Гиены попадаются в самой южной части Закатальского округа, соседней с Ширакской степью и Елисаветпольской губернией. Шакалов в Закатальском округе очень много, но держатся они в низменной части и не поднимаются высоко в горы.
Серн я видел сам в ущелье Кала-ор и кроме того осматривал их шкуры и рога на посту у стражников. Серны встречаются здесь по преимуществу у верхней границы лесов, чаще штуки по 3 или по 4, а иногда даже стайками штук в 15. Большую часть дня они проводят в лесу, а утром и вечером выходят на горные луга, находящиеся вблизи лесов, но, кажется, не осмеливаются подниматься здесь высоко на горные луга и скалы, потому что в горах всюду бродят люди. Здешние серны, по-видимому, не отличаются от серн прочих местностей Кавказа, только рожки у них в большинстве случаев бывают меньше, чем у серн Кубанской области.
Туры, как я заметил, даже изменили здесь под влиянием этой причины свой образ жизни. Летом, когда в горах бывает особенно много людей, почти все туры покидают скалы и альпийские луга и переселяются в леса, спускаясь много ниже верхней границы их и не избегая даже густых и почти сплошных зарослей. Наши охотники видели их, а Григорий Шабаладзе даже убил одного самца Capre cylindricornis Blyth именно в таких местах ущелья Нюкхи-гель-ор. Здесь туры чувствуют себя, конечно, в гораздо большей безопасности от охотников, чем на открытых местах, на скалах или горных лугах. Переселение туров в леса вызывается здесь и тем обстоятельством, что в Закатальском округе нет таких высоких гор и недоступных для человека скал, где бы туры чувствовали себя в безопасности от преследований человеком. Так как туры Закатальского округа редко попадали в руки ученых, то я привожу описание убитого здесь экземпляра. Это был самец в 4 или в 4½ пула весом и с рогами длиной в 34 сантиметра (почти в ½ аршина); цвет шерсти у него на верхней стороне и на боках туловища был рыжевато-бурым, более темным, чем у туров Кубанской области; темная полоса, проходящая вдоль спины, была едва заметной; на нижней стороне тела шерсть гораздо светлее, а задняя часть живота и внутренняя сторона бедер были покрыты почти белыми редкими волосами. Темно-бурая полоса шириной в 5-6 сантиметров и около 20 сантиметров длиной находилась на месте грудной кости. Нижняя часть ног начиная от костей запястья и предплюсных черно-бурая; хвост сверху покрыт почти черной шерстью, а снизу голый.
Безоаровые козлы в Закатальском округе, как сообщали мне охотники, не водятся вовсе. Ни у кого в этих местах мне не приходилось видеть и их рогов.
Оленей в горах водится довольно много; попадаются они и внизу, около Алазани.
В верховьях Катехской речки в сентябре их ревет так много, что иногда, находясь на одном месте, можно слышать рев 5-7 самцов. На Кала-ор мы нашли пару оленьих рогов со лбом. Они были очень длинны, толсты и имели 16 ветвей (считая на обоих рогах вместе), при чем глазная ветвь одного рога недалеко от конца разделялась на два отростка. Размеры этой пары рогов дают полное основание думать, что в лесах Закатальского округа попадаются олени, не уступающие по своему росту оленям Кубанской области.
Принадлежат они к расе Сукмгы удфзргы ьфкфд Щпшдин. Следы оленей я видел в лесах ущелья Кала-ор и, как уже было сказано, на берегах этой речки. Диких коз (Capreolus caprea Gray) в лесах Закатальского округа очень много. Они часто попадаются в самом близком расстоянии от Закатал, в горах, например, около ветеринарного поста и вообще у верхней границы лесов. Стражники говорили мне на посту, что они видят коз почти каждое утро или вечер, если только пойдут на охоту. Две козьи тушки, несколько их кож и пар рогов, виденных мной на посту, более или менее подтверждают это. Все упомянутые предметы, а также три пары козьих рожек, которые я видел в сел. Кахи, ясно показывают, что здесь водится только мелкая коза, т.е. Capreolus caprea Gray, и не встречается вовсе Capr. Pygargus var. caucasica, описанная мной подробно в книге «Звери Кавказа». Все виденные мной в Закатальскому округе рожки были совсем маленькими, при двух отростках имели в длину всего 5 дюймов и были очень тонкими. В Кахах я видел рожки побольше, но и они принадлежали к типичным рожкам Capreolus caprea и имели по 3 отростка (6 отростков на паре рогов). Ножки этих коз были также очень тонкими, как обыкновенно у Capreolus caprea Gray; виденные мной тушки весили вместе с головой, ногами и внутренностями, вероятно, немного более пуда.
Диких свиней в Закатальском округе много почти везде. Густые леса, колючие и вьющиеся кустарники, образующие непроходимые заросли, спасают их от врагов, а множество фруктовых деревьев во всех лесах доставляют им вкусный и обильный корм.
Лет 10-15 тому назад охотничьи команды часто ездили из Закатал за свиньями в леса, окружающие сел. Таначи, которое находится верстах в 7 от Алазани.
Обратный путь из Кала-ора был нелегок. С первых же шагов нам надо было карабкаться по густому лесу и высокому бурьяну на страшную крутую гору высотой в 4000 футов. Я шел с маленьким барометром в кармане и часто смотрел на него, наблюдая, как стрелка его подвигается справа налево и, следовательно, насколько быстро поднимаемся мы. В первый час пути мы поднялись от речки на 225 метров (738 ф.), во второй – на 280 метров (919 ф.) и в третий – на 220 метров (722 ф.). Почти в 3½ часа, не считая, впрочем, коротких отдыхов, мы прошли через весь лес и вышли на альпийские луга, где барометр показывал 2000 метров. Таким образом, меньше чем в 3½ часа мы совершили подъем на 825 метров или на 2707 футов.
Этот подъем можно было бы совершить и быстрее, если бы не мешал густой бурьян, кусты и местами грязь. Крутой подъем не окончился, однако, вместе с лесом; нам предстояло еще более получаса подниматься пешком по альпийским лугам на очень крутую гору, а затем можно было уже сесть на лошадей и ехать до стоянки Калада, где мы ночевали четыре дня тому назад.
Прежде, чем продолжать путь от леса по альпийским лугам, мы сделали солидный отдых, продолжавшийся часа два или три. Здесь был недалеко хороший родник и сколько угодно дров, поэтому мы приготовили чай, шашлык из тура, закусили основательно и отправились дальше.
Часа за три или четыре до вечера мы добрались до Калады и расположились на ночлег на знакомом уже нам месте.
Рано утром на следующий день мы решили отправиться к Гудур-дагу и взойти на перевал, ведущий в Самурский округ, но утром потеряли очень много времени на ловлю наших лошадей, которые паслись вместе с огромным табуном жеребцов.
К Гудур-дагу мы выступили часов в 8. Первые версты полторы нам пришлось карабкаться пешком на крутую гору, а дальше можно было ехать уже верхом. До высоты 2800 метров (почти 9350 ф.) мы добрались довольно скоро, но здесь оставили своих лошадей и пошли пешком.
Дорога была некрутая, но ужасно каменистая и вообще скверная. Она почти все время тянулась по узкому зубчатому, как пила, гребню аспидной скалы, поставленной почти вертикально. Ехать по ней на хорошей лошади можно было бы, но крайне неприятно и небезопасно. Пройдя часа полтора, мы поднялись до 3000 метр. (почти 10000 ф. над ур. м.) и были на высоте перевала; но нас отделяла от него еще одна складка местности. Двуглавый Гудур-даг, покрытый наверху большими осыпями, и перевал, находящийся влево (к западу) от него, были видны прекрасно, но над ними начали уже сгущаться тучи. Ловля лошадей отняла у нас лучшие для восхождения на высокие горы утренние часы. Так как особенного интереса перевал не представлял, а нам надо было еще ехать до места, где можно было переночевать, имея под рукой воду, корм для лошадей и дрова, очень далеко, то мы решили на перевал не ходить. Ехать пришлось нам очень далеко, так как нигде не попадалось годного для ночлега места. Хотя нам по дороге и встречались родники, но они были так загажены скотом, а трава вокруг них так выбита, что ночевать около них было невозможно или по меньшей мере крайне неприятно. Таким образом, нам пришлось ехать не отдыхая до самого ветеринарного поста.
_____________
Через день после возвращения из поездки на Кала-ор мы отправились в Елису. Мне хотелось взглянуть на это место, о котором я давно читал и о минеральных водах которого приходилось мне слышать. Чтобы попасть в Елисуйское ущелье, мы должны были проехать по знакомой уже читателю дороге в Кахи, а затем уже по ущелью в глубину гор еще верст 12. Широкая долина в том месте, где кончаются кахские сады, сильно суживается и превращается в ущелье с гораздо более бедной растительностью, чем ущелья, соседние с Закаталами.
Леса здесь мелки и во многих мечтах представляют скорее кустарник, чем настоящий лес; между ними видно много голых мест с пожелтевшей и выжженной солнцем травой.
По бокам ущелья поднимаются крутые и довольно высокие горы, а по дну его течет средних размеров речка, имеющая в ширину аршин 10 и несущая очень быстро мутную и почти черную воду.
Дно речки и берега ее на довольно широком пространстве завалены большими каменными глыбами. Это доказывает, что речка во время дождей сильно разливается и превращается в бурный горный поток.
Вблизи Ках Елисуйское ущелье еще не особенно узко и имеет дно приблизительно в ½ версты шириною, но по мере удаления от названного селения к верховьям речки оно становится уже и уже. Вблизи Ках все дно его распахано и покрыто хлебными полями, а выше, где оно сильно загромождается камнем, хлебные поля находятся только по склону ущелья и при том далеко не везде. Елисуйская речка несет очень порядочное количество воды, и очень много ее отводится от речки при помощи арыков на поля. В некоторых местах вода течет прямо по дороге и от нее пускается на поля. В одном месте через речку построен здесь довольно высокий мост на арке, покоящейся на природных устоях из аспидных скал. Ущелье, за исключением части его, ближайшей к сел. Кахи, вообще круто и скалисто, а во многих мечтах представляет галереи совершенно отвесных скал, чередующихся с более пологими склонами, которые покрыты лесом, состоящим главным образом из бука. В таких местах ущелье, конечно, представляется очень красивым. Скалы, образующие склоны его, состоят из глинистого или аспидного сланца, который во многих местах оказывается очень плотным и почти лишенным мелкой слоистости. В некоторых частях ущелья пласты этих скал красиво изогнуты, а в других поставлены почти вертикально; цвет их то более или менее темный, то светлый, желтовато-серый. Горы, окаймляющие ущелье, настолько высоки, что верстах в 10 от Ках поднимаются значительно выше зоны лесов и имеют над ней еще широкую полосу альпийских лугов. Лесов по этому ущелью в некоторых местах, например, против аула Елису, довольно много, в особенности по более влажному левому склону ущелья. Кроме бука в этих лесах растут клен, граб, дуб и т.д., попадается и можжевельник, свойственный более сухим местам и совершенно не встречающийся в лесах, соседних с Закаталами. Большие деревья, особенно буковые, находятся в верхней части лесного пояса, где меньше бывает людей и откуда трудно свозить лес. Из хлебных растений в этом ущелье сеют пшеницу, ячмень, просто и, как говорили мне, рис. Здесь видны кое-где полуразрушенные старинные каменные башни и остатки еще каких-то построек.
Птиц в ущелье Елису мы видели немного. Из них чаще попадались чеканы, черногрудки (Ruticilla phoenicura L.) и белые плиски (Motacilla dukhunensis Syk.).
Аул Елису находится верстах в 12 от селения Кахи, в том месте, где Елисуйское ущелье разделяется на несколько меньших ущелий. Он состоит из трех частей – Нижнего Елису, Верхнего и Среднего, удаленных друг от друга на небольшие расстояния. Нижний Елису мал, тоже и Верхний, а наибольшая часть домов и жителей находится в Среднем Елису. В этом последнем остановились и мы. В общем Елису очень непривлекателен: улицы его необыкновенно узки, кривы, везде по ним валяются камни, дома построены из черных аспидных плит и потому выглядят очень мрачно. Только сады и дворы с деревьями несколько умеряют дурное впечатление, производимое всем прочим. В садах растут здесь груши, яблони, персики, сливы, хурма, волошские орехи, каштаны, а кое-где черешни и кизил. Все сады сильно запущены и зарастают массой травянистой бузины (Sambucus Ebulus L.). При лучшем уходе они могли бы давать жителям порядочный доход.
Елисуйскими верными источниками пользуются для лечения по преимуществу ревматизма, а также накожных болезней исключительно туземцы Закатальского округа и Нухинского уезда. Особенно часто посещают их жители Ках и соседних с ними селений, русские же сюда никогда не приезжают. Елисуйские источники отстоят от аула, где живут больные, верст на десять и расположены так высоко, что на горах, находящихся недалеко от них, целый год лежит снег. Горячая вода, проведена здесь в два цементированных резервуара, в которых сразу купаются человек по 10-15. Помещения для больных вблизи вод не имеется, и больные должны ходить туда из Елису по довольно скверной дороге. Ни одного врача здесь также нет.
_____________
Пробыв 2½ недели в Закатальском округе, а решил перебраться через Главный Кавказский хребет, спуститься в Дагестан и пересечь его в направлении с юго-запада на северо-восток.
В воображении каждого, кто сам не видел этой части Кавказа или побывал только в более или менее доступных частях ее и, кроме того, не следил за литературой самых последних лет о Кавказе, Дагестан представляется как необыкновенно гористая страна, изборожденная бесчисленным множеством в высшей степени крутых и скалистых ущелий, при том страна почти лишенная лесов и крайне бедная растительностью вообще. Достаточно побывать в местах, находящихся около Ботлиха или между аулом Ходжал-махи и Гунибом, а также между этим последним и Хунзахом, чтобы еще больше уверовать в справедливость общепринятого взгляда на природу Дагестана.
Таким характером, действительно, отличаются очень многие места Дагестана, особенно южные склоны его гор, подвергающиеся более сильному нагреванию и высушиванию солнечными лучами. Но уже давно я слышал, что есть места в Дагестанской области совершенно иного характера, именно такие, где растут большие леса, где сакли построены не из камня, как почти во всем Дагестане, а из деревянных брусьев, где водится много оленей, кабанов, диких коз, медведей, – словом, животных, свойственных главным образом большим лесам западного Кавказа. Я сам вначале даже мало верил этим рассказам. Мне говорили, однако, что таких мест в Дагестане немного и что к ним принадлежат только самые глухие трущобы его, которые почти со всех сторон окружены очень высокими горами и расположены в верховьях наибольших рек Дагестана, особенно в верховьях Аварского и Андийского Кой-су и их притоков. Очень замечательны будто бы в этом отношении местности Анцуг и Тлядаль, находящиеся в так называемой Антракльской котловине бассейна Аварского Кой-су, а также Дидойская котловина, расположенная вблизи верховьев Андийского Кой-су.
Я давно мечтал посмотреть на эти места, но долго не мог пробраться к ним, так как это было довольно трудно и не вполне безопасно. В 1907 году я уже был готов привести в исполнение свое давнишнее желание: приехал в Темир-Хан-Шуру и из нее перебрался в Гуниб, но как в Шуре, так и в Гунибе мне говорили, что в последние годы жители Дагестана стали совсем не такими смирными и покойными, какими были прежде, и что русскому, при том одному, забираться в самые глухие и труднодоступные части Дагестана, находящиеся лишь под слабым надзором русских властей, небезопасно. В это же время ходили слухи и о том, что так прославившийся в последнее время Зелим-хан скрывается со своей шайкой от преследований русских где-то в трущобах Дагестана. Можно было думать, что встреча с ним не могла сулить ничего хорошего. По этим причинам я должен был отложить поездку к верховьям Аварского Кой-су до более благоприятного времени. Наконец, в 1909 году, как увидит вскоре читатель, мне удалось пробраться в Дагестан со стороны Закатальского округа и Сигнахского уезда Тифлисской губернии и попасть к особенно интересным для меня верховьям Аварского Кой-су, при чем удалось побывать в Тлядах, Анцуге и других местах Антракльской котловины, познакомиться, хотя в общих чертах, с природой и населением как этих, так и многих других мест и пройти Дагестан от Вантлиашетского перевала, находящегося на границе Дагестана с Телавским уездом Тифлисской губернии, до Петровска.
Из Закатальского округа легко было перебраться через Главный Кавказский хребет и спуститься в Дагестан к верховьям Самура, но эта местность, бедная лесами, для меня была гораздо менее интересна, чем верховья Аварского Кой-су, и потому я отдал предпочтение дороге через Вантлиашетский перевал.
Чтобы попасть на Вантлиашетский перевал, я должен был проехать из Закатал верст 55 по почтовой дороге на СВ. через Белоканы и Лагодехи до ст. Чиаури, а затем свернуть с почтовой дороги вправо, на север, и добраться до местечка Сацхениси. От этого последнего надо было уже подниматься частью верхом, частью пешком на Вантлиашетский перевал и с него спуститься к речке Самурис, принадлежащей уже бассейну Аварского Кой-су.
Из Закатал мы выехали, когда уже смеркалось. На протяжении нескольких верст нас сопровождал верхом на отличном скакуне любезный Магомет-Али. По сторонам дороги в Белоканы во многих местах растет лес, а верстах в 8 не доезжая Белокан дорога пересекает невысокий хребет, также покрытый лесом. К 11 часам мы добрались до Белокан и там проспали до рассвета в страшно душной комнате, в каждой щелке которой сидели десятки клопов. О том, чтобы спать на кровати или на диване, нельзя было и думать. На дворе белоканской почтовой станции растет чудный волошский орех, крона которого внизу, аршинах в двух от земли имеет в диаметре 43 аршина и отеняет, следовательно, пространство, приблизительно в 1500 кв. аршин. На рассвете мы выехали из Белокан и часов в 6 утра были в Лагодехах.
Не могу не сказать хотя несколько слов об этом чудном, утопающем в зелени местечке. К сожалению, я мог побродить по нему лишь очень недолго.
Лагодехи расположены на высоте 1565 футов над уровнем моря, у самой подошвы Главного Кавказского хребта при входе в узкое красивое лесистое ущелье речки Лагодех-ор и отчасти напоминают Закаталы, но высокие горы здесь гораздо ближе, круче и остроконечнее; кроме того вблизи Лагодех они гораздо гуще покрыты лесами. В самой слободе во дворах, садах и огородах растут громадные волошские орехи, инжир, тутовые деревья, яблони, груши, огромные акации, липы и тополи, а все поместья окружены зелеными живыми изгородями. Через Лагодехи протекают две небольшие горные речки, которые вместе с массой зелени очень оживляют слободу. Так как Лагодехи издавна служили штаб-квартирой различных частей войск, то в них имеется много больших казенного типа зданий, занятых и в настоящее время войсками.
В Лагодехах оканчивается упомянутая уже аллея из посаженных по обеим сторонам шоссе волошских орехов. Эта аллея, как помнит, вероятно, читатель, начинается около Нухи и тянется через Закаталы до Лагодех на протяжении слишком ста верст.
За Лагодехами растительность заметно изменяется: волошские орехи попадаются значительно реже, тоже инжир и вообще плодовые деревья, а обыкновенные лесные породы, вроде дуба, бука, клена, граба и т.п., начинают заметно преобладать. Орешника (Corylus) в этих местах очень много, также и винограда, а на низменностях попадается немало осины и черно-ольхи (Alnus glutinosa W.). Что касается культурных растений, то риса я здесь не видел вовсе, но зато табак разводится в очень большом количестве. Верстах в 15 от Лагодех на полянах среди лесов поселились переселенцы из различных губерний, а также из Кубанской области. Они уже принялись с свойственной им в этом случае энергией за истребление лесов, не щадя даже и фруктовых деревьев. По этой причине вблизи каждого из их поселений видишь места, где над лесом как будто пронесся ураган, поваливший даже деревья обхвата в два или два с половиной толщиной. Лежат эти великаны здесь без всякого употребления и многие из них, наверно, тут же сгниют, питая короедов и других вредных для леса насекомых.
На почтовой станции Чиаурской, отстоящей от местечка Лагодех верст на восемнадцать, нам надо было свернуть под прямым углом вправо от почтовой дороги. При помощи стражников, которые охраняют здесь почтовую дорогу от разбойников, мы нашли человека, который за умеренную плату взялся довезти нас на повозке до Сацхениси. Он оказался отставным солдатом, служившим в Ставрополе, и потому у нас с ним оказалось много общих знакомых. К сожалению, он ехал в Сацхениси в первый раз и, следовательно, дороги туда не знал вовсе; но мы подробно расспросили о ней в Чиаурах, а кроме того в пути в сомнительных случаях неоднократно прибегали к помощи то пятиверстной карты, то компаса, то, наконец, ориентировались по видневшимся вдали высоким горам.
Наша очень плохо набитая дорога шла на протяжении верст десяти главным образом по лесу и лишь кое-где по полянам, а потом вышла на заброшенную шоссейную дорогу, на которой почти не было заметно следов колес. Она также тянулась частью по полянам, частью по лесу, который в некоторых местах состоял только из дуба. Верстах в 10 от Чиаур мы увидели маленький поселок Кабалу и от его жителей узнали, что едем правильно, т.е. своей дорогой. Наконец уже перед наступлением сумерек нам удалось добраться до Верхнего Гавази, а еще минут через 15-20 до Сацхениси.
Сацхениси расположено в большой глуши, в долине маленькой речки, среди лесов и высоких гор, верстах в 10 по прямой линии от гребня Главного Кавказского хребта. Около него протекает речка, получающая начало вблизи Вантлиашетского перевала. Сацхениси представляет последний в этой местности населенный пункт, за которым, если ехать на север, нельзя встретить в продолжении почти трех дней пути никаких человеческих жилищ, за исключением одной придорожной будки. К моему удивлению, этот крошечный поселок, заброшенный в такую глушь Закавказья, оказался населённым исключительно русскими переселенцами. Весь он состоит из одной только улицы в 19 дворов. Домики разбросаны здесь просторно и окружены садами. В Сацхениси чистый здоровый воздух и гораздо прохладнее, чем в Закаталах или Лагодехах. Высота Сацхениси над уровнем моря равняется приблизительно 500 метрам (1640 ф.). В садах Сацхениси растут волошские орехи, инжир, абрикосы, груши, сливы и т.д., но в общем сады здесь плоховаты.
В лесах, окружающих Сацхениси, попадается много кизила, груш, яблонь, шишек, волошских орехов и кроме того обыкновенные, всюду встречающиеся лесные породы. В этих лесах водится также много дичи – оленей, диких коз (Capreolus caprea Gray) и особенно медведей и зайцев. Дикие кабаны также живут в этих лесах, но значительно больше попадается их внизу, например, около Чиаур и по Алазани, куда часто приходят на охоту охотничьи или разведочные команды войск, стоящих в Лагодехах. На более высоких горах, верстах в 15 от Сацхениси, водится немало серн. Жители Сацхениси предлагали мне остаться у них на несколько дней и поохотиться, но, к сожалению, я не мог этого сделать по некоторым причинам.
В Сацхениси мы пробыли около суток. Здесь нам надо было отыскать проводников и лошадей для того, чтобы с их помощью перебраться через Главный Кавказский хребет, спуститься в Дагестан и доехать до таких мест его, где можно уже будет нанять новых проводников и лошадей. Никто из жителей Сацхениси с нами ехать не соглашался, но они за небольшое вознаграждение взялись отыскать для нас проводников в Верхнем Гавази и, действительно, нашли двух молодых грузин с тремя верховыми и одной вьючной лошадью. С ними мы и отправились в путь. Наши проводники оказались добрыми, симпатичными людьми и довольно порядочно говорили по-русски, но, к сожалению, некоторые из их лошадей оказались мало пригодными для езды по горам.
Грузины этих мест вечно враждуют с лезгинами, при чем эта вражда часто сопровождается убийствами. По этой причине наши проводники очень боялись ехать с нами в Дагестан и особенно опасались за обратный путь, когда им придется возвращаться домой одним, без нас, имея при себе четырех лошадей. Опасения их сосредотачивались на лезгинах, которые живут с грузинами в вечной вражде и, конечно, встретив их в глуши невооруженными, не упустят случая ограбить и прежде всего отнять у них лошадей. Наши проводники даже ставили нам непременным условием получение с нас всех денег, которые мы должны будем уплатить им, вперед, при выезде из Сацхениси, чтобы им не иметь денег при себе на обратном пути и не рисковать лишиться их.
Выехали мы из Сацхениси после полудня. Дорога от самого поселка поднимается, делая множество зигзагов, на очень крутую гору и тянется все время по лесу. Всюду по сторонам ее видны очень красивые глубокие лесистые ущелья, образующие множество разветвлений. Лес здесь довольно крупный и состоит из различных древесных и кустарных пород – дуба, бука, граба, ясеня, клена, боярышника и т.д., между которыми часто попадаются каштаны. В этих лесах растет много папоротников и между прочим папоротник-орляк (Pteris aquiline L.), свойственный по преимуществу влажному западному Кавказу; травянистая бузина (Sambucus Ebulus L.) образует сплошные заросли, часто попадается Verbascum, конский щавель и т.д. По мере того, как мы поднимались выше и выше, лес этот становился беднее древесными породами, однообразнее и в самом верхнем своем поясе состоял главным образом из буковых деревьев с значительной примесью березы. Хвойные породы, которые на северном склоне на подобных высотах почти везде встречаются в изобилии, здесь не растут вовсе. Почти то же можно сказать и относительно рододендронов, попавшихся мне только в одном месте в этих лесах. Все горы в окрестностях нашей дороги состояли из аспидного сланца и продуктов его разрушения – темных глин.
Птиц в этих лесах оказалось немного. Мы видели несколько черных дятлов (Picus martius), древесных поползней (Sitta coesia M. Et W.), пеночек, обыкновенных синиц (Parus major L.), славок, забликов и довольно порядочное количество черных дроздов (Merula merula L.), также щуров (Merops apiaster L.), летавших над лесами. Ни белозобых дроздов (Merula torquata L.), свойственных большей части высоких гор Кавказа, ни соек я здесь не видел вовсе. На скалах по сторонам дороги попадалось много красивых горных ящериц (Lacerta muralis Laur).
До единственного жилого пункта на всем пространстве от Сацхениси до Тлядаля, именно до упомянутой уже придорожной будки аваро-кахетинской дороги мы частью ехали, частью шли пешком часов до 9 вечера. Последние версты две или три нам пришлось сделать, когда уже стемнело, а в лесу не было видно решительно ничего. Для сокращения пути мы выбрасывали некоторые зигзаги дороги и поднимались прямо по крутым тропинкам, но в одном месте едва не свалились в обрыв. Наконец нам удалось выбраться на гребень одного хребта и увидеть вдали огонек – свет на упомянутой только что будке. Она расположена, по моему приблизительному барометрическому определению, на высоте около 1490 метр. (4889 ф.) над ур. м. Мы должны были в ней переночевать, а на следующий день рано утром продолжать свой путь.
Выше будки местность становится еще красивее. Гребни и вершины гор здесь уже не покрыты лесами, которые растут только по ущельям и балкам. Дорога на большей части своего протяжения тянется также по открытым местам, – поэтому, проезжая по ней, постоянно имеешь перед глазами чудные картины. На глубокие долины и ущелья приходится смотреть даже с высоты птичьего полета, что еще более увеличивает эффект, производимый этими видами. В общем дорога здесь довольно хорошая, по крайней мере для езды верхом, но в одном месте (так называемые «Черные скалы») на протяжении приблизительно версты она совершенно осунулась. Ехать по ней было невозможно или по крайней мере опасно, да и вести в поводу лошадь приходилось с осторожностью, так как тропинка тянулась по очень крутому гладкому откосу над глубокой пропастью. Пройдя от будки верст 10, мы сделали привал на очень живописном открытом месте, на высоте 2000 метр. (6562 ф.). С него также открывался очень красивый вид на множество гор, ущелий и долин Сигнахского и Телавского уездов Тифлисской губернии. Здесь мы пробыли с час, достали у пастухов-лезгин молока, напились чаю и отправились дальше.
Дорога, ведущая на перевал, выше этого места делает несколько зигзагов, поднимаясь по альпийским лугам все выше и выше. В одном месте она выходит на самый гребень Главного Кавказского хребта и даже спускается немного на северный склон его к верховьям одного из истоков р. Самурис , заходя, таким образом, в Дагестан, но затем снова поворачивает к югу, поднимается еще выше на хребет, и тогда уже, протянувшись версты полторы по относительно ровной местности, выходит наконец на Вантлиашетский перевал. Приблизительная высота его равняется 2170 метрам или 7121 ф. Таким образом, этот перевал по своей высоте сильно уступает многим перевалам в Главном Кавказском хребте.
С перевала открывается чудный вид как на Закавказье, так и на Нагорный Дагестан. То и другое представляется целым лабиринтом хребтов, ущелий и долин, которым как будто бы нет конца. С перевала видны: чудная покрытая лесами и садами Алазанская долина; находящаяся за ней выжженная солнцем знойная Ширакская степь, в летнее время кишащая скорпионами, фалангами, змеями и совершенно не обитаемая людьми; Сигнах, отстоящий отсюда верст на 50; а еще дальше едва заметными белыми пятнышками блестят домики Царских Колодцев. Что касается гор, ближайших к перевалу, то они покрыты красивыми альпийскими лугами, уссеянными множеством цветов – крупными розовыми буквицами (Betonica grandiflora W.), синими колокольчиками (Campanula), астрами, ромашками, геранями, красивой розовой горлянкой (Polygonum Bistorta L.) и различными родами и видами норичниковых (незабудками, медвежьим ухом и т.д.). Лесов на перевале нет, но они растут по дну и склонам всех соседних с ним глубоких ущелий и поднимаются по ним до высоты, равной высоте перевала, т.е. до 7000 и 71000 ф. над ур. м. Состоят они здесь главным образом из бука и березы.
Сравнительно низкий Вантлиашетский перевал представляет лишь неглубокую седловину по отношению к ближайшим к нему горам; следовательно, и сам Главный хребет по-соседству с этим перевалом образует сильное понижение. В самом деле, на нем ни с северной, ни с южной стороны мы не видели ни одного пятнышка снега, да и соседние с ним наиболее высокие горы не поднимаются выше 9 или 9½ тысяч футов над уровнем моря, тогда как верстах в 40-50 к востоку от него есть вершины, достигающие 12-13 тысяч футов в высоту. Вблизи перевала мы видели нескольких чеканов, двух воронов и трех серых грифов (Gyps fulvus Gm.). Отдохнув на перевале минут 20 и полюбовавшись красивыми видами, открывающимися с него, мы начали спускаться в глубокое ущелье Самурис-цхали, принадлежащее уже Нагорному Дагестану и именно бассейну Аварского Кой-су, к верховьям которого я стремился попасть.
Давно разделанная дорога здесь на значительном протяжении совершенно обвалилась, и нам пришлось спускаться вниз по пробитой лезгинами страшно крутой, узкой и сильно каменистой тропинке, где, конечно, ехать верхом было невозможно. Спускаясь с очень крутой горы, тропинка делает множество зигзагов или поворотов то в ту, то в другую сторону и выходит наконец на берег очень красивой речки Самурис-цхали (Самбирис-хеви или Хван-ор пятиверстной карты Кавказа), текущей в глубоком красивом ущелье. Самурис-цхали имеет шагов 40 в ширину и течет не особенно быстро по руслу, усеянному мелкими камнями, – поэтому шумит не громко, а как-то мелодично, успокоительно. Вода в ней так чиста и прозрачна, что на дне речки видны все даже самые мелкие камешки, и имеет красивый зеленоватый цвет. Горы, окаймляющие это ущелье, поднимаются над дном его тысячи на две футов и по правой стороне речки покрыты сплошным довольно крупным лесом, а по левой – то редкими, отдельно стоящими деревьями, то небольшими рощами. В этом ущелье растет довольно много бука , но преобладающей породой является береза, в особенности по правому склону ущелья. На нем во многих местах лет состоит почти исключительно из березы.
Перебравшись вброд через Самурис-хеви и проехав вдоль берега ее вниз по течению версты три или четыре, мы выбрали удобное для ночлега место у самого берега речки на высоте около 5000 ф. над ур. м. и здесь остановились. Через несколько минут наши лошади были рассёдланы, развьючены и пущены на пастьбу, а вслед за этим разбита моя палатка. После этого мы принялись разводить костер и согревать воду для чая, а часов в 9 уже улеглись спать. Ночь (с 23-го на 24-е июля) была бесподобно тихая, теплая; сквозь полумрак ее с обеих сторон ущелья виднелись высокие горы, а вверху красовалось безоблачное небо, усеянное множеством красивых звезд, которые блестели здесь, как всегда на более или менее высоких горах, особенно ярко и сильно. После Закатал и Белокан с их душными до невозможности ночами и множеством клопов я здесь, на берегу нежно шумящей речки, среди роскошной горной природы, в первый раз с наслаждением заснул настоящим, сладким, бодрящим сном.
Утром, когда мы напились чаю и начали собираться в путь, оказалось, что у одной уздечки, лежащей не более как в 3-4 шагах от палатки, почти весь повод отгрызен и съеден. Без сомнения, это была проделка шакалов, которые, как известно всем, отличаются необыкновенным нахальством и, по словам наших проводников, а также жителей Сацхениси, водятся во всех здешних местах в очень большом количестве.
Прежде, чем продолжать описание нашего путешествия, скажу несколько слов и Нагорном Дагестане вообще и о его природе, основываясь частью на очень интересной статье проф. Н.И. Кузнецова «Нагорный Дагестан и значение его в истории развития флоры Кавказа» , а частью на моих собственных наблюдениях.
Нагорный Дагестан обнимает собой верховья Самура и бассейны четырех Кой-су до того места, где последние, слившись в одну из самых многоводных рек Кавказа – Сулак, прорезывают хребет Салатау и выходят на плоскость. К Нагорному Дагестану с географической точки зрения должна быть отнесена, как замечает Н.И. Кузнецов, и Тушетия, причисленная хотя и к Тифлисской губернии, но расположенная на северном склоне Главного Кавказского хребта и в верховьях Андийского Кой-су, который образуется из слияния Тушинской и Пирикительской Алазаней, ничего общего с Алазанью южного склона не имеющих. Кроме Тушетии в состав Нагорного Дагестана входят Андийский, Гунибский, Аварский, Кази-Кумухский и часть Даргинского и Самурского округов. Нагорный Дагестан представляет целую горную страну, занимающую пространство не менее 15000 кв. верст, не считая бесчисленных складок его рельефа, – страну, пересеченную внутри множеством глубочайших ущелий и высоких хребтов и со всех сторон окруженную почти непрерывной цепью высоких гор. С юга он ограничивается Главным Кавказским хребтом, с севера и запада горами, составляющими сулако-терский водораздел, а с востока – рядом хребтов, которые отделяют бассейн всех Кой-су от ситоков многочисленных речек, текущих в Каспийское море, и частью также от долины Самура.
В высоком барьере, отделяющем Нагорный Дагестан от остального мира, находится только два прорыва в виде узких теснин, и только через них воды Нагорного Дагестана могут вырываться за его пределы. Они вытекают отсюда только двумя бурными потоками – Самуром и Сулаком. Таким образом, ни одна капля воды, выпадающей в виде дождя, снега, крупы и т.д. на всем огромном пространстве Нагорного Дагестана, стекая с него, не может миновать названных двух проходов. Нагорный Дагестан имеет своеобразную горную природу, сильно отличающуюся от природы прикаспийских частей его и вообще всего Кавказа.
Горы в юго-западной части Нагорного Дагестана, прилегающие к Главному Кавказскому хребту, состоят почти исключительно из шифера и других сланцев, принадлежащих юрской системе и более древним палеозойским образованиям, а в северо-восточной сложены из известняков юрской и меловой систем. Известняки встречаются, впрочем, и в самой юго-восточной части Нагорного Дагестана, но лишь на вершинах наиболее высоких гор, например, на Шалбуз-даге. Сланцевые горы юго-западной части отличаются острыми гребнями, остроконечными вершинами, отсутствием плоскогорий и тем, что во многих местах покрыты порядочными лесами. Такими особенностями обладают и горы, окружающие дагестанские котловины Антракльскую и Дидойскую, а также Тушетию. Совершенно противоположным характером отличаются известковые горы северо-восточной части Нагорного Дагестана. Они имеют притупленные гребни и вершины и образуют несколько хотя и небольших плоскогорий, вытянутых по направлению течения рек (Гунибское, Хунзахское и другие). Лесов на этих горах очень мало, а кустарники и травы отличаются ксерофитным характером. Кроме того эти горы значительно ниже сланцевых и совершенно лишены снежных вершин.
Нагорный Дагестан имеет более сухой климат, чем любая из горных местностей Большого Кавказа, и этим, конечно, объясняется его бедность лесами и растительностью воообще. Он окружен со всех сторон, как говорит Н.И. Кузнецов, широкой рамой роскошных лесов: с З. и С. Буковыми и дубовыми лесами Чечни, с СВ., В. и ЮВ. густыми лесами прикаспийских частей Дагестана и Кунибского уезда Бакинской губернии и с ЮЗ. лесами обращенного к Алазани южного склона.
Часов в 7 утра мы двинулись дальше вниз по ущелью той же речки. Пройдя версты три от места, где мы ночевали, я увидел на склонах ущелья первые, довольно крупные сосны, число которых увеличивалось все больше и больше по мере того, как мы подвигались вниз по Самурис-хеви. На левой стороне они росли или одиночно или небольшими группами, но между ними попадались более или менее порядочные пространства, лишенные леса; что же касается правого склона ущелья, то он был покрыт густым и почти сплошным лесом, который тянется вдоль ущелья полосой, имеющей в ширину версты три, и состоит из сосен, перемешанных с лиственными деревьями. Среди последних особенно часто попадаются березы и дуб. Здесь общая физиономия или характер ущелья оказался совсем не соответствующим обычному представлению о Дагестане, а напоминающим скорее лесистые ущелья Терской или Кубанской областей. В этом месте мне пришлось в первый раз воочию убедиться в том, что давно слышанные мной рассказы о некоторых местах Дагестана, сплошь покрытых зеленью и хорошим лесом, вполне оправдались.
Пройдя около часа от нашего ночлега, мы снова встретили место, где дорога на значительном протяжении была совершенно засыпана обвалившейся кручей. Идти здесь было даже хуже, чем перед Вантлиашетским перевалом под «Черными скалами». В этом месте наши грузины проводили лошадей по одной, причем идущий впереди тянул лошадь за повод, а задний поддерживал ее, взявши за хвост, чтобы не дать ей свалиться в Самурис-хеви, если бы она оступилась или поскользнулась.
Верстах в 15 от нашего ночлега и, следовательно, верстах в 18-20 от Вантлиашетского перевала мы увидели первые лезгинские хутора, или, по-местному, «бина». Каждый из них состоит из одной или двух деревянных хат, построенных на возвышенном месте. Около бин находились пожелтевшие хлебные поля. Людей, однако, около них мы не видели. Они приходят сюда только на то время, когда надо сеять или убирать хлеб; почти все прочее время бины стоят пустыми. Лесов в этих местах стало заметно меньше, а кое-где они состоят почти из одних только сосен или из сосен с примесью можжевельников.
Встречаются здесь также густые заросли волжанки (Spiraea hipericifolia и, вероятно, Sp. Crenifolia). Необыкновенно красивой представляется речка Самурис в тех местах ущелья, в которых ее зелено-голубые воды несутся среди черных шиферных скал; но особенно замечательно здесь по красоте одно место, где русло речки расширено, дно его покрыто множеством выступов из такого же черного шифера, который образует берега речки, и выступы эти густо покрыты сплошным ковром ярко-зеленых водорослей. При ярком свете солнца, погруженные в зелено-голубую воду и растущие на черных, как уголь, камнях, эти водоросли выступают с необыкновенной рельефностью и придают речке в высшей степени оригинальный и красивый вид.
На пройденном нами пути в Самурис впадает несколько речек небольших с левой стороны ущелья и довольно значительных с правой. Последние получают начало на более обильном родниками Главном Кавказском хребте, поэтому гораздо многоводнее первых. Кроме того, по ущельям их растут довольно порядочные леса, ущелья же левых притоков гораздо беднее ими. Не доезжая до Тлядаля верст пять, мы увидели, что в Самурис ихи Хван-ор впадает и с левой стороны довольно большая речка. Она протекает по лесистому ущелью, начинающемуся с высокого хребта Мичитль, продолжением которого является высочайший во всем Дагестане и покрытый не только вечными снегами, но и ледниками Богосский хребет. В ущелье этой речки находятся только два маленькие аульчика Хачар-хота и Бежита.
Около Тлядаля в Хван-ор впадают еще две речки, протекающие по очень лесистым ущельям. Таким образом, в окрестностях Тлядаля лесов оказалось значительно больше, чем в верхней части Самурис-хеви. Если принять Тлядаль за центр и радиусом только в 5 верст описать около него окружность, то внутри ее поверхность не менее как в 60 квадр. Верст окажется покрытой лесами . Они состоят как из хвойных, так и из лиственных пород и отличаются обилием дичи. В них водится много оленей, диких коз, медведей, а у верхней границы их, на альпийских лугах и скалах живет много серн, безоаровых козлов и туров (Capra cylindricornis Blyth). Особенно обилием зверей отличается здесь, как говорили мне, необыкновенно глухая местность около упомянутого уже аула Бежита. Что касается птиц, то по Самурис-хеви мы встречали очень много корольковых вьюрком (Serinus pusillus L.), маленьких веселых красивых птичек с огненно-красным лбом и теменем у самцов, также обыкновенных белых и горных плисок (Motacilla alba L. и M. Boarula L.), щевриц, а вблизи Тлядаля очень много диких или полевых голубей (Columba livia Br.), которые гнездятся здесь на скалах. Странно, что на этих каменистых местах я не видел ни одного чекана. Ниже Тлядаля, именно между Тлядалем и анцугской будкой , я встретил в первый раз в этих местах соек и насчитал их шесть штук. Три штуки их попалось мне позднее недалеко от дороги ниже Анцуга.
Пройдя почти без всякой остановки пять с половиной часов, мы добрались наконец до придорожной будки, находящейся вблизи Тлядаля, и здесь остановились.
Название Тлядаль напечатано на пятиверстной карте крупным жирным шрифтом, и потому Тлядаль представлялся в моем воображении как более или менее порядочный аул; в действительности же он оказался состоящим всего лишь из нескольких деревянных лачужек, построенных на горе довольно высоко над дном ущелья. В них, как узнал я здесь, люди живут только летом, занимаясь посевом и уборкой хлеба, а также пастьбой скота, в сентябре же уходят в Тифлисскую губернию и там живут в течение большей части осени, всей зимы и значительной части весны. Вследствие этого в Тлядале и его окрестностях некоторые дворы на зимнее время остаются совершенно пустыми; в других же живет по одному или по два человека, которые оберегают разный домашний скарб от расхищения.
Выехать из Тлядаля мы могли не раньше, как утром на следующий день. Дело в том, что наши проводники-грузины отправиться с нами дальше Тлядаля не соглашались ни за какие деньги, опасаясь на возвратном пути подвергнуться нападению лезгин; поэтому нам приходилось в этой глуши отыскивать новых проводников и лошадей. Сделать это более или менее скоро было невозможно, так как поблизости Тлядаля почти не было людей, да и все лошади паслись где-то более или менее далеко в горах. Вечером в день нашего прибытия к тлядальской будке пошел дождь, кажется, второй почти за целый месяц нашего странствования.
Рано утром мы распрощались с нашими проводниками-грузинами и только часам к десяти с трудом отыскали себе нового проводника с четырьмя лошадьми за плату по 5 рублей в сутки. С ним мы отправились вниз по Хван-ору или Тлядальской речке, как называют ее здесь. Приняв в себя довольно много притоков, эта речка ниже Тлядаля делается настолько значительной, что ее нелегко было бы переехать вброд верхом даже на порядочной лошади; но вода в ней остается чистой, прозрачной, зелено-голубой. Над узким дном ее ущелья поднимаются в этих местах красивые крутые горы, на которых также растет довольно много леса. Верстах в четырех от Тлядаля он делается реже, и растительность принимает вообще ксерофитный характер: свежей, зеленой травы становится меньше, а количество сухих, колючих, почти безлистных растений, наоборот, увеличивается. Из деревьев и кустарников здесь встречается очень много обыкновенного можжевельника (Juniperus communis) , сосен и барбариса. Последний растет исключительно у берега речки и вообще у дна ущелья, а первые начинаются от самого дна его и поднимаются почти до вершин окаймляющих его гор. Но более или менее выжженных солнцем мест в этом ущелье немного: едва мы проехали по ним версты три, как снова увидели, особенно на более тенистой правой стороне ущелья, густые леса, состоящие из различных лиственных деревьев, перемешанных с хвойными.
Ниже Тлядаля на протяжении верст десяти ущелье Тлядальской речки тянется очень прямо, причем лишь только сама речка делает небольшие зигзаги по дну ущелья; дальше же это последнее образует несколько поворотов под прямым углом то в правую, то в левую стороны. Недалеко от последнего поворота верстах в 20 от Тлядаля в Тлядальскую речку впадает с левой стороны еще довольно большая и быстрая речка с очень мутной и грязной водой, несущей много ила и песка. Эта речка имеет более 20 верст в длину и получает начало на высоком Богосском хребте из вечных снегов и главным образом из ледников, на что и указывает ее необыкновенно мутная вода, уносящая мелкий песок и щебень, которые получаются вследствие растирания ледником горных пород его русла. Эту речку местные жители называют Анцугской речкой, а на пятиверстной карте она значится под именем Тлер-ора. Через нее построен деревянный мост, а вблизи впадения ее в Тлядальскую речку ущелье последней сильно расширяется, причем дно его образует почти ровную площадь не менее как в половину квадр. Версты. Здесь то и построена будка, известная под именем анцугской. От Тлядаля до нее мы частью ехали, частью шли пешком четыре часа. На всем пути от Тлядаля до анцугской будки нам попадалось много голубей, и я устроил на них маленькую охоту, добыв таким образом немного мяса для обеда.
В анцугской будке мф предполагали пообедать или напиться чаю, употребить на это часа два, а затем продолжать путь; но наш новый проводник-лезгин, взятый в Тлядале, наотрез отказался идти с нами дальше. Ни увещания, сделанные через переводчика, сторожа будки, ни просьбы, ни обещания прибавить несколько рублей за дальнейший путь, хотя бы только до наступления вечера, не имели успеха. По всей вероятности, и этот проводник, подобно грузинам, боялся возвращаться один, имея при себе лошадей. Надо заметить, что в этих местах очень трудно путешествовать русскому человеку, так как здесь местные жители совсем не знают ни русского, ни столь общепринятого и общеизвестного на Кавказе татарского языка, на котором и я бы мог кое-что сказать, спросить самое необходимое и узнать причину, по которой наш проводник так решительно отказывался отправиться с нами дальше. Таким образом, нам приходилось платить ему пять рублей за четыре часа работы.
В придорожной будке жили два сторожа, говорившие много по-русски, но по соседству с будкой никакого жилья не существовало; ближайшие же аулы были расположены от нее на расстоянии почти часа довольно быстрой езды верхом. Таким образом, и здесь найти лошадей более или менее скоро для нас не представлялось возможным. От сторожа будки мы узнали, что в ауле Чодо-коло, расположенном на высокой горе и отстоящем от будки приблизительно на час езды, живет пристав Анцуго-Капучинского участка и что нам лучше всего обратиться к нему с просьбой приказать найти для нас лошадей и проводника. По совету сторожей, мои спутники верхами на лошадях, взятых в Тлядале, отправились к приставу, а я остался на будке и занимался осмотром окружающей ее местности и ее природы.
Часа через два или три мои спутники возвратились и сообщили мне о том, что пристав обещал им сделать все возможное, что мы получим лошадей и проводника и что он сам скоро побывает у нас, так как едет на осмотр тела человека, убитого накануне где-то недалеко от будки. Через некоторое время мы действительно увидели пристава, спускавшегося с гор вместе с небольшой свитой. Он родом лезгин, принимал участие в японской войне, имел чин штабс-капитана и сносно говорил по-русски. Пристав привез с собой одного из своих помощников, который ехал в Карадаг, т.е. именно туда, куда надо было попасть и нам. По предложению пристава, мы должны были отправиться вместе с его помощником. Это, конечно, было для нас очень приятной вестью. Помощник пристава Гетино-Магома Магометов оказался очень милым и любезным человеком, и мы с удовольствием пропутешествовали с ним дня три.
После отъезда пристава нам пришлось еще довольно долго ждать проводника и лошадей; но продолжительное пребывание на анцугской будке послужило мне на пользу, так как я успел за это время более или менее ознакомиться с природой соседних мест, а от Гетино-Магомы и сторожа будки узнал много интересного о жителях Анцуга.
Рубрики: