Правовое наследие Кавказа (Архивы Кавказа)

С. БУШУЕВ
ГОСУДАРСТВЕННАЯ СИСТЕМА ИМАМАТА ШАМИЛЯ
(журнал «Историк –марксист», 1937 год, № 5)
I
Военно-административная система имамата (многоплеменного государства своеобразного горского союза) с должностями наибов, сотенных командиров и муллами – сторонниками шариата – складывалась в 30–50-х годах XIX столетия при ближайшем участии Шамиля, причем не по какому-либо заранее предначертанному плану, а в ходе борьбы горцев Дагестана и Чечни за свою независимость, борьбы против агрессии царизма. Заслуги Шамиля в деле организации государственной системы имамата признавались почти всеми западноевропейскими, русскими и местными авторами, занимавшимися данным вопросом. «Шамиль, – писал Эдмонд Тексье, – был не только военным деятелем, но и хорошим законодателем… он сумел объединить враждебные племена и создал у них общие стремления; он создал регулярное войско среди народа вольных воителей, объединив ряд племен под знаменем священной войны; он дал им общий гражданский закон» .
Майор Варнер, автор специальной брошюры о Шамиле, отзывается о нем, как о «замечательном воине» и «замечательном законодателе»: «Перед вождем Дагестана стояла задача образовать из множества племен, разделенных религиозной и политической враждой, один народ, дать ему общие законы и одну религию, ограничить справедливыми рамками могущество племенных князей, организовать постоянную армию, ввести в этой армии порядок и дисциплину. Эту задачу он решил. Созданные им учреждения соответствуют духу его народа и потребностям положения» .
Барон Гакстгаузен в своих путевых впечатлениях писал о Шамиле следующее: «Он с ранних лет обнаруживал железную силу воли и гордое во всех своих поступках спокойствие, которого ничто не могло поколебать… Природа одарила его увлекательным и пламенным красноречием. В смелости, проницательности и других подобных его качествах никто из горцев не сомневался… Вообще он вел партизанскую войну, но с такой силой и ловкостью, примеры каких мы редко видим в истории… Военные хитрости и удальство Шамиля выигрывали вследствие той организованности и того терпения, которые он сумел завести в своем народе, ведя столько лет жестокую и искусную войну» .
По оценке Эдуарда Мерлье, Шамиль был крупным вождем Кавказа, который «одарен был большим умом. Он был не только великим воином, но и крупным законодателем. Он ежедневно проводил много часов за работой в своем кабинете, заваленном книгами и пергаментами» .
Даже явные великодержавники, авторы вводной статьи к XII тому «Актов Кавказской археографической комиссии», вынуждены были признать заслуги Шамиля в том, что он «успел объединить для войны с нами (т.е. с Российской империей. – С.Б.) разрозненные горские племена Дагестана и Чечни» .
Шамиль обладал «обширным умом и предприимчивостью» . Он проявлял огромную инициативу в организации мюридистского движения, в военном и общественном устройстве своего государства. Это был смелый, талантливый полководец и правитель горцев. Почти все без исключения современники Шамиля отмечают его недюжинные способности в военном и административном деле. Кроме того, он был оратором, умевшим силой слова склонять на свою сторону подвластное ему население. «Речи его производили то самое действие, какого он желал достигнуть» . Магомет-Тагир, один из близких Шамилю мюридов, в своих мемуарах рисует Шамиля как исключительного героя, называя его «львом ислама» . Другой автор, Гаджи-Али, секретарь Шамиля, в своих сказаниях так описывает имама: «Шамиль был человеком ученым, набожным, проницательным, храбрым, мужественным, решительным и в то же время хорошим наездником, стрелком, пловцом, бегуном; одним словом, никто ни в чем не мог состязаться с ним. Он хорошо изучил народ и землю Дагестана в то время, когда находился при Гамзад-беке. Он был способен на все, что бы ни задумал предпринять» .
Не менее высокого мнения о Шамиле был Абдурахман, который в своих воспоминаниях также воздает должное этому выдающемуся деятелю и руководителю мюридистского движения.
Шамиль родился в 1798 г. в семье горца. Сельское хозяйство, которым занимался его отец, обеспечивало семье хорошее существование.
Отец Шамиля – Денгау-Магомет – происходил из аварских узденей аула Гимры; мать его Баху-Меседо была дочерью Пирбудаг-бека из Ашильты . Шамиль, будучи еще юношей, завел тесную дружбу с будущим имамом Гази-Мухаммедом и брал у него уроки по различным мусульманским наукам. Вместе с ним в качестве ученика он ходил по аулам Дагестана. Будучи другом Гази-Мухаммеда, Шамиль не разлучался с ним почти до самой смерти последнего. Первоначальным именем Шамиля было Али; но его переменили в детстве во время болезни по дагестанскому обычаю. Его стали называть Шамиль-Али. Но он отыскал в книгах, что это имя искажено и его правильное имя должно быть «Шамвиль».
С юных лет Шамиль любил ученых людей. Он сердился на тех, кто употреблял опьяняющие напитки или курил кальян. Шамиль с исключительным усердием занимался разработкой мусульманских догматов, особенно шариата, которые он позже превратил в законодательные нормы в созданном им государстве.
После убийства в Аварии второго имама, Гамзад-бека , в 1834 г., многочисленное собрание мусульманских ученых, старейшин и почетных людей из среды узденей избрало Шамиля в имамы . С тех пор Шамиль стоял во главе мюридистского движения вплоть до 1859 г., когда он был взят в плен. Шамиль по сравнению со своими предшественниками (Гази-Мухаммедом и Гамзад-беком) как руководитель борьбы горцев Дагестана и Чечни за независимость был несравненно более яркой и талантливой фигурой.
После своего избрания в 1834 г. Шамиль приступил к собиранию разрозненных сил горцев Дагестана для борьбы с наступавшим русским царизмом. Шамиль повел упорную борьбу за организацию мюридистских отрядов. Ему приходилось по нескольку раз воздействовать на одни и те же «вольные общества» Дагестана, чтобы вовлечь их в борьбу против агрессии русского царизма. 24 августа 1839 г., после вынужденного ухода из своей первоначальной резиденции в Ахульго, Шамиль отправился в Чечню. Он был вынужден уйти из Ахульго под напором крупных царских отрядов, которыми командовал генерал Граббе . После многочисленных ожесточенных схваток с войсками генерала Граббе Шамиль вынужден был сдать Ахульго, оставить русским в качестве заложника своего сына Джамалудина и отступить в горные районы Чечни. Чеченцы, которые к этому времени уже испытали на себе тяжелый гнет русского царизма, стали стекаться к нему со всех сторон. Шамилю не стоило больше усилий подчинить их своему влиянию. Умный и смелый правитель, Шамиль сравнительно быстро завоевал авторитет среди значительной части горского населения Чечни.
II
В экономическом строе Дагестана и Чечни в период их завоевания русским царизмом, т.е. в первой половине XIX в., сочетались разные уклады, начиная от патриархально-родового строя и первобытных форм полупатриархального, полуфеодального быта и кончая сравнительно развитым феодализмом с зачатками товарно-денежных отношений.
Дагестан и Чечня в период завоевания их русским царизмом не представляли собой экономически и политически единой территории. На сравнительно обширной территории Дагестана и Чечни (примерно 70 тыс. кв. километров) к этому времени уже сложились многочисленные государственные и полугосударственные образования, которые несмотря на крайнее разнообразие в политическом и экономическом отношениях все же имели очень много общих черт.
Дагестан и Чечню можно разделить на три области:
1) северный и нагорный Дагестан,
2) приморский и южный Дагестан, включая и Аварию,
3) Чечня (современные – Дагестанская и Чечено-Ингушская АССР).
Население северного и нагорного Дагестана было значительно беднее, чем население Чечни и приморского Дагестана. Сельское хозяйство там находилось на очень низком уровне. Главными сельскохозяйственными культурами являлись просо, рожь и ячмень. Посевы пшеницы были только в восточной части Дагестана и не давали значительных урожаев. Большая часть населения Дагестана не была обеспечена своим хлебом и вынуждена была выменивать его у соседей. Основным источником существования населения северного и нагорного Дагестана было скотоводство. Торговля находилась в зачаточном состоянии и концентрировалась в нескольких пунктах, из которых главными были Кизляр и Анди, где горцы обменивали продукты своего хозяйства на русские товары.
В лучшем экономическом состоянии в нагорном и северном Дагестане находились вольные общества: Салатау, Гумбет, Койсубу, Андия, Чарбили, Технусаль, Калалаль, Чамалаль, Багулал и Дидо. Благодаря наличию обширных горных пастбищ, у них скотоводство было в хорошем состоянии. Технусаль и Андия выделялись сравнительно развитой торговлей. В худшем экономическом состоянии вследствие неблагоприятных климатических условий находились общества: Томе, Анцух, Капуча и Анцрос.
Общественно-экономический строй вольных обществ нагорного и северного Дагестана переживал стадию перехода от патриархально-родовых отношений к феодализму, феодальные отношения уже находились в состоянии становления и оформления. Особенно ярко это проявлялось в районах, которые соприкасались с Россией и приморским Дагестаном. Население подразделялось в основном на три группы: родовая знать и духовенство, становившиеся крупными землевладельцами и скотоводами; уздени – основная масса населения, занятая в собственном сельском хозяйстве, и рабы, принадлежавшие родовой знати и отчасти зажиточным узденям.
Родовая знать вместе с духовенством составляла тот социальный слой, который уже в первой половине XIX в. по своему имущественному и политическому положению являлся господствующим. Эта родовая знать, по свидетельству ряда источников, держала в фактической зависимости узденей, живших, как известно, на собственных землях. Причем часть узденей северного Дагестана находилась в зависимости от беков и отбывала у них натуральные повинности. Имелись и рабы. Главным образом это были военнопленные и реже – купленные дети «свободных» родителей. Рабы принадлежали родовой знати и, конечно, совершенно исключались из политической жизни.
Виконт Кастильон, путешествуя в 40-х годах по Дагестану, следующим образом описывал его общественный строй: «Мы находим здесь (т.е. в Дагестане) все условия прочного общественного строя… Это воинственный народ, земледельческие продукты и ремесленные изделия которого достаточны для его умеренной пищи, одежды и вооружения. Его политическое устройство представляет собой демократический строй в его самой первобытной форме… Все вопросы общественной пользы обсуждаются сообща. Обычаи и шариат составляют их судебный институт… Решение спорных случаев предоставляется кадиям и муллам» .
Такого же рода характеристику общественного строя северного и нагорного Дагестана мы находим у Гакстгаузена , у Боденштедта , у майора Варнера , у Неверовского , Прушановского и Руновского.
Авария, шамхальство Тарковское, ханства Кази-Кумыкское и Кюринское, майсумство юго-восточной Табасарани и уцмийство Кара-Кайдацкое составляли территорию приморского и южного Дагестана. Здесь уже в первой половине XIX в., точнее в 30-40-х годах, были ярко выраженные феодальные отношения. В руках феодальной знати: ханов, шамхалов, майсумов, уцмиев и беков – были сосредоточены земли, скот и большие табуны лошадей. Эта феодальная знать жила в роскошных дворцах (особенно это относится к Аварии и шамхальству Тарковскому). Местные феодалы держали все население в личной зависимости.
Формы и степени этой зависимости были самые различные, начиная от крепостного состояния и кончая сословной неполноправностью. Ханы и беки вместе с духовенством беспощадно эксплуатировали узденей («свободных» крестьян, которые вели мелкое хозяйство на землях, принадлежавших бекам), раятов (зависимая от беков часть сельского населения, лишенная права перехода из одного селения в другое), чагаров (бывших рабов из состава дворни, «отпущенных» для ведения собственного мелкого хозяйства на земли беков с обязательством выходить по требованию на господскую работу), кулл и каравашей. Положение последних, по мнению Неверовского, вполне соответствовало положению рабов в древнем мире: «Холоп почитается в полном смысле слова не членом общества, а вещью своего господина, имеющего над ним безграничную власть. Он может быть продан, наказан, лишен жизни по воле своего господина» . Об узденях, раятах и чагарах тот же автор писал, что их положение весьма похоже на крепостное состояние. Они должны были «вносить деньгами или хлебом определенную владетелем подать и вообще исполнять беспрекословно все его приказания» .
