Ш.А.ГАПУРОВ, Д.Б. АБДУРАХМАНОВ, А.М. ИЗРАЙИЛОВ
ДАГЕСТАН В КАВКАЗСКОЙ ПОЛИТИКЕ РОССИИ В ПЕРВОЙ ЧЕТВЕРТИ Х1Х ВЕКА
АКАДЕМИЯ НАУК ЧЕЧЕНСКОЙ РЕСПУБЛИКИ
КОМПЛЕКСНЫЙ НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ ИНСТИТУТ РАН
ЧЕЧЕНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
Ш.А. Гапуров, Д.Б. Абдурахманов, А.М. Израйилов
ДАГЕСТАН В КАВКАЗСКОЙ ПОЛИТИКЕ РОССИИ В ПЕРВОЙ ЧЕТВЕРТИ Х1Х ВЕКА
ББК 63.3 (2 Рос. Кавказ) 5
Рецензенты: доктор исторических наук, профессор
М.Х. Багаев,
доктор исторических наук, профессор
Ш.Б. Ахмадов
Научный редактор: кандидат исторических наук, профессор
С.С. Магамадов
Гапуров Ш.А., Абдурахманов Д.Б., Израйилов А.М. Дагестан в кавказской политике России в первой четверти Х1Х в. Монография. – Нальчик: Эль- Фа, 2008.
В работе показаны место и роль Дагестана в кавказской политике России в конце ХУ111-первой половине Х1Х в. Дан анализ основных факторов, влиявших на формирование этапов этой политики. Отмечается, что уже с конца ХУ111 в. взаимная заинтересованность России и Дагестана привела к установлению между ними тесных политических и экономических связей. Однако этот курс на постепенное присоединение Дагестана к России преимущественно политическими методами был прерван после назначения кавказским наместником генерала А.П. Ермолова. Его репрессивная политика в Дагестане привела к возникновению вооруженного сопротивления горцев…
ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ
ГЛАВА 1. Дагестан в политике России в начале Х1Х в.
1. Общественно-экономическое положение Дагестана в начале Х1Х века
2. Георгиевский договор 1802 г.
3. Походы российских войск в Джаро-Белоканы в начале Х1Х в.
4. Изменения в политике России на Северном Кавказе в 1806 г.
5. Присоединение Дагестана к России. Политическое развитие Дагестана в 1806-1815 гг.
ГЛАВА 2. Дагестан в планах кавказского наместника А.П. Ермолова.
1. Укрепление международного положения России и назначение А.П. Ермолова наместником Кавказа.
2. Ермоловский план покорения народов Северного Кавказа.
ГЛАВА 3. Начало массовой антиколониальной, освободительной борьбы
в Дагестане. 1818-1820-й гг.
1. 1818 год. Начало «ханского движения» в Дагестане
2. Деятельность А.П. Ермолова в Дагестане и в Чечне в 1819-1920-м годах.
ГЛАВА 4. Политика А.П. Ермолова в Дагестане в 1820-е годы.
1. Ермолов и Дагестан в начале 20-х годов Х1Х в.
2. Зарождение мюридизма.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
СПИСОК источников и литературы.
ВВЕДЕНИЕ
С начала Х1Х века Северный Кавказ занял ведущее место в восточной политике России. Активность северокавказской политики Петербурга особенно возросла после окончания войны с наполеоновской Францией. Кавказская политика России Х1Х века, и особенно в первой половине этого столетия, отличалась не только своей интенсивностью и жесткостью в реализации целей, но и напряжением усилий всех сфер государства . С конца ХУ111 в. и вплоть до последней трети Х1Х в. ведущее место в кавказской политике России занимали Дагестан и Чечня. Население этих двух регионов и оказало наиболее упорное и организованное сопротивление установлению здесь российских колониальных порядков.
С Х1Х века и по сегодняшний день среди историков нет единства о содержании и хронологии Кавказской войны. В Х1Х в. было даже определение «Кавказские войны», куда включались все военные действия России (против горцев, Турции и Ирана) в Кавказском регионе в ХУ111-Х1Х вв. Был даже выпущен капитальный труд под редакцией В.А. Потто – «Исторический очерк Кавказских войн». Из этих «войн» особо выделялась «кавказско-горская война», начало которой определялся по-разному. Одни относили его к Персидскому походу Петра 1 (1722 г.), другие – к присоединению к России Восточной Грузии (1801 г.), третьи – к началу наместничества А.П. Ермолова на Кавказе (1816-1817 гг.). Приверженность широкой трактовке понятия «кавказские войны» первоначально сохранилась и в советской исторической науке. Хронологически они растягивались с середины ХУ1 до середины Х1Х в. В Советской исторической энциклопедии кавказскими войнами названы боевые действия ХУ111-Х1Х вв., «связанные с завоеванием Кавказа русским царизмом», а также «подавление царизмом ряда антифеодальных движений кавказских народов, вооруженное вмешательство России в феодальные междуусобицы на Кавказе, войны России с претендовавшими на Кавказ Ираном и Турцией». При этом была особо выделена «собственно Кавказская война» 1817-1864 гг. Большая Советская энциклопедия (1973 г.) ограничила Кавказскую войну (опустив термин «Кавказские войны») 1817-1864 годами, а географически – Чечней, Горным Дагестаном и Северо-Западным Кавказом .
