ВВЕДЕНИЕ к I тому
В первый том части I Антологии памятников права народов Кавказа включены источники обычного права адыгов, акты о Временном кабардинском суде, судебная практика, отражающая его деятельность, акты органов Российского государства, международные договоры, акты адыгских обществ за рубежом.
«Адыгэ хабзэ» – это свод юридических и нравственных норм, закреплявших правила поведения и статус субъектов адыгских обществ и имевший общее значение для всех адыгов, но с рядом особенностей у каждого народа, относившегося к адыгам.
Юридическо-правовую часть «Адыгэ хабзэ» составляют: «Пщы хабзэ» – княжеское право, «Уэркъ хабзэ» – дворянское право, «ЛъхукъуэлI хабзэ» – крестьянское право и «Хабзэнщэ» – право безобрядных. А нравственная часть «Адыгэ хабзэ» носит название «Адыгагъэ» – адыгство, «Адыгэ хъэл», «Адыгэ щэн» – адыгский этикет.
Сохранилось несколько текстов кодекса «Адыгэ хабзэ». Кодификация законов в Кабарде имела место еще в XV-XVI столетиях. Ш.Б. Ногмов пишет, что князь Беслан Кайтукович Джанхотов, правивший в Кабарде до Темрюка Идарова, учредил единый порядок судопроизводства, издал законы и обряды и установил разные штрафы за их неисполнение[1].
Кабардинский вариант «Адыгэ хабзэ» включает «Постановления о сословиях в Кабарде» (составленные в 1785 г. и впервые опубликованные в 1868 г. на немецком языке как приложение к «Истории адыхейского народа» Ш.Б. Ногмова.
«Постановления о сословиях в Кабарде» включают два раздела, которые состоят из отдельных частей. В первом разделе приводится сословная структура кабардинского народа и указано на территориальное деление Кабарды. В частности, здесь говорится, что кабардинский народ состоит из шести сословных категорий и разделен на четыре феодальных владения. Далее идут 26 статей, составляющие «Пщы хабзэ» – княжеское право. Затем еще 26 статей, составляющие «Уэркъ хабзэ» – дворянское право, и «ЛъхукъуэлI хабзэ» – крестьянское право, т.е. нормы, которыми регулировались отношения между уорками и крестьянами. Последний раздел включает в себя 10 статей, которыми регулировались сюзеренно-вассальные отношения между кабардинскими князьями и соседними северокавказскими народами.
Второй раздел «Постановлений» является добавлением к первому разделу, который называется «Народное условие, сделанное 1807 года июля 10, после прекращения в Кабарде заразы, в отмену прежних обычаев». В 1794, 1804, 1805 годах в Кабарде произошли крупные военные столкновения между царскими войсками и кабардинцами. В 1805-1806 годах в Кабарде были сильные чумные эпидемии. В результате этих событий ее население значительно сократилось, а сословная структура кабардинцев подверглась изменениям. В этой связи в Кабарде была проведена правовая реформа. Многие старые статьи были отменены, некоторые изменены и созданы новые.
По существу, этот раздел «Постановлений» был составлен из новых правовых норм, принятых и утвержденных на общем хасэ – народном собрании кабардинского народа. Он включает три части[2].
Первая часть состоит из 41 статьи, исправленной и обновленной, а вторая часть – из 11 статей, которые регулировали отношения первостепенных узденей Куденетовых с другими сословиями. В третью часть вошли статьи, регулировавшие отношения крестьян с другими сословиями.
Еще в 1782 году был составлен свод правовых норм, известный под названием «Описание о податях, чинимых от черного народа своим узденям». Он состоит из 4 частей, охватывающих 69 статей, регулирующих отношения между различными категориями уорков и крестьян[3].
Самым полным сводом правовых норм кабардинцев является «Полное собрание кабардинских древних обрядов», составленное в 1843-1844 гг. и включающее в себя «Постановление о сословиях в Кабарде» и «Народное условие 1807 г.». Сюда вошли также неопубликованные, но сохранившиеся в устной форме и использовавшиеся судами нормы. Всего здесь имеется 127 статей, разделенных на 12 разделов.
Кроме перечисленных документов, существуют еще два, составленных в период отмены крепостного права в Кабарде в 1867 г. Первый из них называется «О крепостном сословии кабардинцев», известный под общим названием «пшитль» (холопы), заимствованным из народных обычаев, а второй – «Записка о привилегированных сословиях Кабардинского округа»[4]. В эти своды вошли правовые нормы, отражающие размер многочисленных повинностей, отбываемых крепостными крестьянами.
Анализ приведенных сводов показывает, что в них сохранилось много архаических норм, характерных для древнего общества адыгов. Вместе с тем к XVIII в. серьезной трансформации уже подвергались такие институты, как кровная месть, барантование, аталычество, уплата калыма, левират, сорорат. Будучи приспособленными к новым социальным отношениям, изменились их прежние социальные функции.
В обычно-правовых системах адыгов закреплялась их социальная структура, получавшая свое отражение в юридическом статусе ее элементов. Широко известно деление адыгских народов на аристократические (бжедуги, темиргоевцы, хотикоевцы, черченеевцы, махошевцы, хамашеевцы) и демократические (абадзехи, шапсуги, натухайцы и убыхи), у которых не было князей.