Это зависимое, придавленное гнетом феодалов население стихийно восставало против своих угнетателей. Последние всячески подлаживались к русскому царизму и с помощью его войск подавляли восстания своего народа. Шамиль неоднократно пытался овладеть приморским Дагестаном, но вынужден был уходить в горы, уступая натиску соединенных сил русского царизма и местных ханов. Последние были лакеями русского царизма, поэтому-то Шамиль так беспощадно рубил им головы, сжигал их имения и разрушал их дворцы. Ни один из ханов не поддержал Шамиля в его борьбе за независимость против русского царизма. Более того, они вели ожесточенную борьбу против него и его сподвижников. После 1834 г., когда его избрали имамом, Шамиль вынужден был уйти в глубокий тыл, в Чечню, из которой он в течение более 20 лет предпринимал непрерывные наступательные действия против русского царизма для обороны своей территории и отстаивания независимости. «Сила кавказских горцев, – писал Энгельс, – заключалась в их непрерывных вылазках из своих гор на равнины, во внезапных нападениях на русские позиции и аванпосты, в быстрых набегах в глубокий тыл русских передовых линий, в засадах против передвигающихся русских колонн. Иначе говоря, горцы были легче и подвижнее нежели русские, и они полностью использовали это преимущество. Фактически во всех случаях даже временно успешных восстаний горцев эти успехи были результатом наступательной тактики» .
Чечня и горные районы Дагестана для свободолюбивых горцев служили неприступной крепостью во время их борьбы за независимость против русского царизма. Чечня была богатым сельскохозяйственным районом и по праву называлась «житницей», из которой снабжался хлебом не только нагорный Дагестан, но даже часть западного Кавказа. На это прямо указывает один из лучших знатоков Чечни, сподвижник Шамиля, Абдурахман. «Горцам, – писал он в своих воспоминаниях, – много легче было вступать в Чечню, чем в районы Дагестана. Особенно легко было конным, так как чеченская земля была изобильной, с дешевым фуражом и продовольствием. Поэтому горцы в большинстве случаев при выступлении против русских сами со своими конями жили за счет средств и зерна чеченцев». Это обстоятельство еще теснее связывало судьбы Дагестана и Чечни во время их борьбы за независимость, борьбы против агрессии русского царизма.
Многоплеменное население Чечни делилось на общества – тайпы и роды – тухумы, которые, по свидетельству многих источников, носили названия тех аулов, из которых в далеком историческом прошлом, при переселении племен на равнину, вышли их родоначальники. Каждый тухум управлялся самостоятельно и не вмешивался в дела своего соседа. Старший в роде был посредником, а вместе с тем и судьей в ссорах и тяжбах, случавшихся между родственниками его тухума. В селениях, где имелось несколько тухумов, каждый из них выбирал своего родоначальника. Спорные вопросы решались на основании «адата», т.е. обычного права. Об общественном строе Чечни виконт Кастильон в своих письмах говорит следующее: «В жизни чеченцев имеют место внутренние раздоры, увековеченные обычаем кровной мести» .
Большинство населения в Чечне, также как и в нагорном Дагестане, составляли уздени – еще формально свободное население, но уже подпадавшее в зависимость как местной родовой знати, превращавшейся в феодалов, особенно в Надтеречной части, так и феодалов соседних районов. Ичкеринцы, например, платили подати и ясак кумыкским князьям.
В Чечне, как и в нагорном Дагестане, родовая знать и некоторые зажиточные уздени владели рабами. В описаниях общественного строя тогдашней Чечни приводятся многочисленные факты, свидетельствующие о процессе разложения патриархально-родового строя и возникновении феодальных отношений: рост «личной» поземельной собственности, захваты родовой знатью общинных земель, обезземеливание узденей, значительное сосредоточение земли, скота и доходов в руках духовенства, появление феодальных форм зависимости узденей от знати, например, упоминавшаяся выше уплата податей и ясака кумыкским князьям, появление состоятельных торговцев лесом и таркалами (колья для поддержки виноградных лоз) .
С начала 40-х годов XIX в. Шамиль благодаря искусным военно-партизанским операциям овладел значительной частью Дагестана и Чечни, в социально-экономическом отношении представлявшей собой поразительно пеструю картину. Власть Шамиля распространялась на территорию около 900 верст в окружности . Салатау, Гумбет, Андия, Мои, Технусаль, Чамалаль, Ункратль, часть Аварии и Койсубу, Кала-лаль, Багулал, Тинды, Ахвах-Цунта, Ратлу-Ахвах, Гоэркэх-Тилитль и Куяда, Хидатль, Карах, Тлесерух, Мукратль, часть Андаляла, горная Чечня (ичкеры, шубузовцы, ришни, джени-бутри, галгаевцы и на плоскости мичиковцы) и все лесное пространство вдоль горных склонов – от Мичика до Аргуна и от Гойты до назрановцев – входили в состав государства Шамиля, с населением примерно в 1 млн. человек, в том числе 100 тыс. в Чечне. Шамилю удалось эти разнообразные вольные общества и племенные союзы слить в единую военную и гражданскую организацию. На крайне пестрой в социально-экономическом отношении территории Дагестана и Чечни ему удалось создать сравнительно крупное государство горцев. Ему удалось установить во всех его частях одинаковую государственную власть, несмотря на имевшие до него место различия в общественно-политическом строе различных районов Дагестана и Чечни. «Салатау не имеет больше князей, Авария – хана, и племена всего западного Дагестана, объединенные одним и тем же движением, повинуются только слову Шамиля. Западный Дагестан вместе с горной Чечней образуют сам очаг и наименее доступную область его могущества. Оно там повсеместно и прочно» . Шамиль частично и недолговременно распространял свою власть даже на южные районы Дагестана, где его влияние не было сильно, так как мюридизм, представлявший собой политическое движение за независимость, движение против русского царизма, окрашенное в магометанский религиозный цвет, не находил там прочных корней. История феодальных владений приморского Дагестана (шамхальство Тарковское, ханства Кази-Кумыкское, Кюринское) показывает, что феодальная знать этих ханств предавала интересы народа и вместо борьбы за независимость переходила на сторону завоевателя. Шамилю пришлось вести упорную борьбу с феодалами приморского Дагестана из-за их лакейского прислужничества перед царскими генералами. Ханы и знать, как отмечает Фадеев, «были вырезаны один за другим мюридами» за то, что они пресмыкались перед царизмом .