Мы же склонны считать, что события на Северном Кавказе в первой половине Х1Х в., а точнее, до 1864 года, часто называемые Кавказской войной, представляли собой народно-освободительное, антиколониальное движение. (Со стороны же царской России это была «война за включение в свой состав земель Северного Кавказа» ). Антиколониальная борьба горцев развернулась уже в начале Х1Х в., приняла массовый характер с 1818 года, с момента основания на берегах реки Сунжи, на территории Чечни, крепости Грозной, как ответ на «военно-политическую экспансию» России в регионе. Приблизительно подобной же точки зрения придерживается и часть современных отечественных историков. Так, А.М. Демин отмечает: «В качестве первого этапа вооруженного противоборства можно выделить период с 1810 г. по октябрь 1817 г., когда войска России проводили карательные экспедиции с целью подавления выступлений кавказцев» . При этом не совсем понятно замечание современного, оригинально мыслящего, интересного петербургского историка В. Лапина, который отмечает: «Примечательно, что постсоветские попытки предложить новое прочтение истории Кавказской войны не затронули ее хронологию, хотя ее неосновательность очевидна. Например, за начальную дату принято основание крепости Грозной, без малейшей попытки объяснить, почему таковой не может считаться дата основания Моздока, Владикавказа или еще какого-либо укрепления на исконно горских землях» . Основание Моздока, Владикавказа и прочих российских крепостей на Кавказе не привело к массовым выступлениям горцев. И об этом известно всем кавказоведам. С начала строительства крепости Грозной отношение российской администрации к горцам резко изменилось: дипломатия и политика исчезли, обычным стал язык ультиматумов – «покорность или мщение ужасное». Вполне естественно, что строительство крепости Грозной было воспринято чеченцами и дагестанцами как начало широкого наступления России в регионе, наступление на их самостоятельность, земли, свободу, обычаи и традиции. И, соответственно, вызвало их вооруженное сопротивление. Именно с 1818 г., с основания крепости Грозная, и начинается массовое антиколониальное движение в Чечне и в Дагестане. Именно этот год, по-нашему мнению, вполне правомерно и можно считать началом Кавказской войны или массового народно-освободительного движения горцев Северо-Восточного Кавказа, к которому вскоре примкнули и кабардинцы. Совершенно непонятно другое – почему ряд авторов, в том числе и В. Лапин, считают 1817 год временем начала Кавказской войны, ошибочно относя сюда же и основание крепости Грозной. В 1817 году на Северном Кавказе нет сколько-нибудь крупных антироссийских выступлений, нет и заметных военных действий со стороны российской армии. Поэтому совершенно непонятно, почему этот год берется в качестве отправной точки Кавказской войны.
Многие современные российские авторы согласны сегодня в том, что «вооруженные конфликты и антироссийские выступления в регионе, безусловно, были обусловлены военно-политической экспансией и утверждением России на Северном Кавказе, поскольку Российская империя, начиная с конца ХУ111 в., стала представлять собой в полной мере региональную державу, изменившую расстановку сил в регионе» . Совершенно не оправданы и неправомерны попытки сделать главной причиной Кавказской войны внутренние социальные явления и конфликты в горском обществе. Социальные разногласия в горском обществе, как и в любом другом, были всегда. Правда, разной степени напряженности. Но почему же Кавказская война, массовое народно-освободительное, антиколониальное движение горцев начинается в 1818 г., когда началось решительное наступление царизма на землю и свободу горцев, началось установление реального российского господства на Северном Кавказе? В Чечне, например, в конце ХУ111 – первой половине Х1Х в. вообще не было каких-либо внутрисоциальных конфликтов. Но именно в Чечне в 20-50-е годы Х1Х в. развернулись наиболее масштабные и тяжелые военные действия между российской армией и горцами, именно чеченцы, по общему признанию, явились наиболее организованной и упорной силой в антиколониальном движении на Северном Кавказе. «Одной из центральных проблем кавказоведения на протяжении последних полутора веков остается Кавказская война Х1Х в., – отмечается в одном из недавних изданий по истории Северного Кавказа. – Это одно из самых сложных и драматичных событий в истории региона. Историки зачастую воспринимают ее слишком эмоционально, а политические деятели используют для политических спекуляций. Как в отечественной, так и в зарубежной литературе есть тенденция преувеличивать ее значение, сводя всю историю взаимоотношений Северного Кавказа и России к бесконечной войне. Временные и географические рамки ее растягиваются до невозможности» .
Большинство кавказоведов обоснованно связывают начало Кавказской войны с именем генерала Ермолова, назначенного в 1816 году главнокомандующим русскими войсками на Кавказе. («Поводом к войне стало появление на Кавказе генерала Алексея Петровича Ермолова» ). Весьма интересно высказывается на этот счет С.В. Ковязин, полагающий, что перелом в политике России на Кавказе произошел лишь после войны 1812-1815 гг. Он отмечает, что многие исследователи кавказской политики России связывают изменение официального курса Российского государства в регионе с назначением наместником на Кавказ генерала А.П. Ермолова. На самом же деле, считает Ковязин, это утверждение лишь частично отражает реальные политические процессы на Кавказе в начале Х1Х в. и являет собой упрощенную трактовку событий, подменяющую причину и следствие, в данном случае, кавказской политики России. «Не генерал А.П. Ермолов изменил политику России на Северном Кавказе, -отмечает он, – а изменившееся видение целей и задач российской политики в регионе руководством страны востребовало феномен А.П. Ермолова» .
Решительный и энергичный Ермолов с 1818 года начал силовыми, военными методами, чрезвычайно ускоренно устанавливать российскую власть на Северном Кавказе, и, прежде всего, в Дагестане и в Чечне. По его мнению, эти два района были равно значимы и важны в этом процессе. Поэтому он и действовал здесь одновременно и одними и те же силовыми методами. Именно эти методы, предельная жестокость, абсолютное пренебрежение к местным обычаям и традициям и вызвали массовый отпор со стороны различных слоев (феодалов, свободных общинников) местного населения. Хотя есть и другое мнение. Носители его были и в середине ХХ века (багировщина), есть и сегодня. Так, в 1946 г., в самый разгар багировщины, А.З. Ионисиани, в духе времени, писал: «Неприязнь к царской власти вызывалась не столько ее политикой, сколько враждебной деятельностью агентов Ирана и Турции, любыми средствами разжигавших ненависть ко всему русскому… Кавказская война была войной против агрессивных Ирана и Турции, с кичливой настойчивостью пытавшихся захватить весь Кавказ и поработить его». Данное сочинение А.З. Ионисиани, к сожалению, не единственное в этом роде. Именно поэтому Г.А. Джахиев отмечал на научной конференции в Махачкале в 1989 году: «…главные причины массовых выступлений, истоки Кавказской войны следует искать не во внешних факторах, а в самом Северном Кавказе – в колониальной политике и феодальной эксплуатации. «Система» Ермолова – это система военной эскалации – явилась грубой формой колониальной политики» .
Разумеется, в то же время нельзя отрицать тот факт, что вмешательство извне иностранных государств, в частности Ирана и Турции, в антиколониальную войну народов Дагестана обострило и без того конфликтную обстановку в крае в конце второго десятилетия Х1Х в.
М.М. Магомедов (бывший тогда председателем Госсовета Республики Дагестан) выступая на конференции в Махачкале в октябре 1997 г., посвященной 200-летию имама Шамиля, отмечал: «К сожалению, до сих пор предпринимаются попытки перевести борьбу восставших горцев в сферу межнациональных отношений и представить ее как борьбу против русских, что однозначно опровергается историческими фактами. Народы Северного Кавказа боролись против социального гнета и экспансивной военщины, откуда бы это ни шло, а война носила оборонительный характер» . К еще более великому сожалению, эти слова М.М. Магомедова оказались чуть ли не провидческими.
На рубеже ХХ-ХХ1 вв. в России появилось немало публикаций, авторы которых считают, что военные события на Северо-Восточном Кавказе в первой половине Х1Х в. были порождены «набегами горцев», «горской экспансией», происками Турции и Ирана. При таком подходе, естественно, не приходится и говорить о народно-освободительном, антиколониальном характере движения горцев в рассматриваемый период, а действия России представляются как оборонительные, царизм – как обороняющаяся сторона. Так, Б.В. Виноградов отмечает: «…Несостоятельны попытки представить горские набеги или же антироссийские движения под знаменем ислама в обозначенный период (конец ХУ111-начало Х1Х в. – Авт.) как проявления освободительной борьбы горцев против «российской экспансии». В данном случае оборонительный образ действий следует, на наш взгляд, признать за Россией» . Правда, при такой постановке проблемы сразу же возникает один «маленький» вопрос – почему же эта «линия обороны» проходила по кавказской земле, по середине северокавказского региона (по Тереку, Кубани и Малке)? Ведь горцы же не «набегали» на исконно русские земли, на Рязань или Тамбов? В последнем случае это, действительно, была бы экспансия. В качестве примера «горской экспансии» Б.В. Виноградов приводит движение под руководством Мансура в конце ХУ111 в. и «шариатское движение» в Кабарде начала Х1Х в. В 1783 г., за два года до начала восстания чеченцев под началом Мансура (Ушурмы), царские войска дважды вторгались в равнинную Чечню и уничтожили здесь целый ряд селений. В 1785 г. российский отряд под командованием полковника Пиэри сжег чеченское селение Алды. В 1763 г. на кабардинской земле была построена российская крепость Моздок, вскоре же после этого в Кабарде началось установление российской административной власти. Это все – оборонительные действия России? Или же обороняются горцы (в данном случае –чеченцы и кабардинцы), для которых вышеуказанные действия царских властей стали основной причиной антироссийских выступлений? В то же время есть и добросовестные, объективные авторы, которые подчеркивают: «Несмотря на свой огромный военный потенциал, горцы Северного Кавказа не проявляли склонности к захвату более благодатных земель» . Итак, на чужие земли горцы Северного Кавказа никогда не претендовали. Нет этому примеров в исторической действительности. Когда и где адыги, чеченцы или дагестанцы захватили хотя бы метр чужой земли? Зачем же заниматься далеко не безвредным историко-политическим мифотворчеством?
Активизация российской политики на Северном Кавказе в последней трети ХУ111 в., переход России к военно-феодальным методам в своих действиях в крае вызвали ответное сопротивление горцев. Они стали нападать на Кавказскую линию, на казачьи станицы и российские военные укрепления, построенные на исконно кавказских землях, которых отняли у горцев и которые являлись плацдармом для дальнейшего наступления вглубь Северного Кавказа. В этом плане весьма интересен разговор, состоявшийся между членами декабристского Южного тайного общества после убийства в июле 1825 г. в крепости Герзель-аул российских генералов Грекова и Лисаневича. Декабрист Повало-Швейковский: «Поступок черкес приличен лишь варварскому народу… Черкесы … суть разбойники». Враницкий: «Вот прекрасно! Называют разбойниками защитников вольности – тех, кои сражаются за свою свободу» .
Причем конфликты горцев с казаками начались только тогда, когда последние стали частью российской военной машины, которая наступала на Кавказ. Ведь в ХУ1-ХУ11 вв. казаки и горцы мирно жили по соседству. Очень многое переняли друг у друга. И земли тогда хватало на всех. И тут вполне можно согласиться с тем, что «грань, разделявшая два стана (т.е. казаков и горцев.- Авт.), была зыбкой. Казаки испытали немалое влияние горских соседей как в организации общинного управления и власти, так и в военном быту (вплоть до методов ведения войны, набегов и одежды, черкески). В начале ХУ111 века казаки не меньше горцев противились строительству крепостей, отказываясь «сидеть» в них. …Вообще власти империи одинаково недоверчиво относились и к горцам, и к казакам. Об этом есть немало свидетельств ХУ111-начала Х1Х в.» . Это же отмечал и Г. Кокиев: «…До образования так называемой Кавказской военной линии …, в период вольных переселений русских на Северо-Кавказскую равнину, между горцами, аборигенами страны, и русскими переселенцами не было и тени вражды. Горцы встречали русских дружелюбно, и русские тоже старались жить с горцами в мире и согласии. Как мирные соседи, горцы делились с русскими хлебом, семенами и другими продуктами своего производства. Существовал между горцами и русскими живой обмен товарами. Местами даже горцы на русской земле сеяли хлеб, пасли скот, и казаки им не препятствовали. Существовали между ними даже и родственные связи. И эти добрососедские и дружественные отношения между горцами и русскими казаками существовали вплоть до вовлечения последних в сферу колонизационной политики России.
Таким образом, момент вовлечения казачества в колонизационную политику надо считать моментом разрыва добрососедских отношений между горцами и русскими. И это вполне естественно» . Подобных же позиций придерживались и некоторые дореволюционные историки казачества. Так. С. Писарев подчеркивал: «Казаки держались в своих гребнях благодаря поддержке князей нижней и малой Кабарды, землю которых они прикрывали, и приятельским связям с … соседними чеченскими обществами, из которых брали даже себе жен» .
