ДЖ. А. ЛОНГВОРТ. ГОД СРЕДИ ЧЕРКЕСОВ. XIX В.
Как и в Европе при феодальных порядках, где люди мирных наклонностей и занятий объединялись в города и приходы в целях своей общей безопасности, так и горцы, сопротивляясь насилию со стороны воинственных вождей, обрели защиту в лице добровольных объединений, которые отличаются от первых, но столь же эффективны и более соответствуют образу их жизни и духу их страны. Эти объединения не отрывают их от их полей и пастбищ, чтобы заточить их в стенах города, и даже не ограничены какой-либо одной местностью. Единственными узами, объединяющими их, является клятва, которая, за неимением иных уз, налагает на них обязательства самого священного характера. Члены этих сообществ считают друг друга братьями, и чтобы подчеркнуть иллюзию того, что они в действительности являются таковыми, браки между семьями внутри этого сообщества запрещены. Это правило соблюдается настолько строго, что даже тогда, когда сообщество состоит из многих тысяч членов, как это имеет место, например, в могущественном клане Наткво (hatguо), это правило тем не менее остается в силе полностью, и браки между людьми из состава его членов считаются кровосмесительными. Также в соответствии с этими представлениями замужние женщины, которые после принятия исламизма обязаны закрывать лицо чадрой, не колеблются открывать лицо перед любым мужчиной из их собственного клана, хотя зачастую этот мужчина, в силу того, что он живет абсолютно в другом краю страны, может быть для них совершеннейшим чужестранцем.
Таким образом, не будучи членами одного рода, члены этого общества обязаны оказывать друг другу помощь и поддержку. В случае, если кто-нибудь из них будет убит, они могут требовать удовлетворения за его смерть от клана его убийцы, каждый член которого в не меньшей мере, чем сам обидчик, становится ответственным за убийство. Пока возмездие не наступит, член этого общества находится с ними во вражде. Штраф, установленный за убийство, составляет двести голов скота за убийство мужчины и сто – за убийство женщины. Поскольку штраф за убийство ложится на весь клан, клан требует исключительных прав в отношении наказания собственных членов. Каково бы ни было преступление, будь-то убийство, кража, похищение и так далее, совершивший подобный проступок может быть обвинен судом. Для каждого из этих преступлений установлено свое наказание. Претензии уточняются жюри из двенадцати персон – по шесть от каждого клана – выступающих сторонами в тяжбе. Его приговор должен быть единогласным. Штраф, если он устанавливается, выплачивается не совершившим преступление и не пострадавшим, он выплачивается и распределяется между членами соответствующего клана.
Действие этих законов благотворно как с точки зрения предупреждения преступлений, так и кары за совершенное преступление. Совершая преступление, каждый индивидуум отдает себе отчет в том, что он совершает преступление не только против непосредственно пострадавшего, но также и против собственного клана, который будет вовлечен во все последствия преступления и перед которым он несет ответственность за него. С другой стороны, месть обезоруживается мыслью о том, что она лишает весь клан права на возмещение убытка, требование которого более полно отвечает его целям, навлекая на голову противника неудовольствие всего его клана. Принцип здесь тот же, что и в юриспруденции цивилизованных стран, который делает каждого человека ответственным за его преступление перед всем обществом в целом. Но он должен быть более эффективным, когда каждый член общества является не чужим другому, а его братом, чьи интересы непосредственно затрагиваются его проступком.
Влияние национального характера, когда возмещение зла, совершенного индивидуумом, возлагается на общество, к которому он принадлежит, довольно ощутимо. Мотивы, по которым они этого требуют, основываются более на материальном интересе, чем на страстях. Нужно сказать, что до тех пор, пока удовлетворение не предоставлено и распри не урегулированы, кланы находятся во вражде друг с другом, и встреться члены этих кланов в глухом месте, представитель обиженного клана обязан мстить и убить своего противника. Такой ускоренный итог решения споров, однако, покажется далеко не удовлетворительным его собственному клану, поскольку таким образом они теряют свое право требовать компенсации, и потому они прибегли бы к такому решению только в том случае, когда потеряли бы окончательно надежду на получение компенсации. Весьма любопытно, однако, наблюдать, насколько старательно члены кланов, находящихся во вражде, избегают встречи друг с другом. Предосторожности и уловки, к которым они прибегают в этих целях, могли бы показаться проявлениями трусости, если бы речь шла о поединке двух индивидуумов, но когда речь заходит об интересах, затрагивающих их кланы, это становится политикой и поступками, достойными похвалы.
Помнится, однажды мы направились на свадьбу в компании с Шимаф Беем. Прибыв на место, мы были встречены человеком, который предупредил его о присутствии противника. Приняв к сведению этот намек, он извинился перед нами и задержался. А его противник из того клана, с которым шла вражда, когда ему сообщили о том, как складываются обстоятельства, тоже удалился – во-первых, из уважения к нам, а во-вторых, из почтения к княжескому званию противника (что не помешало бы ему, если бы они встретились, выстрелить). Довольно часто случалось так, что люди, которые сопровождали нас в путешествии, узнав, что на нашем пути могут оказаться те, с кем они были во вражде, делали большой круг, чтобы избежать встречи со своими противниками.
Весьма редко бывало, чтобы закон совершенно не принимался в расчет. Хотя, принимая во внимание остроту ситуации или бедность клана, бывало так, что это исполнение откладывалось. В этом случае принимались меры по ускорению соглашения, намекали, что заборы будут уничтожены, скот похищен, рабы уведены и т. д. Если эти намеки не принимались к сведению, то прибегали к наиболее открытому и решительному характеру репрессий – сносились головы, наносились раны. Однако все это делалось с учетом окончательного итога, таким образом, чтобы баланс потерь сводился с положительным сальдо в пользу нападавших.
Таковы кланы в Черкесии, создаваемые не в интересах агрессивных и политических, но социальных и юридических. В этом отношении они полностью отличаются от кланов или племен других горских народностей, которые, проживая совместно и подчиненные все вместе одному вождю, являются готовым инструментом для осуществления его амбиций. Напротив, члены черкесских сообществ, проживая отдельно друг от друга, не признают одного вождя. Когда они объединяются для похода или набега, они собираются под знаменем не какого-либо племени или рода, а под знаменами какой-либо округи или водного источника, вблизи которого живут воины. Дворяне вместо того, чтобы возглавлять их, как это полагают некоторые писатели, объединяются в сообщества (так же как и вольноотпущенники). Все они различны, хотя иногда их объединяет общая клятва. Такого рода объединения не являются какими-либо исключениями. Общество дворян, именуемое Чипакво, присоединяется к могущественному обществу токавов под именем Наткво, именно благодаря этому объединению оно имеет ту власть, которой пользуется в области натухаев. Точно так же и абаты смогли приобрести такую степень влияния среди шапсугов, потому что они объединились с кланом токавов рублех.
Однако на Кавказе в своеобразной форме действительно существует крепостное право, но существует оно в таких мягких и благоприятных условиях для крепостных, что его трудно, собственно, назвать крепостным рабством. Крепостных наделяют землей, жилищем, скотом; в их пользовании остается половина производимого ими продукта. Они также имеют право, если им этого захочется, требовать, чтобы их передали другим хозяевам, а также выторговать, если у них есть средства, себе свободу.
Этот класс, вероятно, по своему происхождению состоял из военнопленных, захваченных во время столкновений между племенами и провинциями. Но есть обстоятельства, которые порождают тенденцию к установлению между ними подлинного равенства. Все одеваются, питаются и живут одинаково, и, что еще более важно, в отношении своих умственных способностей находятся на одинаковом уровне. В работе в поле, в опасностях военного времени, на пиршествах в кунацкой даже дворянин, хотя его ранг и требует по отношению к нему некоторого церемониального почтения, тем не менее пребывает бок о бок с крепостным. Дух независимости, который руководит поступками дворянина, как я понимаю, едва ли в меньшей степени присущ и крепостному.
АБИВЕА, с. 560-562.