Мюридизм в истории восточного Кавказа известен давно. Это движение уходит своими корнями вглубь веков – к 644 году нашей эры, когда Дагестан был завоеван арабским халифатом. Арабское слово «мюрид», собственно, означает послушника, обязавшегося безраздельно повиноваться избранному наставнику – имаму. Мюридизм же как движение за независимость возникает на Кавказе в 20-х годах XIX столетия, когда царизм предпринял покорение горских племен. С этого времени и вплоть до пленения Шамиля внутренним содержанием мюридистского движения была борьба горцев за независимость, борьба против русского царизма, окрашенная в религиозный цвет. Первым, кто связал мюридизм, бывший до того чисто религиозным учением, с борьбой против русского царизма, был мулла Магомет, кюринский кадий родом из селения Яраг. Из его школы вышло большинство вождей мюридистского движения. Его ближайший ученик Гази-Мухаммед был одним из отважных руководителей борьбы против русского царизма с 20-х годов и до 1832 г., до самой его гибели при защите аула Гимры. Гази-Мухаммед, несмотря на кратковременную свою деятельность, положил начало политической и военной организации, которая при Шамиле достигла наибольшего развития .
Шамиль, следуя своему учителю Гази-Мухаммеду, объявил «священную войну» (газават) против царизма. «Одно движение головы мусульманина, выступившего на газават, составляет большую заслугу, чем целая добродетельная жизнь святого отшельника», – так высоко ставил Шамиль газават – войну, которая, несмотря на свой религиозный покров, в действительности была борьбой горцев Дагестана и Чечни за свою независимость и проявлением широкого национально-освободительного движения.
Национально-освободительное движение горцев Дагестана и Чечни в первой половине XIX в. под руководством Шамиля является движением, в котором политический протест скрыт под религиозной оболочкой, в данном случае под религиозной оболочкой мюридизма – одной из разновидностей ислама. Мюридистское движение на восточном Кавказе нанесло целый ряд чувствительных ударов русскому царизму. «Мюридизм, – писал Фадеев, один из лучших знатоков Кавказской войны и мюридизма, – овладел всей восточной группой Кавказа и обратил силы ее на газават, войну против неверных. Нельзя уже было надеяться подавить его в горах иначе, как покорив сами горы. Но для этого надобно было изменить всю систему войны. Мы имели теперь дело не с обществами, ничем не связанными между собой, сопротивлявшимися или покорявшимися отдельно, но с государством, самым воинственным и фанатичным, покоряющимся перед властью, облеченной в непогрешимость, и располагающим несколькими десятками тысяч воинов, защищенных страшной местностью, с государством, вдобавок окруженным сочувствующими ему племенами, готовыми при каждом успехе единоверцев взяться за оружие и поставить наши войска между двух огней» .
В этом государстве, охватывавшем значительную часть территории восточного Кавказа, Шамиль провел ряд социальных и военных преобразований, усиливших его в борьбе с царизмом.
III
Шамиль разделил всю подвластную ему территорию на области – наибства, руководствуясь при этом военно-стратегическими соображениями. Всего за время имамства Шамиля было организовано 52 наибства: Авария, Андия, Анкратль, Анцух, Аух, Багулал, Бактлух, Ботлих, Балаханы, Гергебиль, Гехй, Гимры, Гидатль, Гоцатль, Гумбет, Джалк, Ириб, Ичачали, Ичкери, Каратинское, Карах, Калалаль, Койсубу, Конада, Мичик, Мук-Ор, Мукратель, Нах-Бак, Нашах, Унцукуль, Рис-Ор, Салатау, Сильдинское, Сугратль, Технусаль, Тилитль, Тиндй, Ункратль, Хараха, Хидатль, Хулхулау, Цунта, Чамалаль, Чарбили, Чепарское, Большая Чечня, Малая Чечня, Чох, Шубут, Шали, Шаро. Размеры наибств изменялись в зависимости от успехов и поражения мюридов. То же самое следует сказать и о числе наибств, наибольшее количество которых было в 40-х годах XIX столетия, во время высшего подъема мюридистского движения.
Более или менее «постоянное число» наибств в государстве Шамиля равнялось примерно двум десяткам. При Шамиле значительная часть нагорного Дагестана и Чечни была относительно прочной частью владений его государства. О том, что в государстве Шамиля было двадцать наибств, есть указания в многочисленных описаниях этого государства как у западноевропейских, так и у русских авторов. Так, например, виконт Кастильон писал, что Шамиль «разделил страну на наибства – на левое крыло, охватывающее области северного склона Андийского хребта, и правое крыло, охватывающее области южного склона, подразделенные на 20 частей, порученных такому же числу наибов». На такое же количество наибств указывает и майор Варнер в своей брошюре о Шамиле: «Страна, которую он сегодня возглавляет, разделяется на 20 провинций, из которых каждая управляется наибом или губернатором. Эти наибы имеют одинаковую власть, кроме четырех самых близких друзей пророка, т.е. Шамиля, пользующихся неограниченной властью. Эти четыре не отчитываются перед имамом в своем управлении. Жизнь их подданных в их полном распоряжении. Все остальные, прежде чем действовать, должны запросить мнение пророка. В каждой провинции, кроме наиба, есть еще «старик», который выполняет функции судьи и сообщает народу приказы и воззвания Шамиля .
В каждом наибстве был создан своеобразный военный и духовный аппарат власти, подчиняющийся имаму, который воплощал в себе единство военного и духовного руководства. «Нам придется различать две личности, объединенные сейчас в Шамиле, которые оказывают друг другу взаимную поддержку в двойной цели, которую они себе ставят. С одной стороны, это политический вождь, диктатор, которому событиями была предоставлена безграничная власть при демократическом строе, основанном на принципе абсолютного равенства. В то же время это религиозный вождь, которому звание великого имама, верховного главы правоверных, придает священный характер. Имея это двойное звание, единственный судья в вопросе принесения жертв, требуемых войной против неверных, он распоряжается имуществом и жизнью населения. Его власть твердо организована. С одной стороны, он повсюду заменил обычное право законами шариата и оставил за собой право утверждения избранных кадиев, в обязанности которых входит истолкование шариата» .
Каждое наибство представляло собой военно-административную единицу. Во главе наибств стояли в большинстве своем способные и выдающиеся горцы, хотя социальный состав их был крайне неоднороден. Подавляющее число наибов происходило из зажиточных и даже состоятельных узденей, а также из беков. В числе известных нам 52 наибов Шамиля только один, Уллубей из Ауха, был из бедных узденей. Наибы в своих наибствах имели право созывать войско и собирать налоги. «Обязанности каждого наиба состоят в том, чтобы управлять вверенной ему частью, строго и добросовестно наблюдать за непрерывным исполнением шариата, уничтожать существовавшие между различными племенами раздоры, соглашать их различные выгоды, устранять между ними враждебные столкновения, а в особенности кровное мщение» . Каждый наиб в пределах порученного ему наибства был фактически облечен почти всей полнотой власти, за исключением только права предания смерти виновного. Последнее право принадлежало самому имаму, при котором всегда был палач с секирой.
Только меньшинство наибов строго и добросовестно наблюдало за исполнением шариата, большинство же, вышедшее из наиболее зажиточных слоев горского населения, не всегда выполняло указания Шамиля. Местные историки говорят о лихоимстве, сребролюбии, корыстолюбии отдельных наибов. Наибы сумели собрать в свои руки большие имения, много земли и скота, что было показателем роста имущественного неравенства среди населения. Секретарь Шамиля – Гаджи-Али – и родственник Шамиля – Абдурахман – достаточно определенно говорили, что значительная часть наибов управляла плохо, что народ не был ими доволен, так как они допускали злоупотребления при сборе налогов и брали взятки. Шамиль знал об этом и от близких к нему людей, и от специальных лиц – мухтесибов , которые должны были доносить Шамилю о всех непорядках в его государстве. Шамиль создал контроль над наибами. Он назначил специальных чиновников-мюдиров . Мюдиру был подчинен ряд наибов. Мюдир играл значительную роль в управлении имаматом. «В большинстве своих дел наибы обращались к мюдиру, и он решал эти дела согласно повелениям и законам имама» (Абдурахман).
Но поскольку в числе мюдиров оказались лица еще более состоятельные чем наибы, как например Даниэль бек Элисуйский и Кибит-Магома, то и эта мера Шамиля не прекратила нарушений шариата со стороны наибов, особенно при сборе податей. Так, Даниэль бек Элисуйский, пользуясь своей властью, «нажил большое имущество… он заводил большое количество друзей и подготавливал для помощи себе в случае какой-либо его нужды перед имамом. Он раздавал им средства тайно от имама. Если кто-либо из мюридов имама приходил к Даниэль-беку по своему делу или по служебному поручению имама, Даниэль-бек дарил ему коня или шубу, или оружие, но не возвращал его без ничего» (Абдурахман). В конце концов, он был смещен Шамилем с должности мюдира. Вместо него был назначен Кибит-Магома, но и этот впоследствии был арестован имамом в Дарго, после того как Шамиль достоверно узнал о его связях с местным феодалом Агалар-ханом Казикумыкским.
Третьим мюдиром был любимый сын имама Гази-Мухаммед. Совещанием дагестанских алимов в 1847 г. он был избран наследником имамата после своего отца. Гази-Мухаммед вел такой образ жизни, который был весьма далек от аскетических требований и норм шариата.
На факты имущественного неравенства, на выделение в среде наибов и мюдиров корыстолюбивой и состоятельной группы обратил внимание еще Фадеев в своей книге о Кавказской войне. «Власть, – писал Фадеев, – основанная мюридизмом, понемногу оселась. Поборники ее стали значительными людьми и заняли место аристократии, вырезанной ими в 30-х годах. Шамиль привык к положению азиатского султана. Заставил горские общества признать своего сына наследником по себе и стал думать об основании владетельного дома. Отчаянные предприятия уже не привлекали устаревших витязей. Народ, на первых порах предавшийся всей душой, охладел к нему» . Относительно этих утверждений Фадеева необходимо сделать следующие существенные замечания:
1) отход широких масс узденей от Шамиля произошел позднее;
2) Шамиль до 1859 г., т.е. до того момента как он был взят в плен, был верен идее национально-освободительного движения, но выделившаяся среди наибов зажиточная группа во главе с его сыном действительно думала об установлении аристократического строя. Как политический вождь Шамиль строго добивался независимости горцев Дагестана и Чечни.
В руководящей верхушке мюридистского движения, среди наибов и мюдиров, уже с самого начала борьбы за независимость обнаружились существенные разногласия по основным вопросам внутренней и внешней политики государства Шамиля. Из 85 наибов, в разное время выдвинутых Шамилем, значительная часть была им же смещена. В числе смещенных оказались: Хаджи-Мурат, Голбац-Дибир Каратин-ский, Шахау из Анцуха; Кара-Али Галаджев, Митлих-Муртаазали из Чиркея, Идрис-Эфенди из Эндерея, Башир-бек из Кази-Кумыка, Шам-хал-Дибир из Хелет-Лури, Салим-Дибир из Хуштада, Муса Балахан-екий, Исмаил из Ботлиха, Саадула из Гехи, Ибрагим, сын Бартихана из Гимры, Гитинау из Гидатля, Омар из Салта, Даниэль султан Элисуйский, Киха из Ичачалинского аула, Курбаниль-Магомед из Ба-цада, Магомед-Али из Караха, Гаджи-Юсуф из Чечни, Мусса-Хаджи-яу из Чоха, Батака из Шубута. Оказалось, что почти треть руководящей верхушки мюридистского движения свои личные, своекорыстные интересы ставила выше интересов всего горского народа, боровшегося за независимость, против русского царизма, и стремилась найти пути и средства для примирения с последним, хотя бы и ценой подчинения ему.
Вокруг Шамиля вполне отчетливо видны три группировки, которые соперничали между собой и вели друг с другом борьбу за руководящую роль в мюридистском движении и государстве Шамиля: Хад-Жи-Мурата, Кибит-Магома Тилитлинского и Даниэля бека Элисуйского с его зятем Гази-Мухаммедом (сыном Шамиля). Каждая из этих групп пыталась очернить остальных, чтобы в надлежащий момент из своей среды выдвинуть преемника имама. Группировавшиеся вокруг Хаджи-Мурата и Даниэля бека Элисуйского наибы явно стремились к сохранению тех феодальных порядков, которые были основой их собственного имущественного положения. Эти группы делали все возможное, чтобы добиться привилегий в политическом и имущественном отношениях и укрепить свое имущественное положение. Их меньше всего интересовала борьба горцев за независимость. На это указывает факт измены Шамилю со стороны Хаджи-Мурата и Даниэля бека Элисуйского. Тот и другой открыто перешли в лагерь царизма.
Пока успехи горцев в борьбе за независимость шли по восходящей линии и пока вокруг Шамиля была плотная стена преданных ему и храбрых наибов (Батракх-Магомет-Али из Анкратля, Галаджев, Хату из Ауха, Доногонол-Магомад из Гимр, Осман Джалкский, Раджаб из Цолботля, Магомет из Бактлуха, Хаджияу из Чиркея, Умалат и Идил из Чиркея, Хаджияу из Караха, Умма из Зунси, Шуаиб из Чечни Маха-Хаджияу из Онсокули, Сагитиль из Сильды, Микаил из Хакоари, Нур-Али из Чарбилой, Инкау-Исмаил из Чоха), своекорыстные наибы из владетельных ханов, обладавшие значительными состояниями, не выступали открыто против Шамиля, хотя не переставали тайно плести против него враждебные сети (подготовка заговора, шпионаж в пользу русских, дезорганизация вооруженных сил мюридов, наговоры на Шамиля, распространение ложных слухов и т. д. и т. п.).
Тем не менее и в этой исключительно сложной обстановке Шамиль, опираясь на широкие массы узденей и на преданных ему наибов (Ах-верды-Магома, Шуаиб-мулла, Уллубей-мулла и Нур-Магомет), вел решительную борьбу со своими противниками, смещая и предавая смертной казни наибов.
Шамилю очень трудно было руководить в этой сложной обстановке наибами и мюдирами еще и потому, что последние непосредственно имели духовную и судебную власть в лице муфтиев , алимов и кадиев.
Наибы имели право назначать и смещать муфтиев и алимов, которые толковали шариат, разбирали споры на основании книг ислама. Каждый муфтий ведал несколькими кадиями, которые в затруднительных случаях обращались к нему за советами и разъяснениями. У каждого наиба был только один муфтий, находившийся в том ауле, где была резиденция наиба. Кадий был обязательно в каждом ауле, в каждом самостоятельном селении.
Если муфтий узнавал о неправильном решении кадия, то он обычно смещал последнего и заменял его другим. Кадий был обязан спрашивать муфтия по тем вопросам, в которых он был недостаточно сведущ. Если муфтий выносил неправильное решение или брал взятку, то наиб только предостерегал его: «В другой раз не позволяй себе подобной подлости, иначе я смещу тебя» (Абдурахман). Эта угроза, разумеется, не всегда осуществлялась на деле.
Кадии в мюридистском государстве должны были решать судебные дела на основании шариата «без насилия и пристрастия». В действительности тяжбу, как правило, выигрывала более богатая сторона или сторона, находившаяся в близких отношениях с наибом, со стороны которого на муфтия и кадия всегда мог быть сделан тот или иной нажим.
Никто не мог стать кадием без ведома имама или наиба. Кадии получали жалованье из казны или из зеката . Но при Шамиле в интересах борьбы за независимость было установлено, что кадий не имел права брать из зеката, если у него имеется продовольствие на год. Он должен был нести свою службу бесплатно.
Наиб или муфтий при назначении кадия обращался к тому джаамату , куда назначался кадий. Обычно это обращение гласило: «Такой-то ученый назначается нами кадием над вами согласно шариату. Вы обязаны ему подчиняться, повиноваться и оказывать уважение, пока он находится на законном и правильном пути. Кто повинуется ему, тот повинуется и нам. Если же он будет действовать противно шариату, тогда вы не обязаны подчиняться ему и соглашаться с ним» (Абдурахман).
Кадий при вступлении в должность знакомился с делами сельских властей, распорядками в мечети, деятельностью муталимов и «то, что надлежит выправить, выправляет, как это требуется».
Кадий должен был посвятить себя чтению книг и заниматься преподаванием муталимам. Кадий обязан был также выполнять судебные функции: разбирать все тяжбы между людьми аула. Муталимы (ученики) учились у кадия наукам. Муталимы жили в мечети аула. Продовольствие они получали из отчислений зеката, которым распоряжались муфтий и кадий.
Некоторые из муталимов делались алимами – учеными от ислама. Больше всего этих мусульманских ученых было в Дагестане. Некоторые из них были людьми, близкими к Шамилю, например учитель сына Шамиля – Кудьяну-Магомад, переписчик книг для имама Абдул-Вагаб, «знаменитый» законовед Газияу-Дибир. Абдурахман в особой главе специально останавливается на вопросе о роли алимов в Дагестане и Чечне и перечисляет их.
Алимы играли очень большую роль в мюридистском движении: ни один документ мюридистского движения не составлялся без участия того или иного алима, они оказывали решающее влияние на ход дел в государстве Шамиля, не говоря уже о том, что в толковании шариата и в проповеди ислама они были своего рода «монополистами».
В отличие от Дагестана, в Чечне было очень немного алимов, всего несколько человек (Атабай-Абдул-Кадир, Омар и Мирза-Али-кадий).
Почти все алимы, за исключением Магомет-Амина, происходившего из вольноотпущенников, вышли из семей, которые пользовались почетом, следовательно, по всей вероятности, принадлежали к числу наиболее богатых и знатных семей узденей, ибо трудно предположить, чтобы какой-либо худородный алим мог быть учителем Даниэля султана Элисуйского. То же самое можно сказать о кадиях, а тем более о муфтиях.
Деятельность муфтиев и кадиев, так же как и обязанности наибов, была регламентирована в низаме, в особом, своеобразном своде законов, разработанном под руководством Шамиля.
IV
Столица государства Шамиля и резиденция имама была первоначально в Ахульго, а с 40-х годов, после разгрома Ахульго русской артиллерией, резиденция имама была перенесена в Дарго-Ведено. Это был своеобразный замок с многочисленными пристройками, расположенный в обширной долине. В центре долины лежит селение Ведено, в четырех верстах от него горы раздаются и образуют долину приблизительно в семь верст в окружности. Посредине долины, на ровной площадке возвышается укрепленный замок, окруженный различными постройками.
В замок ведут только одни ворота. Укрепление окружено двумя рядами частокола. Направо от ворот замка – специальное помещение для мюридов. На небольшом расстоянии от замка находится пороховой погреб, охраняемый особой стражей Шамиля. Эта особая стража Шамиля называлась «муртизигаторы». Аулы спорили за честь дать бойцов для этой избранной части. Чтобы в нее попасть, надо было представить доказательства храбрости и преданности. Бойцы этой охраны, как правило, давали обязательство отказаться от всех семейных привязанностей, неженатые должны были остаться холостыми, остальные на весь срок службы оставляли жен и детей. Шамиль учил, что они должны все свои заботы сосредоточить на защите страны и ее вождя. Эта своеобразная воинская часть состояла примерно из тысячи человек. Из них никогда ни один не попадал живым в руки русских. Муртизигаторы днем и ночью охраняли замок Шамиля и при выездах всюду его сопровождали. Муртизигаторы составляли лучшую часть мюридистских войск. Они пользовались разными преимуществами и имели особые знаки отличия. Они получали специальное жалованье, примерно 1,5 руб. серебром в месяц, не считая доставшейся им части отбитой добычи. Помимо жалованья они получали бесплатно продовольствие и фураж от населения. Они были в руках Шамиля важнейшим орудием для поддержания и распространения своей власти и влияния, особенно в тех обществах, верность которых была сомнительна. Дисциплина среди муртизигаторов отличалась исключительной строгостью.
Никто, помимо муртизигаторов, не мог нести охрану в замке Шамиля. Последняя обычно стояла у главной части замка, где был особый кабинет имама с библиотекой. Над кабинетом была комната, где хранилась «сокровищница драгоценностей» и куда мог заходить только имам со своим казначеем. В кабинете имама происходили совещания наибов, на которых обсуждались самые разнообразные вопросы. В замке Шамиля были два больших помещения, в них имам заседал во время суда. Эти помещения были связаны как между собой, так и с внутренними комнатами.
Имам сам вел судебное разбирательство, во время которого перед ним садился его секретарь Амирхан из Чиркея; позади секретаря помещалась стража. Вокруг Шамиля садились советники. После того как все рассаживались, имам приказывал вводить по очереди жалобщиков. Имаму часто приходилось защищать жаловавшихся на насилие со стороны наибов или пятисотенников. Секретарь в этих случаях писал последним от имени имама соответствующую бумагу. Однако не все наибы выполняли приказы и требования имама. Случалось, что, когда жалобщик «приходил с бумагой имама к наибу, последний начинал сначала понемногу притеснять его, а, в конце концов, убивал его, донося потом имаму, что этот человек шпионил в пользу русских или собирался бежать к ним» (Абдурахман).
Шамиль наряду с охранной стражей ввел мухтесибов, которые обязаны были разведывать дела высших чиновников – наибов, «расследовать их незаконные поступки и доводить до сведения имама» . Как правило, на каждого наиба должно было быть по одному мухтесибу.
Выезды Шамиля из замка связаны были с соблюдением весьма сложных церемоний. Когда до имама доходили сведения о приходе русских к границам его государства, он тотчас отправлял наибам предписание явиться вместе со своим войском на место войны, а сам в любое время года отправлялся с мюридами в поход. Мюриды, вооруженные и на конях, собирались у ворот, где и ожидали имама. К воротам собирались и все остальные, кто находился в ауле и не шел на войну с имамом. При возвращении имама из военного похода его встречали в Дарго так же торжественно, как и провожали.
Резиденция Шамиля была связана с наибствами и даже с каждым аулом при помощи созданной в 1842 г. Шамилем так называемой летучей почты. Организация ее была очень проста: посылаемый в любом ауле мог предъявить бланк, выданный ему имамом или наибом, и немедленно и беспрекословно получал свежего коня и проводника, а на ночлег – квартиру и продовольствие. Летучая почта обеспечивала непрерывное отношение имама как с наибами, так и с отдельными лицами. Созданный специальный институт курьеров покрывал большие расстояния с неслыханной быстротой.
V
Военная, административная и духовная власть Шамиля была своеобразно ограничена главным советом и съездами наибов и алимов. Они не всегда беспрекословно и целиком соглашались с указаниями имама. «Что же касается управления страной вообще, то все дела по этой части решались с общего совета, и голос имама не имел здесь особенного значения, имам излагал только суть дела и высказывал свое мнение. Члены же совета могли одобрить или опровергнуть его. Настойчивость имама могла иметь место в отношении только военных предприятий. Впрочем, нередко случалось, что и в других делах он видел необходимость поступать вопреки не всегда дальновидным мнениям своих советников» .
Вопросами управления в государстве Шамиля в значительной части ведал совет, собиравшийся ежедневно кроме пятниц. В экстренных случаях, как говорит Абдурахман, Шамиль собирал свой совет по нескольку раз в день.
«Постоянными членами совета имама были следующие лица:
1. Мухаммед-Эфенди Казикумыкский (Кор-эфенди),
2. Раджабиль-Маро-ма Чиркеевский,
3. Яхья-Хаджио, артиллерист,
4. Джемаллэдин, тесть имама,
5. Хаджио-Дебир Каранайский,
6. Итлик-Муртаазали, начальник мюридов – телохранитель имама.
Из них заслуживают особого внимания двое первых, причем Раджабиль-Магома преимущественно был главным мужем совета. Он не боялся говорить имаму любую истину, подчас, как указывает Абдурахман, и не совсем приятную, за что он со стороны Шамиля пользовался особым расположением. Занятия в главном совете имама были распределены следующим образом: понедельник, вторник, среда и четверг посвящались главным образом общим вопросам управления, причем в понедельник и вторник обсуждались дела обществ, ближайших к резиденции имама: Чечни, Ичкерии, Андии и др., а в среду и четверг – дела более отдаленных обществ Дагестана, которыми управлял мюдир Гази-Мухаммед и Даниэль-бек. В эти же дни выслушивались письменные донесения и устные доклады наибов, если они по вызову имама являлись лично. По обсуждавшимся вопросам совет не только принимал решения, но и указывал сейчас же, кем и как это решение должно быть немедленно исполнено. Суббота и воскресенье были предназначены для приемов отдельных просителей и для разбора их жалоб и претензий, пятница же назначалась исключительно для молитвы и отдохновения. О распределении занятий в совете все население государства оповещалось через летучую почту. На совещаниях совета имам выносил решения единолично только по жалобам отдельных лиц на притеснения или неправильные действия наибов. В этих вопросах он был вполне самостоятелен. Все прочие вопросы разрешались в совете на основе шариата» (Абдурахман).
Прием просителей производился, по словам Абдурахмана, следующим образом: посетители сходились к караульному помещению и передавали свои просьбы караульному мюриду, который устно сообщал о них начальнику караула. Последний, войдя в диван-ханэ – комнату, в которой происходили заседания совета имама, – докладывал имаму о новом просителе и о сущности его дела. Имам или тотчас же выносил решение и приказывал десятнику передать его просителю на словах или же приказывал позвать просителя в диван. Опросив просителя, имам тотчас выносил решение, или устно, или письменно. «Письменное» решение излагалось на небольшом клочке бумаги, на котором излагалось одновременно и приказание наибу удовлетворить тем или иным способом просителя. Заседание совета начиналось рано утром и продолжалось до обеда, а иногда и до самого вечера.
Во время заседания члены совета в диван-ханэ рассаживались вокруг имама, не споря о старшинстве. Первое и ближайшее к имаму место постоянно занимал Мухаммед-эфенди, и только когда прибывал какой-нибудь особенно почтенный гость, Шамиль сажал его выше своего изуродованного в боях (он был ранен в лицо), так сказать, вице-президента. Недалеко от имама сидел секретарь совета Мирза-Амир-хан. Он писал почти все решения имама и вел делопроизводство совета. Свои обязанности он исполнял без стола: он писал, положив бумагу на войлок и припав к ней всем своим туловищем. Недалеко от секретаря совета сидели переводчики с чеченского и других языков, которых не знал имам.
Для разрешения больших и сложных вопросов, которых становилось все больше по мере того, как внутренние и внешние противоречия стали проявляться все в более острых формах, имам прибегал к созыву совещаний наибов, алимов, старшин и других представителей узденей Дагестана и Чечни. Такого рода совещания имели место еще при Гази-Мухаммеде, при избрании его в имамы, а также при Гамзат-беке. Но особенно большие съезды наибов, алимов и старшин происходили при Шамиле. Один из таких больших съездов происходил в Дарго в 1841 г. На нем обсуждался вопрос о мерах борьбы с русским царизмом. Затем и в последующие годы происходили такие съезды по самым различным вопросам. Так, в 1845 г. был созван съезд наибов Чечни и Дагестана в Салатау, в селении Алмах.
Одним из знаменательных съездов в истории мюридистского движения был съезд в Андии в 1847 г., на котором Шамиль решил испытать наибов и народ, «насколько они готовы продолжать повиноваться и быть способными к обороне». Для этой цели он созвал в Андию «всех должностных и именитых людей». Речь Шамиля на этом съезде передает автор предисловия к «Низаму Шамиля» : «Тут он объявил собравшимся, что прошло более десяти лет, как он признан имамом, и что во все продолжение этого времени он по мере сил своих старался служить народу и защищать его от врагов мусульманства». Далее, Шамиль просил сложить с него звание имама и избрать вместо него способного и достойного, и предлагал служить «избранному народу в числе других помощников». Собрание единодушно заявило, что оно не знает и не желает знать никого другого, кто бы мог руководить делом народа лучше Шамиля, и просило его не отказываться от имамства, а в качестве доказательства своего желания выполнять беспрекословно его волю высказало согласие заранее на все меры, какие он найдет нужным принять. После этого Шамиль заявил, что подчиняется воле народа и дает письменный наказ, в котором определены общие и постоянные обязанности всех, а также ответственность за нарушение их.
Съезд наибов в Андии имел очень большое значение в истории государства Шамиля. На этом съезде обсуждался целый ряд вопросов относительно внутреннего и внешнего положения имамата. Среди других на нем были приняты следующие решения:
«1) назначение муфтиев к каждому наибу для разбора тяжб, удержания народа от дурных поступков и поучения его к исполнению долга;
2) указания муфтию и наибу, по каким делам они должны обращаться к имаму;
3) решения о средствах содержания солдат , которые нам так необходимы, и о содержании бедных мутаджиров ;
4) соглашение насчет того, чтобы не брать имения казненного, особенно когда остаются после него сироты;
5) решения о том, чтобы не копить доходов с байтул-мала, но расходовать на нужное, например на оружие, лошадей, на пользу религии, чтобы не покупать на эти деньги дорогих имений;
6) не отходить с пути людей добродетельных;
7) оставить взаимную зависть, притеснения и быть рукою (помощью) друг для друга;
8) чтобы второй не портил того, что сделал первый, и чтобы преемник был предместником в тех же отношениях, в коих был до смены его;
9) взвешивать все поступки свои на весах шариата и не идти путем эмиров , тиранов; дабы еще более не сбиться с прежнего пути, как в сей, так и в будущей жизни, нужно бояться изречения божьего: «так мы подчиняем одних притеснителей другим за прежние их поступки» ;
10) смещенный наиб и кадий не должны вторично назначаться на те же должности в том же месте;
11) обязать всех наибов приказать всем, кто находится в их ведомстве, запасаться известным количеством пороху;
12) если кто получит предписание от имама об удовлетворении подателя, и предписание будет согласовываться с сущностью дела, немедленно исполнять оное, в противном же случае – доносить о настоящем положении дела;
13) принимать тифлисское серебро в пределах нашего шариатского государства для облегчения обращения в народе денежных знаков, уклоняющихся же наказывать ;
14) обязать отправляющих богослужение молиться об укреплении имама и его наибов, об успешном ходе дел мусульманских;
15) оставить в пятницу прием жалоб и посвятить ее одному богослужению;
16) указать всем частям войска для защиты определенную сторону границ государства;
17) назначить по одному мудиру на каждых четырех наибов…».

Страницы: 1 2