Возникновение горско-казачьего конфликта, этой северокавказской драмы ХУ111-Х1Х вв. – отдельная тема. Но однозначно одно – главный виновник тут – царизм, его политика «разделяй и властвуй». При острой нехватке военных сил, при удаленности края и незнании местных особенностей использование казаков против горцев для утверждения российского господства на Северном Кавказе представлялось царизму хорошим выходом из ситуации. Так казаки, вчерашние мирные соседи горцев, стали союзниками царизма. Генерал Д.А. Милютин, начальник штаба Кавказской армии, прекрасный знаток Кавказа, писал: «Охранение края или дороги на значительном протяжении против …враждебных предприятий, каковы обычные набеги кавказских горцев, дело нелегкое; оно, можно сказать, непосильно регулярным войскам. В подтверждение того история дает много примеров. …Есть ли возможность войскам угнаться за подвижными, летучими шайками, которым всюду открыт путь, которые могут всюду появляться внезапно и мгновенно исчезать из глаз. Такому врагу единственный способ противодействия представляет вооруженное народонаселение, сплоченное военной организацией. Такую силу охраны представляет наше казачество» .
Может быть, истина (никого не задевающая) заключается в другом: в ХУ111-Х1Х вв. великие державы делят восточный мир. Россия, исходя из своих геополитических, стратегических, имперских интересов, пытается присоединить (захватить) Северный Кавказ. Это – закономерность в действиях всех великих держав в ХУ111-Х1Х вв. Горцы же защищали свою землю, свою свободу, свою культуру, свой образ жизни. И это – народно-освободительная, антиколониальная борьба. Защищали, как умели, как могли, как они привыкли это делать в течение многих веков. А это – партизанские (набеговые) формы борьбы. (А.М. Демин пишет, что действия горцев в ермоловский период «были разрозненными и в основном сводились к диверсионным актам: убийства русских генералов, конные набеги на населенные пункты и воинские гарнизоны» . Итак, набеги горцев – «диверсионные акты», т.е. вид военных действий. Но это уже – не разбойничьи нападения, не «хищничество», не «экспансия»). Яков Гордин, один из наиболее объективных, беспристрастных исследователей Кавказской войны в последнее время, очень много сделавший для публикации документов и материалов по истории Кавказа первой половины Х1Х в., отмечает: «На всех этапах Кавказской войны горцам приносили успех не фронтальные столкновения с русскими войсками, а именно действия партизанского характера – внезапные набеги, уничтожение малочисленных воинских команд, но главное – воздействие на коммуникации, в результате которого русским отрядам приходилось оставлять захваченные укрепленные селения и отступать в максимально невыгодных условиях. Именно во время отступления по труднопроходимой местности, идеальной для организации засад, русские войска несли тяжелые – иногда катастрофические – потери. Побеждая всякий раз, когда сражения с горцами напоминали «регулярные» боевые действия, русские войска оказывались бессильны против партизанских методов борьбы» .
Наконец, надо отметить и тот факт, что вплоть до образования имамата Шамиля и действия российских войск, не говоря уже о действиях казаков, осуществлялись, в большинстве своем, в форме набегов. Так, один из первых биографов А.П. Ермолова. О.М. Уманец отмечал: «Непоследовательность и противоречие наших взглядов на Востоке низвели, наконец, деятельность русского войска на Кавказе до мелкого набега, который сам себя имеет целью. Вместо широких планов Екатерины и Зубова, мы встречаем здесь политику бесцельной борьбы, столько же удалой, сколько и бесполезной, одинаково утомительной и раздражающей для обеих сторон, вредной для неприятеля, но крайне рискованной и мало достойной России…» . Это же отмечается и некоторыми современными авторами. Российская армия на Кавказе постоянно отступала от норм и обычаев «европейской войны». Логика войны толкала российское командование к использованию местных методов – набегов карательных и превентивных. В первом случае это было наказание за вторжение на контролируемую Россией территорию, во втором – подрыв благосостояния горских обществ и, как следствие – их боеспособности. В российских войсках на Кавказе появились настоящие мастера по подготовке и проведению набегов (Коцарев, Засс, А. Вельяминов и др.), которые вовсе не утруждали себя соблюдением норм, принятых в «европейских войнах». В первой половине Х1Х в. безжалостные разгромы горских аулов стали обычным делом. Мемуаристы, описывая операции 1820—1850-х гг., говорят о немилосердных бомбардировках, о гибели женщин и детей, о грабеже и разорении аулов, об уничтожении посевов и сена как о чем-то обычном . Так, в 1810 г., во время карательных экспедиций за Кубань, было уничтожено 200 адыгских аулов . Часть современных российских авторов постоянно обвиняют горцев в излишней жестокости. Да, в годы Кавказской войны случаев жестокостей с горской стороны было немало. Но, когда отмечаешь это, объективности ради, следовало бы писать и о том, что жестокость очень часто была и с другой, российской, стороны. Так, вплоть до середины 30-х годов Х1Х в. терские казаки имели обыкновение отрезать убитым противникам головы или кисти рук и привозить их в станицы в качестве самых почетных трофеев .
Большинство источников по истории Кавказской войны – это военные донесения, воспоминания и мемуары офицеров и военачальников Кавказской армии. Вполне объяснимо и понятно, что горцам и методам их партизанской (набеговой) борьбы авторы Х1Х в. давали крайне отрицательную характеристику. Вполне понятна реакция людей, ежедневно подвергавшихся (в результате набегов горцев) опасности, терявших друзей. Но не совсем понятны мотивы рассуждений современных авторов, обвиняющих горцев в том, что это они – главные виновники Кавказской войны (из-за их набегов). По этой логике получается, что люди, защищавшие свою свободу от иноземной силы – виновники войны. Виноват не тот, кто нападал с целью захвата (т.е. царизм, подчиняющий Кавказ), а тот, кто защищал свой дом, свою землю, свою свободу (т.е. горцы). Это – очень оригинальная постановка вопроса. При этом следует учесть и то, что даже авторы Х1Х в. подчеркивали, что набеги горцев далеко не всегда совершались ради «хищничества». Так, историк казачества Г.А. Ткачев писал: «В горах разгорелся «газават», т.е. священная война за веру. Как раньше чеченцы шли на линию ради грабежа и добычи, так теперь они стали нападать ради спасения души и за веру, во славу божию» . Набеги горцев, отмечал другой автор, «иногда делались с прямою целью воровства; иногда только ради мщения» .
Большинство этнографических и исторических работ Х1Х века написаны в русле настроений, господствовавших в российском обществе периода Кавказской войны, которые красочно охарактеризовали кавказовед барон П.К. Услар и теоретик славянофильства Н.Я. Данилевский: «В эпоху романтизма, – писал Услар, – и природа, и люди на Кавказе были непонятны… Горцев не могли мы себе представить иначе как в виде людей, одержимых каким-то беснованием, чем-то вроде воспаления в мозгу, – людей, режущих налево и направо, пока самих их не перережет новое поколение беснующихся» . «Кавказские горцы и по своей фанатической религии, и по образу жизни и привычкам, и по самому свойству обитаемой ими страны – природные хищники и грабители, никогда не оставлявшие и не могущие оставлять своих соседей в покое» . К сожалению, негативный образ северокавказского горца, сложившийся в эпоху присоединения Северного Кавказа к Российской империи, «продолжает определять общественное мнение России, а отчасти и Запада, до настоящего времени» .
Многие кавказоведческие работы последних двух десятилетий написаны (судя по их содержанию) именно в русле подобных представлений. Так. Ю.Ю. Клычников отмечает, что «вся деятельность генерала (т.е. Ермолова. – Авт.) была наполнена мерами, направленными на отражение горских набегов, ответными репрессалиями…» . Ермолов был на Кавказе около 10 лет. На Северном Кавказе начал свою деятельность (т.е. «умиротворение» Чечни) со строительства крепости Грозной в 1818 г. В том же году в Дагестан направляется несколько экспедиций царских войск. С этого, собственно, и начинается Большая Кавказская война. Уезжая из Чечни осенью 1818 года, Ермолов приказывает коменданту Грозной Грекову совершать постоянные набеги на чеченские аулы. Или возьмем воспоминания «старого кавказца» Г. Атарщикова, который так описывает действия (типичный набег) казаков: «Барон Засс, понимая вполне, что быстрота и внезапность нападения на горцев лучшие ручательства за успех при набегах на хищнические аулы, всегда старался брать как можно меньше артиллерии и пехоты, а в тех случаях, когда нужно было сделать особенно-быстрое движение, ограничивался одними линейными и донскими казаками. Нагрянув на рассвете на хищнический аул, когда все жители спали крепким сном, не чуя беды, войска наши начинали рубить и колоть спасавшихся бегством в разные стороны, в леса и балки, горцев, забирая в плен жен и детей их, неуспевшихся скрыться. Затем, заметив скот, оружие и вещи, которые можно было унести и увезти, и зажегши аул со всех сторон, отряд отступал, при сильной перестрелке с очнувшимся неприятелем и сбежавшимся на помощь из соседних аулов горцами» . Это что – «отражение горских набегов», это – «оборона»? Карательные походы российских войск в Дагестан, Чечню, Кабарду в 1818-1820-х годах представлены как «ответные репрессалии». В подобных рассуждениях все поставлено с ног на голову. Это полное искажение исторической действительности. Это горцы в ответ на захват их земель, на строительство крепостей, на попытки их полного насильственного покорения поднялись на борьбу против царских колонизаторов.
Когда о проблемах истории Кавказа и российско-горских взаимоотношениях рассуждают специалисты-кавказоведы – это одно дело. Хуже, когда об этих вопросах начинают говорить люди, весьма далекие от кавказоведения и исторической науки вообще, для которых основной источник для их сочинений – это их собственные эмоции, симпатии и антипатии. Так, в разгар чеченского кризиса, в 1997 г. в журнале «Москва» появилась статья политолога Андрея Савельева, который, ничтоже сумнящееся, писал: «Распад родо-племенного строя, происходивший на Северо-Восточном Кавказе в конце ХУ111 века, высвобождал могучую энергию государственного строительства, разрывающую все прежние социальные связи и породил варварскую стихию, стремящуюся прикрыть свое зверство достоинствами одной из мировых религий» . Специалистам (кроме М.М. Блиева и его единомышленников) хорошо известно, что в конце ХУ111 в. практически все общества Северного Кавказа находились на уровне феодального или раннефеодального развития. Заявления же о том, что здесь в это время шел процесс «распада родо-племенного строя» – это всего лишь демонстрация полной неосведомленности о предмете разговора. Ну а пассажи о «зверствах» горского общества носят откровенно кавказофобский характер и вряд ли вообще нуждаются в опровержениях.
В Кавказской войне жестокость (правда, разной степени и разных масштабов) была, разумеется, с обеих сторон. Война есть война. Все остальное (горские набеги и прочее, как основная причина Кавказской войны) – это от лукавого. И события в Дагестане в период «проконсульства» А.П. Ермолова, его политика здесь – наглядное тому подтверждение. Отбросив в сторону многовековый опыт мирных, политических и экономических отношений между Россией и Дагестаном, Ермолов принялся силой устанавливать здесь российскую власть, абсолютно не учитывая местные особенности. Он требовал от дагестанцев беспрекословной покорности, которая на деле вела к усилению феодального гнета и произвола. В одном из последних изданий по истории Кавказской войны отмечается: «В 1816 г. на Кавказ прибыл в качестве наместника генерал Ермолов, который ужесточил колониальную политику; с его именем связаны многие страницы истории горцев, полные ужасов и крови. …Колониальная политика царизма при Ермолове приняла новые, более жестокие формы и методы, которые были не известны кавказским народам в предыдущее столетие» . Свободным горцам оставлялся уж слишком узкий выбор: рабская покорность (что в принципе было для них неприемлемо) или же борьба с оружием в руках за свою свободу. Возможен ли был компромисс? Нам представляется, что да. Была такая возможность. Горцы принимают подданство России, но при этом им предлагается жизнь лучшая, чем раньше. Просвещение, торговля. И обязательно – уважительное отношение к их обычаям и традициям, к их религии. Вместо этого российская власть несла горцам национальный и экономический гнет. Как отмечал Х.Х. Рамазанов, «на Северо-Восточном Кавказе, начиная с конца ХУ111 века, насаждалась новая система управления, приведшая к ухудшению положения подавляющего большинства населения. Угнетенные массы протестовали против таких порядков. Официальные власти применяли к ним жестокие военно-феодальные методы, исходя из прямых указаний царей» . До 1826 г., до восстания Бей-Булата Таймиева А.П. Ермолов ничего созидательного горцам не предлагал. И даже за людей их не считал. П.М. Короленко писал в середине Х1Х в.: «Мнение Ермолова о горцах выражено в донесении его управляющему министерством иностранных дел графу Нессельроде 7 июля 1820 г.: «Не вижу я никакой необходимости так далеко простирать заботливость об успокоении горцев, и нельзя относить к одному невежеству те наглости, которые делают они обдуманным образом, или ободренные чрезмерным снисхождением: народы здешние издавно делают нам вред какой только могут, и кто только близко видит их, знает, что делать более онаго они не в состоянии. Вечные между ними вражды за то ручаются, и кто не коснется до жилищ их в средине самих гор, которые почитают они оградою свободы, тот не соединит против себя их усилий». П.М. Короленко подчеркивает, что Ермолов «считал всех горцев врагами русских» . При таком подходе к горцам вполне естественно, что генерал получил в ответ вооруженное сопротивление. Породил кровавый, затяжной конфликт. И лишь к концу своей кавказской эпопеи Ермолов поймет: на Северном Кавказе, и, прежде всего, с чеченцами, возникающие проблемы надо решать не силой, а преимущественно политическими, экономическими и прочими мирными средствами. Как бы тяжело это не было.
В кавказской политике России Дагестан, занимавший важное стратегическое положение в регионе, играл весьма заметную роль. Царизм отводил Дагестану особую роль в своей политике на Кавказе. А.И. Лилов так отмечал это: «…Дагестан играл весьма важную роль в истории горцев. Не говоря уже о том, что он, омусульманившись более других горских провинций, имел решительное влияние на распространение мусульманства между горцами, здесь преимущественно находили опору своих действий, в борьбе с русскими, горские имамы: Кази-Мухаммед, Гамзат-бек и Шамиль» .
Дагестан и Чечня в Кавказской войне были очень взаимосвязаны. Война эта началась в 1818 году, с основания Ермоловым на берегах Сунжи крепости Грозная. На помощь чеченцам, поднявшимся на освободительную борьбу, сразу же приходят дагестанцы – тысяча кавалеристов во главе с аварским феодалом Нур-Магомедом, ближайшим родственником Султан-Ахмет-хана Аварского. В 1840 г. Чечня станет частью теократического государства Шамиля – Имамата. Совместная освободительная, антиколониальная борьба чеченцев и дагестанцев будет продолжаться почти четверть века. Первые же совместные выступления горцев Дагестана и Чечни против царских колонизаторов приходятся на период наместничества А.П. Ермолова. И порождены они были его политикой.
Главный урок «ермоловского этапа» Кавказской войны – возникающие на Северном Кавказе проблемы нельзя решать военным путем, нельзя решать без привлечения самих горцев. «Если макроистория мало чему учит, то на микроуровне у конкретных процессов можно почерпнуть немало насущного. Таков драгоценный опыт Кавказской войны – малоизученный и объективно не проанализированный. Необходимый сегодня отнюдь не только в своей боевой части, но и как опыт поиска компромиссных решений, опыт вовлечения самих горцев в разрешение конфликта» .
Фигура А.П. Ермолова, его деятельность вызывала споры уже при его жизни. Оценки его личности вызывают острые дискуссии и сегодня. Безусловно, это была противоречивая личность. Талантливый военачальник, герой Отечественной войны 1812 г., любимец русской армии – все это бесспорно. Споры начинаются, когда речь заходит о его деятельности на Северном Кавказе. С конца ХХ столетия стали во множестве появляться публикации (в связи с чеченским кризисом), восхваляющие Ермолова, как крупного администратора, мудрого государственного деятеля, сильного хозяйственника и т.д. При этом абсолютно замалчивается его деятельность как «усмирителя» Северного Кавказа. Замалчивается сознательно, поскольку в противном случае придется говорить о том, какими бесчеловечными, жестокими методами проводилось это «усмирение». Но, не распространяясь о подробностях, эти авторы все время подчеркивают, что у Ермолова был некий «универсальный способ» покорения горцев, благодаря которому он добивался блестящих результатов. В 2006 г. в Ростове-на-Дону вышла монография В.А. Матвеева, в котором можно найти блестящий образец подобных (вышеприведенных) размышлений. Рискуя надоесть читателю, тем не менее приведем длинную выдержку из этой работы: «Были, конечно, обоюдные разрушения в ходе боевых действий, но были и построенные самые большие и красивые мечети в чеченских и других селениях на деньги, выделенные из личных средств «главных виновников» покорения. Например, генерала А.П. Ермолова. Жесткие меры он предпринимал лишь после того, как «…самая крайность к тому понудила», чтобы снисходительность, с учетом специфики края, населенного «народами непросвещенными», не воспринималась за «слабость». Наказаниям, по распоряжению А.П. Ермолова, подвергались только изменники и те, кто занимался грабежами, совершая набеги на русские и туземные селения, принявшие подданство империи.
Строгость, как разъяснял сам генерал, способна предупредить «много преступлений», а меры экономической блокады против непокорных заставят, «крови… не проливая», переменить «разбойнический образ жизни» тех, кто занимается набегами. По его убеждению, «Россия должна повелевать властию, а не просьбами». Восточные реальности, с которыми приходилось сталкиваться представителям русской власти на Кавказе и иных азиатских окраинах империи, неизменно подтверждали правоту А.П. Ермолова. «Смелые рейды» производили «впечатление на горцев». Нередко после их осуществления население различных аулов, в том числе и остававшихся непокорными, встречали русские военные соединения «приветствиями и поздравлениями». Выдающиеся государственные деятели европейского масштаба также признавали, основываясь на своем собственном опыте, притягательную силу «решительной и смелой политики» . В подобных рассуждениях смешаны совершенная неправда и эмоции «национал-патриотов», появившихся в последнее время в России и призывающих «давить» всех «инородцев», как «давили их в старину». Но здесь нет объективного анализа историка-исследователя. Ни в Чечне, ни в Дагестане за весь период ермоловского десятилетия не было построено ни одной мечети за «казенный кошт», тем более – на средства Ермолова. Разрушены и сожжены – да. Ермолов подвергал наказанию не только виновных. За антироссийские деяния отдельных лиц подвергали уничтожению целые селения. Наказания по принципу круговой поруки стали при Ермолове системой действий. Уничтожение Трамова аула в Кабарде в 1818 г., Старосунженского селения в 1818 г. и аула Дады-Юрт в 1919 г. в Чечне и салатавских аулов в конце августа 1819 г. в Дагестане – тому пример. Горцы, боровшиеся за свою свободу, для В.А. Матвеева – «изменники». Но вот незадача – для Наполеона русские партизаны, воевавшие в его тылу против французских захватчиков, тоже были «изменниками». «Восточные реальности», «подтверждавшие правоту Ермолова» – это вообще потрясающий пассаж. Никакие «реальности» не могут служить оправданием для массовых репрессий, жестокостей, уничтожения десятков аулов, которые совершались российской армией по приказу Ермолова. Как можно говорить о «цивилизаторской миссии» России на Кавказе, если она выполнялась такими средствами. Или же В.А. Матвеев согласен с принципом, что на Кавказе «и добро надо делать насилием»?
«Смелые рейды» российской армии, которыми так восхищается В.А. Матвеев, произвели на горцев такое «впечатление», что они после Ермолова целых несколько десятилетий воевали против России. За ошибки Ермолова своей кровью и своими жизнями расплачивались русские солдаты и офицеры. Правда заключается в этом, а не в ура-патриотических, кавказофобских рассуждениях В.А. Матвеева и его единомышленников. Есть тут и другой момент. Рассуждения, подобные вышеприведенным, полные неприкрытого цинизма, демонстрируют глубокое неуважение к исторической памяти горцев. Разумеется, в науке должны быть дискуссии, должны быть разные мнения. Именно они двигают науку. Но есть области в общественных науках, которые требуют уважительного, деликатного подхода. Это, прежде всего, вопросы, касающиеся межнациональных отношений и исторической памяти народов.
Но, к счастью, в русском обществе и в Х1Х веке (и даже среди офицеров Кавказской армии), и сегодня были и есть авторы, которые исходят из того, что Кавказская война была взаимной русско-горской трагедией, пытаются разобраться в ее сущности и истоках, с уважением относятся и к горцам, которые в большинстве своем отстаивали свою свободу, и к русским солдатам, которые воевали за имперские интересы Петербурга. С точки зрения этих авторов, А.П. Ермолов был «безжалостным покорителем Кавказа, убежденнейшим строителем империи» . На научной конференции в Махачкале в 1989 году также отмечалось: «Покорение народов Северного Кавказа сопровождалось экспроприацией их земель, эскалацией военных действий против «непокорных» аулов и т.д. Особенно эта система была возведена в ранг государственной политики при А.П. Ермолове» . Ф.А. Щербина, историк Х1Х века, которого трудно упрекнуть в симпатиях к горцам, был вынужден признавать, что А.П. Ермолов «был рьяным приверженцем опустошительной войны с горцами и щедро награждал исполнителей его карательных планов» .
ГЛАВА 1. ДАГЕСТАН В ПОЛИТИКЕ РОССИИ В НАЧАЛЕ Х1Х ВЕКА
1.1. Общественно-экономическое положение в Дагестане в начале Х1Х века.
Дагестан – «Страна гор» – находится между Главным Кавказским хребтом (на юго-западе), Андийским хребтом (на северо-западе) и Каспийским морем (на востоке). Географически Дагестан делится на равнинный и горный. П.И. Ковалевский считал, что Дагестан подразделяется на три части : Нагорный, Приморский и долины Самурскую и Кюринско-Табасаранскую .
К началу Х1Х в. в плане этническом, социально-экономическом и политическом Дагестан представлял собой пеструю картину. Общая численность населения – приблизительно 500 тыс. человек . Оно делилось на множество народностей, говорящих на разных языках. Наиболее крупными среди них были аварцы, даргинцы, лезгины, кумыки, лакцы и табасаранцы . В плане этнической консолидации дальше всего из дагестанских народов продвинулись кумыки . Различен был и уровень общественно-экономического развития Дагестана: от развитых феодальных отношений в Приморском Дагестане и раннефеодальных, отягощенных патриархально-общинными пережитками в горных районах. Милютин считал, что в этих районах проживало около половины населения Дагестана. «Приблизительно можно полагать, – писал он, – что все владения ханские вместе составляют по числу народонаселения около половины всего Дагестана. Из остальной половины, раздробленной на множество обществ независимых, некоторые, по своему положению между сильными владениями ханскими, принуждаемы были по временам склоняться под зависимость последних: но это временное владычество ханов основано было только на их личном могуществе или на влиянии нравственном» .
В политическом отношении к нач. Х1Х в. Дагестан характеризуется крайней феодальной раздробленностью: здесь насчитывалось, по одним сведениям, 24 полунезависимых феодальных владения и более 60 союзов сельских общин, известных под названием «вольных обществ» , по другим – 12 феодальных владений и множество «вольных обществ» . «В общем весь Дагестан дробился на 75 и более частей, и каждая из них представляла собой самостоятельный удел, где сидели «независимые» феодальные князьки» . Наиболее развитой частью в общественно – экономическом отношении был Южный Дагестан, приморская низменность и предгорная зона, где и были расположены основные феодальный владения. Общественно-экономический строй горных районов Северного и Среднего Дагестана имел ряд сходных черт с прилегающими к ним районами Чечни.
Некоторые авторы Х1Х в. полагали, что в ряде дагестанских владений существовала форма монархического правления. С.М. Броневский к таковым относил Тарковское, Каракайтагское, Табасаранское и Казыкумухское владения . И. Бларамберг добавлял к ним еще и Аварское ханство, и Элисуйское султанство . Оба автора отмечали, что «монархическое» и «аристократическое» (к последнему они относили систему правления кумыков) правления «правильнее можно назвать феодальным, потому что князья и ханы … всю разделяют власть со своими вассалами…» , т.е. указывали на четко сложившуюся в этих владениях систему феодально–сословной иерархии. И.Ф. Бларамберг считал, что население Кавказа (сюда он относил, в частности, Кабарду и феодальные владения Дагестана) делится на три сословия: владетельные князья, дворяне, духовенство и два класса – крестьяне, пленники и рабы . С.М. Броневский к владетельным князьям относил шамхала Тарковского, ханов Казыкумухского, Аварского, уцмия Каракайтагского и кадия Табасаранского . Дворянство, по мнению Бларамберга, – это мелкие вассалы князей: беки или баи, мурзы, уздени и т.д. . Приблизительно на такую же картину социальной дифференциации у кумыков указывал и П.И. Ковалевский .
На существование у народов Дагестана в рассматриваемое время сложной социальной иерархии указывали и современные историки .
В целом к началу Х1Х в. дагестанское население делилось на два основных класса: феодалов и крестьянства. Феодалы, в свою очередь, подразделялись на ряд категорий. Верхушку феодального класса (и дагестанского общества) составляли владетельные князья (или феодальные династии), носившие различные титулы: уцмий каракайтагский, аварский (хан) нуцал, шамхал тарковский, майсум и кадий табасаранские, казикумухский хан, елисуйский султан, кумыкские (эндиреевский, аксайский и костековский) князья. На втором месте в социальной иерархии дагестанского общества стояли беки, в большинстве своем являвшиеся родственниками владетельных князей. Бекское сословие также не было единым по своему социальному положению: оно делилось на два разряда: халис – беки и чанка-беки. К первому разряду относились потомки владетельных фамилий (шамхальского, уцмийского и т.д.), рожденные от равного брака. Они считались чистокровными беками и пользовались широкими правами (владение, наследование имущества и т.д.) . Чанка-беки имели более ограниченные права. «Чанка. Так называются дети от неравных браков владетелей и беков. Права чанков не определены положительно; большей частью они пользуются значением, которое придают им их отцы, и те из них, которые произошли от матерей непростолюдинок, именуются тоже беками. Дети же чанков, происходящих от жен простого сословия, не имеют права на звание бека и, хотя называются чанками, в правах ничем не отличаются от обыкновенных узденей» . Таким образом, положение чанка-беков зависело от того статуса, который им придавали их отцы и братья – полноправные беки. П.Пржеславский определял чанка-беков, как «род ханских вассалов» . Беки считались вассалами дагестанских владетелей – шамхалов, уцмиев и т.д. и по обычаю должны были подчиняться им. Беки были наследственными землевладельцами, обладая в своих владениях почти неограниченной властью, чинили суд и расправу над раятами и чагарами. Они «управляли раятами, водили на войну, чинили суд и расправу между ними по адату, а иногда и по своему убеждению» , «налагали на виновных штрафы в свою пользу, даже могли казнить смертию» . Беки собирали с зависимых людей доходы, заставляли отбывать различные повинности. По первому требованию владетеля беки, как их вассалы, должны были являться со своими отрядами из нукеров и ополченцев, а во время военного похода они и командовали ими. К господствующей верхушке дагестанского общества примыкали первостепенные уздени (или сала-уздени) и мусульманское духовенство. У кумыков, по мнению Ф.И. Леонтовича, «первостепенные уздени составляют второй класс … после князей» .
Дагестан являлся своеобразным духовным центром мусульман Северного Кавказа. Здесь находились наиболее авторитетные и известные в регионе духовные лица. Некоторые из них имели своих учеников и последователей, возглавляли религиозные школы и направления. Именно в Дагестане проходили религиозное обучение будущие муллы и кадии для многих районов Северного Кавказа. В самом Дагестане духовенство имело значительное влияние на общественную жизнь . «… Дагестан играл весьма важную роль в истории горцев, – отмечал А.И. Лилов.- Не говоря уже о том, что он, омусульманившись более других горских провинций, имел решительное влияние на распространение мусульманства между горцами» . Духовенство в Дагестане «имеет приличную власть и уважение», – указывал С.М. Броневский .
Духовенство в Дагестане имело значительно больше веса и влияния, чем в Чечне. Во-1-х, здесь более развитыми были феодальные отношения; был сложившийся класс феодалов, который нуждался в поддержке духовенства. В Дагестане «мусульманское духовенство и мечеть выступали надежной идеологической опорой феодализма, оправдывая феодальную эксплуатацию», – отмечал Г.А. Гаджиев . Во-2-х, ислам в Дагестане утвердился намного раньше, чем в Чечне, пустил глубокие корни и религиозность населения также была здесь выше. В Дагестане, как считал М.Н. Покровский, ислам кормил, прямо и в буквальном смысле, добрую долю населения; оттого оно и относилось к исламу так сознательно, как нигде, и в то время, как в гораздо более богатых Чечне и Кабарде мусульманство еле прикрывало сверху «первобытные религиозные верования» массы населения, в нищем Дагестане богословские споры и жизнь по тарикату были обычным «домашним делом» . Дагестанское духовенство обладало и немалой экономической силой: доходы от закята, пожертвования в пользу мечети, на содержание духовных школ (медресе). В результате «мусульманское духовенство в Дагестане составляло особую привилегированную касту» , часть господствующего класса, которому принадлежали земли и скот, причем вакуфных земель на территории союзов сельских обществ было больше, чем в ханствах . И в количественном отношении духовных лиц в Дагестане было намного больше, чем в Кабарде и Чечне. По данным середины Х1Х в., в Дагестане насчитывалось 8600 чел., принадлежащих к духовному сословию, т.е. примерно по одному на каждые 10 крестьянских дворов .
Рубрики: