БАШИР ДАЛГАТ
ПЕРВОБЫТНАЯ РЕЛИГИЯ ЧЕЧЕНЦЕВ.
Терской сборник, 1894.
ПРЕДИСЛОВИЕ.
Понимание первобытных народов служите ключом, с помощью которого раскрываются перед нами сложнейшие построения высших форм. Бастван.
Значение кавказоведения для сравнительной истории права и языкознания твердо установлено такими светилами русской науки, как В. О. Миллер и М. М. Ковалевский, а интерес, возбужденный их трудами среди самых крупных представителей науки на Западе, еще более закрепил за кавказоведением его важную роле в науке о первобытном человеке и обществе.
Если такова важность изучения быта кавказских горцев вообще, то знакомство с их религиозными воззрениями приобретает особый интерес в виду общей неудовлетворительности сведений о первобытной религии человечества, собранных среди дикарей Африки, Азии, Америки и Австралии заезжими путешественниками и миссионерами.
Но помимо общего интереса, который возбуждает изучение первобытных народов, возможно близкое знакомство с бытом и мировоззрением кавказских горцев составляет для русских исследователей задачу, имеющую государственное значение.
Подобно азиатской соседке своей — Англии, Россия вмещает в себе племена, стоящие почти на всех ступенях цивилизации, пройденных человеком до настоящего времени. Поставив себе высокую культурную задачу — приобщить все племена к европейской цивилизации и содействовать их постепенному развитию, Россия по справедливости заслужила со стороны западных ученых и публицистов должное уважение к своей политике. Но, выражаясь словами Леббока, политические расчеты невозможны без знания народа. Такое незнание оставляет пустое место, которое по необходимости занимается предрассудком.
«Зло и бедствие неарийских племен состоит не только в том, что их не понимают, но еще в том, что их понимают в превратном виде», сказал Леббок по отношению к английским инородцам. Инородцы России в этом отношении счастливее, но все таки недостаточное знакомство с этнографическими данными, непонимание быта, состояния и потребностей их были и у нас причиною многих административных и законодательных ошибок, как об этом свидетельствует авторитетный представитель нашей этнографической науки профессор Анучин .
В виду вышеизложенного, кавказские горцы давно уже привлекают внимание западноевропейских и русских ученых и местных исследователей. Однако до сих пор более или менее обстоятельно изучены лишь те черты народной жизни, которые легче поддаются наблюдениям; внутренний же мир горца, религиозный и нравственный склад его мировоззрения исследованы лишь отчасти, причем имеющиеся в литературе сведения, при всей своей скудости и неполноте, рассеяны по страницам самых разнообразных изданий, столичных и местных, общих и специальных.
В предлагаемой работе я задался целью дать по возможности систематический очерк развития религиозного мировоззрения чеченцев, основываясь как на существующих литературных данных, так и на личных исследованиях.
Летом 1891 г, я совершил поездку но территории, населенной одною из ветвей чеченского племени, носящей название “ингушей”, а именно — в Мецхальское общество. Тогда же удалось мне побывать на горе Мат-Хох, или Столовой, и присутствовать на религиозном празднестве ингушей, ежегодно происходящем на вершине этой горы. В следующем 1892 г. я еще раз воспользовался случаем пополнить уже собранные сведения. Как туземец, я пользовался полным доверием со стороны ингушей, а счастливая случайность дала мне возможность познакомиться с двумя стариками, оказавшимися чрезвычайно мне полезными. Одному из них народная молва считает 110 и даже 130 лет, другому на вид – за 60. Следовательно, оба они застали еще эпоху, когда ингуши не были тронуты русской культурой. Но особенную ценность моим беседам с этими стариками придает то обстоятельство, что младший из них, по имени Ганыж Абыев Келигов-Фалханов, в течение многих лет был народным жрецом. Другой старик, столетний Казбык Казиев Хабиев—Буржаев, воин в полном смысле этого слова; с самого начала нынешнего столетия он служил русским в качестве добровольца и участвовал почти во всех походах их во время покорения Чечни и Дагестана. И тот и другой представляют собою совершенно цельный тип истых ингушей, нетронутых внешним влиянием и культурой; даже никакого другого языка, кроме своего родного, ни один из них не знаетъ.
Из литературных источников, которыми я пользовался, заслуживают внимания следующие.
1) «Географическое и статистическое описание Грузии и Кавказа из путешествия г-на академика И. А. Гильденштедта чрез России и по Кавказским горам, в 1770, 1771, 1772 и 1773 гг.» Спб. 1809 г.
2) «Описание всех в Российском государстве, обитающих народов». Спб. 1776 г. Пер. с немец. I. Готл. Георги.
3) Из того же путешествия заимствованные сведения о кистинах, в словаре геогр. Росс. гос. Аф. Щекотова. Москва. 1804 г.
4) «Новейшие географические и исторические известия о Кавказе» С. Броневского. Москва. 1823 г.
5) «Картина Кавказского края, принадлежащего России, и сопредельных оному земель» Пл. Зубова. Спб. 1835 г.
6) Русский Инвалид. 1822 г., № 35.
7) «Религиозные обряды осетин, ингуш и их соплеменников» А. М. Шегрена. «Кавказ» 1846 г. №№ 27—30.
8) «Древние христианские памятники на северном Кавказе» П. Хицунова. «Кавказ» 1847 г. № 41.
9) «Руководство к познанию Кавказа» Селезнева. Спб. 1847 г.
10) «Чечня и чеченцы» А Берже Тифлис. 1859 г.
10) «Сборник сведений о кавказских горцах». Вып. I, II, III, V, П, VIII и IX.
11) «Терские Ведомости» 1868, 1870, 1871 и 1872 г.г.
12) «История войны и владычества Русских на Кавказе» Н. Дубровина.
13) «Кавказская война в отдельных очерках» В. Потто.
14) «С Казбека» Висковатого. «Русск. Вест.» 1865 г., т. 60.
15) «Материалы по археологии Кавказа, собранные экспедицией Императорского Московского Археологического Общества, снаряженной на Высочайше дарованные средства» В. Миллера. Москва 1888 г.
Результатом моих исследований был мой реферат, читанный в 1891 году в отделении этнографии Императорского Московского Общества Любителей Естествознания, Антропологии и Этнографии. Предлагаемая здесь работа является, таким образом, развитием упомянутого реферата, значительно расширенного и дополненного наблюдениями во время вторичной поездки к ингушам в 1892 году.
В. Далгат.
I. Христианство и магометанство в Чечни.
Следы христианства у чеченцев по преданиям, языку и археологическим памятникам. — Распространение магометанства между частью чеченцев, исключая ингушей. — Распространение христианства и магометанства среда ингушей.
Прежде чем приступить к систематическому очерку первобытной религии чеченцев, необходимо выделить все то, что относится к позднейшим наслоениям под влиянием христианства и магометанства. В противном случай будут непонятны многие обряды и верования смешанного характера. В виду этого является необходимость прежде всего установить факт исповедывания чеченцами христианской и магометанской религий, к чему мы и приступим.
Все авторы, писавшие о чеченском народе, единогласно свидетельствуют о том, что чеченцы в древности были христианами. Предание, записанное чеченцем Лаудаевым и другими авторами, из коих особенного внимания заслуживает г. Ахриев, как природный чеченец, гласит, что предки современных чеченцев были «керестанами». Этим именем, по словам г. Лаудаева, чеченцы называют в настоящее время всех не-мусульман, как-то: евреев, христиан, шиитов и ламаитов, верующих в Бога, но не признающих Магомета Этим-же именем называют чеченцы и язычников, только для отличия их прибавляют еще слова «дин-бацу», т. е. «без веры». Но самое слово «керестан» ясно указывает на его первоначальное происхождение и ближайшее значение; оно, очевидно, есть искаженное слово «христианин». Г. Попов, хороший знаток Чечни, также сообщает, что все 18 фамилий чеченцев, образовавших по выселении из гор в Ичкерии восемнадцать аулов, единогласно свидетельствуют в своих преданиях, что предки их в местности Нашихэ в верховьях Аргуна, этой колыбели чеченского народа, были христиане . В одном из этих аулов Ичкерии, а именно Гуни, последним принял мусульманство один из знатнейших чеченских тохумов (фамилий) не далее, как в половине XVIII столетия . «Там, в стороне Баш-лама, рассказывают старики — чеченцы, есть горы, из которых вытекают рр. Асса, Фортанга, Геха. Это — горы Аки-лам; там живут, или по крайней мере, жили при наших предках «лам-кристы» (горные христиане). Это наша колыбель, как и других чеченских родов. Сменилось четырнадцать поколений с тех пор, как наша часть «лам-кристов» вышла из своего гнезда по причине малоземелья и протянулась на восход солнца. Роды нохчи (чеченцев ели тогда свинину и были «русские», т. е. христиане . Судя по этому преданию, чеченцы в горах были христианами лет 400-500 тому назад; очевидно они оставались ими и долгое время но выселение из гор в Ичкерии (предгорья) и далее на плоскость, пока не стали забывать принесенную ими из гор веру и учение. По другим преданиям, в горах жили некогда «джелты», т. е. греки, которые настроили множество церквей, замков, башен, и ушли, оставив большие клады. Многие чеченские фамилии ведут свое происхождение от европейцев (фиренги); другие от хевсур, третьи от грузин, четвертые от тушин и т. д. По этим преданиям, в Галгаевских горах жил некогда христианский царь, который оставил в своем ауле церковь . Старики, которых я расспрашивал, также неоднократно подтверждали все вышесказанное.
К преданиям, конечно, следует относиться с величайшею осторожностью. В них часто события из разных эпох бывают перемешаны и нередко преобладает мифический элемент. Но в данном случай основная мысль чеченских преданий не подлежит никакому сомнению, так как подтверждается в свою очередь преданиями, записанными в разные эпохи, в различных местностях и различными авторами. Свидетельства их приобретают значение несомненного исторического факта, когда мы обратимся к древностям, археологическим памятникам прошлой жизни чеченского народа
Еще знаменитый Гильденштедт, труды которого в изучений Кавказа составляют целую эпоху, указывал со слов самих кистин (чеченцев) на существование христианской церкви в горах Чечни. С тех пор все авторы упоминали о различных реальных остатках христианства в Чечне, но самые верные данные по этому вопросу мы находим в трудах Московского Археологического Общества. Экспедиция этого общества, имевшая своей непосредственной целью — изыскание следов христианства в горной полосе Чечни, встречала в Аргунском округе множество каменных крестов. Относительно креста близ аула Нихалоя существует суеверие, что если опрокинуть этот крест, то переменится погода. На многих древних башнях в Галгае (Хамхинском обществе) виднеются высоко, несколько ниже пирамидальных крыш, фигуры крестов, высеченных в стенах. В башне аула Хайрах замечены плиты с крестами в двух местах. В. Миллер полагает, что они взяты с христианского могильника и вделаны в стену.
Лучшим памятником бывшего в Чечне христианства является церковь «Тхаба-Ерда» (т. е. две тысячи святых или, по другому переводу, — святой двух тысяч), находящаяся в долине р. Ассы. Об этой церкви знают все почти чеченцы; о ней писали и Гильденштедт, и Паллас и многие другие, но окончательное исследование ее выпало на долю профессора В А.. Миллера, во главе археологической экспедиции. По словам Гильденштедта и др. авторов, в этой церкви хранились священные иконы и рукописи, а стены ее были украшены надписями. Миллер уже не застал никаких книг, но часть надписей еще сохранилась и сделалась достоянием науки. Первая надпись на камне гласит, что церковь построена царем Давидом (патроном) в округе епископа Георгия в 830 году по Р. Хр. Перевод сделан грузинским археологом г. Бакрадзе и свидетельствует о том, что еще в начал IX в. по Р. Хр. грузины распространяли христианство среди горных чеченцев. Предания как осетин, так и балкарцев и чеченцев приписывают постройку многочисленных церквей по всем горам Кавказского хребта именно грузинами и приурочивают к царствовании знаменитой царицы Тамары (царствовавшей с 1184 по 1212 г.). Должно признать в этом большую долю правды. Конечно, как свидетельствует надпись, начало появления христианства в Чечне следует отнести к раннему периоду, но, несомненно, распространение его на всю горную Чечню вернее всего приурочить к XI—ХП векам. Сказанное станет для нас несомненным, если обратиться к истории Грузии. Как известно, в самой Грузии начало христианства должно быть отнесено еще к IV столетию, ко временам св. Нины. В VI в. по Р. X., во время продолжительных войн Юстиниана с шахом Хосроем, происходивших частью в пределах Грузии, страна эта была уже вполне христианскою. Историк этих войн Прокопий Кесарийский говорит о предках грузин: «иберы—христиане, и лучше всех известных нам народов хранят уставы христианского вероисповедания». Арабское владычество хотя и задержало на время рост христианской культуры в Грузии, но с ослаблением арабов и усилением Визатнии в X веке страна эта, под мудрым правлением царей из династии Багратидов, снова усиливается, так что X—ХП века в истории Грузии по справедливости могут считаться веками полного политического и военного могущества, расцвета литературы, искусства и общественной жизни. Этому золотому веку Грузии положило конец нашествие монголов в начал ХШ века.
Падение Константинополя в XV столетии лишило Грузию ее культурной соседки и защитницы Византии, а во второй половин XV столетия Грузия расчленилась на три царства и несколько княжеств. Вместе с политическим ослаблением должно было, конечно, пасть и влияние Грузии на горцев. Нечего было и думать о распространении христианства вне пределов Грузии, когда турки с одной стороны, и персы—с другой, терзали ее самое. В XVI в турки с успехом стали распространять магометанство из Ахалцыха не только среди других племен, населявших Кавказ, но и среди самих грузин. С этого времени взоры Грузии от Византии обратились к Москве; но Россия ничего не могла помочь умирающей под ударами жестокого Аббаса I (ХVII в.) и турок Грузии.
Из вышеизложенного краткого очерка исторических судеб Грузии в период от VI по ХVIII век , ясно, что не ошибаются чеченцы, относя постройку церквей и утверждение христианства среди них именно к «золотому вtку» Грузии, олицетворяемому в их преданиях в лице царицы Тамары. Надо полагать, что и позднее время от времени грузинское духовенство высылало миссионеров к чеченцам для поддержания среди них христианства, но это носило случайный характер и вскоре совершенно прекратилось, уступив место более сильному влиянию магометанства из Турции чрез кабардинцев и, главным образом, из Дагестана.
Распространение христианства среди чеченцев грузинами подтверждается еще множеством слов у первых, заимствованных у грузин. Таковы названия дней недели; по чеченски неделя называется, как и у грузин, «квирэ», а воскресенье — «кви-рендэ», что значит — недельный день; пятница наз. «пиреске» — от грузинского и греческого «параскеви»; лишь недавно это слово стало заменяться мусульманским словом «джумэ». Счет дней недели у чеченцев также ведется по-христиански, с понедельника.
Следует однако прибавить, что на распространение христианства в Чечне, помимо Грузии, могла оказать влияние и Византия, конечно, до падения Константинополя в XV столетии. Если греки просвещали и укрепляли в вере самих грузин, то нет ничего удивительного, что греческие миссионеры заходили и в Чечню. Весьма вероятно, что генуезцы и венецианцы, часто посещавшие Кавказ в XIV и XV ст. с торговыми целями, также распространяли христианство среди чеченцев. Но это были лишь единичные случаи и их проповедь носила временный и случайный характер. Во всяком случае, первенство в этом деле несомненно принадлежало грузинам.
Все вышесказанное дает достаточные основания для предположения, что чеченцы некогда исповедывали христианство. Начало его распространена относится к IX веку, а период упадка охватывает эпоху XVI и XVII в. При более близком знакомстве с религиозными верованиями и обрядами чеченцев, мы увидим, что следы христианства у них сохранились до настоящего времени.
Теперь скажем несколько слов о распространении среди чеченцев магометанства. XVI, XVII и в особенности XVIII столетия, как мы установили выше, являются периодом ослабления проповеди христианства среди чеченцев. По всем данным, к этому же периоду следует отнести и выселение чеченцев из гор в Ичкерии (в XVI в.) и далее на Чеченскую плоскость (в XVII и XVIII в) . Таким образом, весь означенный период чеченцы все более и более удаляются на север от центра христианства — Грузии и приближаются к мусульманским народам — дагестанцам, кумыкам и кабардинцам. Правда, с самого начала XVI в. чеченцы сталкиваются с терскими казаками, роднятся с ними, иногда платят дань им ; но казаки никогда не занимались религиозною проповедью и всякая мысль о возможности распространения ими христианства среди кавказских горцев должна быть оставлена. Предоставленные самим себе, чеченцы, конечно, стали постепенно забывать христианское учение и возвращаться к языческим верованиям. Таким удобным моментом переходного состояния искусно воспользовались соседи их — дагестанцы и кумыки и, по преданиям чеченцев, в конце столетия шамхал Тарковский отправил к ним особых проповедников, которые распространяли между ними мусульманство шафиитского толка и вывели у них из употребления последние остатки смешанных с язычеством христианских обрядов. Предание называет красноречивого проповедника Термаола, который нередко прибегал к силе и гонениям. После этого чеченцы даже платили некоторое время «ясак» (дань) шамхалу . Дело, начатое Термаолом, было, по преданию, закончено Берсаном, шейхом, сделавшимся главою чеченцев в XVIII столетии. Он обратил в мусульманство жителей аулов Ахшпатой и Гуни ; последним принял мусульманство один гуноевец во второй половин XVIII столетия . Утверждению ислама среди чеченцев, кабардинцев, отчасти ингушей и осетин, способствовал шейх Мансур, (1785 — 1791 г.), который был взят в плен ген. Гудовичем в Анапе, и отправлен в Соловецкий монастырь . По преданию, он был природный чеченец из Эльджероевской чеченской фамилии.
Вследствие принятия мусульманства, чеченцы, до того времени весьма дружественные русским, становятся их заклятыми врагами. Начинается борьба и уже в конце XVII века, совместно с кабардинцами, они делают нападения на русские поселения. Как известно, в начали XVIII века Петр Великий посылает войска наказать чеченцев за их набеги. Все восемнадцатое столетие они беспрестанно беспокоят русских. События XIX столетия, связанные с именем Шамиля, слишком хорошо известны, чтобы напоминать об этом здесь.
Такие же неприязненные чувства чеченцы начинают питать и по отношению к своим единоплеменникам — ингушам , которых историческая судьба и непроходимые леса и горы отделили от участия в общем течении исторической жизни остальных чеченцев. Размножаясь постепенно, ингуши также начинают выселяться около половины ХVIII столетия на плоскость и селиться при входи в Дарьяльское ущелье. Они подпадают под владычество кабардинцев, а часть их считается подданными аксайских или кумыкских князей и шамхала Тарковского. Кабардинцам они платят дань «по одному барану или железа на одну косу» вплоть до начала XIX столетия. Если остальные чеченцы порвали всякие связи с Грузией, то этого нельзя сказать про ингушей. Вместе с осетинами они занимали единственный удобный путь из Грузии по Дарьяльскому ущелью, который был необходим грузинам для сношений с Россией. Поэтому Грузинские цари продолжали заботиться о поддержании христианства среди ингушей и осетин и ласкали их. В первой половине ХVIII столетия, с усилением русского владычества на Северном Кавказе, грузинское духовенство первое берет на себя инициативу организации миссионерской деятельности среди кавказских горцев и с этою целью зовет к себе на помощь русское духовенство, прося у Св. Синода покровительства и материальной помощи. Культурные и политические интересы России также требовали распространения христианства на Кавказе. Таким образом, после продолжительного перерыва, христианская проповедь на Кавказе возобновляется с средины прошлого века и продолжается до наших дней.
С половины ХVIII в. (1744 г.) руководящая роле в проповеди христианства среди ингушей и осетин от Грузии переходит к России, но в качестве миссионеров продолжает выступать грузинское духовенство. Так возникла известная осетинская комиссия в Моздоке с грузинским духовенством во главе . У этой комиссии было подворье в Кизляре, где горцы могли торговать беспошлинно, а за принятие христианства они получали деньги (до 20 р.) или по куску холста. Деятельность комиссии была весьма слаба; она ограничивалась посылкой священников и дьяконов к горцам для временной проповеди, и обращение в христианство было номинальное, внешнее. Теснимые кабардинцами, ингуши охотно прибегали к помощи России и принимали крещение ради утилитарных целей. Е тому же духовенство грузинское, а впоследствии и русское, было невежественно и больше заботилось о собственных материальных интересах, чем о проповеди. В секретной инструкции, данной от Святейшего Синода начальнику осетинской комиссии в апреле 1771 года , а также в высочайшем рескрипте астраханскому губернатору Якобию это подтверждается самим правительством.
В виду этого цифровые сведения о числе обращенных в христианство горцев не внушают к себе доверия . С одной стороны, возможно допустить преувеличения со стороны духовенства, а с другой, как справедливо подозревал тифлисский военный губернатор Сипягин, многие инородцы из корыстных целей подвергали себя обряду крещения по несколько раз .
К концу VIII столетия проповеди христианства среди ингушей ослабевает, а еще позже сосредоточивается исключительно на осетинах. В 1810 году ингуши заключают договор с командующим Владикавказской крепостью полк. Дельпоццо, в котором, присягая на верноподданство России и выговаривая себе свободу от дани кабардинцам, обязуются “к проповедованию и введению у нас магометанского закона эфендиев, муллов и прочих особе духовных магометанских отнюдь не принимать, не допускать и мечетей не строить” . Договор подписывают 60 человек (по 10 человек от каждой из шести фамилий). Однако полковник Дельпоццо в своем рапорте генералу Булгакову поясняет, что ингуши — народ кичливый и вероломный. И действительно, войдя в тесный союз с кабардинцами и остальными чеченцами, они переселились из окрестностей Владикавказа на место, именуемое Назрань, приняли мулл, построили мечети, приступили к исповеданию магометанства и обязались как кабардинцам, так и чеченцам платить дань. На вид они остались подданными России, но тайно принимали участие в грабежах чеченских партий. Когда же сами они стали терпеть от соседей, опять заговорили о русском подданстве. Вследствие такого политического непостоянства, и религиозное мировоззрение ингушей складывалось под влиянием различных вероучений. К остаткам язычества примешалась христианские и магометанские догматы. Получилась смешанная религия, которую г. Шегрен, в 1846 году в газете «Кавказ, охарактеризовал следующими словами: «Мулла свободно кричит при колокольном звоне, кистинский кумир Гальерд покойно стоит в старой, оставленной церкви царицы Тамары».
Из этой борьбы различных религий, в конце концов, победительницей, однако, вышло мусульманство. Профессор Миллер утверждает, что новое поколение чеченцев и ингушей — настоящие мусульмане. Однако такое утверждение можно принять лишь с оговоркой, что в глубине гор у ингушей до наших дней сохранились остатки прочих религий, а старое поколение скорее язычники.
Последними ингушами, принявшими мусульманство, были жители аула Гвелеты на военно-грузинской дороги. Это событие относится к 1862 году, т. е. к эпохе, когда покорение Кавказа было уже закончено . Е этому времени ингуши являются уже настолько ревностными мусульманами, что возникшее в 1860 году в Тифлисе общество восстановления православного христианства на Кавказе, которое продолжает дело, начатое осетинскою комиссией за 100 лег ранее, оставляет в стороне ингушей, как совершенно безнадежных в смысле обращения в христианство.
В отчете общества восстановления православного христианства на Кавказе мы находим следующее замечательное место: «Так как от проповеднической деятельности в горских приходах, при настоящем составе духовенства, нельзя ожидать важных успехов, то следует озаботиться распространением грамотности и образования в горских племенах посредством введения на их языках письменности и учреждения среди них школ». «Нужно было», продолжает отчет, «устраните только мертвый догматизм, навязывание христианской обрядности, а вместо всего этого поставите живое слово начального обучения для проведения в жизнь горцев понятий, выработанных жизнью, под влиянием христианства». В этом именно положении и заключается секрет успеха мусульманства, проповедники которого были в то же время политическими деятелями и догматы своего учения связывали с практической деятельностью.
Выяснив ту роль, какую играли до сих пор в жизни чеченцев религии христианская и магометанская, мы можем теперь перейти к описанию первобытных, или языческих религиозных веровании этого народа.
II. Представления чеченцев о загробном мире, душе и духах.
Задачи исследования религии вообш. — Характеристика быта чеченцев и страны их. — Значение природы в образовании религии другие элементы, влияющие на возникновение религии. — Загробное существование и состоите души после смерти. — Ингушские склепы. — Похороны и поминки. — Природа души человека. — Идея о загробном возмездии. — Оборотни и колдуны. — Духи человека и природы. — Заключение.
При рассмотрении истории всякой религии, предстоит решить вопрос, в какой мере она служила двум великим назначениям: с одной стороны, назначению учить человека пониманию самого себя, мира его окружающего и грозной, безграничной силы, проникающей все сущее, — философская сторона религии, а с другой стороны, назначению практически руководить человеком и укреплять его при выполнении налагаемых на него жизнью обязанностей — нравственная сторона ея.
Этими словами определяется и точка зрения, которой мы будем следовать при изложены религиозных верований чеченцев в их историческом развитии. Рассматривать религию чеченцев с теологической точки зрения, при которой главную задачу исследователя составляло бы определение степени ее истинности, отношения ее к религии христианской и т. п., не входит в нашу задачу. При этом, согласно установленному Тайлором, Спенсером и др. учеными принципу этнологических исследований, мы будем смотреть на религиозные верования чеченцев не как на бессмысленные суеверия, а как на разумное с их точки зрения объяснение явлений природы, разумное, при тех сведениях, которыми они обладали на известной ступени развития; кроме того, теория вырождения, отвергнутая Тайлором, должна быть и здесь заменена теорией развития; не должно объяснять религиозные верования чеченцев, как извращение истинного учения о едином Боге, присущего высшим религиям, а наоборот, следует в коренных народных воззрениях искать и выделять позднейшие наслоения.
Прежде чем приступить к главной цели нашего очерка, следует теперь же, хотя в нескольких словах, нарисовать картину той природы, которая окружает чеченцев, и охарактеризовать их общественное устройство; иначе не будет понятна для нас и религия чеченцев, поскольку она выражает философию природы и человека и поскольку она руководить их жизнью. Территорией, где господствовала и развивалась народная, естественная религия чеченцев, нужно считать не всю Чечню, как мы понимаем ее теперь, а лишь горную полосу, простирающуюся от вершины Казбека (62° 15′ вост. долготы) и Дареяльского ущелья до верховьев рек Аксай, Хулхулау и др. (приблизительно до 64° вост. долготы) и от снежных гор Кавказского хребта (приблизительно 42°40′) до предгорий, или Черных гор (приблизительно 43° северной широты). Это горное пространство состоит из отрогов Передового хребта с вершиною Казбек и заключает в себе, главным образом, Скалистые или Пестрые горы, тянущиеся в 12 верстах к северу от Передового хребта (высота его 9,000—11,000 ф.), и часть Черных. Черные горы сплошь покрыты лесом и зеленью, живописные ущелья их удобны для поселений. Пестрые горы почти лишены растительности; лишь некоторые скаты их одеты лесами, а вершины в лучшем случай представляют тощие пастбища, но преобладают скалы и голые камни. Все эти хребты и отроги гор перерезываются многочисленными реками и притоками, берущими начало частью в главном хребте (Асса, Аргун и др.), частью в Передовом, Пестрых и Черных горах (Фортанга, Геха, Мартан, Гойта, Хулхулау, Аксай и др.). Котловины, образуемые этими реками, представляют единственные места, годные для жительства.
Верховья Аргуна и Ассы были местами первых поселений чеченцев. Климат этих мест суров; сношения с равниною и между горными обществами трудны, а зимою и в период разливов рек (лето и часть осени) почти невозможны. Каждое горное общество жило большую часть года совершенно изолированным от соседей, чему содействовала и постоянная вражда их между собою. Общества большею частью состояли из совершенно чуждых друг другу фамилий или родов. Каждый род поселялся в укрепленном ауле (от 2 до 20 дворов) в ущелье реки и составлял как бы особую независимую республику. Род увеличивался, к нему присоединялись новые роды, мелкие, слабые, ищущие защиты у него, и возникало целое общество. Доселе эти общества или роды ведут патриархальный образ жизни.
Суровая природа гор не особенно щедро наделила чеченца естественными богатствами, и ему приходится добывать кусок хлеба тяжелым трудом. Ни скотоводство, ни земледелие, ни охота не могли прокормить горца даже в течение полугода, приходилось волей-неволей или выселяться в незанятые места на плоскости, или добывать пропитание грабежом у соседей и, надо думать, меновой торговлей. Всю историю чеченцев можно рассматривать как упорную и бесконечную борьбу за существование, которая постепенно вытеснила их из гор и рассыпала по всей Чеченской и частью Владикавказской равнинам.
Отсутствие морей, больших рек, озер, лесов, преобладание гор, грандиозных и подавляющих, отсутствие изобилия умиренный, а местами и суровый климат, обилие атмосферных осадков и разрушающее их действие, чувство зависимости от окружающей природы — все это не могло не отразиться на религиозных верованиях чеченцев. «Страна влияет на жителей, жители на страну», писал Карл Риттер. Конечно, природа сильнее влияет на человека первобытного, потому что он более зависит от нее чем человек цивилизованный, который до известной степени может даже подчините ее себе. «Природа руководит первыми шагами человека. Первобытный человек отражает в себе все особенности окружающей его природы» . Он живет тою жизнью, которую предначертывают ему местные географические условия. И это-то влияние физического мира на нравственный, таинственное взаимодействие между чувственным и сверхчувственным, выражаясь словами знаменитого А. Гумбольдта, придает изучению природы, в связи с духовным миром, особую прелесть .
Таково влияние могучей природы. Чувство зависимости, порождаемое ею в душе человека, страх или опасение перед неизвестным, чувство благоговения перед благодетельной стороной ее — все это придает действительную жизнь анимитической деятельности человеческого ума. При этом, конечно, большую роль играет свойственная человеку пытливость, свойство ставить всюду вопросы: «почему? отчего?». Но самое существенное значение в возникновении религиозной мысли остается за свойством человека влагать во все душу свою, антропоморфизировать явления природы и свои анимистические представления.
В соответствии с принципиальными взглядами на возникновение и развитие религии вообще нам следовало бы излагать и религию чеченцев; но эта религия не подходит ни под одну из ступеней, установленных наукою в развитии религиозной мысли ; в ней и поклонение предкам, и почитание природы, и одухотворение неодушевленных предметов, и культ предков, и сабеизм, и фетишизм, и шаманизм , и признание Единого Бога, — все это перемешано и существует одновременно, с большим или меньшим преобладанием одного над другим. Религиозные воззрения чеченцев, пожалуй, можно назвать анимистическими, как это сделал Тайлор. С своей стороны, придавая важное значение возникновению у человека идеи о душе, я начну изложение религии чеченцев с этой идеи и с выяснения их представлений о загробном мире, а затем уже перейду к представлению о духах, культу предков и поклонению силам природы.
Первый и основной вопрос в деле разъяснения коренных начал любой из естественных религий человечества, это — вопрос о том, есть ли душа у человека, и если есть, то какова ее природа, какими свойствами она обладает? Чеченец смотрит на смерть человека, как на смерть тела, бренных частей человека, а не существа его; сущность человека не погибает. Но куда же она девается? На этот вопрос чеченец расскажет вам следующую легенду:
Некогда на земле жили нарт-оршгхойцы. Среди них были выдающееся герои, как Урузман, Орзми, Солса, Патараз .
Они положили начало всем порядкам среди чеченцев; от них же производят свою родословную многие фамилии. Видную роль между ними играл Батыга-Шертко; он был постоянным защитником и руководителем народа. Этот человек обладал сверхъестественным свойством —отправляться, когда ему вздумается, на тот свет и возвращаться обратно. Однажды Батыга-Шертко отправился в селение Яндырское, возле м. Назрани. Один из нартов, у которого недавно умерла мать и который не знал, что делать с горя, обратился к нему с вопросом: «У меня умерла мать. Как и где она живет? » — «Если ты так сильно любишь свою мать, то утешь ее», ответил Батыга-Шертко, «зарежь что-нибудь из своего скота. Зарезанное будет принадлежать твоей матери». — «Правду ли ты говоришь, Батыга-Шертко»? спрашивает его недоверчивый орштхоец. «Если не веришь, то пошли со мною вместе какое-нибудь доверенное лицо на тот свет, где живет твоя мать, а ты здесь зарежь что-нибудь в ее утешенье». Орштхоец так и поступил; он зарезал петуха и курицу и вместе с корзиною хлеба (чуреков) раздал бедным. Раньше этого Батыга-Шертко вместе с доверенным отправился на тот свет. Идут они и видят горы, под горами сидит умершая мать орштхойца, а на вершине- горы петух и курица; возле них стоит корзина с чуреками. Возвратившись с того свита, Батыга-Шертко и доверенное лицо говорят орштхойцу: «Мы видели горы; под горою сидела твоя мать, на горе петух и курица, а возле них находилась корзина с хлебом».—«Нет, я ничего .не резал для матери», — начал говорите орштхоец, чтобы испытать их. Но после вторичного подтверждения, орштхоец поверил им и стал делать поминки по своей матери. С тех пор все убедились, что зарезанные животные в память покойников доходят до них, и обычай устраивать поминки сделался всеобщим.
Эта легенда указывает на верование чеченцев в загробное существование. Верование основано на свидетельстве очевидцев, людей, посещавших тот свет, — черта весьма характерная и общая многим народам земного шара. Тот свет похож на этот; он построен воображением чеченца по аналогии с его родиной. Аналогия вообще играет выдающуюся роль в образовании их религиозных верований. На мой вопрос, где же находится тот свет и каково его отличие от настоящего, старик Ганыж сообщил два взгляда, существующие у ингушей рядом; по первому из этих взглядов, тот, свит находится под землей, а по другому — на небе. Остановимся на первом веровании, как более раннем и более устойчивом в народе.
Тот свет находится под землей. Им управляет подземный бог Эштр или Этер. Тот свет называется по-ингушски «Дэли-Аили» . а этот свит — «Дэля-Малхли». Ингуши говорят: «В три года выстроенный Дэли-Малхли, в семь лет выстроенный Дэли-Аилли», Солнце днем освещает этот свит, а ночью — тот свет, а по другому варианту, солнце — светило этого света, а луна — того света или мертвых; от луны покойникам также жарко, как нам от солнца. Тот свет находится там, где заходит солнце, т. е. на западе, — черта, опять таки общая большинству первобытных религий . Тот свет, как постоянное местопребывание людей, является более массивным; его Бог строит не три, а семе лет. Живут также отдельными родами; всякий умерший отправляется к своим родственникам, умершим ранее.
Загробный мир ингуши не считают местом отдыха от земных трудов; на том свете также точно исполняются все работы, как и на этом свете, и при том одновременно с последним; когда кончают покос или жатву на этом свете, одновременно прекращаются работы и на том. Разница лишь в том, что покойники работают по ночам, когда солнце уходите из мира живых в страну умерших. По окончании жатвы, ингуши устраивают «марс-порр» или жатвенный ужин, угощение для мертвых родственников, говоря: «Может быть теперь и они окончили работы». Празднество это в честь умерших устраивается каждой семьей отделено. Приготовляется брага, пиво, арака, все это подается на стол с лучшими блюдами (молоко, масло, сыр, мясное и т. д.). Ингуши верят, что пищу эту хозяин «передает» умершим родственникам. Эта передача пищи носит название «хето» и есть простая пересылка пищи, которую нужно отличать от жертвоприношений — «те-кам». Пересылка пищи на тот свет сопровождается следующей молитвой, которую читает обыкновенно хозяин дома:
«Дай Бог, чтобы благочестивые умершие также хорошо окончили свою работу, как окончили свою мы — живые; дай Бог, чтобы и урожай у них был хороший. От того, что мы передаем, пусть будет им такая польза, какая только желательна им. Дай Бог, чтобы присяжные и молочные братья и родственники, найденные чрез скот , дай Бог, чтобы все эти люди и им подобные, которых покойники пожелают иметь на своем пиру, так скоро являлись к ним, как скоро является караул на тревогу. И пусть они пируют с нашими покойниками до тех пор, пока головы их не опьянеют от питья и животы не насытятся от пищи на пиру наших покойников. Кому они (покойники) желают дать, пусть для тех руки их протянутся дальше, а если у них кто будет отнимать, тогда пусть у них хватит сил отстоять свое. Пусть зимой не замерзает пища у них, а летом не портится. Чего я сам не мог передать и чего не мог приготовить, то при свидетельстве луны и солнца мы поручаем Богу и божьему Эштру: пусть они дополнят им это».
Всякий комментарий к сказанному был бы излишним; картина загробной жизни, какую рисуют ингуши в этой молитве, достаточно ясна. Для полноты ее приведу здесь в сокращенном виде рассказ позднейшего происхождения, когда первоначальное представление о загробном мире было уже поколеблено мусульманством. Вот этот рассказ, записанный мною со слов плоскостных ингушей. — Чеченец из селения Шали Грозненского округа, по имени Сохаип, дал клятву не возвращаться домой до тех пор, пока не увидит женщины глупее его жены, и вышел странствовать по земли. В одном селении он зашел в дом никоего Адая; дома была одна жена его Тахо. На вопрос ее: «Кто ты такой»? Сохаип ответил: «Иду с того света». Тахо от радости чуть не кинулась к нему на шею и стала расспрашивать его об отце своем,
«Отец твой благополучно поживает; только он должен 100 рублей; ему неоткуда достать их, и он послал меня к тебе за этими деньгами; иначе он не освободится от ответственности». Тахо поспешила исполнить просьбу отца, передала Сохаипу 100 рублей, и тот ушел домой.
В этом рассказе мы находим намек на то, что умершие могут возвращаться на этот свет для своих надобностей; но о посещении мертвецами живых мы поговорим еще в другом месте. Однако в этом же рассказе народ уже смеется над прежней своей верой, оставившей следы в более цивилизованном поколении лишь в виде переживаний, сказок, легенд или суеверий.
Кроме свидетельства немногих очевидцев, побывавших на том свете, еще более могущественным средством поддержания веры в загробное существование служит у ингушей (и вообще чеченцев) практиковавшееся до последних дней обыкновение спрашивать умирающих людей, особенно стариков, во время предсмертной агонии, об умерших ранее родственниках. По народному верованию, в момент смерти, на рубеже между здешним и загробным миром, когда божий Эштр наполовину уже взял душу человека к себе, умирающий видит тот свет со всеми обитателями его. Этим пользовались окружающие и задавали ему вопросы в роде следующих: «Как живет такой-то покойник»? «В чем он нуждается»? н т. п. Если покойник не был похоронен надлежащим образом в усыпальнице, то умирающий обыкновенно отвечал, что покойник бедствует без кровли. Если по покойнику не сделали поминок, то умирающий говорил, что он не имеет пищи и живет подаяниями. Умирающему передавали также различные поручения на тот свет. Ганыж рассказывал мне такой случай. У постели умирающего сидит женщина и говорит: «Передай отцу, что сын у него плохой, промотал свое состояние, и мы бедствуем чрез это» — «Хорошо, отвечал умирающий, туда-то я донесу вести от тебя, но кто тебе принесет ответ»? Однако подобный ответ, вероятно, анекдотического характера; в нем опять таки слышится ирония позднейшего происхождения над пережитыми верованиями.
Вера в загробное существование проявлялась с особенной силой в момент смерти. Это отразилось, между прочим, и на похоронных обрядах, к которым мы теперь и перейдем.
Автор статьи в «Русском Инвалиде за 1822 год, на основании всех бывших у него сведений, говорит, что ингуши не имеют «особливых обрядов» при рождении и похоронах. Такой отзыв противоречит как предшествующим, так и последующим описаниям быта ингушей и чеченцев. Самого большого внимания заслуживают описания Ахриева Грабовского и Миллера, из которых несомненно следующее. Прежде чеченцы хоронили своих мертвецов в разбросанных по всей горной Чечни склепах, называемых «кашами» (ед. ч. каше); это древнейший способ погребения, вполне согласный с описанными нами верованиями в загробное существование. Покойнику нужно запастись в этой жизни всем необходимым для будущей. Так, ему нужна пища, одежда, кров, жена, хозяйственные и иные предметы. Все это дается ему вдоволь частью при похоронах, частью во время поминок в течение всей остальной жизни его потомства. Склепы содержат в себе то, что дается покойнику при похоронах. Прежде всего, самый склеп является необходимым жилищем для мертвецов. Большею частью склепы бывают фамильные и потому они довольно вместительны. Оставить без склепа покойников значит лишить их крова, а этого не допускает родственное чувство и опасение, что и все остальные после смерти тоже останутся без крова, так как рано или поздно всякому придется умереть. Таким образом, строя склеп умершим, живущие обеспечивают и собственные интересы. Усыпальницы или каши мне приходилось видеть около сел. Фелхан Мецхальского общества в 1891 году, но еще ранее, а именно в 1886 году, исследованы они во всей почти горной Чечни археологической экскурсией во глав с проф. Миллером. Между кашами нужно различать, надземные и подземные, или катакомбы. Надземные каши каменные; они имеют то коническую форму, то вид русских изб; на пирамидальной крыше —коническая шишка. Эти усыпальницы разделены на два, три и более этажей; в нижний этаж ведет одно четырехугольное отверстие таких размеров, чтобы в него свободно можно было пронести покойников; оно заделывается неплотно прилегающей каменной плитой, придерживаемой перекладинкой. Во втором этаже окно с севера; покойники лежат или на шиферных нарах по стенам внутри каша, или нагромождены друг на друга до самого потолка. В кашах встречаются покойники разного пола и возраста; старики и дети, мужчины и женщины образуют одну массу, покрытую рассыпающимися от ветхости ситцевыми одеялами. Все покойники одеты в лучшее платье. Тут же вы видите детскую колыбельку, посуду, глиняные горшочки, железные дротики, железные стрелы с оперенными древками, ножи в деревянных ножнах, луки с тетивами из жил, кожаные колчаны, деревянные чашки для питья, серебряные бляхи, трехструнные балалайки (пандыр) — древнейший музыкальный инструмент ингушей , деревянные башмаки, шашечные клинки и всевозможное оружие, ножницы для стрижки овец, простые ножницы, чевяки, ноговицы, пуговки металлические и т. д , — словом все, что образует в совокупности хозяйственные и иные принадлежности людей в этой жизни, все предметы роскоши и необходимости — все вместе с их обладателями-хозяевами переносится в каш и вместе с ними переселяется в подземную обитель. В некоторых кашах находятся даже котлы и надочажные цепи, — признак переселения в каши всей семьи, так как если хоть один член семьи остается жив, котлы и цепи обязательно остаются в доме. Предание гласит, что некогда, лет 200 тому назад, среди ингушей свирепствовала чума, уничтожившая половину населения ингушей; так много людей умирало в это бедственное время, что не успевали хоронить, и несчастные ингуши в отчаянии, боясь остаться непохороненными, сами шли в свои фамильные склепы и иногда целою семьею, с грудными младенцами в люльках, умирали голодною смертью.
Судя по лукам, щитам и стрелам, постройку кашов необходимо отнести к тому времена, когда огнестрельное оружие не было еще в повсеместном употреблении в Чечне. По преданиям, надо думать, луки употреблялись ингушами еще в конце XVIII в. наряду с ружьями. В это время они имели деревянные щиты, обтянутые кожей и с наружной стороны скрепленные железными обручами. Однако постройка кашов относится, вероятно, к более раннему периоду, не позже начала XVIII в. Ганыж, которому 60 лет, говорит, что его прапрадед не знал, чтобы при его жизни кто либо выстроил каш или капище святому.
Способ погребения в подземных склепах отличается от только что описанного; надо думать, что эти склепы принадлежат либо другому народу, либо другой эпохе. Впервые на них указал Гильденштедт (1770—1773 г.), но самое подробное описание их мы находим у Головинского . Вот описание одного из таких склепов, находящаяся возле Назрани:
«В памятнике этом, снаружи совершенно обвалившемся, проделано небольшое квадратное отверстие, обращенное на восток и служащее для входа. Между этим отверстием и другим, ведущим в самый склеп, находится небольшое пустое пространство в виде преддверья. Над вторым отверстием на камне вырезаны три надписи по-арабски: 1) «Имазис-Солтания»; 2) «Бек-Султан Худдадов» и 3) «Здесь прахи покойников, и нет между ними ни света, ни влаги». Внутренность склепа круглая, в виде цилиндра; стены и купол сложены очень искусно из тесаного камня. Посредине земляного пола находится круглое отверстие, в которое может свободно пройти человек и которое ведет в подземелье с деревянным полом, имеющее полукруглую форму. Тут лежат трупы одной женщины и трех мужчин, все темно-коричневого цвета и высохшие, как мумии. По бокам трупов разбросаны кости зайцев и скелет собаки. Под деревянным полом сложена груда человеческих костей, между которыми виднеются куски полу истлевшей персидской или индийской парчи, с изображениями людей и пальм. Во время засухи ингуши собираются около этого памятника и молят о дожде».
Подобные склепы рассеяны по всей чеченской территории. Они встречаются в верховьях Бумутского ущелья, где предание приписывает постройку их неизвестному народу тинды. При постройке Бумутской крепости в лесу, когда стали копать землю, образовался провал на глубине около двух саженей. Внутрь провала вела полу обрушившаяся, смазанная глиной галерея, в которой были найдены обгоревшие человеческие и лошадиные кости и разбитые, поросшие мхом глиняные кувшины. При постройке Бердыкельского укрепления на р. Аргуне, также открыли подобную галерею под землей, вымазанную внутри краскою или обожженною глиной. Здесь найдено много простых глиняных кувшинов; некоторые с пеплом, другие с обгорелыми человеческими костями, а также разные медные вещи, золотая круглая бляха, прикрепленная к золотой виноградной ветви грубой работы, сердоликовые четки, с изображением на одной из зерен их зайца, и крупные камни с отверстием, изображавшие мельницы. В 1853 г. в верховье р. Валерика также открыт подземный склеп; в склепе лежал женский скелет; на руках — два золотые браслета, на шее — ожерелье из дутого золота, вперемежку с бусами, на пальцах были два золотые дутые перстня с рассыпавшимися камнями. Раскопки Миллера дали следующие результаты. В подземных могилах около церкви Тхаба-Ерда, в ущелье р. Ассы, костяки покоились на полу; в головах было найдено 14 глиняных сосудов (чашек и кувшинов). В правой стене склепа — две ниши, в левой — одна; в одной нише был найден серебряный проволочный браслет, обвитый бронзовой спиралью. Костяки лежали головами на восток. Найдены еще: деревянная чашка для питья и ручка от уполовника. Некоторые кувшины наполнены бараньими и птичьими костями. Древность этих могил Миллер определяет равной древности самой церкви (9—10 век по Р. X.).
Подземные могилы с признаками сожжения трупов могли принадлежать и не чеченцам, а какому либо другому народу, жившему в горах раньше или пришедшему позже их; по крайней мере местные предания приписывают их народам тинды, мида, джай и др., да и способ погребения в них не находит себе полного объяснения в мифологии чеченцев, за исключением могил, открытых Миллером, которые имеют большое сходство по способу погребения с кашами. Но здесь прекращается область точного знания и дается простор догадкам и гипотезам. Одно несомненно, что люди, строившие эти склепы, проникнуты были глубокой верой в загробное существование, согласной во всем с известными нам религиозными представлениями чеченцев.
Перехожу к похоронным обрядам, совершавшимся на памяти стариков. Позднейшим способом погребения является устройство могил; гробов нет, а ямы обкладывают каменными плитами и досками, которые обжигают порохом. Умерших хоронили прежде не ранение 3—4-х дней после смерти, а теперь хоронят на другой день. Первый способ мог быте введен христианскими миссионерами, но он не чужд и отдаленной области язычества. Известно, что многие дикари соблюдают этот обычай, будучи уверены, что дух умершего три дня остается у тела на земле и уже после того отходит вместе с погребенным телом или в могилу (более раннее верование), или в подземный мир. Погребение же на другой день по смерти — несомненное влияние ислама.
Рубрики: