Абу Наср аль-Фараби
О ДОСТИЖЕНИИ СЧАСТЬЯ
(стр. 2) Имеются четыре рода присущих людям вещей, которые свойственны народам и жителям городов и которые служат достижению дольнего счастья в этой жизни и высшего блаженства в потусторонней: это теоретические добродетели, мыслительные добродетели, этические добродетели и практические искусства . Теоретические добродетели представляют собой знания, конечной целью которых является изучение существующих вещей и умопостигаемое [содержание] которых охватывает только их искомые цели. Эти знания подразделяются на такие, которые человек получает с самого начала, так что он не сознает и не знает, как и откуда они возникли, – это первые знания, и на такие, которые он получает путем размышления, изучения, исследования, учения и обучения.
Вещи, известные как первые знания, представляют собой первые посылки ; от них переходят к последующим знаниям, которые образуются посредством изучения, исследования, учения и обучения, (стр. 3) Вещи, которые стараются познать посредством изучения и обучения, – это те, которые сначала неизвестны, если же их изучают и стараются познать, то они становятся искомыми целями, а если после этого исследования и обучения у человека складывается убеждение, взгляд или знание, то они становятся выводами. В каждой искомой цели стараются получить достоверную истину, однако часто своими стараниями мы не достигаем достоверной [истины]. Иногда о чем-то одном мы имеем достоверную [истину], а о другом – мнение и убеждение , или же мы получаем о ней образное представление, иногда заблуждаемся относительно истины, полагая, что мы нашли ее, в то время как мы ее не нашли. Иногда мы сомневаемся, если истинное и ложное нам представляются одинаково [вероятным]. Причина этого – в различии путей, которыми мы идем к достижению искомой цели.
Невозможно, чтобы один путь приводил нас в искомых целях к различным убеждениям. Должны существовать различные пути, которые в тех или иных искомых целях приводят нас к различным убеждениям, однако мы не ощущаем их [путей] различия и разнообразия и полагаем, что идем к любой искомой цели одним и тем же путем. В поисках какой-то искомой цели мы должны использовать тот путь, которому свойственно вести нас к убеждению и мнению относительно [истины], но мы не ощущаем этого и у нас создается впечатление, что это один и тот же путь, что тот путь, которым мы шли во втором [случае] – это тот же самый [путь], которым мы шли в первом [случае]. Такое положение мы наблюдаем в большинстве случаев и у себя, и у большинства людей, занятых исследованием и изучением.
Из этого ясно, что прежде чем начать изучать искомые цели, нам следует знать, что все эти пути относятся к [различным] искусствам, следует уметь находить разницу между этими различными путями по отличительным качествам и признакам, особым для каждого из этих путей, необходимо, (стр. 4) чтобы наши врожденные способности к познанию, заложенные в нас от природы, были направлены на [овладение] искусством, дающим нам знание об этих [путях], поскольку наши врожденные способности недостаточны для того, чтобы отличить эти пути одни от других. Это [достигается], если мы получаем достоверные знания о том, какими условиями и положениями [определяются] первые посылки и какой должен быть их порядок, чтобы они обязательно привели изучающего к самой истине и достоверному знанию о ней; какими условиями и положениями [определяются] первые посылки и какой должен быть их порядок, когда исследователь отходит от истины и приходит в замешательство, не зная, какова истина в искомой цели; какими условиями и положениями определяются первые посылки и каков должен быть их порядок, когда в искомой цели дается такое мнение и убеждение, что, кажется, будто это достоверная [истина], тогда как это недостоверная [истина]; какими условиями и положениями определяются первые посылки и каков должен быть их порядок, когда изучающий приходит не к самой истине, а к ее подобию и образному представлению.
Бели нам все это известно, то мы начинаем искать знания о существующих вещах либо путем самостоятельного исследования, либо путем обучения у других, при этом мы знаем, как исследовать упомянутые [вещи] и как обучаться их познанию. Благодаря этой способности мы можем отличать, является ли то, что мы выявляем, достоверным знанием или мнением, сама ли эта вещь или же ее подобие и образное представление; мы также подвергаем проверке то, что мы узнали от других, и то, что мы познаем без других.
Если первые знания о каждом роде существующих вещей содержат положения и условия, которые приводят изучающего к достоверной истине в искомой цели этого рода – а это основы обучения в данном роде – и если многие виды, охватываемые данным родом, имеют причины, благодаря которым, от которых и для которых (стр. 5) существуют эти входящие в данный род виды – а это начала бытия того, что охватывает этот вид из искомых целей, – в этом случае начала обучения в нем совпадают с началами бытия.
Доказательства этих первых знаний называются доказательствами того, «почему это», в случае если они наряду со знанием того, «существует ли это», дают знание того, «почему это существует» . Если знания, в которых упомянутые положения и условия [содержатся] в каком-то роде существующих вещей, являются причинами познания нами бытия данного рода, но не являются причинами бытия какой-либо из этих вещей, то начала обучения, касающегося этого рода, не совпадают с началами бытия. Доказательства, возникающие из этих знаний, являются доказательствами того, [существует] «ли это», и доказательствами того, «что это», но не являются доказательствами того, «почему это».
Имеются четыре начала бытия: «что», «почему» и «как» существует вещь – под всем этим подразумевается одно и то же – «отчего» и «для чего» она существует. Наше выражение: «Отчего это существует» может обозначать действующие начала, а может обозначать материю. Поэтому причин и начал бытия оказывается четыре . Среди родов существующих вещей имеются такие, для которых не представляется невозможным совершенно не иметь для своего бытия начала – это самое отдаленное начало бытия всех существующих вещей. Относительно этого начала у нас есть только начала знания. Среди них есть такие, которым присущи все эти четыре начала, а есть и такие, для которых не представляется невозможным иметь лишь три из них – это только то, что никогда не может иметь среди начал материи. Всякое знание о существующих вещах, которое желают получить, является исключительно умопостигаемым. Цель [познания] прежде всего – это достоверное знание бытия всего того, что входит в [данный] род. (стр. 6) От него [изучающий] переходит к познанию начал бытия. Следовательно, он начинает с начал обучения, желая познать виды его, затем [переходит] к достоверному знанию начал бытия во всем, что обладает этими началами, доходя до полного перечня существующих начал данного [рода]. Если [этому роду] присущи все четыре начала, то изучающий охватывает все их полностью, не ограничиваясь только некоторыми из них; если же ему не присущи все четыре [начала], то он старается определить количество этих начал, три ли их, два ли или одно, причем он не ограничивается ни в каком роде ближайшими началами этого рода, а старается [познать] начала этих начал и начала начал [этих начал], пока не доходит до отдаленнейших начал, обнаруженных им в данном роде, и останавливается [на этом]. Если же это отдаленнейшее начало в этом роде также обладает началом, но не в этом роде, а в другом, то он не приступает к его [рассмотрению], воздерживается от этого и откладывает рассмотрение его с тем, чтобы перейти непосредственно к рассмотрению знания, которое охватывает данный род, [чтобы узнать], что собой представляет данный рассматриваемый им род, в котором начала обучения соответствуют началам бытия, объемлемого данным родом. Он использует эти начала и идет к тому, что непосредственно находится перед ним, с тем, чтобы дойти до того, что охватывает данный род. И во всякой искомой цели он получает одновременно и познание того, «[существует] ли это», и того, «почему это [существует]», пока не доходит до самого последнего, чего он может достичь в этом роде. Если же начала обучения, касающегося какого-то рода существующих вещей, не соответствуют началам бытия, то, следовательно, начала бытия в них лишь скрыты, не известны с самого начала, и началами обучения в них являются вещи, бытие которых не соответствует началам бытия и которые являются последующими по отношению к началам бытия, (стр. 7) [Эти вещи] расположены в таком порядке, благодаря которому с необходимостью получается вывод, являющийся началом бытия вещей, которые имеют определенный строй и порядок. Начала обучения служат нам средствами познания начал бытия, а выводы, получаемые из них, – началами и средствами [познания] бытия предметов, в которых случилось оказаться началам обучения. Таким образом, [изучающий] восходит от познания вещей, являющихся последующими по отношению к началам бытия, к достоверному [знанию] вещей, являющихся предшествующими по бытию началами. И если начало бытия, к которому мы таким путем пришли, имеет другое начало, более высокое и более отдаленное от первого, то мы делаем его посылкой и восходим от него к началу этого начала. Подобным образом мы действуем всегда с тем, чтобы прийти к самому отдаленному началу, обнаруживаемому нами в данном роде. Если мы восходим к какому-то началу от вещей, происхождение бытия которых от этого начала нам известно, то вполне возможно, что здесь имеются также и другие вещи, происхождение бытия которых от этого начала нам неизвестно, которые скрыты от нас и не известны с самого начала. Если мы используем это уже известное нам сейчас начало в качестве посылки и перейдем от него к познанию тех других вещей, исходящих из этого начала, то это начало дает нам об этих вещах знание как того, «[существует] ли это», так и того, «почему это».
Возможно также, что многие вещи исходят от одного начала, но лишь одна из этих многочисленных вещей известна нам с самого начала, и что это начало, равно как и эти другие вещи, исходящие от него, скрыто. В этом случае мы восходим от этой единственной известной нам [вещи] к познанию этого начала, так что эта единственная вещь дает нам знание о бытии этого начала. Затем мы используем это начало в качестве посылки для объяснения других скрытых вещей, исходящих от этого [начала], и лишь после этого переходим к (стр. 8) познанию как их бытия, так и причины их бытия.
Если же у этого начала есть другое начало, то мы также используем его для объяснения этого [первого] начала, и это предшествующее ему [второе] начало даст нам знание бытия. Мы используем его двояко: с одной стороны, оно дает нам знание только его бытия, а с другой стороны, оно дает нам знание как его бытия, так и причины его бытия. Подобным же образом, если с началом данного начала дело обстоит так же, а именно, если у него тоже есть какое-то начало с исходящими от него вещами, мы используем начало этого начала для объяснения его начала, а также для объяснения этих других скрытых исходящих от него вещей. Это начало дает нам, в свою очередь, знание бытия своего начала, а также знание как бытия, так и причины бытия этих вещей.
Первый род существующих вещей, подвергающихся исследованию, в котором человеку легче всего избежать колебаний и смятения ума, составляют числа и величины. Наукой, охватывающей род чисел и величин, является математика . В первую очередь, мы начинаем с чисел. [Изучающему] дано [знание] чисел, благодаря которым производится исчисление, а наряду с этим – [знание] того, как ими исчисляются другие величины, подлежащие исчислению. Далее, [ему] дано [знание] о величинах, фигурах, положениях, упорядоченности, гармоничности и стройности; он изучает величины, которым присущи числа, рассматривая эти величины с точки зрения всего того, что им свойственно благодаря числам: размер, упорядоченность, гармоничность, стройность. Свойство иметь размер, упорядоченность, гармоничность и стройность он определяет с двух точек зрения: с точки зрения их присущности величинам (стр. 9) постольку, поскольку это величины, и с точки зрения их присущности величинам постольку, поскольку это числа. [Он рассматривает] те величины, которым не присущи числа, но присущи размер, упорядоченность, гармоничность и стройность с точки зрения их присущности величинам постольку, поскольку это величины, а затем рассматривает прочие существующие вещи, которым присущи размер, упорядоченность и стройность с точки зрения присущности их числам. Он рассматривает далее другие вещи, обладающие величинами, приписывая им как все то, что присуще величинам постольку, поскольку они являются величинами, – фигуры, положения, размер, порядок, гармонию и строй, – так и то, что присуще этим вещам постольку, поскольку они являются и числами, и величинами. Из этого берется все то, что имеется в обоих родах, с тем, чтобы охватить все существующие предметы, которым могут быть присущи эти вещи постольку, поскольку они являются числами и величинами. Отсюда происходят оптика, наука о движущихся сферах, наука о небесных телах, мусическая наука, наука о тяжестях, наука об искусных приемах. В числах и величинах [изучающий] берет все вещи, которые являются началами математики в рассматриваемом роде, и располагает их в порядке, определяемом упомянутой выше способностью, стараясь изучить каждую из этих вещей применительно к каждой из вещей, подлежащих рассмотрению, пока он не исчерпает их все или об этом роде не получит объема знаний, достаточного для выведения основ данного искусства. Если начала обучения касательно того, что остается в этом роде и присуще этой науке, которая рассматривает числа и величины, тождественны началам бытия, то все доказательства этого охватывают оба вопроса, т. е. (стр. 10) дают [знание] и о бытии вещи и о том, почему она существует. Все они становятся доказательствами как того, «что это», так и того, «почему это». [При этом] используются начала бытия: «что», «почему» и «как» – без трех [других начал: действующего начала, материи и «для чего»] , ибо числа и величины, актуально отвлеченные от материи, не имеют иных начал их рода кроме упомянутых начал их бытия. Они имеют другие начала только постольку, поскольку они [присущи] естественным и [созданным] волей [человека вещам], а именно, когда они берутся в материях. Поэтому, поскольку [эта наука] рассматривает их вне материи и поскольку она не использует в них то, что не существует в них в той мере, в какой они нематериальны, то мы начинаем, в первую очередь, с чисел, затем восходим к величинам, далее к прочим вещам, которым самим по себе присущи числа и величины, например, к оптике, движущимся величинам, которыми являются небесные тела, далее – к музыке, науке о тяжестях и науке об искусных приемах. Таким образом, оказывается, что [изучающий] начинает с того, что можно понять и представить себе без материи, затем [переходит к тому], что для понимания и представления чуть-чуть нуждается в материи, затем к тому, что для понимания, представления и умопостижения немного больше нуждается в материи. И так в отношении того, чему присущи числа и величины, он продолжает восходить к тому, что для умопостижения еще более нуждается в материи, с тем, чтобы перейти к небесным телам, затем к музыке, далее к [науке о] тяжестях и наукам об искусных приемах. И тогда он вынужден использовать вещи, трудно поддающиеся умопостижению или способные существовать только в материи. При этом он вынужден вводить иные основы, чем «что», «почему» и «как», которые оказываются последующими или находящимися посредине между двумя родами: между тем, у которого из начал бытия есть только «что», т. е. его бытие, и тем, у видов которого есть все четыре начала.
Тогда [изучающий] уяснит себе (стр. 11) естественные начала, и с этого ему следует начать познание существующих вещей, у которых есть четыре начала бытия, а именно: тот род существующих вещей, которые могут быть постигаемы умом только в материях, а материи называются естественными.
Изучающий при этом должен взять все то, что содержится в данном роде частных положений из начал математики, т. е. первые посылки, а также рассмотреть то, что он получил из первого знания, и взять из него то, что, как он знает, может составить начала обучения в этой науке. Тогда он начинает рассматривать тела, вещи, имеющиеся у тел, роды тел, образующие мир, и вещи, которые мир объемлет. В целом это поды чувственно воспринимаемых вещей или роды, для которых имеются чувственно воспринимаемые вещи, а именно: небесные тела, затем земля, вода, воздух и тому подобное – огонь, пары и другое, далее камни и минералы, содержащиеся на поверхности и в недрах земли, потом растения, неразумные животные и разумные существа. Относительно каждого из этих родов и каждого из видов каждого рода [ему] дано [знание] его бытия и всех начал его бытия, а относительно каждой из искомых целей [ему] дано [знание] того, «что [есть] это сущее», «почему» и «как» оно существует, «отчего» и «для чего» оно существует, и он ни в чем не ограничивается ближайшими началами, а берет начала их начал и начала начал этих начал с тем, чтобы завершить конечными телесными началами, присущими [этому роду].
Начала обучения в большей части того, что содержит это знание, не тождественны началам бытия; начала обучения только ведут к познанию начал бытия. Это значит, что началами обучения о каждом роде (стр. 12) естественных предметов являются вещи, последующие по отношению к началам их бытия. Начала бытия данного рода являются причинами бытия начал обучения. [Изучающий] восходит к познанию начал каждого рода или вида вещей, исходящих от этих начал. Если эти начала являются ближайшими и эти начала имеют [другие] начала, то в качестве начал обучения используются эти ближайшие начала, а уже от них [изучающий] восходит к познанию их начал, затем, когда эти начала стали уже известными, он переходит от них к [познанию] начал этих начал, пока не доходит до отдаленнейших начал бытия этого рода. Если мы восходим от начал обучения к началам бытия, то начала бытия становятся известными. Но помимо этих первых известных вещей, от которых мы восходим к этим началам, имеются и другие, неизвестные вещи, исходящие из этих начал. Эти начала бытия мы познаем также посредством начал обучения. От них мы переходим к познанию этих, последующих по отношению к ним, вещей, и тогда эти начала по отношению к этим вещам становятся и началами обучения и началами бытия.
Мы следуем этим путем в каждом роде чувственно воспринимаемых тел и в каждом виде каждого рода. Когда [изучающий] заканчивает рассмотрение небесных тел и изучает начала их бытия, рассмотрение начал их бытия вынуждает его подняться к началам, которые не являются ни природой, ни природными [вещами], а вещами, более совершенными по бытию, чем природа и природные вещи, и которые не являются телами и не [заключены] в телах; при этом он должен перейти к другому исследованию и к другой науке и сосредоточиться на рассмотрении метафизических вещей. И тогда, с точки зрения порядка изучения и обучения, он оказывается между двумя науками: физикой и метафизикой, (стр. 13) а с точки зрения ступени бытия – над природными вещами. Придя в ходе исследования к изучению начал бытия животных, он по необходимости должен рассмотреть душу или подняться к психическим началам, а от них – к рассмотрению разумного существа. Изучив его начала, он по необходимости должен рассмотреть, «что есть» предмет его изучения, «благодаря чему», «как», «отчего» и «почему» [он существует]. Затем он доходит до разума и умопостигаемых предметов, и тогда он по необходимости должен рассмотреть, «что есть» разум, «благодаря чему», «как», «отчего» и «почему» [он существует]. Он должен изучить это, чтобы затем перейти к нетелесным началам, которые относятся к существующим вещам, что находятся ниже небесных тел, так же, как нетелесные небесные начала, до которых он дошел в ходе исследования, относятся к небесным телам. От вопроса о душе и разуме он восходит к их началам, ради которых они существуют, и к отдаленнейшим целям и наивысшему совершенству, ради которого существует человек. Он узнает, что природных начал, свойственных человеку и обучению, недостаточно для того, чтобы с их помощью человек достиг совершенства, ради достижения которого он существует. Ему становится ясно, что для этого человек нуждается в интеллектуальных началах, посредством которых он стремится [достичь] этого совершенства. В этом случае изучающий сталкивается с другим, не метафизическим родом. Человек может изучить, что охватывает этот род, а именно вещи, которые он получает от своих интеллектуальных начал. Благодаря им ой достигает совершенства, которое дает ему познание физики. При этом ему становится ясно, что эти мыслительные начала в качестве причин не дают человеку совершенства, ради которого он существует. Но в то же время он узнает, что эти (стр. 14) интеллектуальные начала являются также началами бытия множества естественных предметов, иных, чем те, которые дает ему природа. Ибо человек приходит к наивысшему свойственному ему совершенству, благодаря которому он действительно субстанционализируется, если он стремится перейти от этих начал к достижению совершенства. Он может стремиться к нему, только используя множество естественных предметов до тех пор, пока он не совершит в них действий, благодаря которым эти [предметы] не станут полезными ему в достижении наивысшего совершенства, которое он способен достичь. При этом он уясняет себе в этой науке, что каждый человек получает для себя лишь какую-то долю этого совершенства, что полученное им из этой доли бывает больше или меньше, поскольку он не может достичь всех совершенств в одиночку, не получая помощи от многих людей. Человеку свойственно по своей природе находиться в связи с другим человеком или другими людьми в том, к чему он должен стремиться.
Любой человек находится в таком же положении. Поэтому каждый человек для достижения доступного ему совершенства нуждается в окружении других людей и в объединении с ними. Точно так же этому существу от природы свойственно искать прибежище и жить в окружении других представителей его вида. Поэтому-то он и называется человеческим или гражданским животным. Здесь возникает другая наука и другое знание, исследующие эти интеллектуальные начала, а также действия и свойства, посредством которых человек стремится к достижению совершенства. Из этого образуется гражданская наука . [Изучающий] начинает с рассмотрения метафизических предметов и в них придерживается тех же методов, что и в физике. Он делает началами обучения в [метафизике] то, что случилось ему найти из первых посылок, подходящих для данного рода, затем то, что доказано в (стр. 15) физике как способное быть использованным в качестве начал обучения в данном роде в том же порядке, о котором говорилось выше, чтобы подойти к каждой вещи данного рода существующих вещей. Изучающий уясняет себе, что ни у одной из них совершенно не может быть материи. В каждой из них ему следует изучить, «что она [есть]», «как она существует», «от какого воздействия» и «почему она существует», и продолжать изучать их так до тех пор, пока не закончит сущим, у которого совершенно не может быть никакого из этих начал: ни «что» [есть] его бытие, ни «отчего» оно есть, ни «почему» оно есть. Это – первое начало всех существующих вещей, о котором речь шла выше. Это именно то, что существует благодаря себе, от себя и для себя, и способы [его существования] абсолютно лишены несовершенства, и суть совершеннейшие способы существования, благодаря которым вещь становится началом существующих вещей. Если [изучающий] освоил это, то он исследует затем то, что должно произойти в существующих вещах, если это бытие является началом и причиной их бытия, начиная с вещи, самой предшествующей по ступени бытия, а уж после этого [переходит и к другим], исходящим от него [ступенями] бытия и в результате получает знание о существующих вещах посредством их самых отдаленных причин.
Это и есть божественное рассмотрение существующих вещей, к которому относится первое начало. Те начала, которые идут после него и не являются телами, ни [заключены] в тела, суть божественные начала. После этого он приступает к человеческой науке, изучает цель, ради которой человек существует, – а это совершенство, которое человеку необходимо получить: «что [оно есть]» и «как оно [существует]». Далее он изучает все вещи, благодаря которым человек достигает этого совершенства или из которых извлекает он пользу при достижении его – а это блага, добродетели, добрые дела – и отличает их (стр. 16) от вещей, которые мешают ему в достижении этого совершенства – а это зло, несовершенства и дурные дела, узнавая о каждой из [этих вещей], «что» и «как», «отчего», «почему» и «для чего» [это], с тем чтобы все они стали известными умопостигаемыми, отличными друг от друга. Это и есть гражданская наука, а именно: наука о вещах, благодаря которым жители городов в городском объединении получают счастье, каждый в той мере, в какой ему предуготовлено от природы. [Изучающий] уясняет себе, что городское объединение и совокупность того, что получается от объединения жителей в городах, подобно объединению тел в совокупности мира; он уясняет себе также, что совокупность того, что составляет город и народ, сходна с той, что составляет мир.
Подобно тому, как в мире есть какое-то первое начало, за которым следуют по порядку другие начала, а от этих начал исходят существующие вещи, за которыми по порядку следуют другие существующие вещи, и так вплоть до последних по порядку бытия существующих вещей, точно также в совокупности того, что содержит в себе народ или город, есть какое-то первое начало, за которым следуют другие начала и другие жители, которые следуют за этими началами, а следом за этими [жителями] идут другие жители, и так вплоть до последних по гражданскому и человеческому [бытию] жителей. В результате то, что составляет город, сходно с тем, что составляет совокупность мира. Это и есть теоретическое совершенство, и, как ты видишь, оно охватывает знание четырех родов, благодаря которым жители городов и народы достигают наивысшего счастья. После этого остается сделать так, чтобы эти четыре [рода] были актуально существующими у народов и городов, согласно тому, что дано в теоретических положениях.
Спрашивается: даны ли в этих теоретических [положениях] также вещи, благодаря которым могут (стр. 17) актуально существовать эти [четыре рода] у народов и городов, или нет? Если в них эти вещи даны как умопостигаемые, то они в них [просто] даны. Но если они даны в них и как умопостигаемые, и как существующие [вещи], то в теоретических знаниях эти вещи даны как актуально существующие. Например, если в них даны строительное искусство как нечто умопостигаемое и как понимание умом того, с чем связано строительное искусство и с чем связан строитель, то это искусство уже обрело существование в человеке, овладевшем искусством строителя, или когда дан строитель как нечто умопостигаемое, то дан и строитель как нечто сущее. В теоретических науках [все] это дано. Если же вещь понимается умом, а она существует вне ума, или если вещь дана как нечто умопостигаемое, а не как нечто сущее, то, когда стремятся ее [постичь], опираются на что-то другое, а не на теоретическую науку, ибо умопостигаемые вещи, как таковые, лишены состояний и акциденций, которые им свойственны, когда они существуют вне души. Акциденции, принадлежащие к постоянно единому виду, совершенно не изменяются и не преобразуются, а принадлежащие к непостоянно единому виду изменяются. Поэтому умопостигаемые вещи, которые постоянно едины по виду, если их требуется осуществить вне души, с необходимостью должны быть связаны с состояниями и акциденциями, коим свойственно быть связанными с ними в том случае, если им суждено актуально существовать вне души.
Это обще как для естественных умопостигаемых сущностей, которые существуют и постоянны как единые по виду, так и для умопостигаемых сущностей, основанных на воле. Однако естественные умопостигаемые сущности, существующие вне души, образуются по природе и по природе же связаны с акциденциями; что же касается основанных на воле умопостигаемых сущностей, которые могут существовать вне души, то акциденции (стр. 18) и состояния, с которыми связано их бытие, [относятся к] самой отдаленной воле, и только в связи с этими [акциденциями и состояниями] они могут существовать. Все, чему свойственно существовать благодаря воле, не может существовать и быть известным с самого начала. Поэтому, когда той или иной из умопостигаемых сущностей, основанных на воле, суждено актуально существовать вне души, тогда надлежит в первую очередь знать состояния, которым свойственно быть с ней связанными при ее бытии, и поскольку эти [сущности] являются вещами, едиными не по числу, а по виду или роду, то акциденции и состояния, которым свойственно соединяться с ними, постоянно сменяются в них, увеличиваются и уменьшаются, входят друг с другом в сочетания, не охватываемые законами с совершенно неизменной и непроходящей формой; для одних из них нельзя выработать законов, для других можно, но это будут законы сменяющиеся [и с] изменяющимися словами. Те из них, для которых совершенно нельзя выработать законов, – это такие, которые очень часто изменяются, а те, для которых можно выработать законы, – это такие, состояния которых изменяются изредка. И то, что получается от них как сущее, часто оказывается в соответствии с тем, [чего желает] волеизъявитель, хотя может и совсем ничего не получиться. Это [происходит] из-за противоположностей, препятствующих ему, одни из которых – естественные вещи, а другие основаны на воле и исходят от воли других людей. Эти умопостигаемые сущности, основанные на воле, отличаются [друг от друга] не только в различное время, так что то, что имеет место в одно время, противоположно в своих акциденциях и состояниях тому, что имеет место в более раннее или более позднее время; состояния их бытия отличаются также [друг от друга] в различных местах, как это ясно видно и в естественных вещах. Взять, например, человека: если он актуально существует вне души, (стр. 19) то состояния и акциденции, присущие ему в одно какое-то время, отличаются от его состояний и акциденций в другое, более раннее или более позднее время. Точно так же обстоит дело с его состоянием в различных местах: акциденции и состояния, имеющие у него место в одной стране, отличаются от акциденций и состояний, имеющих у него место в [другой] стране. [Между тем] во всех этих случаях умопостигаемое [содержание] понятия «человек» остается одним и тем же. Точно так же обстоит дело с вещами, основанными на воле. Например, целомудрие, богатство и тому подобное – все это умопостигаемые понятия, относящиеся к воле. И если мы хотим получить их актуально, то акциденции, связанные с ними при их наличии в одно время, отличаются от акциденций, связанных с ними в другое время; то, чему свойственно быть с ними у одного народа, отлично от того, что бывает с ними из акциденций при их наличии у другого народа. У некоторых народов эти акциденции изменяются что ни час, у других – что ни месяц, у третьих – что ни год, у четвертых – что ни век, у пятых – веками. И когда какой-либо из этих [акциденций] суждено быть основанной на воле, то для получения какой-нибудь из них актуально вне души, должен быть волеизъявитель, который бы знал, как изменяются эти акциденции в известный промежуток времени и в определенном месте населенной части земли, и который знает эти акциденции, равно как и то, какие из них могут иметь место по воле каждый час, какие – каждый месяц, какие – каждый год, а какие – каждый век или другой длительный промежуток времени в определенном месте, большом или малом; какие из них могут быть общими для всех народов, для некоторых из них или для одного города в течение длительного промежутка времени, какие [могут быть] общими на короткий промежуток времени, а [какие могут быть] особыми по своей пользе в короткий промежуток времени.
Акциденции и состояния этих умопостигаемых сущностей сменяются, (стр. 20) когда на свете происходят вещи, либо общие для всего мира, либо для одного народа, либо для одной группы горожан, либо для одного человека.
Существующие вещи делятся на такие, которые происходят естественно, и на такие, которые происходят по воле, последние познаются не теоретическими науками, а обыденными понятиями. Поэтому они не нуждаются в другой способности и в сути бытия, согласно которым различаются понятия, связанные с волей в отношении того, что им присущи эти изменяющиеся акциденции, благодаря чему они становятся по воле актуально существующими в определенное время, в определенном месте и при определенных обстоятельствах. Сутью бытия и способностью, благодаря которой выявляются и различаются акциденции, коим свойственно изменяться в умопостигаемых сущностях, единичным [вещам] которых свойственно существовать по воле, когда их хотят сделать актуальными в определенный, длительный или короткий, промежуток времени, в определенном, большом или малом, месте и при определенных обстоятельствах, является мыслительная способность.
Вещи, которые служат объектом мыслительной способности, выявляются только с точки зрения их пользы при достижении конечной цели. Задача того, кто выявляет, состоит в том, чтобы ставить для себя конечную цель и выдвигать ее на первый план, затем изучать вещи, благодаря которым достигается эта конечная цель и выполняется эта задача.
Самой совершенной мыслительная способность бывает тогда, когда она выявляет в вещах только то, что полезно в достижении ее [конечной цели]. Это может быть действительным благом, может быть злом, а может быть и мнимыми благами. Если выявляемые вещи приносят наибольшую пользу в [достижении] добродетельной цели, то такие вещи являются прекрасными и хорошими, (стр. 21) а если конечные цели составляют зло, то и вещи, выявляемые мыслительной способностью, являются злом, [они] безобразны и дурны. Если целями являются мнимые блага, то и вещи, нужные для их достижении, мнимы.
Мыслительная способность подразделяется следующим образом. Мыслительной добродетелью является та, которой выявляют то, что приносит наибольшую пользу в какой-то добродетельной цели. Мыслительная способность, которой выявляют то, что приносит наибольшую пользу в цели, представляющей зло, не является мыслительной добродетелью, и ее следует называть по-другому . Если же мыслительной способностью выявляют то, что приносит наибольшую пользу в мнимых благах, то эта способность является мнимой мыслительной добродетелью. Среди мыслительных добродетелей есть такая, которой можно прекрасно выявлять то, что приносит наибольшую пользу в добродетельной цели, общей для народов, народа или города при общих обстоятельствах. Нет различия между выражениями «самое полезное в добродетельной цели» и «самое полезное и самое прекрасное». «Самое полезное и самое прекрасное» необходимо добродетельной цели, а «самое полезное в добродетельной цели» – самое прекрасное в этой цели. Такая мыслительная добродетель является гражданской мыслительной добродетелью. Эта общая [добродетель] может оставаться и существовать долгое время, а [может] возникать в короткие промежутки времени.
Однако мыслительная добродетель, которая выявляет только самое прекрасное, общее для народов, народа или города, для выявляемого [предмета] которой свойственно сохраняться у [людей] долгое время или которая сменяется в короткое время, есть гражданская мыслительная добродетель. Если она выявляет всегда то, что обще народам, народу (стр. 22) или городу, только то, что изменяется в течение веков или других определенных длительных отрезков времени, то такой [добродетели] более всего подобает быть способностью к выработке законов.
Мыслительная способность, которой выявляют только то, что изменяется в короткий промежуток времени, представляет собой способность к тем или иным видам частного временного управления при событиях, происходящих последовательно у народов, у одного народа или в городе. Эта вторая [добродетель] следует за первой. Способность выявления того, что является самым полезным и самым прекрасным, или того, что является самым полезным в добродетельной цели у какой-то группы горожан или членов семьи, представляет собой мыслительные добродетели, относящиеся к этой группе: например, семейная мыслительная добродетель или военная мыслительная добродетель. Они, в свою очередь, подразделяются на такие, которые могут сменяться только в длительные отрезки времени, и на такие, которые могут сменяться в короткие промежутки времени.
Добродетель может подразделяться на еще меньшие части, например, на такую, как мыслительная добродетель, которой исследуют то, что является одновременно и самым полезным, и самым прекрасным в акциденции какого-то искусства или в отдельной акциденции, возникающей в отдельное время. Эта [мыслительная добродетель] подразделяется в соответствии с подразделением этих искусств и ремесел. Эта способность подразделяется также с целью выявления человеком того, что является самым полезным и самым прекрасным в цели, преследуемой лично им, при обстоятельствах, сопутствующих лично ему. Этой же мыслительной способностью выявляют и то, что является самым полезным и самым прекрасным в добродетельной цели, касающейся других, – такова совещательная мыслительная способность. Обе они могут объединяться в одном человеке, а могут находиться и в разных людях.
Ясно, что добродетель, которая выявляет самое полезное и самое прекрасное ради какой-то добродетельной цели, является благом, и она выявляет либо действительное благо, желаемое ради него самого, либо действительное благо, желаемое ради чего-то другого. Нечто, являющееся благом во мнении того, кто желает его, не может быть такой способностью или этической добродетелью, когда человек желает его ради чего-то другого, [независимо от того], является лет это благо действительным благом или чем-то таким, что является благом во мнении того, кто желает его. [Добродетельным] благом является только действительное благо.
Точно так же, если человек желает блага ради него самого, оно является действительным благом, которое может быть только добродетельным, не будучи добродетельным благом в его мнении и даже в его нраве и действиях, а его добродетель, нрав и действия соответствуют его способности мыслить в выявлении самого полезного и самого прекрасного, и если он посредством мыслительной добродетели исследует самое полезное и самое прекрасное большой силы, – например, самое полезное в добродетельной цели, общей для народов, народа или города, которой свойственно сменяться только в длительные промежутки времени, – то его этические добродетели должны соответствовать этому. В случае, если его мыслительные добродетели ограничиваются только вещами, самыми полезными в частной цели и при частных обстоятельствах, то и его [этическая] добродетель также должна соответствовать этому. Чем совершеннее главенство и чем сильнее то, что [заключено] в мыслительных добродетелях, тем полнее главенство и тем сильнее сочетающиеся с этим этические добродетели.
Поскольку мыслительная добродетель, которой выявляют самое полезное и прекрасное в общих для народов, народа или города целях и обстоятельствах, которые изменяются только в длительные промежутки времени, обладает самым совершенным главенством и самой большой силой, то и связанные с ней [этические] добродетели обладают самым совершенным главенством и самой большой силой, (стр. 24) За этим следует мыслительная добродетель, которой выявляют самое полезное в общей временной цели в короткие промежутки времени. Ясно, что этому соответствуют и связанные с ней [этические] добродетели.
Далее следуют мыслительные добродетели, которые ограничиваются одной из областей [жизни] города: военной, денежной или другой. Этические добродетели сообразны с ними.
Далее идут мыслительные добродетели, связанные с каждым искусством в соответствии с акциденцией этого искусства, с каждым домом и с каждым человеком в каждом доме при свойственных ему тех или иных обстоятельствах, происходящих в тот или иной час или в тот или иной день. Сообразна с этим и связанная с ней [этическая] добродетель. Следовательно, надо изучать совершенную добродетель самой большой силы – какая это добродетель и является ли она совокупностью всех добродетелей или же это одна добродетель или несколько добродетелей, обладающих силой всех добродетелей, – и тогда сила какой добродетели должна быть равна силе всех добродетелей, чтобы быть добродетелью самой большой силы. А это такая добродетель, что если бы человек захотел полностью совершить все ее действия, то он смог бы это сделать, только используя действия всех остальных добродетелей. Если же, когда он даже желает полностью совершить все действия имеющейся у него добродетели, у него не окажется всех добродетелей, то он использует действия имеющихся у него частных добродетелей. Именно в этической добродетели используются действия добродетелей, имеющихся у всех остальных народов или городов, у одного народа, в районах города или же в частях каждого района.
Эта добродетель является главенствующей, исключающей такую добродетель, которая бы предшествовала ей по главенству, (стр. 25) Далее следуют подобные ей [этические] добродетели, сила которых подобна этой силе в каждой из областей [жизни] города. Например, военачальник наряду с мыслительной способностью, которой исследуется самое полезное и прекрасное, общее для воинов, должен обладать и этической добродетелью, и если он хочет довершить ее действие, то он использует добродетели, присущие воинам, как таковым. Так, его храбрость должна соответствовать храбрости, проявленной в частных смелых поступках воинами. Точно так же, [если] мыслительной добродетелью лиц, добывающих средства для города, выявляется самое полезное и самое прекрасное в целях добывания средств, то их этическая добродетель должна использовать все частные добродетели, присущие различного рода лицам, добывающим средства. Точно таким же должно быть и положение искусств.
Главенствующим искусством, которому не предшествует по главенству ни одно другое искусство, является такое искусство, довершить действия которого мы можем, используя действия всех искусств. Это такое искусство, которое для полного достижения своей цели требует все остальные искусства. Такое искусство является главенствующим и наибольшим по силе искусством, а [соответствующая] этическая добродетель является наибольшей по силе этической добродетелью.
За этим искусством следуют остальные искусства. Искусство является самым совершенным в своем роде и самым большим по силе в своем роде только тогда, когда оно полностью достигает своей цели, используя действия искусств данного рода. Например, среди главных частных искусств искусство военачальника является именно таким искусством, которое достигает своей цели, только используя действия частных искусств; точно так же искусство (стр. 26), ведающее денежными делами в городе, достигает своей цели в отношении денежных средств, только используя частные искусства в добывании средств. Точно так же обстоит дело с каждой из прочих крупных областей [жизни] города.
Ясно далее, что все то, что является самым полезным и прекрасным, прекрасно либо в общепринятом [смысле], либо прекрасно у какого-то народа, либо в действительности; и точно так же добродетельные цели являются добродетельными и благими либо в общепринятом [смысле], либо у какого-то народа, либо в действительности. Самое прекрасное у представителей какого-то народа может выявить только тот, этические добродетели которого свойственны добродетелям данного народа. И такое яке положение со всем остальным.
Так же обстоит дело с добродетелями самой большой силы и менее сильными единичными [добродетелями]. Мыслительная добродетель самой большой силы и этическая добродетель самой большой силы неотделимы друг от друга. Ясно, что главнейшая мыслительная добродетель может следовать только теоретической добродетели, ибо она различает акциденции только тех умопостигаемых сущностей, которые вырабатывает эта теоретическая добродетель. Эти акциденции не сопутствуют ей. Тот, кому дано обладать мыслительной добродетелью, выявляет изменяющиеся акциденции и состояния умопостигаемых сущностей, познание которых составляет понимание и знание самого себя, поэтому он не сможет выявлять то, что он выявляет, если допустить, что мыслительная добродетель отделима от теоретической добродетели. Теоретическая добродетель, главная мыслительная добродетель, главная этическая добродетель и главное искусство неотделимы друг от друга. В противном случае они пришли бы в расстройство, не были бы совершенными и не [имели бы] целью главенство. Но поскольку этические добродетели (стр. 27) могут стать существующими только после топ, как теоретическая добродетель превратит их в умопостигаемые сущности посредством мыслительной добродетели, которая отличает их и выявляет их акциденции, понятия о которых возникли из сочетания с ней этих акциденций, то, следовательно, мыслительная добродетель предшествует этическим добродетелям. Поскольку она предшествует им, то обладатель мыслительной добродетели, которой выявляют этические добродетели и которая может существовать отдельно от этических добродетелей, в случае, если мыслительная добродетель будет обособлена от этической добродетели, способен выявлять добродетели, составляющие блага, [тем не менее] он не будет благим ни в одной [этической] добродетели. А если он не будет благим, то как же он [может] желать благо, которое является действительным благом, ради него самого или ради чего-то другого? А если оно не будет [таким] благом, то как он может выявить его, не сделав его целью? Следовательно, если мыслительная добродетель обособлена от этической добродетели, то ею нельзя выявить этическую добродетель, а если этическая добродетель не отделена от мыслительной и они существуют вместе, то как же ее выявляет мыслительная добродетель и затем сочетает ее с собой? Если [этическая добродетель] не отделена от [мыслительной добродетели], необходимо, чтобы ее выявляла мыслительная добродетель. Если она не выявляет, то [этическая добродетель] обособляется от [мыслительной]. Поэтому либо она является благой, либо с мыслительной добродетелью соединена какая-то другая добродетель, отличная от той, которую выявляет мыслительная добродетель. Если эта этическая добродетель основана также на воле, то ее выявляет именно мыслительная добродетель. И тогда вновь возникает первое сомнение. Следовательно, именно мыслительная добродетель необходимо выявляет ее [этическую добродетель], как соединенную с мыслительной добродетелью, к которой у обладателя благой добродетели и добродетельной цели возникает стремление, (стр. 28) Эта добродетель будет естественной, существующей от природы, соединенной с существующей от природы мыслительной добродетелью и выявляемой этическими добродетелями, основанными на воле.
Основанная на воле добродетель будет человеческой добродетелью, при получении которой тем же путем, которым он получает остальные основанные на воле вещи, человек приобретает человеческую мыслительную добродетель. Но следует рассмотреть, какова эта естественная добродетель: тождественна она основанной на воле добродетели или нет; следует заметить, что она похожа на нее, подобно свойствам, обнаруживаемым у неразумных животных, например, храбрость у льва, хитрость у лисицы, ловкость у волка, вороватость у сороки и тому подобное. Каждый человек может быть от природы наделен такой силой души, которая побуждается к совершению действий, связанных с той или иной добродетелью или с тем или иным свойством легче, чем к совершению противополоясных действий. Человек склоняется прежде всего к тому, что ему легче сделать, если ему не препятствует что-то другое. Если человек от природы больше предрасположен, например, проявлять смелость при опасностях, а не отступать перед ними, то стоит ему поступить так несколько раз, как это свойство станет у него основанным на воле , между тем как первое его свойство, похожее на это, было естественным.
Бели так обстоит дело с частными этическими добродетелями, которым свойственно находиться в сочетании с частными мыслительными добродетелями, то точно так же должно обстоять дело и с общими этическими добродетелями, которым свойственно находиться в сочетании с большими мыслительными добродетелями. Поэтому только некоторые люди от природы предрасположены к добродетели, имеющей отношение к большой добродетели и связанной с большой естественной мыслительной способностью. И так со всеми остальными ступенями, (стр. 29) В результате не у всякого человека искусство, этическая и мыслительная добродетели имеют большую силу.
Следовательно, правители являются правителями не только по воле, но и по природе, так же как и слуги являются слугами прежде всего по природе, а затем уже по воле, причем то, к чему они подготовлены от природы, совершенствуется. А если так, то теоретическая добродетель, большая мыслительная добродетель, большая этическая добродетель и большое искусство, основанное на знании, могут иметь место только у тех, кто предрасположен к этому от природы. [Эти люди] обладают высокими природными качествами очень большой силы. Если [все] это оказалось в наличии у одного человека, то остается, чтобы частные [добродетели] появились у народов и в городах, и затем узнать способ наделения их этими частными [добродетелями]. Те, кто наделен этой большой способностью, должны обладать также способностью наделять этими частными [добродетелями] народы и города. Эти [добродетели] могут быть приобретены двумя первичными путями: обучением и воспитанием .
Страницы: 1 2
Рубрики: