиатским хурритским миром.

Предполагается, что хурриты были создателями так называемой куро-араксской археологической культуры[9], возник­шей в конце IV тысячелетия на террито­рии Восточного Закавказья, в междуречье Куры и Аракса, а также на Армянском на­горье[10]. Отсюда она распространилась почти на все Закавказье, на отдельные районы Передней Азии, вплоть до Сирии и Палестины, а к северу – на Дагестан и юго-восточные районы Чечни и Осетии.

Поселения куро-араксских племен располагались на холмах и возвышен­ных местах, а также по берегам рек и на горных склонах. Чаще всего куро-араксские племена устраивали свои поселения на естественно укрепленных холмах, как, например, Сержень-юртовское поселе­ние на территории Юго-Восточной Чеч­ни. Некоторые поселения куро-араксской культуры обнесены искусственными рва­ми и каменными или сырцовыми стенами. В Шенгавите куро-араксское поселение было укреплено оборонительной стеной с башнями, сложенной из каменных блоков, и имело подземный ход к реке[11].

Наиболее распространенным типом жилища были дома круглого или оваль­ного плана, которые строились из камня, сырцового кирпича или турлучной техни­кой, но на некоторых поселениях встреча­ются и прямоугольные постройки[12]. Дома перекрывались деревянными балочными конструкциями с глиняным наполнением. В некоторых из них сохранились следы от центрального опорного столба. Круг­лые глиняные очаги располагали в центре жилища. Большое распространение по­лучили у куро-араксских племен глиня­ные очажные подставки различного типа, в том числе и в виде стилизованных фи­гурок быков[13].

Основу хозяйства племен куро-аракс­ской культуры составляли земледелие и скотоводство. Толщина культурных наплас­тований, которая на некоторых поселени­ях достигает восьми метров, говорит об их оседлом, земледельческом характере.

Именно земледелие являлось основ­ным занятием куро-араксских племен. Об этом свидетельствуют многочисленный земледельческий инвентарь и даже зерна различных злаков, обнаруженные в куль­турных пластах куро-араксских поселе­ний. Поля куро-араксские племена обра­батывали мотыгой, но уже в эпоху расцве­та использовали простейший плуг и соху[14]. Они сеяли пшеницу различных видов, яч­мень, а также выращивали лен для произ­водства ткани.

Хозяйство куро-араксских племен было комплексным, поэтому и скотовод­ство было не менее развитым, чем земле­делие.

Большое место в нем занимало разве­дение крупного рогатого скота, который использовался в качестве тягловой силы и транспортного средства, как об этом свидетельствуют археологические наход­ки на куро-араксских поселениях Север­ного Кавказа. Развитый характер отгон­ного скотоводства у куро-араксских пле­мен, в результате которого были освое­ны высокогорные районы Кавказа, может свидетельствовать о доместикации куро-араксскими племенами лошади[15].

Во второй половине III тысячеле­тия до нашей эры большинство поселе­ний куро-араксской культуры были поки­нуты их жителями. Это, по мнению уче­ных, могло быть вызвано экологически­ми, климатическими причинами или про­движением с юга других племен. Одна часть куро-араксских племен продвину­лась на север и северо-восток, в высоко­горные районы Кавказа, другая – на юг, в Переднюю Азию.

Этническая принадлежность куро-араксских племен до сих пор является предметом острых научных дискуссий[16].

Вероятнее всего, это были хурритские племена, которые в конце IV тысячелетия до н. э. откололись от основного нахско-хурритского этнического массива и устре­мились на юг, в Закавказье и Переднюю Азию. Это подтверждается и археологиче­скими материалами, и лингвистическими соответствиями.

Прежде всего, «ни по технологиче­ским признакам, ни по формам, ни по орнаментации куро-араксская керами­ка не связана с керамикой из Закавказья V–IV тысячелетий до нашей эры, то есть на всех известных многослойных поселе­ниях, где куро-араксский слой подстила­ется более ранним слоем, четко устанав­ливается отсутствие генетической свя­зи между основным материалом, пред­ставленным в этих слоях, – керами­кой, являющейся важнейшим атрибутом культуры»[17].

Следовательно, создателями куро-араксской культуры могут быть племена, пришедшие в Закавказье в конце IV ты­сячелетия до н. э. с севера, из-за Главно­го Кавказского хребта, так как эта культу­ра не обнаруживает даже на раннем эта­пе генетических связей с более развиты­ми в то время культурами Передней Азии. Но в то же время куро-араксская культу­ра обладает рядом общих черт с майкоп­ской археологической культурой Север­ного Кавказа, которые проявляются в по­гребальном обряде, керамике и других предметах, что также может свидетель­ствовать об их общих истоках.

Это подтверждается и характером, и направлением миграции хурритских пле­мен, которая отражается в историче­ских источниках III тысячелетия до на­шей эры[18].

В свое время известный исследова­тель Е. И. Крупнов писал: «Сходство па­мятников майкопской культуры с памятниками культуры Куро-Араксского энеолита (рельефный криволинейный орнамент на керамике, формы наконеч­ников стрел и т. д. ) и соединение этих культур в поселениях Чечено-Ингушетии позволяют видеть в майкопской культуре северо-западный вариант некогда единой археологической культуры всего Кавказ­ского перешейка. Все увеличивающее­ся число данных о связях этих древних культур превращает этот вопрос в важ­ную проблему древнейшего культурного кавказского единства и его отношения к какой-то большой и тоже единой этниче­ской общности…

Несомненно, кавказская языковая семья оформилась очень давно, еще в неолитическую эпоху, может быть, еще до выступления на историческую арену Старого Света семитических, индоевро­пейских, угрофинских и тем более тюркоязычных народов»[19].

Хурритские племена являлись частью нахско-хурритского этнического мас­сива, от Кубани до Дагестана, занимая юго-восточную часть этого ареала, вклю­чавшего юго-восточные и южные рай­оны Чечни и западные районы Дагеста­на. Подтверждает это и уровень лингви­стических соответствий между хурритским и другими кавказскими языками. Хурритский язык обнаруживает наиболь­шую близость именно к нахскому языку, затем к дагестанским и только потом к абхазо-адыгским и картвельским языкам. Это говорит о том, что распад нахско-дагестанской языковой общности, если таковая существовала вообще[20], произо­шел уже к началу IV тысячелетия до на­шей эры. Иначе хурритский язык был бы одинаково близок и к нахским, и к даге­станским языкам.

С другой стороны, характер лингви­стических соответствий свидетельствует о том, что хурритские племена являлись восточной частью нахско-хурритского массива и были соседями носителей да­гестанских языков.

На основе вышесказанного мож­но предположить, что к концу IV тысяче­летия до нашей эры хурритские племена устремляются на юг, в Закавказье, а позд­нее и в Переднюю Азию, и создают там но­вую культуру.

В период расцвета куро-араксской культуры хурритские племена расселяют­ся по всему Закавказью, включая высоко­горные районы, а часть из них возвраща­ется в районы прежнего проживания на территории Северного Кавказа и прихо­дит в соприкосновение с нахскими пле­менами – носителями майкопской куль­туры.

В районах, где встречаются эти две культуры, появляются поселения, ма­териальная культура которых обла­дает синкретическими чертами обеих археологических культур. Это было воз­можно только при определенной этни­ческой близости их носителей.

В III тысячелетии до нашей эры хурритские племена Закавказья по неизвестным для нас причинам по­кидают свои поселения и устремляются на юг. Их миграция и расселение по пути передвижения зафиксированы в исто­рических источниках III тысячелетия до нашей эры.

Потомками хурритов на Северном Кавказе являлись жители Ауха, Ичкерии и Чеберлоя[21]. Но уже после XV века они были ассимилированы чеченцами – по­томками алан, мигрировавшими сюда из западных районов Кавказа, по преданию, из Нашха[22].

Хурриты играли в течение многих ве­ков ведущую роль в Передней Азии. В XVI веке они создали государство Митанни со столицей Вашшуканни в Северной Месопотамии. Оно упоминается в хеттс­ких документах и как «Хурри», и как «Митанни»[23].

Митанни играло доминирующую роль в Передней Азии в течение нескольких сто­летий. Под его влиянием находились мно­гие области, прилегающие к нему, в том числе Аррапха, Киццуватна, Ашшур, Алалах.

Митанни было достаточно рыхлым образованием, и его правители так и не сумели создать единого, централизован­ного государства. В процессе длитель­ных войн с хеттами, в которых принимала участие на стороне последних и Ассирия, а также междоусобной борьбы за власть и трон Митанни пришло в упадок. К кон­цу XIV века до нашей эры оно попало в за­висимость от Ассирии и к 1300 году до на­шей эры перестало существовать. Нельзя исключать и того, что часть хурритов под давлением семитских племен сместилась на север, в район Армянского нагорья.

К этому времени относятся первые упоминания в ассирийских источниках о племенах уруатри, населявших Армянское нагорье. В записях ассирийских писцов го­ворится о походах их правителей в страны «Наири – Нахири»[24].

В начале I тысячелетия до нашей эры хуррито-урартские племена, населявшие Армянское нагорье, создают мощное го­сударство Урарту. В анналах ассирийско­го царя Салманасара III в 856 году до нашей эры упоминается царство Урарту или Бийанили (Бийанские страны).

Уже к началу VIII века до нашей эры Урарту становится мощной военной державой, цари которой совершают по­ходы на прилегающие страны и вступают в соперничество с хеттами и ассирийцами. Наивысшего расцвета государство Урар­ту достигает при царях Менуа и Аргишти (VIII век до н. э. ). Влияние Урарту распро­страняется и на закавказские племена. По всей стране строятся каменные крепости с мощными цитаделями, развиваются ре­месла и сельское хозяйство. Если первона­чально царские писцы вели записи на ас­сирийском языке, то позже они переходят на урартский язык.

Основу экономики в Урарту составля­ли земледелие и скотоводство. Зарождение земледелия в этом районе восходит к нео­литу. В урартский период здесь произошла окончательная дифференциация культур пшеницы и ячменя[25]. Кроме того, здесь возделывалось просо. Из масличных культур были распространены кунжут и лен. Урарты создавали для орошения полей слож­ные и грандиозные ирригационные систе­мы не только на территории своей страны, но в сопредельных, подвластных им обла­стях. Это и искусственные озера, служив­шие резервуарами для хранения воды, и огромные по протяженности каналы для орошения. Урартская техника земледе­лия была очень развитой. Основные земле­дельческие орудия урартов были железны­ми – лемехи плугов, мотыги и серпы. Ар­хеологический инвентарь содержит огром­ное количество каменных пестов, ступок, чаш и зернотерок.

Территория Урарту, как, впрочем, и всей Передней Азии, была зоной интен­сивного садоводства и виноградарства. При раскопках на Кармир-блуре обнару­жены остатки и косточки самых различных плодов: сливы, яблока, айвы, вишни, граната, персика[26]. Археологические ма­териалы говорят о высоком уровне разви­тия виноградарства и виноделия в Урарту. Здесь культивировались самые различные сорта винограда. О виноделии в Урарту в древних источниках очень мало информа­ции, но на многих урартских поселениях сохранились кладовые для хранения вина и винные погреба.

Не менее развитым было в Урарту и скотоводство. Археологические матери­алы и древние источники говорят о пре­обладании численности мелкого рогато­го скота над крупным. Скотоводство было отгонным, что определялось недостат­ком пастбищ и географическими условия­ми. Урартам были известны производство масла и сыроварение. Они выделывали кожи и производили различные ткани из шерсти.

Важной отраслью скотоводства в Урарту было коневодство. Урартские ис­точники говорят о наличии в урартском войске конницы и колесниц.

Архитектурное искусство урартов в высшей степени проявилось в строи­тельстве крепостей. Крепости сооружа­лись в труднодоступных местах, на высо­ких холмах или утесах, близ горной речки или родника[27]. Если стены возводились на скальных массивах, то специального фун­дамента для них не строили, но произво­дили работы по сохранению камней осно­вания от разрушения. Урартские крепости сооружались или из камня, или из сырцо­вого кирпича на каменном основании. Об архитектуре урартских храмов и дворцов судить очень сложно, так как до нашего времени они сохранились только в виде развалин и в основном под толстым сло­ем грунта.

Материальная культура Урарту была уникальной для своего времени, и, несо­мненно, через опосредованные связи она определила в какой-то степени и лицо со­временной европейской культуры.

После падения Урарту в начале VI века до нашей эры часть урартских племен мигрировала на Северный Кавказ, в районы расселения родственных нахских племен (информация об этом сохранилась в пре­даниях многих чеченских тейпов, а также в фамильных хрониках – тептарах), дру­гая же часть – в восточные районы Закав­казья.

Чуть позже здесь возникло государс­тво Кавказская Албания. Наиболее ак­тивным этносом в нем были потомки хуррито-урартских племен, известные под этнонимом «гаргары» или «гаргареи». По всей видимости, нет особых основа­ний для того, чтобы идентифицировать их с лезгинами или удинами, так как эт­ноним «гаргареи» упоминается античны­ми авторами рядом с «утиями, уди, уди­нами» и «легами», которые, без сомнения, являются предками современных удин и лезгин.

По всей видимости, часть гаргареев позднее мигрировала на Северный Кав­каз, в районы расселения родственных им нахских племен. Это дает возмож­ность объяснить определенный уровень морфологических и лексических соот­ветствий между нахскими и некоторыми дагестанскими (прежде всего лезгински­ми) языками явлением адстратного ха­рактера.

Нахские племена двалов, населяв­шие территорию древней Двалетии (сов­ременная Южная Осетия) вплоть до кон­ца XVII века, также являются потомками древних мигрантов, осевших здесь по пути передвижения нахских племен на юг[28]. Согласно Вахушти Багратиони, древнейшее население Двалетии происхо­дит от легендарного Кавкаса и является близкородственным дурдзукам, то есть горным нахам[29]. О принадлежности двалов к нахским племенам говорит и отне­сение их древними авторами к кавкасианам, под которыми, без сомнения, под­разумевались нахи.

Древнейшей археологической куль­турой, создатели которой могут иденти­фицироваться непосредственно с пред­ками чеченцев, является так называемая майкопская культура, которая была на­звана по имени курганного погребения, найденного вблизи города Майкоп в кон­це XIX века.

Курган представлял собой насыпь высотой более десяти метров, под ко­торой находились два погребения: одно, основное, – непосредственно под насы­пью, в яме, другое – в самой насыпи. Ос­новная могила представляла собой че­тырехугольную яму, вырытую в грунте, ориентированную по оси северо-вос­ток–юго-запад. Вокруг нее был соору­жен кромлех из известковых плит. Стены могилы были укреплены деревянными конструкциями, а дно выложено мелки­ми речными булыжниками. Она была по­делена деревянными перегородками на южную и северную половины, а послед­няя была разделена на две равные час­ти. В южной половине могилы было одно погребение (погребенный лежал в скор­ченном положении на боку, засыпанный красной краской, головой на юго-восток), в северной половине в каждой из частей было по одному погребению.

Могила (большей частью южная ее половина) содержала большое количес­тво золотых бляшек в форме львов, бы­ков, золотые кольца и бусы, золотые и серебряные сосуды, кремневые наконеч­ники стрел, каменный шлифованный топор, медные орудия труда, керамику раз­личной формы и назначения[30].

Еще ранее была открыта группа курга­нов у станицы Новосвободной (Царской), погребальный обряд (скорченные и ок­рашенные костяки) и инвентарь которых имели много общего с Майкопским курга­ном, но погребения в новосвободненских курганах совершались не в ямах, а в ка­менных гробницах – дольменах. Они со­держали богатый инвентарь в виде золо­тых и серебряных украшений, бронзовых орудий труда и оружия, бронзовые кот­лы[31] и чаши, керамику в виде ангобированных и лощеных сосудов, украшенных орнаментом.

Но при множестве сходных черт, ко­торые дают все основания относить Май­копский курган и курганные погребения у станицы Новосвободной к одной археоло­гической культуре, у них есть определен­ные различия в способе захоронения (ямы и дольменообразные сооружения), а так­же в изготовлении оружия и керамики. По всей видимости, они носят хроноло­гический характер[32], а открытие памятни­ков майкопской культуры промежуточной стадии развития позволяет говорить о трех этапах ее существования (А. А. Формозов, Р. М. Мунчаев).

В XX веке, в течение нескольких деся­тилетий, погребальные и бытовые памят­ники майкопской культуры были откры­ты в Ставрополье, в Кабардино-Балкарии, в Чечне (у ст. Мекенской на Тереке, у се­ления Бамут на Фортанге, у селения Бачи-юрт на реке Гонсол, у селения Сержень-юрт, у селения Зандак)[33].

Майкопская культура в период сво­его расцвета распространилась на всю предгорную и равнинную часть Северно­го Кавказа – от Таманского полуострова на западе и до границы Дагестана на юго-востоке[34]. На юге и юго-востоке Чечено-Ингушетии, в основном в приграничных с Грузией и Дагестаном районах, племе­на майкопской культуры приходят в со­прикосновение с племенами более древ­ней куро-араксской культуры. Инвентарь бытовых и погребальных памятников со­держит в себе устойчивые черты и при­знаки обеих культур. Однако сочетание в археологических комплексах позднемай-копских черт с ранними куро-араксскими, учитывая границы существования этих культур (куро-араксская – от середины IV тысячелетия и до конца III тысячелетия до нашей эры, майкопская – от конца IV и до конца II тысячелетия до нашей эры), не на­ходит пока рационального, научного объ­яснения[35].

Начиная с эпохи расцвета майкоп­ской культуры, когда уже, по всей види­мости, завершается процесс сложения племен, на Северном Кавказе, на тер­ритории от Кубани до Аргуна формиру­ется союз близкородственных племен, который, вбирая в себя и ассимили­руя отдельные группы степного насе­ления, сохраняется вплоть до монголо-татарского нашествия.

В этих же границах в течение почти пяти тысячелетий сохраняется и культур­ная преемственность, от майкопской куль­туры до аланской[36], а позднее, уже в более узких пределах, и до позднесредневеко­вой чеченской культуры.

Ни у кого не вызывает сомнений мест­ное происхождение материалов ранних эта­пов майкопской культуры, зафиксирован­ных в бытовых и погребальных памятниках Северо-Западного и Центрального Кавка­за. Местный характер основного компонен­та бытового и производственного инвентаря подтверждается археологическими матери­алами практически всех раскопанных посе­лений майкопской культуры, относящихся к разным этапам ее существования.

Археологические материалы, отно­сящиеся к древнейшему этапу майкопс­кой культуры, были обнаружены на вос­токе Чечни, что делает несостоятельной гипотезу о распространении ее с запа­да на восток. Исследования ведущих рос­сийских археологов последнего времени (Р. М. Мунчаев) доказывают, что контак­ты майкопцев с переднеазиатским миром шли через территорию Дагестана.

Майкопская культура была созда­на древним автохтонным населением – предками современного нахского населе­ния Кавказа – и зародилась на местной основе. Но при этом надо учитывать до­статочно сильное влияние древних переднеазиатских цивилизаций на культур­ное развитие Северного Кавказа, которое фиксируется исследователями уже по ма­териалам местного неолита[37].

Культурное влияние Месопотамии на регион усиливается по неясным причинам именно в эпоху ранней бронзы Северного Кавказа. Этот процесс может объяснять­ся и активизацией торгово-экономичес­ких связей, и миграцией отдельных групп месопотамского населения на Северный Кавказ, и потребностью переднеазиатских ремесленных центров в сырье[38], но наряду с этим основной причиной этих контак­тов, вероятнее всего, является этническое и языковое родство населения этих реги­онов[39].

Передвижения близкородственных нахских племен через хребет с юга на се­вер и обратно вплоть до конца I тысячеле­тия нашей эры фиксируются в историчес­ких источниках и народных преданиях.

Майкопская культура датируется ис­следователями приблизительно кон­цом IV-началом II тысячелетия до нашей эры. На западе она граничила с дольменной культурой, на юге и востоке – с куро-араксской (с ней она была связана генети­чески), на севере – с ямной, катакомбной, а позже и срубной археологическими куль­турами.

Племена майкопской культуры зани­мали в основном предгорные и равнинные районы Северного Кавказа, но, по всей ви­димости, поддерживали тесные отноше­ния с горными районами[40]. Они распола­гали свои поселения в труднодоступных местах: на речных мысах[41] или террасах, вдоль рек, имеющих высокие обрыви­стые берега, которые служили им есте­ственным укреплением. С незащищенной стороны они окружали свои поселения оборонительными стенами, выложенны­ми из камня, имевшими внушительные для того времени размеры.

Известный археолог и исследователь эпохи бронзы Кавказа и Передней Азии Р. М. Мунчаев выделяет два этапа суще­ствования майкопской археологической культуры:

ранний: эпоха Майкопского кургана и поселения Мешоко;

поздний: время Новосвободненского и Бамутского курганных могиль­ников[42].

Наиболее интересным памятником майкопской культуры на территории сов­ременной Чечни является Бамутский кур­ганный могильник. В его погребениях обнаружен богатый и разнообразный ин­вентарь: красно-охристая керамика, брон­зовые кинжалы и топоры, бронзовые на­конечники копий, костяные и кремневые наконечники стрел, орудия труда из брон­зы и кремня, бронзовые котлы, украшен­ные жемчужным орнаментом, аналогич­ные материалу из Новосвободненских курганов, украшения из бронзы и камня.

Майкопская археологическая культу­ра просуществовала более тысячи лет. В эпоху своего расцвета она занимала об­ширную территорию от Прикубанья до Дагестана. Главной ее особенностью были активные культурно-экономические кон­такты с Передней Азией и Закавказьем, которые во многом определили специфи­ку ее развития.

Интенсивное развитие экономики, особенно скотоводства, металлообработки и керамического производства, приве­ло к раннему социальному расслоению и сосредоточению в руках родоплеменной верхушки огромных богатств в виде ско­та, драгоценных металлов, бронзовых из­делий, обособлению наиболее сильных в экономическом отношении патриархаль­ных семей, выдвигавших из своей сре­ды вождей всего племени[43]. Появление новых технологий вооружения должно было способствовать появлению зачат­ков рабства.

К началу II тысячелетия наиболее яр­кие черты этой культуры постепенно уга­сают под влиянием различных факторов. К важнейшим из них относятся: прекра­щение контактов с Передней Азией и ак­тивизация связей с населением степной полосы Причерноморья и Поволжья, бо­лее отсталым в социально-культурном плане, с последующей инфильтрацией отдельных групп степных племен в среду майкопцев.

В это время прекращается приток им­портных изделий с юга, исчезают захоро­нения с богатым погребальным инвента­рем. Начинается определенная деградация материальной культуры майкопцев, хотя этот процесс был неравномерным для раз­личных районов Северного Кавказа.

Майкопская культура постепенно трансформируется в северокавказскую археологическую культуру, сохраняя дол­гое время отдельные черты в предметах быта, вооружении и обряде погребения уже в недрах новой культуры.

В начале II тысячелетия до нашей эры майкопская археологическая культура по­степенно сменяется новой, которую уче­ные назвали северокавказской[44] культу­рой. Она не была материальной культурой нового населения этого региона, а сложилась на основе майкопской культуры и ге­нетически из нее вытекала, как об этом свидетельствуют сходство похоронно­го ритуала, возведение надмогильных ка­менных кромлехов и, соответственно, уна­следование религиозных представлений, взаимосвязь образцов керамики, а также почти полное совпадение территорий рас­пространения.

При этом сохранились погребаль­ные памятники переходного периода с какими-то чертами майкопской культу­ры, но уже содержащие иной погребаль­ный обряд или инвентарь, представляю­щий новую культуру.

Наиболее интересным памятни­ком переходного времени, который В. И. Марковин отнес к раннему этапу се­верокавказской археологической куль­туры, является курганное захоронение у Ульского аула в Прикубанье[45]. Погребенный лежал в вытянутом положении, на спине, головой на север, с небольшим отклонением к востоку. В погребении были обнаружены глиняные и алебастро­вые статуэтки, миниатюрный сосудик, изогнутые булавки с отверстиями, похо­жие на булавки из майкопских курганов у станицы Новосвободной, фрагменты ке­рамики, миниатюрная глиняная модель повозки. Для Ульского кургана характер­но сочетание инвентаря, близкого к май­копскому, и нового погребального обря­да[46], свойственного для погребений севе­рокавказской культуры.

Памятники переходного периода или раннего этапа северокавказской архео­логической культуры обнаружены на тер­ритории от Прикубанья до Дагестана. Наиболее ранним погребальным памятни­ком этой культуры на территории совре­менной Чечни является курганное захоронение в дольменообразном ящике у селе­ния Закан-юрт.

Из инвентаря, при всех локальных ва­риантах, наиболее типичными для них являются костяные изогнутые булав­ки, витые проволочные подвески, камен­ные сверленые топоры простых форм, бронзовые топоры со слегка свисающим обухом, плоские тесловидные топоры, сосуды с «елочным» орнаментом и вдавлениями[47].

На основе майкопских черт в обря­де погребения, архаичности инвентаря, а также аналогий в древних комплексах За­кавказья и Передней Азии В. И. Марковин определил границы раннего этапа северо­кавказской археологической культуры на­чалом II тысячелетия до нашей эры и 1700 годом до нашей эры[48]. К концу его чер­ты майкопской культуры уже окончатель­но угасли, а особенности новой археоло­гической культуры обрели определенную устойчивость.

К середине II тысячелетия до нашей эры окончательно складываются черты нового погребального обряда[49], типы пог­ребального инвентаря, характерные имен­но для северокавказской археологической культуры. Это время завершения ее вто­рого этапа, границы которого определя­ются 1700 годом до нашей эры 1500 го­дом нашей эры.

По всей территории распространения северокавказской археологической куль­туры от Прикубанья до левобережья Сулака почти все погребения этого времени содержат бронзовые проушные топоры, бронзовые орудия и оружие, литые украшения, покрытые узором, каменные топо­ры и булавы, орнаментированные сосуды. При этом изделия из бронзы украшены ярким орнаментом в виде шнура, спирали, налепных кружочков, сосуды – оттисками шнура, спиральными вдавлениями.

В этот период можно говорить об оп­ределенном расцвете материальной куль­туры северокавказских племен, тогда как на ранней стадии существования северо­кавказской культуры ощущалась явная ее деградация по сравнению с предыдущей майкопской археологической культурой. Это проявляется и в разнообразии инвен­таря погребений, и в более высокой техно­логии производства.

К примеру, курганное захоронение у станицы Андрюковской содержало мед­ный кинжал с нервюрой, круглый меда­льон, орнаментированный узором в виде шнура и спирали, медные подвески, ви­сочное кольцо овальной формы, молоточковидную булавку[50].

На территории современной Чечни типичным памятником второго этапа раз­вития северокавказской культуры явля­ется грунтовый могильник Гатын-кале в Аргунском ущелье. В погребениях обнару­жены многовитковые бронзовые брасле­ты, булавки с волютобразными навершиями, бронзовые и пастовые бусы, подвески в виде ложечек и колец, височные кольца, глиняные сосуды.

К концу II тысячелетия до нашей эры в различных районах Северного Кавка­за носители северокавказской археоло­гической культуры приходят в сопри­косновение с представителями северных степных культур, прежде всего катакомбной и срубной. На западе, в Прикубанье, эти процессы приобретают более глубо­кий и системный характер. В погребениях этого региона появляются новые черты не только в инвентаре, но и в погребальном обряде. Постепенно меняется облик мате­риальной культуры, приобретая смешан­ный характер. На Центральном Кавказе эти процессы протекают медленнее, влия­ние степных культур ощущается меньше и в погребальном обряде, и в предметах ма­териальной культуры. На восточной гра­нице ареала, в Дагестане, где усиливается влияние местных энеолитических культур, северокавказская культура также теряет свои специфические черты. Это время ис­следователи относят к третьему этапу ее существования. Границы его определяют­ся приблизительно серединой II тысячеле­тия до нашей эры – концом II тысячелетия до нашей эры. В этот период усиливают­ся локальные различия в материальной культуре и погребальном обряде у племен северокавказской культуры в различных районах Северного Кавказа. На их осно­ве в недрах старой культуры зарождают­ся черты новых археологических культур, прежде всего прикубанской и кобанской. К примеру, бронзовый топор, найденный у селения Закан-юрт в Чечне, является про­тотипом кобанских топориков[51].

Основную роль в хозяйстве носите­лей северокавказской культуры играли скотоводство и земледелие. Земледелие было более развитым, чем в предыду­щую эпоху, – культивировались различ­ные виды злаков (пшеница, ячмень). Зем­леделие было мотыжным, для обработки земли использовались мотыги из твердых пород камня. Если на раннем этапе севе­рокавказской культуры уборка урожая производилась серпами с кремневыми вкладышами, то позднее распространи­лись бронзовые серпы. Для помола зерна использовались каменные зернотерки, ко­торые очень часто встречаются в погребе­ниях северокавказской культуры.

Основу скотоводства составляло раз­ведение овец, коз и крупного рогатого скота. Овцеводство было отгонным, это прослеживается по находкам предметов северокавказской культуры и в высокогор­ных районах, куда скот отгоняли на летние пастбища, и в прикаспийских степях, где его пасли зимой. Отгонное скотоводство в зачаточном состоянии, по всей видимости, было характерно и для майкопских пле­мен. Этому способствовало и разведение лошадей, которые использовались только для верховой езды. Найденная в Ульском кургане глиняная модель двухколесной повозки свидетельствует о том, что севе­рокавказские племена уже были знакомы с колесной телегой.

О форме жилищ той эпохи можно су­дить по различным типам могил, так как в древности могилы очень часто повто­ряли земные дома. И даже строительный материал для земных и вечных жилищ ис­пользовался один и тот же, в зависимос­ти от его доступности. В горных районах, где уже в предыдущую эпоху стали стро­ить дома из камня, были распростране­ны каменные склепы и каменные ящики, в лесных районах, где строились деревян­ные дома и камня было мало, использова­лись деревянные конструкции при возве­дении могил. Как и в предыдущую эпоху, жилища в этом ареале были прямоуголь­ной формы.

Несмотря на скудость материала, свидетельствующего о характере посе­лений и жилищ племен северокавказ­ской культуры, разнообразные типы мо­гил говорят о том, что они обладали до­вольно высокой техникой жилищного и, возможно, фортификационного строи­тельства.

Именно к северокавказской культу­ре археологи относят жилую построй­ку у селения Гатын-Кале в горной Чечне. Она была прямоугольной в плане, стены сплетены из хвороста и обмазаны глиной. Жилище было разделено на две камеры внутренней стеной, выстроенной из кам­ня. Пол в жилище был выложен камен­ной плиткой.

Погребальная культура северокавказцев была очень разнообразной: курга­ны, каменные ящики, склепы, грунтовые ямы. В таком виде нахи Северного Кавка­за сохранят ее вплоть до Позднего Сред­невековья.

По погребениям, в которых находят оружие, украшения, посуду, видно, что но­сители северокавказской культуры верили в загробную жизнь и считали ее простым продолжением земной жизни, йдобные воззрения были присущи нахам и в Сред­невековье.

К середине II-началу I тысячелетия до нашей эры северокавказская культура сменяется так называемой кобанской ар­хеологической культурой. Обе эти культу­ры были связаны генетически и принадле­жали одному этносу. Основной ареал рас­пространения кобанской культуры совпа­дает с зоной предыдущей, северокавказ­ской, смещаясь при этом на юг, к Главному Кавказскому хребту, а в районе Централь­ного Кавказа – и за границы хребта. На се­вере граница ее доходила до современной Ставропольской возвышенности. Это от­ражало характер расселения нахских пле­мен, которые под натиском многочислен­ных диких орд ирано-, угро-, тюркоязычных кочевников были вынуждены сдви­гаться на юг и восток, вытесняя и частично ассимилируя народы, создавшие куро-аракcскую культуру.

Наиболее древние памятники ко­банской культуры найдены на терри­тории древней Двалетии (современной Южной Осетии) – это XVI век до нашей эры. На Северном Кавказе самые ранние памятники кобанской культуры датиру­ются XII веком, самые поздние – IV ве­ком до нашей эры.

Основой хозяйственной деятельнос­ти кобанцев были скотоводство и земле­делие[52]. При этом ведущей отраслью их хозяйства было скотоводство. Они раз­водили крупный и мелкий рогатый скот. Овцеводство было отгонным. Огромную роль в хозяйстве и в жизни кобанских пле­мен играло разведение лошадей. Об этом свидетельствует большое число находок элементов конской сбруи на кобанских поселениях и в погребениях. По всей видимости, лошадь становится в этот пери­од основным средством передвижения[53]. Многочисленные глиняные фигурки ло­шадей, изображение их на бронзовых то­порах, керамике говорят о распростране­нии культа коня у кобанцев[54].

О развитии земледелия у кобанцев можно судить по археологическим мате­риалам из предгорных и равнинных рай­онов.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11