Аристократические народы делились на такие группы: князья – пшы, уздени первой степени – тлекотлеши, уздени второй степени – беслан-уорки, узденей третьей степени – уоркшаотлугусы, и крестьяне – холопы. В последних выделялись три категории: Iуэгу-ог, логанает и унаут.
Демократические племена состояли из трех категорий: уэркъ-уздень, лъхукъуэлI – тлхукотль – крестьяне, духовенство. И те, и другие имели сословие – унэIут.
Пщы. На высшей ступени феодальной лестницы стояли пщы. Термин «пщы» переводится как «князь», «владыка», «повелитель». Князья стояли во главе народа. В обычно-правовых нормах, регулировавших взаимоотношения между князьями и народом, сказано, что «князья являются естественными и прямыми покровителями народа». Они также были верховными владельцами всей земли в Кабарде. Князья имели своих вассалов в лице тлекотлешей и беслъэн-уорков.
К середине XIX века власть кабардинских князей была серьезно ограничена. Они теперь не могли самостоятельно решать вопросы, касавшиеся всей Кабарды, распоряжаться землями и т.д., подчиняясь царской администрации на Кавказе.
В XVIII веке появился термин «тума». Тумами называли тех князей, которые происходили от брака между князьями и женщинами нижестоящих сословных категорий. Для приобретения прав тумакам необходимо было быть признанными настоящими князьями своей фамилии, совершить какие-либо подвиги. Поэтому тумаки отличались храбростью, отвагой. В любое мгновение они были готовы подтвердить свое право силою оружия.
Тлекотлеш («лIакъуалIэш») переводится как «сильное колено, поколение, сильная ветвь», что и соответствует социальному положению тлекотлешей, которые занимали в обществе очень высокое положение.
Дыжъыныгъуэ – дижиниго. В Кабардинской исторической литературе термин «дыжъыныгъуэ» принято переводить как «позолоченное серебро». Тлекотлеши и дыжъыныгъуэ относились к одному и тому же сословию, но тлекотлеши, в отличие от дыжъыныгъуэ, были более «родовитыми», «знатными».
Комиссия по разбору сословных прав жителей Терской и Кубанской областей, характеризуя тлекотлешей и дижиниго, в 1871 г. писала: «Дижиниго – позолоченное серебро – по происхождению равные с тлекотлешами, имели право вступать с ними в родство, но, будучи слабее их, вследствие меньшего числа их подвластных, в управлении народом не имели те права, которыми пользовались тлекотлеши».
Различие между ними, по нашему мнению, состояло и в том, что тлекотлеши являлись представителями других народов, которых кабардинские князья приглашали на службу, противопоставляя их дыжыныго, чтобы они, как природные кабардинцы, не могли претендовать на княжескую власть.
Беслъэн-уэркъ – беслан-уорки. По дошедшим до нас известиям, кабардинский князь беслан Кайтукович Джанхотов разделил всех узденей Кабарды на несколько групп в зависимости от их функций. Уздени, которые являлись непосредствнеными вассалами князей, получили название «пщыу-эркх», т.е. княжеские уорки. В честь главного князя Беслана их стали называть беслан-уорками.
Беслан-уорки получали от князей «уэркътын» – «княжеский дар». О происхождении Беслан-уорков в источниках сказано: «Звания Беслан-уорк без особых затруднений приобретались уорк-шаотлугусами, а также выходцами из местностей, населявшихся адыгским племенем».
УэркъшауэлIыгъусэ – уорк-шаотлугус – «напарник», «сопровождающий уорка». Эта категория кабардинских уорков находился в зависимости от тлекотлешей и джиниго. От них они получали земельные участки, скот, крепостных крестьян по системе уэркътын за то, что несли им такую же службу, какую беслан-уорки несли своим князьям.
Характерной чертой категории уорк-шаотлугусов является то, что в отличие от других категорий узденей они, наряду с крепостными крестьянами, принимали участие в производительном труде. Они пахали, косили, заготавливали дрова и т.д.
Крестьяне носили общее название холопы «пщылI» – мужчина, принадлежащий князю, феодалу. Они делились на несколько категорий в зависимости от степени их закрепощения. Щхъэщэхуж. «Щхъэ» – голова, «щэхужын» – выкупить, т.е. выкупивший себя из крепостной зависимости. В историко-этнографической литературе щхъэщэхуж известен как азат, или вольноотпущенник. Азат обозначает «свободный». Сами кабардинцы наряду с термином «щхъэщэхуж» в разговорной речи пользовались термином «азат». При этом различали два вида азатов: «азэтыжъ» – старый азат и просто «азат». Термином «азэтыжъ» назывались те вольноотпущенники, которые выкупили себя на свободу еще до официальной отмены в 1867 г. крепостного права в Кабарде. В отличие от «азатыжъ», крестьяне, которые получили свободу при отмене крепостного права назывались «азэт». Азаты из бывших крепостных крестьян лагунапыт носили название «лъхукъуэлI», а азаты из огов – «лъхукъуэ щауэ».
До 1807 года вольноотпущенники имели право переходить на жительство из аула в аул. Но в 1807 г. было принято решение, обязывающее вольноотпущенников не переходить в другой аул, а жить в том ауле, где проживал его бывший владелец.
Iуэгу-ог (лъхукъуэщауэ). Оги, в свою очередь, делились на две категории: княжеских и уоркских. В основном оги платили продуктовую ренту. Права и обязанности княжеских и уоркских огов совпадали не во всем.
По переписи 1825 г. в Кабарде было учтено 333 семейства огов, в том числе 59 княжеских и 274 уоркских. По сведениям, собранным в 1837 г. бароном Вревским, в Кабарде насчитывалось 1930 огов мужского пола[5]. Накануне отмены крепостного права в Кабарде оставалось всего 15 семейств огов.
После отмены крепостного права в России кабардинские князья и уорки уже не сомневались в том, что скоро то же самое произойдет и в Кабарде. Поэтому, не дожидаясь реформы, они сами начали освобождать своих крестьян. В документах, относящихся к подготовке отмены крепостного права в Кабарде, об огах часто говорится: «… основная часть огов откупилась на волю»[6]. Огам было легче откупиться на волю, чем лагунапытам Они были наиболее зажиточной частью крепостных крестьян и «нередко имели не только значительное количество всякого скота, но и своих холопов». При освобождении ога владелец по своему усмотрению определял размер выкупа. Поэтому владельцу было выгоднее освободить на волю ога, чем лагунапыта, не имевшего собственного домашнего хозяйства и менее обеспеченного в экономическом отношении.
Лэгъунэпыт. Термин лагунапыт («лэгъунэпут») указывает на территориальное расположение тлхукотля по отношению к своему владельцу. Т.Х. Кумыков пишет: «Лагунапыт – значит «приделанный», «пристроенный к дому, ко двору». Бывший тлхукотл пристраивался ко двору князя или уорка, становясь, таким образом, зависимым, дворовым крестьянином»[7].
Материалы о лагунапытах показывают, что они делились на четыре категории. Это обусловливалось структурой феодального класса. Первая категория – лагунауты, которые принадлежали князьям. Они официально назывались княжескими лагунапытами – пщы лэгъунэпыт. Вторая категория носила название узденские лагунауты – уэркъ лэгъунэIут. Третью категорию составляли лагунапыты, принадлежавшие вольноотпущенникам – лъхукъуэщауэ лэгъунэпыт. В последнюю, четвертую категорию входили те, кто принадлежал чагарам (огам), т.е. чагарские холопы. Их можно назвать Iуэгу лэгъунэпыт или пщылIым и пщылI (хъэнэф хъэпэф ипцыжщ – слепой погоняет слепого).
По данным 1825 г., в Кабарде было всего 1630 семейств лагунапытов, в которых насчитывалось 7714 чел. мужского пола. Из них княжеских 119 семейств (405 чел.) мужского пола, узденских – 1309 и 6830, принадлежавших вольноотпущенникам – 159 и 386, чагарских – 43 и 92 соответственно (Это, не считая женщин). С учетом же их можно считать, что в Кабарде в то время было всего около 15-16 тысяч лагунапытов, а накануне отмены крепостного права в Кабарде их было 140303 чел., в том числе 5000 княжеских, остальные же принадлежали узденям и азатам.
Следует отметить, что к моменту отмены крепостного права в Кабарде категория чагарских логанаутов уже не существовала ни в Большой, ни в Малой Кабарде.
УнэIут – унэ – дом, Iут – стоящий у дома. Унауты не были основными производителями. Ни в Кабарде, ни в других адыгских племенах не было никакого рабовладельческого уклада, основанного на эксплуатации и производстве унаутов. Они были обязаны выполнять всякие домашние работы: женщины убирали комнаты, стирали, обслуживали и ухаживали за госпожами и т.д. Мужчины следили за порядком во дворе, прислуживали в кунацкой, кололи дрова, разводили огонь. Они занимались сельскохозяйственными работами только в редких случаях и при крайней необходимости. По данным 1867 года в Кубанской области, в адыгских племенах из крепостной зависимости были освобождены 17793 человека, в том числе 3172 унаута (5,8 %), а в Кабарде соответственно 16493 и 2469 человек. И здесь удельный вес унаутов ничтожен. Известный кавказовед Т.Х. Кумыков назвал их домашними рабами. Их покупали и продавали. Они не имели никаких семейных и имущественных прав, содержались за счет феодала и жили во дворе феодала.
Таковы особенности структуры и статуса сословий адыгского общества. К ним можно отнести еще одну.
Анализ сословной структуры адыгского общества свидетельствует о том, что институт рабства, на который указывается в ряде источников, отсутствовал и по своей сути находится в явном противоречии с «Адыгэ хабзе».
Разумеется, речь идет исключительно о внутренней структуре адыгского общества, а не тех его элементах, которые имели внешнее по отношению к нему происхождение.
До 1825 г. все правовые нормы, входившие в свод «Адыгэ хабзэ», были результатом законотворческой деятельности «Адыгэ хасэ» – сословно-представительного собрания, которое играло важную роль и у других адыгских народов. Примером этого может служить правовые реформы, проведенные в Кабарде в 1785, 1807 гг., когда все правовые нормы были подвергнуты анализу и многие отменены, изменены и созданы новые, приспособленные к новому социально-экономическому положению Кабарды XVIII – первой половины XIX веков. Неисполнение этих норм наказывалось штрафом.
Эти нормы были общими и для других «аристократических» адыгских народов. В «демократических» адыгских народах привилегированность отдельных сословий фактически носила лишь этический характер, а сама по себе не играла существенной роли в повседневной жизни, свидетельствуя лишь о старых или новых заслугах отдельных родов, фамилий и индивидов перед обществом. Серьезного юридического значения она не имела.
Кроме того, в настоящий том вошли документы из фонда И-23, раскрывающие деятельность Кабардинского временного суда с 1822 по 1858 годы и являющийся одним из важнейших источников изучения и осмысления истории периода колонизации Кабарды и Балкарии и их включения в правовое поле России.
Как известно, Кабардинский временный суд был создан в 1822 году в рамках политики преобразования судопроизводства завоеванных территорий, главная цель которых состояла «в том, чтобы постепенно, прибрав к своим рукам основные рычаги управления краем, ослабить влияние местной феодальной верхушки и прочно укрепить свою колониальную позицию»[8].
До его создания, судебная власть в Кабарде и Горских обществах прошла три известных нам этапа в своем развитии. Напомним, что до конца ХVIII века она принадлежала кабардинским князям и балкарским таубиям. 3десь «имелись постоянно действующие судебные органы при старшем князе
крупных селениях («ХейящIэ» - в Кабарде и «Тере» - в балкарских обществах). Юридической основой судопроизводства являлось обычное право»[9]. ХейящIэ рассматривал случаи причинения значительного материального и физического ущерба, применяя нормы адата, и в первую очередь выплату компенсации. По мнению многих исследователей, с XVIII века появились и третейские (медиаторские, посреднические) суды, в том числе и в расширенном варианте, которые включали по 20 человек от каждой партии, участвовавшей в конфликте[10], и рассматривали как межличностные, так и групповые конфликты.
Затем, после начала и расширения зоны действия Кавказской войны, российская администрация пошла на поэтапное реформирование традиционного судопроизводства, основанного на адате.
В «1793 году, по предложению Главнокомандующего Кавказской линией генерал-аншефа Гудовича, в Кабарде, вместо прежнего традиционного суда Хейжа, вводятся новые судебные учреждения: «Родовые суды и расправы»[11], в основе которых лежал родовой принцип. Были созданы три родовых суда и три родовые расправы. В «Большой Кабарде: для владельцев два Родовых суда, один для родов Мисостова и Атажукина, другой – для родов Бекмурзина и Кайтукина с их крестьянами и их подвластными, кроме узденей, и две Родовые расправы по родам владельцев для узденей с их крестьянами же и другими подвластными; В Малой Кабарде: один суд для владельцев Таусултанова и Гелеслангова и одну расправу для узденей тамошних»[12].
Они разбирали на основе адата дела, касавшиеся семейных и холопских вопросов по существовавшим традициям. Над ними стоял «Верхний пограничный суд» в Моздоке под председательством царского чиновника, подчинявшийся астраханскому генерал-губернатору, разбиравший по российским законам политические и уголовные дела. Естественно, что Моздокский суд рассматривал наиболее важные дела, что не могло не задеть князей, дворян и мусульманское духовенство Кабарды, усматривавших в этой судебной реформе покушение на их власть, на уничтожение существовавшей системы традиционной власти в целом. Следует подчеркнуть, что деятельность суда в значительной мере укрепила позиции российской власти, ограничила влияние и авторитет князей и узденей народа, объективно явилась конкретным шагом к повышению правовой культуры кабардинцев и приобщению их к судопроизводству России. В то же время многие источники указывают на связь создания родовых судов с начавшимися впоследствии народными выступлениями и усилением антиколониальной борьбы. Именно в этот период начинает значительно возрастать роль мусульманского духовенства, сумевшего в тяжелейших условиях Кавказской войны и разразившейся чумы консолидировать кабардинцев и даже стать во главе освободительного движения.
В конце концов, чтобы водворить спокойствие в Кабарде, владельцы которой совместно с духовенством и узденями продолжали настойчиво выступать против родовых судов и расправ[13], царская администрация вынуждена была пойти на замену родовых судов и расправ духовными (шариатскими) судами[14].
В 1806 году было объявлено о создании духовных судов (Мехкеме), которые были подчинены Верхнему Моздокскому пограничному суду. Духовные суды создавались в каждом уделе и состояли из председателя – валия и 12 членов, из которых 2-3 были князьями, остальные узденями[15]. В каждый суд входил кадий как представитель мусульманского духовенства, занимавший особое место.
По мнению крупного историка В.А. Гарданова, суды реально заработали лишь через год, «после прекращения в Кабарде заразы»[16], которая в несколько раз сократила численность населения, привела к опустошению, ликвидации и переселению многих кабардинских сел. В 1807 году было принято «Народное условие», в соответствии с которым все дела в Кабарде стали решаться по шариату. Согласно исследованиям ряда ученых, данная система судопроизводства явилась шагом вперед по сравнению с предыдущей, поскольку, например, шариат выступал против принципа «кровной мести». Однако установленные чрезвычайно жестокие меры наказания, когда, например, за воровство виновным отсекали руки и ноги, за развратное поведение и убийство полагалась смертная казнь[17], вызвали далеко не однозначное отношение со – стороны различных слоев общества, простых общинников. Так, если, например, Шора Ногмов в основном одобрительно отнесся к его введению, то другой адыгский просветитель Хан-Гирей считал его шагом назад в судоустройстве. Как показали события, создание духовных судов не улучшило обстановки в Кабарде, а лишь ещё более обострило отношения внутри кабардинского общества, а также отношения кабардинцев с военной администрацией, видевшей во все более возрастающем влиянии мусульманского духовенства реальную угрозу падения своего авторитета среди населения края.
С назначением в 1816 году главнокомандующим на Кавказе известного боевого генерала А.П. Ермолова в политике царизма более четко обозначились силовые способы решения вопроса присоединения Кавказа к России. Как писал С. Эсадзе, Ермолов «поставил себе за правило … попирая древние установления, сроднившимися с чувствами и верою народа, заменить их новыми, поверхностно обдуманными, чтобы иметь в себе залог прочной будущности»[18]. Сторонник насильственного присоединения Кавказа к России, Ермолов в то же время указывал на то, что завоевание края должно производиться «постепенно, но постоянно, занимая лишь то, что удержать за собою можно…, став твердою ногой и обеспечить занятое пространство…»[19].
29 августа 1822 года он из Екатеринограда обратился с известной прокламацией к кабардинскому народу, в которой извещал его о том, что, он, признавая «полезным для собственного благосостояния вашего и разбора случающихся дел между вами установить Суд … Означенный Суд имеет быть на речке Нальчике. Открытие его и надлежащее в действиях онаго со стороны начальства содействие поручено от меня артиллерии полковнику Кацареву. Чиновник сей, быв поставлен мною начальником всех войск, в землях Кабардинских расположенных, будет назидать общее всех вас благосостояние и порядок, и для того требуются со стороны вашей должное к требованиям его внимание и послушание. Жалование судьям и сумму на прочее по назначению в наставлении имеет каждый получать по окончании всякой трети от Кацырева»[20].
Как видно из «Наставления Временному Суду, учреждаемому в Кабарде для разбора дел между кабардинцами, впредь до издания особенных правил», помещенному в данный том, уголовные дела (убийство, государственная измена, антиправительственные выступления, побег за пределы Линии, поддержка «хищников», нападения на русские посты и укрепления, «обнажение оружия с причинением ран») были изъяты из ведения Кабардинского временного суда, находились в ведении военного суда. В его ведении находились: разбор тяжб между кабардинцами, рассмотрение споров владельцев и узденей с подвластными по древним обычаям, другие «маловажные проступки», как, например, воровство на сумму не свыше 200 рублей, обман или лживый поступок с причинением вреда другому, насильственный захват чужого имущества, ссора или драка без обнажения оружия, «оскорбления владельцам или узденям от подвластных или холопов, превышающие меру домашнего исправления».
Согласно наставлению духовенство не имело права вмешиваться в разбор гражданских дел, кроме вопросов, относящихся к вере и совести, разбору дел между мужем и женой, родителями и детьми, а также все дела, «не имеющие улик, ясных доказательств и письменных свидетельств».
Кроме того, в обязанность суда вменялся сбор сведений «относительно податей или инаго рода повинностей, отбываемых подвластными и холопьями в пользу владельцев, узденей, равно и духовенства», а также выдача билетов жителям Кабарды «внутрь Линии».
Осуществленная судебная реформа и создание Кабардинского временного суда имела самые серьезные последствия в жизни всех кабардинцев, поскольку напрямую затрагивала их интересы. Они привели к фактической ликвидации, веками существовавшей в Кабарде политической власти главного
князя (валия) и переход её в руки местной начало, что Кабарда окончательно утратила остатки своей былой политической и экономической независимости и стала частью административно- территориальной системы Российской империи. Жители Кабарды лишились свободы передвижения, нормальной торговли и хозяйствования. Просьбы некоторых членов суда и владельцев Кабарды о возвращении к шариатскому судопроизводству были в корне пресечены Ермоловым[21].
Как известно, кабардинский временный суд действовал до 1858 года, а затем был заменен Кабардинским окружным судом, в котором, как писал Т.Х. Кумыков, «все дела по-прежнему решались со ссылкой на соответствующие статьи обычного права»[22].
В данном томе представлена небольшая часть дел Кабардинского временного суда, охватывающая период с 1823 по 1860 гг. и насчитывающая около 200 архивных документов.
Правда, с сожалением, приходится констатировать, что все эти документы вместе взятые составляют всего лишь толику того документооборота, который был создан в рассматриваемый период. достаточно, например, сказать, что из объема той документации, который накапливался в процессе переписки между военной администрацией и Кабардинским временным судом и достиг за35 лет его деятельности примерно 10 тысяч, в 23 фонде, как отмечалось выше, имеется всего около-200 документов, что составляет лишь 0,5 процента от накопленной документации. Остальные либо пропали, либо ещё не найдены. Большинство текстов резолюций на них, составленных, видимо, председателями суда, или его помощниками угасли и не поддаются чтению. Тем не менее, и они дают определенное представление о работе суда, политической и экономической ситуации в Кабарде и Балкарии того периода.
В 1820-е годы в суд поступало много предписаний с объявлениям кабардинцам не ездить в горы без увольнительных билетов под страхом смерти, не связываться с беглыми «закубанцами», а ловить и передавать их воинским частям, о порядке проживания в Кабарде и продажи холопов, о становлении и улучшении работы суда и других (№№ 1-14). Содержание и тон этих документов свидетельствуют о том, что Кабардинский временный суд, хотя и был по своим функциональным обязанностям судебным органом, но, одновременно, вынужден был заниматься многими вопросами, относящимися к деятельности исполнительной и, в какой-то степени, законодательной властей. Почему так произошло? Можно предполагать, что в условиях Кавказской войны, в установленной в Кабарде системе власти: начальник Кабарды, Кабардинский временный суд, владельцы и старшины аулов, военно-исполнительный институт власти начальника Кабарды (Кабардинской линии, Кавказской линии, Центра Кавказской линии) не до конца справлялся с многочисленными организационными, военными, идеологическими, экономическими проблемами того трудного времени и осознанно перекладывал часть своей ответственности на суд, который в сознании кабардинцев в значительной мере продолжал олицетворять традиционную власть князей, узденей и мусульманского духовенства в целом. А потому военной администрации края было гораздо удобней и сподручней действовать через суд, члены которого были в основном «природными» и почетными кабардинцами, пользовавшимися авторитетом и влиянием среди жителей Кабарды.
Главное содержание переписки 1830-х годов было посвящено доведению судом кабардинскому народу о мерах ответственности жителей за сношения и уклонение борьбы с «хищниками», абреками, мерах наказания к безбилетникам, выезжающим в Малую Кабарду, Чечню и за Кубань, за ношение оружия при встрече с русскими и без разрешения, самовольное переселениё из одного аула в другой, выезд из села в ночное время, не прохождение таможенного контроля при продаже своих товаров в других местах, созданию делопроизводства суда и ответственности его членов за неявку на его заседания, другим актуальным на то время вопросам внутренней жизни Кабарды и Кавказской линии (№№ 15-34).
Как видно из материалов переписки 1840-х годов, целый ряд проблем, решение которых возлагалось на суд, перекочевал из 30-х годов. В целом они раскрывают проблемы борьбы с закубанскими беглецами, «хищническими партиями» и абречеством, касаются прекращения самовольных переселений из одних селений в другие, запрета кабардинцам ездить без билетов «толпами», с оружием и ночью, взаимоотношений владельцев холопами, прав владельцев, вернувшихся из «бегов», похищения мальчиков, барантования скота за потраву, назначение полицейских надзирателей в княжеских фамилиях, переселения семейств беглецов на земли войска донского, набора «охотников» в Кавказский конно-горский дивизион в Варшаве, в казачьи войска, мер, предлагаемых по сохранению уничтожаемого кабардинского леса и создания лесной стражи, порядка назначения эфендев в селах, приходящих из других мест Северного Кавказа, запрета осуществлять требы без свидетельства, повышения ответственности владельцев аулов за случаи воровства, совершаемые теми, кому они выдают разрешительные билеты на увольнение, деятельности членов суда, их исполнительности и т.д. (№№ 35-105).
Анализ представленной в данном томе переписки 1850-х годов, последнего десятилетия деятельности данного суда, свидетельствует о том, что военная администрация Центра Кавказской линии, как и в предыдущие 30 лет, требовала от него уделять самое пристальное внимание вопросам искоренения самовольного переселения кабардинцев из одного аула в другой, ужесточения требований к выезду жителей Кабарды за её пределы: через Малку, за Кубань, в Тифлис, Чечню, Кизляр, Моздок, Калмыкию, Пятигорск, Кисловодск, Железноводск, а также в Мекку на богослужение и к переселению в Турцию, недопущения горцев в Нальчик с оружием, ходить и ездить без билетов, с оружием и в ночное время, усиления борьбы с абречеством, «хищниками» и норами, наведения порядка в селах, выяснения сословных вопросов, покупки и продажи холопов, организации хозяйственной и торговой деятельности, земельным отношениям, строительства новых мечетей, организации религиозного и нравственного воспитания в духе послушания и преданности правительству и другим. Особое место отводилось улучшению организации работы суда в русле российского судопроизводства, повышению дисциплины его членов, наведению порядка в делопроизводстве.
Как видно из переписки, наиболее часто поднимаемыми вопросами были борьба с владельцами Кабарды, бежавшими от преследования за Кубань и другие территории, с «абречеством» и воровством, самовольными переселениями из одного села в другое, «безбилетниками», передвигавшимися в ночное время, а также на территориях других административных единиц. По-прежнему остры были взаимоотношения князей и узденей со своими холопами. Больше всего материалов в переписке о работе суда, о необходимости повышения его эффективности, укреплении дисциплины его членов, использовании российского судебного законодательства и т.д. И документов следует, что Кабардинский временный суд занимался хозяйственными и экономическими вопросами, в частности, урегулированием торговых и таможенных дел.
Материалы позволяют говорить о том, что суд активно использовал в своей повседневной практике нормы обычного права, особенно, возможности и компетенции медиаторского суда, шариата в решении духовных и семейных проблем, и элементы российского гражданского и уголовного права, которое со временем стало превалировать над другими. Таким образом, происходил процесс постепенного включения кабардинцев и балкарцев в правовое поле Российской империи. Кроме того, Кабардинский временный суд в руках военных чиновников являлся эффективным инструментом подрыва влияния, оппозиционно настроенных князей и мусульманского духовенства, действовавших в то время заодно, и называвших данный суд не иначе, как «судом неверных». Подобная политика призвана была, помимо всего прочего, довести кабардинский народ «… до состояния, желаемого правительством»[23], то есть до полного повиновения.
Любопытно также отметить, что некоторые идеи и элементы данного судопроизводства просуществовали примерно до конца 50-х годов прошлого столетия, а затем начали возрождаться на общественных началах усилиями «новых мусульман» в ряде городов и районов республики в 90-е годы, вместе с возрождением мусульманского вероисповедания в республике. Лишь жесткое вмешательство правоохранительных органов и местных органов власти остановило этот процесс в начале 2000-х годов.
Значительное место в издании занимают акты органов различных государств, осуществлявших собственную политику по отношению к народам Кавказа. Ведущее место среди них занимают акты органов российского государства.
Приводимые в настоящем издании акты свидетельствуют о том, что формирование политики России по отношению к Кавказу и соответствующих способов ее осуществления проходило в несколько этапов.
Как отмечается в научной литературе до начала XIX века, Россия не стремилась к полному контролю территории Кавказа, исходя только из необходимого обеспечения спокойствия на своих южных границах. И лишь в XIX веке она начинает проводить активную деятельность, направленную на освоение Кавказа, стремясь включить этот важный регион в сферу своих интересов. Особый размах такая политика приобрела в ХVIII-ХIХ веках, когда в основном были достигнуты ее стратегические интересы России и Северный Кавказ стал ее территориальной частью.
Этот период характеризуется не только активными военными действиями и дипломатическими усилиями, но и серьезной разработкой юридических механизмов, посредством которых реально проявлялась и проводилась в жизнь политика российской самодержавной власти. В России была создана особая нормативная юридическая система, которая обеспечила процесс присоединения к ней Северного Кавказа. Она отражала изменяющиеся социальные обстоятельства, реагировала на происходящие процессы, стала особым инструментом, с помощью которого регламентировался ход исторических событий.
Особая роль здесь принадлежит актам самодержавной власти, которые помогают представить общую картину положения в регионе, увидеть и сопоставить цели и средства проводившейся политики. Именно эти акты позволяют наиболее полно и точно отразить содержание политики Российской империи, которая была направлена на освоение Северного Кавказа в ХVIII- ХIХ вв., поскольку именно в них определялись характер и масштабы конкретных действий по ее осуществлению.
Обозначенные аспекты легли в основу идеи включить в «Антологию права народов Кавказа» акты органов государственной власти царского самодержавия, которые ярко демонстрируют политику, проводившуюся Российским государством в ХVIII-ХIХ веках в этом регионе.
Основу актов органов самодержавия, включенных в данное издание, составляют акты Е.И.В., посвященные Кавказу, сохранившиеся в Полном Собрании Законов Российской Империи, которые затрагивают самые различные аспекты социально-экономической и политической жизни народов Кавказа. Выборка этих актов первого лица государства проливает свет на основные формы и методы реализации политики царской России в рассматриваемый период.
В издание вошли также акты, сохранившиеся в Российском государственном военно-историческом архиве (РГВИА), Центральном государственном архиве древних актов (Российского государственного архива древних актов) – (ЦГАДА – РГАДА), Архиве внешней политики России (АВПР), опубликованные в различных сборниках архивных документов.
Включение в издание этих актов обусловлено целью создания по возможности более полной картины системы актов, позволяющей проследить разработку юридических механизмов, направленных на претворение в жизнь политики российской самодержавной власти.
В представленном вниманию читателей первом томе Антологии вошли в первую очередь Акты Его (Ее) Императорского Величества, которые являлись нормативно-юридической базой для осуществления проводимой на Северном Кавказе политики.
Акты первого лица государства, бесспорно, свидетельствуют о целях осуществлявшейся политики, а также отражают средства их достижения. Эти акты требуют скрупулезного изучения, поскольку именно они заложили основные принципы и направления политики России на Кавказе, послужившие основой для ее реализации как высшими и центральными органами власти, так и представителями российской власти на местах.
Названные акты уникальным образом сочетают в себе как императивные, так и поощрительные способы воздействия на субъекты отношений. Превалирование одного способа воздействия над другим позволяет судить о прочности позиций самодержавия по целому ряду вопросов. В актах также можно проследить закрепление юридических установлений, которые часто встречались наряду с юридическими нормами. Одной из характерных черт актов Е.И.В. было сложное переплетение в одном акте норм и административных предписаний. Но вместе с тем они дополняли друг друга, т.к. имели единый вектор регулируемых отношений. В актах монарха заметно желание в процессе освоения региона использовать обычное право в качестве инструмента управления местным населением.
Каждый из видов актов Е.И.В. имел свои специфические особенности, которые, так или иначе, проливали свет на проводимые самодержавием в регионе мероприятия.
Императорские грамоты занимают особое место. Главной отличительной чертой грамот Е.И.В. было то, что они адресовались или непосредственно народам, населяющим регион, или опосредованно им, через их владельцев.
Имперские грамоты закрепляли поощрительные и императивные способы воздействия на поведение субъектов отношений. Так, к примеру, поощрительные способы закреплены в грамотах от 13 апреля 1736 г., от 1 марта 1737 г., от 17 июля 1737 г., от 21 декабря 1743 г. Эти грамоты позволяют увидеть гамму поощрительных норм, которую использовало царское самодержавие в ходе реализации своей политики.
Ярким примером влияния российского самодержавия на общественные отношения, которые складывались у народов Северного Кавказа, можно считать грамоту Елизаветы Петровны от 19 декабря 1743 г.
Императорские грамоты в основной период освоения региона (конец ХVIII- начало ХIХ вв.) свидетельствуют о более ясной, с четко очерченными гранями, проводимой политике. Прежде всего заметно трансформируются юридические установления поощрительного характера, приобретая новые оттенки. При продолжении осуществления прежней системы присвоения чинов, объявлении благодарности и установлении жалованья (грамота Павла 1 от 2 мая 1797 г. о возведении в шамхальское достоинство Мехти-бека; проект грамоты Павла 1 от 2 мая 1797 г. табасаранскому владетелю Рустам-кадию с благодарностью за верность России в период нашествия на Кавказ Ага-Махаммед-хана; грамота Александра 1 от 16 марта 1807 г. аварскому Султан-Ахмед-хану о присвоении ему чина генерал-майора) как поощрения за должное поведение субъекта отношений, в условиях проводимой политики законодатель утверждает владельцев в «наследственных и потомственных» правах того или иного народа.
Сочетание обозначенных способов свидетельствовало о том, что на подготовительном и начальном этапах освоения Северного Кавказа законодатель в лице Е.И.В. проявлял особый такт и осторожность при осуществлении подготовки к масштабным и решающим мероприятиям в регионе.
Большую группу в Антологии составляют акты представителей Российской империи в регионе. Они принимались как самостоятельно для регулирования различных сфер отношений, так и во исполнение актов Е.И.В., высших и центральных органов власти царского самодержавия. Необходимо отметить, что они являлись самыми многочисленными и были направлены на оперативное и конкретное регулирование.
Главная особенность этой группы состоит в том, что именно они демонстрировали практическую реализацию проводимой политики. Этими актами царизм имел возможность через своих представителей на местах учесть множество особенностей, черт, которые не могли быть охвачены актами вышестоящих органов. Содержание данных актов свидетельствует как о некоем искажении исполнения актов вышестоящих органов, так и довольно умелом использовании чиновниками на местах своих знаний местных обычаев и взаимоотношений между владельцами и зависимым населением.
Акты органов российского самодержавия дают возможность проследить в течение всего периода освоения Кавказа в динамике изменение целей проводимой политики и средств (способов) ее реализации, трансформацию юридической технологии актов, ее улучшение, стремление законодателя к принятию более совершенных актов.
[1] Ногмов Ш.Б. История адыхейского народа. Нальчик, 1994.
[2] Правовые нормы адыгов, балкарцев и карачаевцев XV-XIX вв.: Сборник документов / Сост. Х.М. Думанов, Ф.Х. Думанова. Майкоп, 1997. С. 45-63.
[3] Там же. С. 201-218.
[4] Правовые нормы адыгов, балкарцев и карачаевцев XV-XIX вв.: Сборник документов / Сост. Х.М. Думанов, Ф.Х. Думанова, 1997. С. 201-218.
[5] ЦГИА Грузии, ф. 2., оп. 1, ц. 1649, л. 112.
[6] Крестьянская реформа в Кабарде … С. 26, 84.
[7] Кумыков Т.Х. Экономическое и культурное развитие … С. 151.
[8] Кумыков Т.Х. Из истории судебных учреждений в Кабардино-Балкарии (конец XVIII-XIX вв.) / Ученые записки. Серия экономическая и историческая. Нальчик. 1963. С. 91.
[9] Калмыков Ж.А. Установление русской администрации в Кабарде и Балкарии. Нальчик 1995. С. 7.
[10] Бабич И. Эволюция правовой культуры адыгов. М., 1999. С. 31.
[11] Там же. С. 8.
Страницы: 1 2
Рубрики: